Возле вождей

ХРУЩЕВИНА, ИЛИ БЫЛА ЛИ ПРАВА УДАЛАЯ ГОЛОВА?

Короля играет свита, возрожденная им архитектура, наука и выращенная флора. А король олицетворяет архитектуру, науку, флору и свиту.

Окружение государя свидетельствует о вкусах, нравах, пристрастиях, возможностях и целеустремленности определенного отрезка времени.

Сурово-мрачный и прочный архитектурный, хвойнотеневой садово-парковый стили И. В. Сталина нам известны; темно-зеленого цвета ели с барбарисовыми и туевыми бордюрами, выровненные как по ранжиру, подчеркивали характер и военные устремления этого индивида.

Садово-парковыми посадками Кремль и любимые дачи вождя были одеты как в пограничную форму одежды, отчего напряженно-сторожко встречали посетителей с недоверием и подозрением.

При Н. С. Хрущеве Кремль как бы вышел к людям навстречу с расшитыми рушниками, хлебом-солью и обнаженно-родниковой душой, открыв взорам посетителей вместо мрачных туевых, барбарисовых и хвойных деревьев кипенье цветов яблонь и вишен в таком экстазе, от которого жаворонками воспаряли и пели сердца.

Бордюры с лужаек исчезли, явив обзору открытые, залитые солнцем цветущие поляны, где, красуясь друг перед другом, вели хороводы гладиолусы, гвоздики, георгины, гортензии, маки, тюльпаны, хризантемы.

Радость и радушие натуры Хрущева смывали хмурость и подозрения Сталина, почему восприемник на первых порах показался значительнее и притягательнее предшественника.

А мудрость гласит — первое впечатление обманчиво.

С семьей Хрущевых я познакомился в шестидесятых годах на Девятой подмосковной (бывшей сталинской) даче, именуемой Горки-9, когда подменял сотрудников его охраны, поочередно отбывавших в отпуска.

Комендантом дачи тогда являлся Божко В. М., а в личную охрану Хрущева входили офицеры Столяров И. М., Литовченко Н. Т., Коротков И. X., Бунаев В. И., Васильев Н. Ф., Балашов И. А., Казин Н. А., Солдатов М. П.

Основной двухэтажный особняк дачи стоял с левой стороны от въезда в ворота. Стены его внутренних помещений были убраны деревянными панелями, вдоль которых стояли тяжелые диваны, обтянутые черной кожей. Посредине возвышался огромный стол: здесь по выходным дням собирались все члены семьи от мала до велика. Традиционные славянские обычаи собираться за столом семьей свято соблюдались. Но мрачная столовая с черным камином, отделанным серым мрамором, выглядела негостеприимно и как бы противилась радушию общения.

По наказу хозяйки Нины Петровны все члены семьи обязаны были сотрудников и приближенную к семье обслугу знать в лицо и звать по имени-отчеству, отчего и те и другие порядком уставали. И особенно уставали от малышей, которые устраивали между собой своеобразные соревнования на угадайки. По нескольку раз в день они обходили посты, спрашивая каждого дежурного: «Как тебя зовут?», а по возвращении уточняли: «Тебя зовут так-то и так-то». Причем при правильном ответе первый угадавший загибал первый палец на руке и двигался к дежурному второму. И так — до наступления сумерек. Обойдя по периметру дачу и пригибая на руках пальчики, внуки шли радовать познаниями деда Никиту. При этом каждый пальчик становился дежурным с именем-отчеством, а иногда даже и с фамилией, стоящим у ворот такого-то подъезда, гаража, лодочной станции и оранжереи.

Комендант дачи представил меня хозяевам в момент семейного несчастья, когда большинство членов семьи понуро стояло около лежащей на подушке ослепительно белой собачки, с мокрой тряпицей на голове и градусником в попе. Над ее тельцем колдовал с кардиографом ветеринар. Над ветеринаром склонился знакомый мне сотрудник охраны, на которого хозяева и дети нет-нет да и метали сердитые взгляды.

Президент США Дуайт Эйзенхауэр некогда подарил Хрущеву двух пушистых собачек породы чихуахуа: Мишку и Машку. Машка слыла домоседкой, а Мишка — шлюхом, так как предпочитал шляться где угодно и когда угодно, выбирая самые темные и «злачные» места.

Перед нашим появлением он проник на второй этаж кухни, с ногами забрался в огромное фарфоровое блюдо остывающего холодца и, когда был пойман с поличным, с отчаяния бросился в окно.

Второй этаж дачи по высоте приравнивался к третьему этажу обыкновенного кирпичного здания. Под окнами шли асфальтированные дорожки, на одну из которых воришка угодил, и от удара об нее впал в беспамятство.

Хозяевам нужен был козел отпущения, им-то и оказался, стоящий козлом на двух ногах, склоненный сотрудник охраны.

Когда Божко представил меня, Хрущев окинул быстрым взглядом и молча протянул руку. А Нина Петровна пожелала кое-что выяснить из моей биографии.

— Не время! Знаю я его, — перебил жену хозяин. — Позже познакомишься. — Главе было неприятно семейное представление, как неприятно и нам. И потому он поскорее пытался нас выпроводить. Но Нина Петровна вспылила:

— Твое «позже» вот чем оборачивается. — И кивнула на лежащую собачку.

Хозяин не стерпел:

— Сотрудники безопасности выделены для охраны правительства, а не для ухода за собачками. Совсем распустились! Все готовы на чужие плечи переложить. Не бывать тому.

При громких голосах песик оторвал голову от подушки, неуклюже поднялся, зубами выдернул градусник из попы и заковылял в свой домик. Домики у Мишки с Машкой были сооружены из круглых деревянных бревешек, отделаны изнутри карельскими панелями, с крылечками, окнами и трубами, на манер русских крестьянских изб. Усадьба была огорожена невысоким забором, который при собачьей прыти можно было легко перемахнуть, но можно было и галантно войти через вращающиеся на шарнирах калиточки.

— Вы свободны, — заключил Хрущев. — О случившемся забудьте.

Песика хозяин любил за то, что Мишка предугадывал все желания хозяина и с собачьей угодливостью пытался их предупредить. Желая вызвать хозяина на про-гулку, он подтаскивал ему ботинки. А при желании пригласить на реку — волок спасательный круг или ласты. Хрущев до небес возносил понятливость пса, чем до глубины души обижал достоинства немецкой овчарки по кличке Арбат.

Арбат до появления четы чихуахуа делал то же самое не спеша и с полным достоинством. Мишка же больше подхалимничал, больше пытался обратить на себя внимание и потому бесконечно суетился под ногами и абсолютно всем мешал. Уяснив собачьим чутьем, что хозяин к нему благоволит, Мишка вызвался быть его верным стражем. Садился мордой вперед перед Хрущевым и истово облаивал всех, кто к хозяину приближался. Арбата вначале нехотя пропускал, затем стал пропускать с ворчанием и наконец настолько обнаглел, что решился овчарку покусать: снежным комом подкатился под нее и вцепился зубами в лапу.

Терпение Арбата лопнуло. Он пастью схватил грубияна поперек живота, кинул под брюхо и с негодованием начал на него мочиться. Мишка крутился юлой, изворачивался, пытаясь уклониться от неожиданного душа, но не тут-то было: куда бы он ни совался, везде перегородкой ему оказывался забор из Арбатова хвоста и лап, везде его обстреливала Арбатова моча, как из брандспойта.

Уделанный с ног до головы, Мишка был унесен в ванную, несколько раз выкупан с самым душистым шампунем, однако пахнуть Арбатовыми выделениями перестал лишь через месяц.

А через месяц хозяин изъявил желание покататься по реке на катере. Мишка желание предугадал и перед свитой перекати-полем покатился к пристани. Москва-река взволнованно клокотала и гулко колотила в берега волнами. Зверек же, вбежав на пристань, принялся призывать людей лаем до тех пор, пока очередная волна не окатила его с головы до ног и щепкой не скинула с пирса.

— Мишка! Мишка тонет! — заплакали детишки.

— Мишка тонет! — в унисон детям гаркнули дед с бабой.

Поскольку никаких спасателей с нами не оказалось, я уяснил, что семья призывает в спасатели меня, и, не раздеваясь, кинулся в осеннюю воду, схватил дрожащее собачье тельце и передал в руки испуганной Нине Петровне.

Мутная жижа лилась с меня водопадом, однако переобмундироваться мне не дали потому, что хозяева очень торопились на водную прогулку. В рулевом кубрике разрешили переодеться лишь в теплый хозяйский халат, а для сугреву плеснули в чарку чистого спирта.

Выглядел я весьма презентабельно: на ногах — хро-мачи, на теле — тканый халат, на халате — портупея, а на портупее — преогромнейший пистолет Стечкина в деревянной кобуре.

— Вам фески не хватает! — пошутила младшая дочь Хрущева Лена и повязала чело «халатному человеку» белым шелковым шарфиком.

Компании от того стало очень и очень весело. Всех же веселее вел себя Мишка. Даже тогда, когда люди смеяться давным-давно перестали, он, сидя на диване, в одиночестве продолжал скалить зубы.

Через два часа процессия, гогоча и улюлюкая, вернулась на дачу. Замыкал шествие турецкий паша, облаченный в стеганый бухарский халат, шелковую феску, хромовые сапоги и в «болшой-болшой» пистолет.

Будь здоров, Мишка, и не кашляй. Ты дал возможность простолюдину облачиться в одежду паши и ощутить себя гороховым шутом.

Ходила молва, что Хрущев, будучи первым секретарем ЦК КПУ, принял от украинцев в подарок первый выпущенный отечественный стационарный магнитофон, предназначенный для работы на радиостудиях. В своей книге «Те десять лет» А. И. Аджубей по этому поводу вспоминает: «Когда все разъехались, Никита Сергеевич вышел на веранду и попросил включить магнитофон с записями птичьего пения. Он привез магнитофон из Киева, очень гордился тем, что киевские рабочие и инженеры сделали его надежным, часто включал. Пение птиц записывал сам, устанавливая по вечерам тяжелый деревянный ящик в кустах, где гнездились соловьи и другие голосистые птицы. Этот аппарат работал лет тридцать».

Вскоре после получения подарка Хрущева перевели в Москву, и Сталин поинтересовался:

— Товарищ Хрущев, поговаривают, что украинской промышленностью выпущен первый отечественный магнитофон. Так ли это?

— Да, товарищ Сталин, первый отечественный магнитофон киевлянами выпущен. Я забыл сообщить вам. Аппарат еще требует доработок. Нужно некоторое время для его доводки, после чего я думал показать его вам.

Сталин:

— Так ли плох первый образец? Говорят, будто один из руководителей даже получил в подарок опытный экземпляр. Кто бы отважился некачественный магнитофон руководящему работнику дарить?

Хрущев похолодел. Понял, что дал промашку. Первый опытный образец ему следовало поднести генералиссимусу, и все бы стало на свои места. Жадность обуяла. Э-хе-хе-хе-хе-хе-хе! Крутись теперь колобком, выкручивайся.

— Мне, товарищ Сталин, этот громоздкий ящик поднесли. Звук у него чистый, но весит агрегат около двух пудов. Попросил облегчить, переключатели усовершенствовать.

— Записи какие-нибудь сделали? — интересуется Сталин.

— Немного. Курского соловья записал, других разных певчих птичек.

— Вай-вай-вай! — радуется Виссарионович. — Страсть люблю соловьев слушать. Не откажете в удовольствии?

— Как можно? С радостью, товарищ Сталин, продемонстрирую. Завтра же привезу магнитофон вам.

