Возле вождей

ГРЕШЕН ЛИ БРЕЖНЕВ Л. И.?

Леонид Ильич Брежнев происходил из старой рабочей семьи. Его дед Яков, сталелитейщик из-под Курска, некогда взял к себе в помощники сына Илью и женил его на красавице Наталье. От этого брака 19 декабря 1906 года и родился сын Леонид.

Будущий Генсек в комсомол вступил в семнадцатилетнем возрасте, а в партию — двадцатипятилетием, пока окончательно не убедился, что партбилет является той лакмусовой бумажкой, перед которой открываются двери карьеры.

Никогда, никакими комплексами Леонид себя не ущемлял. Выйдя из потомственной рабочей семьи с твердой традицией воспитания, он к тридцати годам имел среднетехническое, а затем и высшее образование и начал работать инженером на металлургическом заводе. Жил всегда в открытую и «шел в гору» вместе с техническим прогрессом. В себе был не только уверен, но даже самоуверен и отчасти спесив. Потому никогда не испытывал потребности в заимствовании чьих-то манер или правил, наоборот, зачастую навязывал людям свои. На уровне прогресса брежневская семья смотрелась доморощенно и далеко от манер хорошего тона, зато оригинально, естественно, с национальным своеобразием и без ложных претензий.

В 1939 году, по предложению Хрущева, Брежнева назначают секретарем Днепропетровского обкома партии, а в 1952-м избирают секретарем ЦК КПСС и кандидатом в члены Президиума. На этом посту выдвиженец проявляет затаенную хитрость, вероломство, возглавляет заговор против своего покровителя Н. С. Хрущева. 13 октября 1964 года он низвергает Хрущева и занимает высший партийный пост.

Заговор о снятии Хрущева, по мнению бывшего члена Политбюро ЦК КПСС Г. И. Воронова, готовился примерно год, и готовился он в охотничьем хозяйстве Завидово, где будущий Генсек обычно охотился. Брежнев лично сам ставил в списках членов и кандидатов в члены ЦК против каждой фамилии плюсы и минусы, выражающие желание тех или других, по его мнению, поддержать его в борьбе против Хрущева. Как о ключевой фигуре тех событий говорят и пишут сейчас о Суслове. Этот человек заслуживает отдельного разговора. Чтобы понять его, достаточно прочесть его речи, произнесенные на трех партийных съездах: на XIX — славит Сталина, на XXII — возносит Хрущева, на XXIV — поет дифирамбы Брежневу. Главное в позиции М. А. Суслова — следовать за наисильнейшим в данный момент.

В 1964 году готовый текст доклада ему вручили перед Пленумом и попросили зачитать. Суслов подчинился. В числе обвинений в адрес Хрущева было и такое: «Выезжая на места, он все чаще, обходя партийное руководство, по хозяйственным вопросам напрямую обращался к руководителям Советов». По тем временам все обвинения префекта идеологической епархии легли, что называется, в строку.

Целью смещения Хрущева было не исправление ошибок, не следование курсу XX съезда партии, а захват власти, чтобы свернуть с курса, намеченного XX съездом КПСС. Что и проявилось вскоре в установлении у Кремлевской стены бюста И. В. Сталина. С моральной точки зрения свержение Хрущева Брежневым было черной неблагодарностью преемника к учителю, а с точки зрения политической явилось волей к власти и отсутствием у претендента каких-либо угрызений совести.

Федор Бурлацкий утверждает, что накануне снятия Хрущева Брежнев предварительно заменил личную охрану Хрущева, и из Пицунды они с Микояном летели как бы не под охраной, а под конвоем.

Смею уверить, с Хрущевым вернулась в Москву и его охрана.