— Что вы, что вы! — отмахивается Верховный. — Кто же подарки передаривает? Да и занят я завтра. Освобожусь немного и, с вашего соизволения, позвоню. Не откажите старику.

Этой же ночью в три часа зазвонил телефон вертушки, и в трубке послышался хрипловатый голос хозяина:

— Товарищ Хрущев, луну видишь?

— Вижу, товарищ Сталин.

— И я вижу, — радостно сообщает вождь. — Но луна без песен только грусть наводит. К ней бы соловьиную руладку подпустить, и, глядишь, настроение изменится.

— Одну минуточку, товарищ Сталин. Сейчас я трубку к магнитофону поднесу, и руладка придет, — старается Хрущев.

— Ой, недогадливый какой, — смеется вождь. — С каких это пор соловей петь по телефону стал. Нэ ленись. Привози магнитофон, и вместе послушаем. Да поторопись, а то луна скроется и соловей не тем станет.

Кряхтя и чертыхаясь, Хрущев начал одеваться. Вызвал машину, охрану и поехал в особый сектор здания правительства, в Кремль.

Входить же в кабинет Сталина могли только приглашенные члены Политбюро, секретари ЦК и, в исключительных случаях, офицеры его личной охраны. Потому тащить тяжеленный магнитофон Хрущеву пришлось одному. В кабинете Сталина он долго отдувался, а вождю не терпелось, просто никак не терпелось скорее услышать соловья. Магнитофон включили, и соловей так начал для вождя стараться, так разлюли-малину разливать, что запись была прослушана трижды. А когда Верховный досыта наслушался, Хрущев предложил оставить магнитофон в кабинете вождя. Но Сталин прямо-таки осерчал:

— Нэ понимаю. Вам что, неприятно со мной встречаться? Приятно. Так в чем же тогда дело? Встретимся еще раз-другой.

Соловья Генсек слушал две недели сряду, и всегда с трех часов ночи до пяти утра. Каждый раз телефонный звонок к Хрущеву раздавался в одно и то же время, и Хрущев по безлюдной Москве волок громоздкое создание из дачи в машину, из машины — на третий этаж, в кабинет вождя, из кабинета — в машину, из машины — на дачу.

Через несколько бессонных ночей у него начался тик левого верхнего века, стала кружиться голова и появились недвусмысленные признаки радикулита.

С величайшей радостью он давно бы выбросил из окна злосчастный магнитофон, если бы не опасался вместе с ним выбросить должность и уважение усатого мучителя.

Магнитофон впоследствии Хрущев задвинул в темный угол дачного чулана. А после смерти отца всех народов упросил охранника бросить чугунное чрево с высокого обрыва Москвы-реки и так громко радовался, когда магнитофон кувыркался по обрывам, так хохотал и приплясывал, что лягушки повыскакивали из ряски и ошалело пялили зенки на непонятно отчего приплясывающего толстого человечка.

Дачный поселок Сергеевич засеял кукурузой, овощами, бахчами. По утрам, прогуливаясь, любил вытащить из грядочки свежую морковку, обтереть ее о штаны и аппетитно похрустеть.

В свободное время предпочитал ходить в лес за грибами, стрелять по движущимся мишеням. Для чего за забором дачи соорудили прекрасный тир.

Из певцов любимым исполнителем Хрущева считался Борис Иванович Гмыря. Во время войны он позволил себе выступить перед фашистами. Ему грозил расстрел. Никита Сергеевич от «вышки» певца спас, за что Борис Иванович всю жизнь был Хрущеву обязан.

Подобно усопшему шефу, Никита Сергеевич под старость после третьей стопочки иногда звонил певцу в Киев и слезно умолял:

— Борис Иванович, дай «Рушничок» или «Дивлюсь я на нибо».

Борис Иванович хотел петь по телефону, но Персек просил пожаловать лично. Как было отказать? И летел певец, и пел для избавителя, а избавитель вальяжно откидывал голову, дивился на нибо и жалел, «чому он ни сокил? Чому не литае? Чому ему Боже та й крыльев не дав, он землю б покинув, на нибо б злитав». Злитав бы на сустречу с душой первой жены своей, ненаглядной Ефросиньи Ивановны, которая оставила вдовцу сына Леонида и дочь Юлию. От второго брака с Ниной Петровной Кухарчук у Никиты родились Рада, Сергей и Лена. Лена умерла в возрасте двадцати восьми лет от «волчанки», но многие ее нововведения среди Хрущевых были живы, пока сохранялась крепкая образцовая семья. На даче сохранялись грядки цветов, оранжереи с гидропоникой. Сохранялся пес Арбат. Огромное количество голубей в голубятне.

Каких только пород здесь не было: веероносные и попугайные, каменные и бурые, вяхири и турманы, клинтухи и никобары, и все большей частью сизо-голубой масти. Сизой голубкой отхлопотала над землей Ленина душа и вознеслась, растаяла в летнем бездонном небе.

Дед с внуками уехал отдыхать на море, а голуби возьми да и выпорхни в бездонную синеву. Ввинтились штопором в поднебесье с глаз долой да и не вернулись.

Что делать коменданту дачи? Всех подчиненных по округе изгонял, но никто ничего путного не сказал о приблудной стае.

День искали, неделю, месяц. И решили купить голубей таких же мастей и в том же количестве. Запустили в клетку и успокоились.

Хозяин подмены не заметил. А внук Никита влез в клетку и оторопел: те же вроде голуби, да не те. На руки и плечи не садятся, в глаза не заглядывают. Грохнулся внук прямо на пол клетки, и начал кататься по помету, и такой рев закатил — дед с бабой кубарем со второго этажа скатились:

— Что случилось, внучок? Чем опечален?

А к Никитке не подступиться. Катается, слова от рыданий вымолвить не может. Дед внука на руки поднимает, баба теплого молочка подносит. Отошел внук и раскрыл глаза деду на подвох коменданта.

— Не те, деда, это голуби!

— Как не те? — изумляется дед. — Куда же те подевались?

— Не те! — утверждает Никитка. — Мои были ласковые. И по цвету другие. У турмана на зобу четыре желтых перышка было и одно белое. А этот весь одинаковый. А чиграж и клинтуха вовсе с перьями не того цвета.

— А подать-ка сюда Божко, — приказывает властный дед.

А Божко сам тут как тут, листом осиновым трясется, начисто забыв о том, что фамилия его берет родословную аж от самого Бога.

— Изволь объяснить, кто смел голубей подменить? — гневается блестящая голова.

— Не подменял их никто, Никита Сергеевич. Старые улетели и не вернулись. Мы и купили новых, совершенно таких же.

— Да понимаешь ли ты, что ту стаю мы собирали по птице. В ней каждый голубь со своей родословной по пятому, а то и по шестому колену был. Да разве могут эти нетопыри с породистыми сравниться! Ох-хо-хо-хо-хо-хо! Не могут и никогда не сравнятся. Потому наказание придумай себе сам, а я еще ужесточу его, — пугал Хрущев и без того перепуганного коменданта. — Прочь иди с глаз моих и две недели на глаза не попадайся! Ступай!

Божко ушел.

Через две недели хозяин сам пожаловал в комендатуру и еще с порога миролюбиво объявил:

— Погорячился я. Но поделом. Нельзя халатно к работе относиться. Нельзя! Не могу внуку в глаза смотреть…

И у коменданта отлегло от сердца.

— Пронесло! — обрадовался он. — Пронесло. Но, Господи Боже, с какими передрягами!

Однако радовался Божко преждевременно, ибо беда никогда не ходит одна. Стоило деду объявиться в доме, как хвостом за ним стал таскаться внук Иван Аджубей.

— Ласкажи, деда, сказку. Никто мне сказок не лас-казывает.

До сказок ли Сергеевичу. Но родители Ванюши отбыли по делам в Москву. К бабе подруга приехала, и Ванюша почувствовал себя одиноким.

А поскольку дед на просьбу внука не реагировал, Иван, желая обратить на себя внимание, повис на дедовой ноге. Раньше дед шел и нес на ноге внука, теперь же резко схватил за шиворот и тяжело шлепнул ниже спины.

Кубарем выкатился Иван за дверь и всю округу решил оповестить ревом о дедовой несправедливости.

— Ы-ы-ы-ы-ы! — рыдал Иван. — Ы-ы-ы-ы-ы-ы!

— Чего ревешь? — поинтересовался дежурный.

— Деда делется! — жалуется Иван.

— Как дерется? — любопытствует военный.

— А вот как, — показывает сорванец, хлопая себя ладонью ниже спины.

— Хреновый дед тебе достался, — сочувствует служивый и гладит малыша по головке.

— Ласкажи сказку, — канючит малыш.

— Не могу я, Ванюша. Нельзя мне на посту разговаривать. Я и так с тобой инструкцию нарушил. Да не волнуйся, брат, видишь, автомашина с горки скатывается, не иначе твои родители возвращаются. Они не одну, а целых две сказки тебе подарят.

В автомашине действительно приехали Рада и Алексей Аджубей. Ивана пригласили в кабину, и тот напрочь забыл о детских обидах.

Но не прошло и пяти минут, как у Божко зазвонил телефон из главного дома:

— Владимир Клементьевич, Рада Никитична беспокоит. Предупредите, пожалуйста, дежурного на въездных воротах, чтобы он не употреблял ругательных слов в присутствии детей. Ванюша подошел и спрашивает: «Мама, что такое дед кленовый?» Я аж обмерла. «Где ты слово такое услышал?» — спрашиваю. А он с детской наивностью отвечает: «Дезулный сказал: твой дед кленовый». Представляете, что могло быть, если бы он спросил у деда. Теперь несколько дней придется потратить, чтобы из его памяти это слово вытравить.

— Спасибо, Рада Никитична. Спасибо, милая! — успокаивает Божко. — Сейчас же займусь воспитанием. Спасибо еще раз.

Подойдя к воротам, Божко строго сказал:

— Германенко! Суши сухари.

— Почему это я их должен сушить? — опешил Гор-маненко.

— А потому, — чеканил слова Божко, — что Ванюшка сейчас спросил у самого, что значит дед кленовый? Тот поинтересовался, от кого внук такое слово услышал, и узнал, что от тебя. Вот я и говорю: суши сухари!

Горманенко качнулся в сторону, обмяк и пластом шлепнулся на землю.

— У, мать твою, неженки паршивые! — ярился Божко. — Чепуху пороть горазды, а ответ нести их поджилки не держат. Вставай! Пошутил я. Не у деда Иван спросил, а у Рады Никитичны, она и попросила тебя предупредить.

— Шутки у вас дурацкие, Владимир Клементье-вич! — ожил Горманенко.

— Потому и дурацкие, чтобы умники дурочку не пороли, — оборвал комендант.

К полудню, после купания в Москве-реке, Алексей Иванович Аджубей так разогрелся, что стал не в меру весел и словоохотлив. Он то без конца сыпал каламбурами, то приулепетывал за садовницами, и так преуспел в своих забавах, что Нина Петровна сочла необходимым вмешаться.

— Алексей Иванович! — подпершись в боки руками, громко с крыльца позвала она. — Пожалуйте в дом на минуточку.

Зять пожаловал, но долго находиться с тещей наедине не смог, выбежал на крыльцо, с крыльца в автомашину и на полном газу помчался к воротам.

— Дежурный, — крикнула вослед зятю теща, — не выпускайте Алексея Ивановича, он пьян!

Приказ хозяйки для дежурного неукоснителен. Алексея Ивановича за рулем дежурный за ворота не выпускает. Алексей Иванович разобиделся и на бешеной скорости начал брать ворота на таран. До дна давил педаль газа автомашины, разгонял ее до максимальной скорости. Мчался и шумно тормозил возле самых ворот. Раз мчался и тормозил, два, три, пять, и нервы у дежурного не выдержали. Он ягуаром кинулся в дверку кабины и попытался вырвать ключ зажигания из замка. Аджубей же ключ не давал, и они начали лихо носиться на машине по дачным дорожкам. Алексей Иванович всячески пытался избавиться от нежданного посетителя, но дежурный оказался несокрушимым и висел на машине, как прилипала. С дорожки автомашина залетела на клумбу, с клумбы за оранжерею, за оранжереей чекист изловчился, и ключ зажигания оказался в его руках.

Автомашина фыркнула и затихла.

— Гэбэшники поганые! — запричитал Алексей Иванович. — Нигде управы на вас нет. Ноги моей здесь больше не будет!

И так впечатляюще рыдал, так содрогался всем телом, что автомашина сочувственно подскакивала на рессорах и, кажется, тоже всхлипывала от гэбэшной несправедливости.

В великих домах великие и потрясения. Однако всякая черная полоска жизни когда-то сменяется на белую. Сменилась она на другой день и в судьбе Хрущевых-Аджубеев. Первыми из дачи, как скворцы из гнезда, вылетали всегда птенцы Никитка и Ванюшка. Сегодня они так торопились, что даже губки не вытерли после яичницы.

Дежурный балагур Разговоров принялся за просвещение детей:

— Яички, значит, кушали?

— Да-а-а-а, — до ушей улыбнулись пацаны.

— Подписанные яйца ели или неподписанные?

— Подписанные, — согласились ребята.

— А как думаете, кто их подписывает? — не унимался балагур.

— Не знаем!

— Как же вы можете есть, чего не знаете.

— Яйца-то мы знаем! — показал осведомленность Иван.

— Но не знаете, кто и что на скорлупках написал, — не унимался Разговоров. — А написала на них грамотная курица-ряба. Окунула коготок в чернила и начертила: «Я, курица-ряба, снесла яички для Ванечки и Никиточки, чтобы они их ели и вырастали поскорее».

— Не бывает гламотных кул, — не согласился Иван.

— Почему не бывает, — возразил Никитка, — я сам видел, как одна курица писала ногой на песке.

— На песке, а не на сколлупке, — не соглашался Иван.

— Но если курица пишет на песке, она и на скорлупке может написать, — утверждал Никитка.

— Хорошо. Хорошо. Этот вопрос мы разобрали. А теперь ответьте мне, почему мамонт есть, а папонтов нет? Дяделы есть, а тетелов нема? Не знаете? А надо бы знать.

Озадаченные внуки пошли за ответами к старшим, на что через несколько минут раздался телефонный звонок к коменданту и наставительно-миролюбивый голос дедушки Никиты посоветовал:

— Владимир Клементьевич, прошу вас ни про грамотных кур, ни про папонтов детям не рассказывать. Битый час переубедить не могу. Очень прошу. А то ведь я и обидеться могу.

Разным бывал Никита Сергеевич: злым и ласковым, гневным и добросердечным, нетерпимым и покладистым. Мог с рогатиной на медведя пойти и ретироваться перед хамом.

На ливадийской даче я никак не мог взять в толк, почему мы третий раз идем на пляж не через парадную дверь, а выбираемся по запасной черной лестнице, обходим дом с тыльной стороны и только потом оказываемся на берегу моря, когда сподручнее и ближе идти через парадную дверь.

— Никита Сергеевич, я никак не пойму, почему мы к морю ходим зигзагами, а не напрямую?

Замялся Хрущев и поясняет:

— У парадного входа редактор стенной газеты дежурит и все время пристает: «Напишите передовицу для нашей газеты. Напишите передовицу». Я так и этак отнекивался и решил через парадный вход не ходить до тех пор, пока он там стоит на посту…

Уму непостижимо! Глава государства, осаживающий на скаку любых оппонентов, спасовал перед абсолютным невеждой. Но спасовал ведь.

Наезжая время от времени из Калиновки, добрая сестра хозяина Ирина Сергеевна рассказывала:

— Упрямым в молодости был Никита: упрется когда, хоть кол на голове теши, а своего добьется.

Ошибалась, выходит, сестра родная: какой уж тут кол, когда смелости поставить на место неотесанного невежду и то Сергеевичу не хватало.

Вот попробуй и пойми человеческий характер.

Жизнь и деятельность Н. С. Хрущева вызывает и бу­дет вызывать множество исключающих друг друга оце­нок. Он сам о себе говаривал: «Отец работал в Донбас­се, на рудниках, в бывшей Юзовке. Я слесарничал на заводе Босса. По рождению курянин. В партию вступил в 1918 году. С 1919 по 1921 год находился в армии. После демобилизации был выдвинут секретарем руднич­ного комитета партии, заведовал орготделом Киевского окружного комитета. Потом учился в Промакадемии, где избирался секретарем парткома. Оттуда меня выдвинули секретарем Бауманского райкома партии Москвы. Думаю, делалось это с помощью жены Сталина Надежды Серге­евны Аллилуевой.

С 1932 года перешел на работу в Московский комитет партии и прочно занял просталинскую позицию».

Вот отрывок из отчетного доклада МГК ВКП(б) от 7 мая 1937 года: «Агенты врагов народа просочились на районные и даже городскую конференции. Я фамилии покамест называть не буду, и вы меня не заставите. У нас бывает до известного времени так, что надо молчать, держать язык за зубами, а когда нужно будет, мы не постесняемся, мы скажем… Надо помнить слова товарища Сталина, что мы находимся в капиталистическом окружении, что враги-капиталисты будут посылать нам своих агентов, будут все делать для того, чтобы подорвать силы социализма».

Линия на очищение московской партийной организации от «вражеского охвостья» еще решительнее стала осуществляться Хрущевым после конференции. 14 августа на пленуме МГК ВКП(б) он сформулировал свою позицию кратко и жестоко: «Надо уничтожить этих негодяев. Уничтожая одного, двух, десяток, мы делаем дело миллионов. Потому надо, чтобы не дрогнула рука, нужно переступить через трупы врага на благо народа».

И переступал.

За что в феврале 1938-го становится первым секретарем ЦК Компартии Украины, а через год — членом Политбюро ЦК ВКП(б).

При выезде на работу на Украину Хрущев взял с собой в качестве главы НКВД некоего Успенского. В 1938 году Успенский провел на Украине такие репрессии, в результате которых более сотни человек из членов старого состава ЦК КПУ были арестованы и только троих оставили в покое.

По прибытии в Киев Успенский вызвал к себе сотрудников аппарата и заявил, что не допустит в работе либерализма и мягкотелости, а также длительных рас-суждений, как в синагоге. Несогласных с ним попросил написать заявления об увольнении.

Успенский вместе с Хрущевым несет ответственность за массовые пытки и репрессии: Хрущев один из членов Политбюро, вместе с Успенским участвовал в допросах арестованных.

На пост первого секретаря МК и МГК ВКП(б) он вместо себя рекомендует А. И. Угарова, до того работавшего секретарем Ленинградского горкома партии. На пленуме, где утверждалась кандидатура выдвиженца, Хрущев проникновенно говорил: «Такого соседа мы чувствовали всегда, выходец в некоторой степени из московской организации, так сказать, он к своим родственникам возвращается». И предложил «дружно проголосовать за кандидатуру преемника».

Не прошло и девяти месяцев, и 2 ноября 1938 года состоялся внеочередной объединенный пленум МК и МГК, который стал разбирать «ошибки руководства московской организации ВКП(б)». С докладом на нем выступил тот же Хрущев, вызванный Сталиным из Киева. И докладчик охарактеризовал Угарова старым врагом, завербованным троцкистами и правыми, проводившими вражескую работу в Ленинграде и Москве.

Таков первый период деятельности «дорогого Никиты Сергеевича»; второй начался спустя одиннадцать лет, когда Хрущев вновь возглавит московскую партийную организацию, оставаясь одновременно и секретарем ЦК ВКП(б), сменив на этом посту Г. М. Попова.

Говоря о деятельности Хрущева на посту руководителя московских большевиков в 1949–1952 годах, нельзя не отметить его огромного вклада в развитие городского хозяйства столицы и особенно в жилищное строительство. В сельском же хозяйстве результаты его деятельности оказались более чем скромными и даже принесли ему серьезные неприятности. Так, определив новые хозяйственные центры в 1127 объединенных колхозах, он в 1950 году узнал, что рассмотрены и утверждены правлениями были лишь 318, общими собраниями колхозников 234, а исполкомами райсоветов всего 260. Но в большинстве этих колхозов в течение полугода не проводилось ни одного собрания колхозников, не говоря уже о беседах и лекциях.

В апреле 1950 года МК был вынужден провести совещание по вопросу улучшения руководства сельским хозяйством. Но после отчетного доклада секретаря МК ВКП(б) выяснилось, что в прениях записалось всего два человека. То есть на деле выходило, что сельчане к проведению укрупнения не готовы. И 4 марта 1951 года в газетах «Правда» и «Московская правда» была опубликована его статья «О строительстве и благоустройствах в колхозах», которая произвела двойственное впечатление: с одной стороны, она проникнута искренней заботой о нуждах сельских тружеников, стремлением ликвидировать отставание социального развития села, приближением условий труда и жизни колхозников к городским. А с другой — чувствовалось явное забегание автора перед обстоятельствами, игнорирование им реальных возможностей народного хозяйства тех лет и психологии деревенского жителя.

Одним из важных вопросов Хрущев считал сселение мелких деревень, строительство новых, укрупненных сел и поселков.

Реакция не заставила себя ждать. 23 апреля 1951 года пленум МК партии обсудил закрытое письмо ЦК ВКП(б) «О задачах колхозного строительства в связи с укрупнением мелких колхозов». Сталин при составлении этого письма сказал: «Хрущев болен манией вечных реорганизаций, и за ним следует внимательно следить».

Генеральный оказался глубоко прав.

В письме отмечались факты ошибочных представлений по некоторым вопросам колхозного строительства у ряда партийных и советских работников. Серьезные претензии предъявлялись и к хрущевской статье. Хрущев полностью признал ошибочность своей статьи, но после смерти Сталина, став Первым секретарем партии, предложил отменить принятое в апреле письмо ЦК партии. Компания по сселению, а фактически по ликвидации исстари сложившихся деревень, сокращения приусадебных участков и количества скота у населения примет губительный размах.

В сентябре 1953 года Пленум ЦК КПСС по предложению Г. М. Маленкова изберет Хрущева Первым секретарем ЦК КПСС, откуда и начнется новая глава его деятельности.

5 марта 1953 года, в день смерти Сталина, Президиум ЦК вернул маршала Г. К. Жукова в Москву на должность заместителя министра обороны СССР.

Летом 1953-го министр обороны Н. А. Булганин вызвал зама к себе и загадочно сказал: «Поедем в Кремль. Имеется срочное дело».

Приехали… В кабинете Н. С. Хрущева застали Г. М. Маленкова. Хрущев без вступления озадачил — нужно арестовать Берия. Предложил Жукову взять с собой несколько надежных генералов, двух адъютантов и прихватить оружие. После длительной паузы Жуков согласился.

На другой день прославленный маршал с генералами П. Ф. Батицким, К. С. Москаленко, М. И. Неделиным и двумя адъютантами поехали в Кремль, как приглашенные на заседание Президиума ЦК. Разместились в комнатах неподалеку от зала заседаний.