Ничтоже сумняшеся, Леонид Ильич занимает то кресло, в котором некогда пребывали Сталин и Хрущев, и начинает представлять себя воистину преемником и продолжателем дела коммунизма. Однако при нем людей XX съезда тихо отодвигали в сторонку, а то и просто легким движением торса спихивали с края скамейки. Примечателен факт такого поведения будущего Генсека Брежнева. В 1963 году газета «Сельская жизнь» отмечала выпуск десятитысячного номера своего издания. Юбилей газеты отмечался в бывшей резиденции Председателя Президиума Верховного Совета СССР, которая, по милости Е. А. Фурцевой, превратилась в кремлевский театр.

В центре президиума собрания восседал Н. С. Хрущев, Н. В. Подгорный, возле них главный редактор газеты-юбиляра В. И. Поляков, главный редактор «Известий» А. И. Аджубей. Брежнев пришел с заметным опозданием. Но, выйдя из-за кулис на сцену, движением торса раздвинул Хрущева с Подгорным и как ни в чем не бывало уселся между ними. Те же не то чтобы возмутились, а посочувствовали Ильичу: не ушиб ли он коленей, когда бил ими двух стариков под плоские зады? Серые, некомпетентные люди при Брежневе постепенно начинают занимать посты в партийных и государственных анклавах, в руководстве хозяйством и даже в руководстве наукой и культурой. Каков поп, таким становится и приход.

Но Брежнев понимал, что без поддержки «родной братии» ему не обойтись, и начал на все важные посты расставлять своих людей. Один за другим из старого Политбюро — Президиума ЦК КПСС уходят Подгорный, Воронов, Полянский, Мазуров, Микоян, Шелест. Леонид Ильич считает, что место Генсека судьбой уготовано ему, и, как плохой актер, выходя перед трибуной коммунистического съезда, объявляет:

— Пленум единогласно избрал Генеральным секретарем ЦК КПСС товарища Брежнева Леонида Ильича, — и сам себе зааплодировал.

Парадокс. Ни чувства личной скромности, ни сознания уважения к своим соратникам, к народу, к мировому общественному мнению. Но таким манером он берет власть и становится диктатором партии и государства.

Однажды, когда референты в Завидове подготавливали Генсеку очередную речь, кто-то заметил, что в СССР очень трудно живется низкооплачиваемым семьям. Брежнев вспылил: «Вы не знаете жизни. Никто не живет на зарплату. Я в молодости, в период учебы в техникуме, подрабатывал разгрузкой вагонов. И как делали? Три мешка или три ящика туда — один себе. Так все живут в стране».

И это говорила первая голова государства. Потому нужно ли удивляться, что при Брежневе активно заработала теневая экономика, расцвели грабительство в сфере услуг, взятки чиновников.

Надо сказать, Брежнев сумеет юридически получить власти значительно больше, чем Сталин и Хрущев, вместе взятые, ибо он станет Генеральным секретарем ЦК партии, Председателем Президиума Верховного Совета, Председателем Совета Обороны и Верховным Главнокомандующим всеми Вооруженными Силами государства. Но до конца он так и не поймет, что все присвоенные им должности — лишь фикция, в которой номенклатура только инструмент в руках олигархии, авторитетная игрушка во внутренней политике и импозантная фигура в соблюдении интересов политики внешней.

На практике вершить политику и вертеть Генсеком станет олигархическая машина власти. А малозначащий человек, ленящийся читать даже то, что ему пишут референты, не захочет вникать ни в один из вопросов. Выступая только по бумажке, он неоднократно будет попадать в нелепые ситуации, но и тогда не захочет разобраться что к чему. Индиру Ганди обзовет госпожой Тэтчер. На центральной площади Азербайджана в городе Баку зачитает:

— Я поднимаю этот тост за дорогого (выделяя «го-го») товарища Алиева. — Выждет паузу, как бы давая людям закусить, и продолжит: — И этот тост предлагаю за дорогого Гейдара Алиевича Алиева.