Раздался звонок. Жуков встал и, обращаясь к генералам, сказал:

— Мы должны арестовать Берия. Он собирается захватить власть. Понимаете значение порученного?

Пришедшие молча согласились и тесной толпой во главе с Жуковым вошли в зал. Берия сидел в центре стола, генералы направились к стульям у стены, за его спиной, как бы с намерением на них сесть. Жуков стремительно подошел к Берия со спины и скомандовал:

— Встать! Вы арестованы.

Берия продолжал сидеть. Тогда Жуков, заломив руки, приподнял его, встряхнул. Накинул наручники. Провел руками по бедрам Берия, ища оружие, его при Берия не оказалось.

«Мои сподвижники быстро ощупывают карманы костюма Берия — нет ли оружия. Я увидел на столе перед Берия толстую кожаную папку. Толкнул ее. Пролетев всю длину стола, папка упала у ног Хрущева. Берия побледнел как полотно. Не успел сказать ни слова, как с нашей помощью оказался в соседней комнате. Я приказал адъютанту вытащить у него брючный ремень и срезать пуговицы на брюках… Генералы, крупные, высокие, плотно окружили его, и так мы вывели его из здания…»

На минуту прервем воспоминания прославленного маршала… Может, все так и было, но имеются вторые, третьи показания ареста Л. П. Берия, и ни одни из них не совпадают с другими.

Дальше Жуков сообщает: «Чтобы при выезде из Кремля нас не проверяли, мы решили сесть в одну машину — всех нас охрана знала в лицо. Берия с кляпом во рту мы положили на пол задней кабины, между ног Серова, Батицкого и Москаленко. Наше предположение оправдалось, охрана поприветствовала нас. автомашину не остановила. Из Кремля прямым ходом приехали в гарнизонную гауптвахту, где всю охрану заменили на офицеров, значительно увеличив численность внутренних и внешних постов».

К сведению: в те времена кремлевская охрана легковые автомашины при выезде из Кремля не проверяла. Берия вывезли в автомашине Хрущева, в которой, помимо упоминаемых двух лиц, находились еще Маленков и Булганин. Я заявляю это как свидетель.

На другой день Берия под усиленной охраной был переведен в бункер во внутреннем дворе штаба Московского военного округа, который представлял собой охваченный строениями квадрат; в каждом углу квадрата разместили по танку с офицерскими экипажами. Стволы танковых пушек направили в сторону бункера.

Действия Жукова произвели столь сильное впечатление на хрущевскую компанию, что они испуганно заду-мались: а не может ли и с ними случиться подобное? Пришли военные и мгновенно сделали то, о чем сугубо штатские боялись и заикаться. Накануне ареста Берия они решили предупредить Жукова, что Берия знает приемы джиу-джитсу и может оказать физическое сопротивление. Маршал в ответ улыбнулся: «Ничего, нам тоже силы не занимать». И справился, одними голыми руками, не обнажив даже оружия.

А что, если?.. Если?..

Есть над чем призадуматься.

Однако в феврале 1956 года на XX съезде КПСС Жукова избирают членом ЦК, в связи с шестидесятилетием награждают орденом Ленина и четвертой медалью «Золотая Звезда» Героя Советского Союза, а в 1957-м вводят кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС.

Так сомневались или не сомневались?

В июне 1957 года Маленков, Молотов, Каганович и примкнувший к ним Шепилов на заседании Президиума ЦК попытаются от Хрущева избавиться. Жуков перепутает все их карты, так как решительно займет сторону Хрущева. Поможет быстро созвать Пленум ЦК, послав за членами ЦК КПСС военные самолеты.

22 июня 1957 года, в годовщину нападения фашистской Германии на СССР, Хрущев нападет на своих оппонентов. Не символично ли совпадение столь роковых дат?.. Хрущев попросит Жукова поставить перед ними вопрос об их ответственности в преступных деяниях тридцатых — сороковых годов. Жуков в запале обзовет вчерашних руководителей «антипартийной группировкой». Зачитает резолюции на списках уничтожавшихся ими людей: «Бить, бить и бить», «Мерзавцам так и надо» — Молотова, «Приветствую расстрел» — Кагановича. С помощью Жукова Хрущев нанесет сталинистам сокрушительное поражение. Честный военачальник поддастся уговорам Хрущева. Пленум поддержит маршала.

Во вновь избранный Президиум ЦК КПСС будет введен и Георгий Константинович. Маршал расценит избрание в высший орган государственной власти как величайшее доверие ему правительства СССР и займется подготовкой войск к обороне государства. На октябрь наметит инспекцию войск Киевского военного округа, но получит от Хрущева указание отправиться с официальным визитом в Югославию и Албанию на крейсере «Куйбышев», в сопровождении эсминцев «Блестящий» и «Бывалый». Пока блестяще-бывалый маршал будет вы-поднять указание Хрущева, Хрущев в Кремле затеет гнусную интригу по его смещению.

Много различных домыслов существует по поводу смещения Хрущевым Жукова. Я считаю основной причиной отстранения Г. К. Жукова от командования — предстоящее задуманное Хрущевым массовое сокращение Вооруженных Сил СССР. Разве мог бы герой нескольких войн, прославленный маршал, сокрушитель лучших неприятельских армий согласиться с уничтожением надводного флота, бомбардировочной авиации, разрушением укрепрайонов, задуманными и впоследствии проведенными этим безалаберным руководителем государства?

Не мог! И ни за что не согласился бы. Потому-то Хрущев и убрал его, в расчете на согласие с ним более покладистого маршала Р. Я. Малиновского.

В Большом Кремлевском дворце соберется нечто похожее на расширенный Пленум ЦК КПСС, на котором начнут вскрывать «запрещенные методы жуковских побед». Малиновский скажет: «Жуков во имя победы ни перед чем не останавливался. Через Заславские болота погнал танки. С передних снял башни и погнал. Головные танки тонули. По их спинам шли другие, которые тонули также, и так до тех пор, пока из утонувших в трясине машин не образовался своеобразный железный мост, который и вывел Жукова к желаемой победе. Я — за победу, но не такой ценой».

Маршал в юбке Е. А. Фурцева расскажет о затонувшей во время маневров подводной лодке, которой было приказано до получения команды свыше не всплывать. Экипаж лодки соляркой выразил на стенах проклятие Жукову за то, что тот только во имя приказа, не диктующегося никакими обстоятельствами, обрек экипаж на смерть.

29 октября Пленум ЦК в обнародованном постановлении сообщит: «Г. К. Жуков нарушал ленинские, партийные принципы руководства Вооруженными Силами, проводил линию на свертывание работы партийных организаций, политорганов и военных советов, на ликвидацию руководства и контроля над армией и Военно-Морским Флотом со стороны партии, ее ЦК и правительства».

Когда Жуков прилетит в Москву, не зная еще, что уже снят с должности министра обороны, на аэродроме его встретит лишь порученец, который и доложит маршалу о происшедшем.

— А кого назначили? — спросит Жуков.

— Малиновского, товарищ маршал.

— Ну, это еще ничего, — улыбнется командующий. — А то я подумал — Фурцеву.

Жукова обвинили: 1) в создании тайной организации — специальной диверсионной школы, 2) во властолюбии и в «опасной личности вообще» и 3) даже в том, что в борьбе с антипартийной группой Маленкова, Молотова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова в пылу полемики Жуков скажет: «Если вы и дальше будете бороться против линии партии, я буду вынужден обратиться к армии и народу».

Эта фраза была истолкована хрущевцами как проявление бонапартизма. А для того, чтобы объяснение звучало более убедительно, к фразе подключили картину Яковлева, на которой Жуков изображен едущим на белом коне по глобусу земного шара.

Так Никита Хрущев «отблагодарит» Георгия Константиновича. А Екатерина III (Фурцева. — С. К.) так переусердствует в честь нашего дорогого Никиты Сергеевича, что сразу же после выступления водочки в буфете попросит, да не одну, а аж две рюмочки.

Горло, видишь ли, у Екатерины Алексеевны перехватило.

Но горло обычно восстанавливают чем-нибудь смягчающим.

Выходит, не горло «верная Хрущеву соратница» излечивала, а больную совесть водочкой заглушала.

Залила ли?

Или так и не удалось?

Послесталинский период деятельности Хрущева достаточно освещен, я коснусь лишь основного — его доклада на закрытом заседании XX съезда КПСС — чудовищной силы ударе по всей коммунистической системе.

Заслушан он был 25 февраля 1956 года на закрытом утреннем заседании, где выступление докладчика не стенографировалось и прений по докладу не открывалось.

Выступление Хрущев затеял, когда съезд практически уже закончился. Хрущев зашел во время перерыва в кулуарную комнату съезда, где отдыхали члены Президиума. Раздал всем брошюрки и, показывая на них, сказал: «Надо выступить на съезде».

До заседания оставалось не более пятнадцати минут. Никто толком брошюрки просмотреть не успел. Никакого согласования с членами Президиума ЦК не было. Но Хрущев пошел на трибуну и стал читать то, что подготовили ему Д. Т. Шепилов и Б. Н. Пономарев. Материалы комиссии поставлял вновь назначенный председатель КГБ И. А. Серов.

Усыпив бдительность соратников, Хрущев прочел доклад и вызвал, как и следовало ожидать, бурю протестов во многих делегациях коммунистических партий. Но следом за Хрущевым на трибуну вышел Н. А. Булганин и, обращаясь к присутствующим, спросил:

— Какую резолюцию примем по докладу Хрущева?

Делегаты в ответ промолчали, и Булганин предложил:

— Будем считать доклад в целом резолюцией нашего съезда.

Предложение прошло без возражений. Но текст выступления Хрущева и резолюция съезда в протокол не попали и были обнародованы лишь тридцать три года спустя.

Уинстон Черчилль по этому поводу заметит: «Хрущев начал борьбу с трупом и вышел победителем». Но победителем в борьбе с мертвым Сталиным Хрущев не стал. Китайская, Албанская, Французская, Корейская и Итальянская компартии Хрущева не поддержат. Летом 1956 года в личной беседе с руководством Итальянской компартии Хрущев будет оправдываться: «Мы считали, что доклад не будет опубликован, в противном случае мы бы построили его иначе. Более того, решение поставить этот вопрос было принято не при подготовке к съезду, а в ходе его… Поэтому мы были лишены возможности посоветоваться с братскими партиями».

Хрущев лукавил и лукавить продолжал:

«…В ходе XX съезда было проведено несколько бурных заседаний Президиума ЦК, где отдельные члены Президиума считали, что не следует поднимать вопрос о культе личности, так как это создаст трудности внутри страны и в рабочем движении. Как видите, мы учитывали это, но также стояли перед необходимостью ответить на вопрос, кто же виноват в том, что погибли многие лучшие коммунисты. Не ответить на него — значило показать, что нынешний ЦК КПСС покрывает виновников, соглашается с ними, боится сказать правду…»

Дабы отвести подозрения от себя, он начинает всю вину валить на покойников: Сталина, Берия. Себя назначит председателем комиссии по реабилитации, а в заместители себе возьмет А. И. Микояна. В результате этого все представленные документы с их подписями исчезнут. «Сладкая парочка» выйдет чистенькой из ада, в который они отправляли наидостойных. Руководители Китайской компартии ни одному слову Хрущева против Сталина не поверят и разорвут отношения с КПСС. Динамикой разрыва послужит так называемое «дело Пэн Дэхуая», бывшего командующего частями китайских добровольцев в Корее, министра обороны КНР, популярного маршала в НОАК.

Пэн был сторонником военной доктрины, предусматривавшей объединение Вооруженных Сил СССР и КНР под единым командованием. В 1959 году, совершая официальные визиты в страны Восточной Европы, он во время пребывания в Тиране имел конфиденциальную встречу с находившимся там Н. С. Хрущевым, которому «неосторожно изложил» свое негативное мнение о китайской политике «большого скачка». Албанский руководитель Энвер Ходжа не преминул сообщить об этом руководителю ведомства китайской государственной безопасности Кан Шэну, при этом добавив, что Пэн пообещал Хрущеву создать прорусскую фракцию в КПК. Кан Шэн изобразил дело как заговор, и Пэн Дэхуай был смещен за «поддержку тайных контактов с Хрущевым».

В итоге китайские руководители, выразив недовольство резкой и унизительной критикой Хрущевым Сталина на XX и XXII съездах КПСС, в июле 1963 года последний раз встретились на уровне представителей КПСС и КПК, на которой китайцы в качестве компенсации за примирение потребовали удаления из Советского правительства Хрущева, и так как наши лидеры это требование отвергли, повели политику на тайное сближение с Соединенными Штатами Америки. В апреле 1970 года состоялась первая неофициальная встреча военных атташе США и КНР. В июле 1970-го в Париж прибыл помощник президента США по национальной безопасности Киссинджер для встречи с китайским послом. Готовилась поездка Киссинджера в Пекин, а затем и визит Никсона в КНР. Та и другая поездки состоялись. На них негласно был определен «общий враг — русский КГБ». В Пекине начала функционировать «миссия связи», при которой обосновалась и резидентура ЦРУ.

Рассказ об отношениях с Египтом и его президентом Гамалем Абдель Насером Хрущев в своей книге начинает с упоминания о довольно интересном эпизоде. По его словам, английские и французские дипломаты в 1956 году в Лондоне и Париже «за чашкой кофе» дали советским представителям понять:

— Вы имеете неприятности в Польше и Венгрии… У нас же есть свои неприятности в Египте. Давайте достигнем взаимопонимания между нами, и каждый из нас получит возможность ликвидировать свои неприятности. Разумеется, действуя в каждом случае по-своему. Но ни вы, ни мы не будем вмешиваться в дела друг друга…

Получив информацию о подобного рода «обменах мнениями», советский лидер понял, что руководители западных стран намерены послать в Египет войска для восстановления там своего колониального правления, нарушенного военным переворотом 23 июля 1952 года, в результате которого к власти в Египте пришли молодые офицеры во главе с подполковником Гамаль Абдель Насером.

На такой вывод советский руководитель право имел. 26 июля 1956 года, выступая в Александрии, Насер объявил о национализации Суэцкого канала, начисто исключая какой-либо компромисс с его бывшими владельцами. Потому Хрущев решительно отверг возможность какой-либо сделки с Англией в то время, а когда в конце октября — начале ноября 1956 года зашла речь о «тройственной» агрессии против Египта, ни мгновения не колебался в своих действиях, защищая интересы СССР на Ближнем Востоке. Когда Англия, Франция и Израиль напали на Египет, Советский Союз настойчиво потребовал прекращения агрессии.

Однако вначале Хрущев не считал Насера истинным революционером, потому что тот был выходцем из «среднего класса» и думал больше о реформах, чем о коренных преобразованиях государственного управления. Но в апреле 1955-го, будучи Председателем Революционного совета, Насер отправился на первую конференцию освободившихся стран Азии и Африки в индонезийский город Бандунг, где встретился с одним из лидеров Китая, Чжоу Эньлаем, которому задал прелюбопытный вопрос:

— Египту все время приходится защищаться от внешних врагов, противостоять военному движению. Как, по-вашему, господин министр (Чжоу Эньлай был в то время министром иностранных дел), где Египет мог бы приобрести требуемые для него современные средства защиты своей свободы?

Чжоу Эньлай, помедлив, ответил:

— Единственной страной, могущей пойти вам навстречу в решении этой важной для вас проблемы — защиты независимости, является Советский Союз.

По возвращении в Каир Насер, воспользовавшись советом Чжоу Эньлая, обратился за военной помощью к Советскому Союзу и получил положительный ответ, который привел Запад в состояние шока.

Много способствовал сближению позиций двух стран и президент Югославии Иосиф Броз Тито, уверяя, что «все доброе, что Советский Союз сделает для Насера, пойдет на пользу как коммунистическому движению, так и египетскому народу».

Затем Советское правительство согласилось принять участие в сооружении Асуанской плотины на Ниле, и к маю 1964 года уже все было готово к изменению течения Нила в районе Асуана, воды которого должны были пойти по вырубленным в скалах туннелям и упасть на лопасти будущих турбин гидростанций. Мощная Асуанская ГЭС должна была подать свет в египетские селения, а плотина — образовать огромное водохранилище. Президент Египта пригласил главу СССР на участие в церемонии изменения течения Нила. Хрущев предложение принял и прибыл в Египет. Расчувствовавшись, он решил присвоить Насеру звание Героя Советского Союза.

Не многие знают подлинную историю этого награждения. Щепетильный Насер, узнав о намерении советского руководителя удостоить его столь почетной награды, дал Хрущеву понять, что он не готов к получению высокой военной награды СССР, ибо не проявил никаких заслуг в пользу этого государства. Но попытки президента отговорить Хрущева только подзадоривали последнего.

Тогда Насер решил схитрить так, чтобы у Хрущева отпало всякое желание оделять его высокой наградой. Он обратился к Хрущеву с просьбой вручить такую же награду одновременно и вице-президенту Египта маршалу Амеру, зная, что Амер вовсе не заслужил такой награды, а коли он ее не получит, следовательно, не получит и президент Египта.

Но на Хрущева наехало. Щедрость его не имела границ, а потому… потому в Египте появились сразу два Героя Советского Союза, а в СССР — две злые-презлые частушки:

После этого наградной отдел Верховного Совета СССР стал чесать потылицы. Еще бы не чесать! В положении о Героях Советского Союза говорилось, что Советский Союз несет ответственность за безопасность людей, удостоенных столь почетного звания. А алжирского Героя Советского Союза Бенн Белу сподвижники арестовали. По положению выручать его надо, а по международному праву это является вмешательством во внутренние дела других государств. Советский же орден для награждения лидеров и граждан зарубежных стран, принесших своей деятельностью укрепление дружественных связей с народами Советского Союза, наше государство тогда не имело, и лишь впоследствии им стал богатый и красивый орден Дружбы народов.

Усилия же Насера, направленные на установление и упрочение дружественных отношений с нашей страной, требовали не орденов и медалей, а простой политической отваги. Насер никогда не надевал своего военного мундира, а оставался цивильным политическим деятелем до тех пор, пока не был умерщвлен личным массажистом, который вместе с кремами втирал в плоть президента смертельные дозы яда.

Считаю, что вину за случившееся награждение обязаны взять на себя те лица, которые настаивали на присвоении президенту Египта столь высокого почетного военного звания. Насер был и остается нашим искренним и бескорыстным другом, большим политиком, открывшим Советскому Союзу дорогу на Ближний Восток, ибо Россию дореволюционную и советскую туда не пускали два с половиной века.

Строгий и любящий семьянин, Насер был очень внимателен к своим детям. Его сыновья проводили отпуска на небольшом островке под Александрией, под присмотром старого солдата, много лет прослужившего с полковником Насером. Солдат учил их довольствоваться малым, быть выносливыми, сообразительными и отважными.

Однажды А. И. Аджубей привез в Египет своих сыновей Никиту и Алексея и устроил «международные футбольные соревнования» между сыновьями Насера с сотоварищами и советской сборной, в которую входили сыновья Аджубея и сыновья сотрудников советского посольства в Египте. Проиграв, «советская команда» долго и неутешно рыдала на краю поляны, проклиная проклятую жару. Грозилась отстоять свою честь русской зимой. А зимой в гости к Аджубеям Насер отпустил семнадцатилетнюю дочь Ходу. Никита Сергеевич сделал все возможное, чтобы Ходе в СССР понравилось. Ее учили стоять на лыжах. Показали гостеприимную русскую масленицу с блинами, вареньями и настойками. С послом Египта Мурадом Галебом привезли на конезавод в совхоз Горки X и, укутав меховыми полостями, прокатили на лихих русских тройках с песнями и частушками. Лучшие места пребывания гостей в СССР сняли на цветную пленку и кинофильм подарили на память о русском гостеприимстве.

Отчаянный до авантюризма, до озорства веселый Хрущев, прошедший через многие испытания страдания, страха, приспособленчества, на посту лидера страны ощутил наконец полную свободу своей неуемной энергии и из трагедии старался изобразить фарс. Подобно шекспировскому Клавдию, стащив корону, валявшуюся под ногами, он примерил ее на огромный лысый череп с оттопыренными ушами, посмотрелся в зеркало и, увидев до боли знакомое скуластое лицо с двумя бородавками и носом-картошкой, отступил от зеркала на несколько шагов, засим увидел плотную круглую фигуру с длинными жестикулирующими руками и решил, что корона весьма и весьма ему подходит. А коли подходит, то и начал выдавать перл за перлом: «Идеи Маркса — это, конечно, хорошо, но ежели их смазать свиным салом, будет еще лучше».

И пошло и поехало. Круглый человечек, с круглыми движениями и не менее круглыми выражениями, хотел выглядеть импозантно.

Смешно? Да! Забавно? Еще как! Но глава правительства ведь не шут и затейник….

В речи на сессии Верховного Совета СССР в 1960 году он неожиданно для всех вдруг заговорил образно: «Теперь так бывает: лежит копейка на тротуаре, иной человек проходит и не нагнется, чтобы поднять ее. А когда будут новые деньги, копейка не будет валяться, ее обязательно поднимут, ведь это коробка спичек!»

Но оказалось, что образная речь слово в слово заимствована из выступления С. М. Кирова. Одному из референтов заведующий секретариатом Хрущева Владимир Семенович Лебедев приказал ее подписать, тем самым заставляя того взять на себя ответственность за ее подготовку. А младший референт, заочно учащийся на факультете журналистики, только вчера экзаменовался по произведениям Кирова. Обнаружив эклектику, подпись свою ставить под речью Хрущева отказался, объяснив главному референту, из каких соображений это делает. Каково же было его изумление, когда референтура, ни слова не изменив в коллективном труде, заставила Первого секретаря ЦК КПСС произнести образчик плагиата с трибуны сессии Верховного Совета СССР.

Референт, имеющий к тому же еще и высшее военное образование, спешно отпросился в воинскую часть, так как находиться под началом Лебедева счел небезопасным, коли всесильный главный референт не побоялся подсунуть шефу для выступления чужой, неоднократно опубликованный и растиражированный труд, что же тогда он сможет сделать с подчиненным, заявившим:

— Я не могу этот текст подписать, он целиком взят из Полного собрания сочинений Сергея Мироновича Кирова.

Военному впоследствии придется охранять Хрущева на даче в Петрове-Дальнем. Хрущев поинтересуется:

— Что вас заставило спешно уйти из моей референтуры?

Военный расскажет.

— Быть того не может, чтобы Лебедев подкидывал мне чужие речи! — в отчаянье закричит Хрущев.

— А вы возьмите третий том Кирова, Никита Сергеевич, и со страницы пятьдесят девятой по шестьдесят первую сверьте с текстом своей речи.

Хрущев уйдет в дом и не выйдет из него целых две недели. Заболеет от расстройства. А когда выздоровеет, подойдет к бывшему референту и возмутится:

— Почему вы мне тогда об этом не сказали?

— Потому что вы были постоянно заняты. У вас бы не йашлось времени ни на сверку текста своей речи с речью Кирова, как не нашлось бы времени поинтересоваться, а куда это запропал референт?.. Вы же не поинтересовались, куда я делся, пока судьба вновь не свела нас.

— Ой-ей-ей-ей! — запечалился Хрущев. — Вон еще когда они меня подставляли, а я так им доверял…

До чего же сильна и изворотлива демоническая сила лени и невежества, пытающаяся казаться просвещенной.

Ныне сторонники Хрущева соглашаются с тем, что в последние годы своей деятельности их лидер ни в чем не знал меры, и это воистину так. Раньше упоминалось о его нововведениях в экономику, науку и культуру. Были его «нововведения» и в педагогику. По его инициативе был изменен порядок изучения в школе национальных языков.

До 1957 года в средних школах союзных республик изучались два языка — русский и местный. Хрущев отдал распоряжение об изучении русского языка факультативно, то есть не обязательно. Так возникло противопоставление национальных культур, где нивелировался, принижался язык национального общения. Принимая его указание за правительственное решение, многие социалистические страны стали пытаться вырваться из-под эгиды СССР. Одной из первых была Венгрия. Ее «бунт» закончился кровопролитием…

Помнится, для участия в сессии ООН Н. С. Хрущев отправился на турбоэлектроходе «Балтика». Обычно в шесть утра он уже появлялся на палубе. Если было прохладно, надевал кожаную куртку или же светлый плащ и пренепременно шляпу. В то время в моду входили узкие брюки, но Никита Сергеевич носил широкие, для его небольшого роста, я бы сказал, даже очень широкие. Обязательно поднимался на капитанский мостик, беседовал со штурманами, капитаном, интересовался, как моряки определяют местонахождение парохода в океане, и обязательно рассматривал водную гладь в морской бинокль.

После завтрака вновь выходил на шлюпочную палубу и усаживался на скамью, просматривая бумаги, которые приносили ему Павел Сатюков и Алексей Аджубей — главные редакторы «Правды» и «Известий». Подходили к нему и члены делегации, министры иностранных дел Украины и Белоруссии. Шла активная подготовка к предстоящему выступлению в ООН. Собственно, для этого и был выбран турбоэлектроход, чтобы в пути успеть утрясти, обсудить важнейшие вопросы. По вечерам в музыкальном салоне показывали кинофильмы на узкопленочном кинопроекторе «Украина». Ровно в 23.00 шеф уходил в каюту на отдых.

А утро начиналось любимой песней пассажира № 1 — «Рушничок» композитора Майбороды на украинском языке. Затем ее в течение дня еще несколько раз прокручивали по судовому радио. Однажды радисты поймали заявление бывшего президента США Гарри Трумэна, в котором тот пообещал поставить в церкви самую большую свечку, если «Балтика» не дойдет до берегов Америки. Неуютно сделалось на душе от этих слов. Все не на шутку заволновались, когда при выходе из Северного моря в Атлантику корабль попал в полосу шторма. Встречный ветер раскачивал «Балтику» с кормы на нос. Это плохо действовало на людей со слабым вестибулярным аппаратом и вызывало приступы морской болезни. Хуже всего было тем, у кого каюты находились в носовой части судна — здесь качка ощущается сильнее. А «люксы» как раз расположены в носовой части корабля, где и пребывал Хрущев. Однако качка на Хрущева не подействовала. Он в полном одиночестве стоял на шлюпочной палубе и смотрел вдаль. Кожаная куртка была наглухо застегнута на молнию до самого горла. Ни рядом, ни в отдалении охранников не было, их здорово укачало, и они оставили подопечного на время шторма без присмотра.

Пока двое суток бушевал океан, корабль будто вымер и в ресторан на завтраки, обеды и ужины ходили лишь самые выносливые, которых были единицы. Никогда не пропускал еды только Хрущев. Занимая всегда свое место в середине центрального капитанского стола, он непременно отпускал шуточки в адрес отсутствующих едоков.

…День 19 сентября 1960 года выдался солнечным. Атлантический океан утихомирился, был непривычно спокойным. На шлюпочной палубе в плетеном кресле сидел Хрущев и просматривал бумаги. Постепенно 'палуба заполнилась пассажирами и членами экипажа. К главе государства подошел шеф-повар Алексей Иванович Панов, самый старший среди моряков и почти одногодок Хрущева. От имени экипажа он вручил пассажиру № 1 почетную грамоту в деревянной рамочке, где говорилось, что Н. С. Хрущев внесен в списки почетных членов экипажа турбоэлектрохода «Балтика». Сие звание он заслужил, показав себя настоящим моряком во время девятибалльного шторма.

Капитан Павел Майоров подарил новоизбранному моряку тельняшку и морскую фуражку, которую Никита Сергеевич тотчас же надел и заулыбался:

— Теперь небось и палубу заставите драить?

— Работа найдется, — серьезно ответил боцман.

На следующий день судно сделало «привал» — капитан решил немного подкрасить корпус перед прибытием в Нью-Йорк, благо время позволяло. Пассажиры не спеша прогуливались по палубам. Вдруг все пришло в движение, люди переместились на правый борт и стали пристально всматриваться в даль. По воде быстро двигался перископ подводной лодки, все больше и больше поднимаясь из воды. И вот в нескольких десятках метров от «Балтики» всплыла огромная черная туша субмарины без опознавательных знаков. Подлодка медленно пересекла курс советского судна и удалилась. Пассажиры вспомнили пожелания Трумэна.

Матросы тут же прекратили покраску судна, и плавание продолжилось. Нью-Йорк встретил «Балтику» 19 сентября. Моросил дождь. В дымке тумана, смешанного со смогом, висевшим над большим городом, появились три зеленых вертолета с надписью: «Police N. Y. С.» — «Полиция города Нью-Йорка». Впереди судна шли два полицейских катера сопровождения. Вслед за ними, справа и слева по борту, к «Балтике» пристроились два полицейских буксирчика, а в воздухе появился еще один геликоптер, но уже желтого цвета, на котором размещались представители американского кино, радио и телевидения. «Настоящая желтая пресса!» — пошутил Хрущев, стоя на главной палубе по левому борту. Репортеры его заметили, желтый вертолет спустился до уровня палубы, где находился Хрущев, и сидевшие в нем журналисты почти в упор стали снимать главу Советского государства.

В самое первое посещение ООН по дороге к миссии советской делегации перекрыла дорогу наскоро подобранная антихрущевская демонстрация. К тротуару подъехал небольшой грузовичок, наполненный фанерными плакатами со словами «Хрущев go home!». Ловкие ребята стали вручать прохожим эти немудреные изделия, чтобы те подержали их. Кстати, людям тут же совали в руку по пять долларов. Не разобравшись, сунули и советским журналистам свою атрибутику и, сев в машину, умчались к другому перекрестку. Журналисты кинули агитки на тротуар, а на деньги позже выпили пива, нанеся двадцатипятидолларовый экономический урон противникам советского премьера.

Ровно в 11.55 председательствующий сессии Генеральной Ассамблеи ООН предоставил слово Председателю Совета Министров Союза Советских Социалистических Республик. Хрущев энергичной походкой направился к трибуне с кожаной коричневой папкой в руках. Речь начал спокойным голосом. После той части, где он пожелал благополучия и процветания молодым африканским государствам, в зале раздались аплодисменты. Это бурно реагировали делегации африканских стран. Где-то минут через двадцать Хрущев сделал паузу. Начальник личной охраны Никифор Литовченко подал ему на небольшом подносе стакан минеральной воды.

Отпив глоток и приподняв стакан, Никита Сергеевич на весь зал сказал:

— Боржоми! Советская минеральная вода! Очень хороший напиток, советую попробовать.

В зале началось оживление, легкий смех.

Во время доклада по залу постоянно ходили, делегаты некоторых стран негромко переговаривались друг с другом, кто-то со скучающим видом посматривал на часы. Такой запланированной обструкцией организаторы явно хотели умалить значение выступления Хрущева. Некоторые даже негромко постукивали ребром ладони по столам, создавая дополнительный шум в зале. Но, когда Никита Сергеевич предложил предоставить независимость всем колониальным народам и странам, в зале сноца вспыхнули аплодисменты.

Хрущев остановился, взглянул в зал и, показывая на ряд делегатов, которые не хлопали, громко сказал:

— Это сидят колонизаторы. Им ли приветствовать свободолюбивые предложения.

В общей сложности Хрущев выступал два часа двадцать минут. Несмотря на попытки обструкции, речь Хрущева была выслушана с большим вниманием. И когда он сказал, что в случае переезда штаб-квартиры ООН на территорию СССР наше правительство, не в пример правительству США, гарантирует всем делегатам свободу передвижения и полную безопасность, — эти слова были встречены взрывом аплодисментов.

— Во время нашего морского путешествия, — сказал Н. С. Хрущев, — силы агрессии пытались запугать меня подлодками без опознавательных знаков. Имейте в виду, я не из пугливого десятка. Пусть они примут во внимание, если кто-то попытается отправить меня на дно, я многих за собою потяну.

На заседаниях ООН Н. С. Хрущев при выступлении венесуэльского делегата колотил ботинком по столу, таким образом выражая свое возмущение. Но мало кому известно, как он дискутировал на телевидении с опытным американским журналистом Дэвидом Саскайндом, отстаивая в полемике свою точку зрения аргументированно и убедительно.

Загнанный в угол американец пытался поставить перед Хрущевым руку, чтобы изобразить роль ведущего. Но Хрущев прижимал к столу его руку локтем и ставил на стол свою.

Не найдя подходящего возражения оппоненту, американец заявил:

— Это называется выть на луну.

Хрущев не на шутку обиделся:

— Как вы смеете так заявлять. Я — глава Советского правительства и представляю многомиллионный народ. Прошу немедленно извиниться, иначе мы будем объясняться нотами.

Американцу пришлось принести публичное извинение.

Объяснение Хрущева с американцем затянулось до четырех часов утра. Рядом с помещением телестудии располагались увеселительные заведения. Некоторые члены делегации захотели посмотреть стриптиз. Пригласили Хрущева. Хрущев категорически отказался. А утром появился свежеиспеченный анекдот.

— Никита Сергеевич, хотите посмотреть стриптиз?

— А что это такое? — интересуется лидер.

— Танец обнаженной женщины на столе.

Хрущев промолчал, а утром заявляет:

— Ничего хорошего я в стриптизе не нашел.

— Так вы же не ходили, Никита Сергеевич.

— А зачем ходить, — отвечает. — Вернулся в отель и говорю жене: «Раздевайся». Разделась. «А теперь, — говорю, — танцуй на столе». Настоял и… ничего путного в стриптизе не нашел.

В этой поездке советские моряки потеряли в Америке механика корабля и изловили американского водолаза, который подобрался под киль турбоэлектрохода «Балтика» с целью изучения ходовых механизмов посудины. Домой решили возвращаться на своем самолете. Прибыли на американский аэродром, а начальник полиции заявляет:

— Позвонил неизвестный и доложил, что советский самолет заминирован.

— Послушаем, что скажет на это личная охрана? — поинтересовался Хрущев у начальника Девятого управления В. И. Устинова.

Устинов уверил лидера, что к советскому самолету посторонние люди не допускались.

— Летим! — заявил Хрущев. — Нас провоцируют.

Взлетели. Самолет быстро набрал высоту и… благополучно приземлился на московском аэродроме.

У каждого государства свои традиции, несоблюдение их по принятым негласным законам является нарушением этических норм. При посещении Индонезии, например, по протоколу к почетным гостям в отелях прикрепляются специальные девушки. По нашей же морали от подобных услуг следует отказаться. Посол Советского Союза в Джакарте провел с нами часовую беседу, где лишний раз напомнил о том всем членам делегации, за исключением членов правительства.

Большая часть членов делегации так и поступила, кроме одного очень уважаемого космонавта. Когда посол поинтересовался, почему у него в номере ночевала ритуальная девушка, космонавт без тени сомнения заявил: «Я пытался ее выставить. Но она разрыдалась. Сказала, что ее тогда выгонят с работы, и мне ничего не оставалось, как разрешить переспать ей на циновке у входа в номер».

Последний заграничный визит у Хрущева в 1964 году был в Скандинавию. В официальной поездке по Скандинавии Хрущева сопровождала вся семья из двенадцати человек, включая детей и внуков. Западная пресса окрестила эту поездку «семейным пикником». Плыли морем. Летняя Балтика щедро одаривала покоем и солнцем. От многого устал этот беспокойный, неуравновешенный и ставший подозрительным человек. Было заметно, как годы утишают воинственный пыл Никиты Сергеевича. Оппоненты впоследствии поставят Хрущеву эту поездку в вину, и не без оснований. В первый же день приезда Никита Сергеевич с Ниной Петровной, в сопровождении вездесущего А. И. Аджубея, пожелали ознакомиться с лучшими фермерскими хозяйствами. А шведы не только умеют их хорошо вести, но и не менее образцово демонстрировать. На фермах у них чистота, порядок: корма не только отлично складированы, но к ним подведены асфальтированные и электрифицированные дороги, скот откормлен и ухожен так, что аж сияет.

Нине Петровне, выразившей восхищение индюками, тут же была поднесена клюкающая образцовая парочка с повязанными на шеях бантиками. Признав новую хозяйку, они всюду стали за нею семенить, вызывая слезы умиления.

Нина Петровна расчувствовалась настолько, что в свою очередь поднесла сельскохозяйственному кооперативу жилой комплекс из пятидесяти шести крестьянских домов, в честь чего швед-хозяин закатил грандиозный банкет, где столы ломились от яств, а бочки лопались от добротных вин. И если Нина Петровна лишь пригуб-ляла отменные напитки, Никита Сергеевич с Алексеем Ивановичем позволили себе, как говорится, лишнего. А позволив, стали не только румянее яблочков, но и говорливее снегирей. Хрущев держался официально, когда ждали от него простоты, и просто, когда ждали официальности. Ни с того ни с сего он вдруг начал пылать негодованием, заимствованным из учебников марксизма-ленинизма, начал терять обаяние, как дерево листья. И тогда швед отважился продемонстрировать перед гостями всю свою фермерскую живность. Рассадил почетных гостей на мягкие скамеечки и начал выводить таких рысаков, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Пританцовывая и приседая, кавалькадой пошли неутомимые ахалтекинцы, тонконогие орловские рысаки, грудастые тяжеловозы и весь золотой, в золотой сбруе, с золотой наездницей на седле, — жеребец Пржевальского, с облачной гривой, достающей до самой земли, такой красавец, что у гостей дыхание перехватило. Конь грациозно остановился перед четой Хрущевых, преклонил колено и отвесил три низких почтительных поклона. Нина Петровна при этом вновь прослезилась и отошла, чтобы слезу смахнуть, а фермер-хозяин вывел на плац свиней: дебелых, румяных, вежливых до изумления, которые, мелко семеня ножками, выдавали такие мелодичные «хрю-хрю», точно в бубенцы позванивали. Замыкала шествие матка пудов на десять — спокойная, обворожительная, высотою по грудь Хрущеву.

— Конь! — воздал похвалу Аджубей, когда свинья поравнялась с Хрущевым.

Тут-то, видно, и дал бес шинкарей под ребра лоснящейся лысой голове. Хрущев кочетом слетел со скамьи, лихо перекинул через свинью ногу, так что никто и ахнуть не успел. Однако тут же все громко ахнули, так как сверкнул блиц фотоаппарата и довольный-предовольный американский корреспондент хотел спешно ретироваться.

О, ужас! Как миру в глаза смотреть? Глава Советского правительства восседает верхом на свинье. Это же не Дуров, чтобы на зеленой хрюшке по Одессе разъезжать и городничего Зеленого высмеивать, а Первый секретарь ЦК КПСС, премьер Советского правительства.

Позор! Уши от стыда дымятся!

Бдительный Алексей Иванович мгновенно протрезвел и схватил американца за лацканы:

— Ты что надумал, стервец? Опозорить нас хочешь?

А американец в ответ лишь скалит белые зубы и талдычит одно:

— Сенсацион! Сенсацион!

— Какой сенсацион? Неужто ты это печатать станешь?..

— Я-я-я! — радовался американец.

— Не дури! Или голову с нас снять надумал? Сколько стоит твой паршивый снимок?

— Очень-очень много.

— Сколько? Покупаю вместе с фотоаппаратом.

— Двести тысяч долларов.

Алексей Иванович аж на землю присел от американской наглости.

— Где ты видел такие цены?

— Нигде, — скалился американец. — Платите. Или я уйду.

Срочно пришлось подключить работников МИДа и Внешторга и начать выторговывать у паршивца фотоаппарат вместе со злополучным снимком.

Три битых часа торговались. Американец стоял на своем. И москвичам скрепя сердце пришлось выложить ему требуемую сумму. У Никиты Сергеевича при этом так лысина перегрелась, что, когда плеснули на нее водой, вода закипела, аж пар пошел.

Вернувшись в отель, собрались было отдохнуть, да на столиках обнаружили цветные журналы с соблазнительными пригожунями и газеты с такими шаржами на советского лидера — хоть стой, хоть падай. На одном он был нарисован в рваной майке, дырявых шортах, почесывающим лысину. А внизу стояла подпись: «Кому бы еще помочь?» На другом изображен в образе лежащей на боку свиноматки, которую сосут поросята — социалистические страны, а два из них, сытно откушав, отвалились (на их боках значилось: Албания и Китай). Под третьим рисунком петитом было набрано, что на Хрущева-де готовилось в Швеции покушение, которое было предотвращено советской охраной. Ниже прилагалась фотография начальника личной охраны Хрущева Литовченко, расстегивающего рукой кобуру пистолета. На самом же деле Литовченко время от времени проверял, на месте ли его пистолет, что и было зафиксировано досужим американским корреспондентом, а в печать подано с огромной дозой перчика.

Весь второй день мы разъезжали с Хрущевым по различным ведомствам, пунктуально соблюдая протокольный циркуляр расписаний, навязанный нам шведской стороной. Надо заметить, что вместе с охраной в автомашинах разъезжали две капризные откормленные индюшки с алыми бантиками на шеях. Оставлять их в машинах становилось невозможно, ибо они испражнялись по нескольку раз в минуту, оповещая об этом громким клю-каньем. Носить же на руках и вовсе несподручно: индюки — птицы бойцовского нрава, все время пытаются тюкнуть тебя либо в глаз, либо в нос.

Ситуация получалась трагикомическая: офицеры, призванные обеспечить охрану первого лица государства и его леди, в левой руке держат строптивых индюков, а в правой — боевые пистолеты.

По протоколу офицеры охраны допускаются почти на все официальные правительственные заседания, беседы, банкеты и тому подобные церемонии. Но еще никто не предусмотрел допускать туда живых индюков, никто, кроме Нины Петровны Кухарчук-Хрущевой. И все это потому, что всякая жена сочетается браком не только с мужем, но и с положением, в котором он находится. Никита находился в фуроре, а коли в фуроре, то почему бы его леди не привести на правительственный прием обожаемых индюков.

Но терпению охранников пришел конец. Один из них решился объявить об этом премьеру.

— Никита Сергеевич, посмотрите внимательней на меня.

Хрущев посмотрел.

— Почему вы с индюком?

— Потому что шоферу надоело дезинфицировать салон автомашины, послу — приемные залы, морякам — кубрики и они свалили птиц на нас.

— Вот что, — смекнул Никита Сергеевич. — Завтра у нас прием в честь премьер-министра Эрландера. Тихонечко попросите повара от моего имени приготовить этих птичек, да так, чтобы пальчики гостю облизать захотелось…

Так было и сделано. Какими румяными и веселыми, с розочками в клювах, с гвоздичками в попочках проплыли индюки мимо сиятельных гостей на ломящийся от яств стол советского премьера. А как они аппетитно пахли. Не давая им остыть, гостеприимный хозяин предложил тост за такую горячую дружбу, как горячи сегодня индюки, приготовленные по специальному рецепту, который знает только один человек в мире, а именно Хрущев Никита Сергеевич…

Гости зааплодировали… Хозяин огромным ножом разрезал птиц и собственноручно поднес премьер-министру Швеции и его супруге увесистые куски, лукаво подмигнув при этом Нине Петровне. Супругу осенило:

«Индюки. Даренные мне племенные индюки», — подумала огорченно она.

А гостеприимный хозяин по этому или по какому другому случаю залился таким смехом, что превратил случай в фарс, ибо очччень любил пофарсовать.

После банкета Эрландер ловко вскочил на велосипед и без всякой охраны отправился домой. Эта демократичность впоследствии другому премьеру Швеции обернется смертью. А пока, пока я вижу белозубую улыбку шведского премьера, склоненную над рулем фигуру в длинном хитоне, быстро вращающую ногами педали велосипеда.

В день отъезда советской делегации премьер-министр Швеции даст банкет в честь главы Советского государства. Тепло поприветствует его жену, детей и произнесет тост во имя вечного мира.

А Хрущев… Хрущев оседлает своего старого марксистского росинанта и пообещает господам капиталистам показать кузькину мать. Но господа никогда благосклонно не воспринимали встречу с кузькиной матерью, не восприняли ее и теперь. Загудели растревоженным пчелиным роем. Эрландер был вынужден осадить хрущевского росинанта на полном скаку.

— Уважаемый господин Хрущев! — сказал он. — Вы наш гость, и мы принимаем вас по высшему ритуалу, как первое лицо правительства СССР. За что же вы нам хотите показать эту самую, как вы ее называете, кузькину мать? Представьте себе обратный вариант: я капиталист, принимаю ваше приглашение посетить СССР и при посещении Москвы обещаю коммунистам показать чью-то мать или попросту фигу. Как вы это воспримете? Вот так и мы воспринимаем… Потому милости просим откушать хлеб-соль, оценить скандинавское гостеприимство и не обижать нас…

Хрущев зааплодировал и больше в Швеции о кузькиной матери не вспоминал. А пока не вспоминал, в Московском городском Совете объявилась Кузькина мать настоящая и стала требовать себе пятикомнатную квартиру на том основании, что она Кузькина мать. В хоккейной сборной страны великолепно играл нападающим Виктор Кузькин. И мать его, неоднократно прослушав выступления Хрущева о кузькиной матери, решила, что ей самая пора объявиться. Так московские чиновники первыми узрели настоящую Кузькину мать.

Руководитель страны оценивается по тому, что для страны сделал, какой ее оставил наследникам. Большевикам страна досталась битая во всех последних войнах, без Аляски, с царскими долгами. Сталин оставил СССР оснащенным атомным оружием, без долгов в политическом, военном и экономическом отношении, совершенно независимым, почитаемым многими.

Начало развалу СССР положили хрущевские реформы, густо замешенные на ненависти к предшественнику. Внук Сталина Евгений Яковлевич Джугашвили объясняет это так:

«У Хрущева от первого брака был сын Леонид. Любимым его развлечением была стрельба по бутылкам, стоявшим на голове человека… В одном из таких упражнений по пьяной лавочке Леонид вместо бутылки попал в голову своему товарищу и убил его. Об этом стало известно Сталину. Хрущев, как член военного совета одного из фронтов, первый секретарь ЦК КП (б) Украины, начал спасать сына от наказания… На встрече с Хрущевым Сталин спросил его: «Вы ходатайствуете о своем сыне как член Политбюро или как отец?» — «Как отец», — ответил Хрущев. Тогда Сталин задал ему вопрос: «А вы думали о том отце, сына которого убил ваш сын? Что он скажет?»

Ходит молва, что Леонид был разжалован из офицеров в рядовые и направлен в штрафной батальон.

Затем вскоре попал в плен и стал выступать по радио, агитируя советских солдат и офицеров сдаваться в плен.

Сталин дал указание начальнику Центрального штаба партизанского движения Пантелеймону Кондратьевичу Пономаренко выкрасть сына Хрущева, что и было исполнено. Леонида доставили в один из партизанских отрядов и попросили самолет для отправки в Москву. Сталин ответил: «Не надо рисковать еще одним самолетом» (Леонид однажды уже был сбит немцем. — С. К).

Сын Хрущева был расстрелян как изменник Родины. Н. С. Хрущев после смерти Сталина, как и члены его семьи, тщательно скрывал этот факт и с помощью печати распространил слух, что Леонид Хрущев погиб смертью храбрых в бою с несколькими немецкими истребителями…»

(Не зная, где зарыта истина, я оставляю за собой право привести и другие свидетельства о жизни и смерти Леонида Никитовича Хрущева.)

В одном из послевоенных своих выступлений Сталин назвал Хрущева придурком. После смерти Сталина все это вылилось в открытую ненависть преемника к усопшему вождю. Хрущев стал насаждать ее в народе, что принесло огромный вред советским людям и всему коммунистическому движению.

И при всем при том я считаю, что это слишком упрощенный вариант для объяснения столь сложной ситуации. Зная слабости Хрущева, западные службы обставили его агентами влияния и повели просто «на поводке».

Прежде всего Н. С. Хрущев исключил из партийной программы следующие положения:

«Б партии не может быть двух дисциплин — одна для руководителей, другая для рядовых… Быть правдивым и честным перед партией, не допускать сокрытий и искажений правды. Неправдивость коммуниста перед партией и обман партии являются тягчайшим злом и несовместимы с пребыванием в рядах партии… На любом посту коммунист обязан подбирать кадры по признакам политических и деловых качеств. Не допускается подбор кадров по признакам родства и кумовства, землячества, личной преданности. Нарушение этих норм: подбор работников по признакам приятельских отношений, личной преданности, землячества и родства — несовместимы с пребыванием в рядах партии».

Выкинув эти положения из программы партии, Хрущев поднял свои обиды до уровня государственной политики.

А из Конституции СССР он выкинул статью 131, гласящую:

«Каждый гражданин обязан беречь и укреплять общественную социалистическую собственность, как священную и неприкосновенную основу советского строя, как источник зажиточной и культурной жизни всех трудящихся. Лица, покушающиеся на общественную социалистическую собственность, являются врагами народа».

Таким образом, в СССР нашелся первый приватизатор, и им оказался Н. С. Хрущев. Все решительные эксперименты, начатые Хрущевым, вобрала в себя экономическая реформа 1965 года, основой которой был смысл: «Дают ли фонды прибыль?», где социалистическая терминология осталась лишь для маскировки затратного капиталистического экономического механизма.

Группа Молотова выступила против проводимой политики Хрущева и добилась бы его смещения, если бы… если бы лидера не поддержал маршал Г. К. Жуков. Непобедимый маршал оказался недальновидным политиком и отдал страну в руки реформаторов, читай разрушителей. На глазах Жукова впоследствии произойдет безжалостное уничтожение армии, лучших в мире самолетов и кораблей, начнется преступное отставание в космонавтике.

Сегодня нашей экономикой и политикой управляет бумажный американский доллар, который в очень редких случаях обеспечен золотом. Сталин, предвидя это, примет постановление:

«Прекратить с 1 марта 1950 года определение курса рубля по отношению к иностранным валютам на базе доллара и перевести на более устойчивую, золотую основу, в соответствии с золотым содержанием рубля».

Советский рубль становился властелином мира. Но в 1961 году Хрущев проведет денежную реформу, согласно которой курс рубля по отношению к доллару уменьшится в 2,2 раза.

14 октября 1964 года Пленум ЦК КПСС освободит Н. С. Хрущева от обязанностей Первого секретаря ЦК и Председателя Совета Министров.

Произойдет это исподволь.

Перед отлетом на отдых в Пицунду Хрущев получит сообщение о его предполагаемом смещении. И на аэродроме перед отлетом он заметит Подгорному: «Игнатов затеял какую-то возню. Разберись!» Выходит, он сути не знал, а Председатель Президиума Верховного Совета РСФСР Н. Г. Игнатов действовал по прямому указанию Подгорного. Подгорный при словах Хрущева напряжется и промолчит.

Самолет поднимется в небо, а полетит не в Пицунду, а в Ливадию. Но ливадийская погода отдыху благоприятствовать не станет. Она начнет несколько дней кряду истекать дождями. А вместе с нею станет плакать телефон, напоминая о том, что в «Артеке» при смерти находится Генеральный секретарь Итальянской компартии товарищ Пальмиро Тольятти. Телефонными звонками он будет умолять Хрущева его навестить. У постели умирающего станет бессменно дежурить секретарь Итальянской компартии Луиджи Лонго. Однако Хрущев отчего-то к Тольятти не спешит, ссылаясь на занятость, но в то же время не перестает устраивать частые морские прогулки мимо «Артека» на военном катере, как бы насмехаясь над обреченным.

В одну из таких прогулок катер с полного хода налетит на какой-то твердый предмет. Движение застопорится. В днище посудины окажется огромная рваная пробоина, в которую хлынет вода. Умелыми действиями экипажа турбоход будет пришвартован к пристани, все пассажиры благополучно сойдут на берег, а катер с включенной помпой, откачивающей воду, отправится в док на ремонт.

Позже выяснилось, что судно напоролось на не убранный вовремя перископ подводной лодки, которой командовал капитан второго ранга Владимир Орлов. Орлов решил посмотреть, чьи это шумы винтов не дают команде покоя. Полюбопытствовал и как гарпуном прошил днище суденышку. Лодке, как и катеру, пришлось срочно вызывать подменную баракуду, а самой ошвартовываться в доке.

Не получив удовольствия от морских прогулок, премьер решил посмотреть кинофильм по сценарию Василия Захарченко «Дорогой наш Никита Сергеевич». И не только посмотреть, но и себя показать. Кинематографисты из кожи лезли вон, дабы выискать у Первого секретаря ЦК КПСС такие необыкновенные качества, которые у простых смертных не только не могли выявиться, но даже и намека на их возникновение иметь не смели.

Но что за оказия? Полтора часа прошло с того времени, как наш дорогой Никита Сергеевич выразил пожелание кинофильм посмотреть, а кинофильм не показывают из-за того, что киномеханик, оказывается, арестован местными властями за хулиганство.

Срочно поехали вызволять «пострадавшего». Вызволили. Хозяин уже рвет и мечет, пред грозные очи арестанта зовет. А как киношника пред грозные очи представить, когда на нем в прямом смысле лица нет, так оно разузорено местными блюстителями порядка, ни одному ретушеру не восстановить. Пообещали прислать Хрущеву механика пред грозные очи сразу же после просмотра кинофильма, надеясь на то, что фильм «самому» понравится и он сменит гнев на милость.

Посмотрел лидер хронику собственной жизни с бальзамным вымыслом, на душе полегчало, и так себя зауважал, так полюбил, что не преминул пригласить друзей на рюмашечку: дабы заодно тосты послушать и с неразлучным другом Климентием Ехремовичем «Реве та стогне…» и «Летят утки» дуэтом поспивать. Вечор пробовали, оч-чень аппетитно выходило. Раскат песни аж за шаляпинскими гротами плескался. А что, если… попытаться с шаляпинских гротов попеть, может, и не хуже, чем у Шаляпина, получится? Вот ведь «Ой, Днипро, Днипро» по черноморской глади подобием лунной зыби катится и даже обликами пересверкивает…

— Никита Сергеевич, — напоминает заместитель начальника охраны Василий Иванович Бунаев, — от Луиджи Лонго звонили, Пальмиро Тольятти преставился.

Хрущев с Ворошиловым оторвались от кресел. Бунаев со скорбным ликом снял с головы фуражку и продолжал:

— Завещание оставил. Без вас вскрывать не решаются.

— Подождут пусть, — резюмирует Персек. — Катер прикажите подать завтра к двенадцати дня.

— Слушаюсь, — спешно отвечает подполковник и как бы спохватывается: — Может, лучше на автомашинах? Берег возле «Артека» крутой, а фуникулеры барахлят.

— Вечно у вас что-нибудь барахлит, — замечает Хрущев. — Катером пойдем, а потом пересядем на машины. Вызовите Подгорного, Косыгина и Пономарева. При вскрытии завещания консилиум быть должен.

21 августа 1964 года в газете «Правда» была опубликована фотография со следующей подписью: «21 августа 1964 года в 13 часов 20 минут по московскому времени после тяжелой болезни скончался Генеральный секретарь Итальянской коммунистической партии товарищ Пальмиро Тольятти.

Крым. 21 августа 1964 года. Н. С. Хрущев, Луиджи Лонго, Леонильда Иотти, Н. В. Подгорный и другие товарищи у тела Пальмиро Тольятти».

Тогда же и там же в статье «Прощание с товарищем Пальмиро Тольятти» сообщалось, что Н. С. Хрущев намеревался посетить находящегося близ Ялты тяжелобольного Пальмиро Тольятти, который прибыл в Крым на кратковременный отдых. Когда Хрущев приехал в «Артек», ему сообщили, что Пальмиро Тольятти сорок минут назад скончался.

«Правда» писала: «Товарищи Н. С. Хрущев, А. Н. Косыгин, Н. В. Подгорный, Б. Н. Пономарев склонили головы у тела Пальмиро Тольятти, отдали последний долг выдающемуся коммунисту, борцу за победу социализма в Италии, большому другу Советского Союза».

На второй фотографии, сделанной в тот же день, мы видим Н. С. Хрущева, Луиджи Лонго, А. Н. Косыгина, Б. Н. Пономарева, Н. В. Подгорного после воздания последних почестей у тела усопшего Пальмиро Тольятти. Н. С. Хрущев сердит: ему стало известно об оставленной записке Пальмиро Тольятти, в которой он не разделяет политику по руководству международным коммунистическим и рабочим движением, проводимую Первым секретарем ЦК КПСС Н. С. Хрущевым. Записку по этическим нормам и по воле усопшего необходимо срочно опубликовать.

Н. С. Хрущев публикации «Памятной записки» всячески противился, однако 10 сентября 1964 года «Правда» ее публикует со следующим вступлением: «Рим. 9 (ТАСС). Газета «Унита» и журнал «Ринашити» опубликовали памятную записку Пальмиро Тольятти по вопросам международного рабочего движения и рабочего единства. Ниже следует ее перевод. Ялта. Август 1964 года».