Известно, что великие личности главные роли жизни исполняют либо в трагедии, либо в фарсе. Их спектакли, как исторические события, происходят у всего мира на виду. Брежнев преуспел в обеих ипостасях и для себя уяснил, что при своем правлении он не должен противостоять никакому клану и доказать, что именно он, а не кто иной, является той личностью, которая наделена теплыми человеческими качествами, безумно влюблена в само человечество и поведет государство по тому пути, который ему историей предназначен.

Так что же предназначено ему было историей?

На Политбюро решается вопрос: в связи с днем рождения присвоить Брежневу звание Героя Советского Союза. Имеются возражения:

— Дата не круглая и это не годовщина войны или какого-то крупного сражения.

Подгорный, Кириленко и Черненко настаивают:

— А разве имела когда-нибудь прецедент такая борьба за мир, которую ведет Леонид Ильич? А разве возможно оценить его вклад в развитие Вооруженных Сил?

Брежнев отрывает от бумаг голову и с нажимом говорит:

— Всю жизнь я подчиняюсь решениям ЦК партии и на сей раз поступлю точно так же. Как Политбюро решит, так и будет.

Политбюро присваивает Л. И. Брежневу трижды звание Героя Советского Союза и один раз звание Героя Социалистического Труда. Он становится Маршалом Советского Союза. Удостаивается высшего воинского звания, ордена «Победа» и звания лауреата Ленинской премии и многих других премий и званий.

Он пришел тогда, когда, ощущая бездействие властей, начала действовать мафия. И это не пустые слова.

Всесильный председатель КГБ Ю. В. Андропов засыпает Политбюро и Генсека докладными о неблаговидных делах первого секретаря Краснодарского крайкома Меду-нова, первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана Ш. Р. Рашидова, первого секретаря Новосибирского обкома партии Горячева, первого секретаря Хабаровского крайкома партии Черного. И что же? Да ничего. Брежнев все спускает на тормозах.

Видя беспорядки властей предержащих, начинает поднимать голоса протеста творческая молодежь, интеллигенция в лице Сахарова, Солженицына, Галанскова, Гинзбурга, Даниэля, Синявского, Максимова, Буковского[6], Их выступления называют выступлениями диссидентов, и протестующих подвергают различным наказаниям, вплоть до высылок.

На словах развенчав культы предшественников, префект идеологической епархии М. А. Суслов начинает порождать культ Брежнева. Отправляясь с выступлениями далеко от столицы, он, распираемый эмоциями, называет Брежнева дорогим Леонидом Ильичом.

Называет… Называет… Называет… И… выжидает до тех пор, пока подхалимы всех мастей не подхватят придуманный им лестный эпитет и на всю ивановскую, а точнее на всю советскую губернию не затрезвонят:

— Дорогой… Любимый… Мудрый… Непогрешимый… Гениальный Леонид Ильич!..

Так в недрах власти наступал паралич!

А Генсек между тем начинает коллекционировать гос-дачи, госквартиры и, не мудрствуя лукаво, демонстрирует охотничьи домики, дачи под Москвой и в Крыму, коллекции золотых подарков своей родной матери. При этом мать всплескивает руками и восклицает:

— Леня, а ты не боишься, что к власти опять придут большевики?

Но за коллекционированием наград и званий Л. И. Брежнев с патологической страстью начинает коллекционировать иностранные автомобили. Получив первую машину от первого зятя, циркового силача Евгения Милаева, Ильич разохотился и захотел иметь дюжину автомашин. В Кэмп-Дэвиде получил в подарок от Никсона «олдемобиль». Обрадованный, сел за руль и с места в карьер рванул на все сто пятьдесят. Эта машина долгое время служила ему утешением. При пользовании ею Генсек уверял всех встречных и поперечных, что в ней можно говорить о чем угодно, с кем угодно и никто сторонний никогда разговор не услышит.

Брежневу так понравились заверения Никсона о безопасности разговора в упоминаемой машине от сторонних слушателей, что он упоминал об этом кстати и некстати. И когда однажды в сотый раз заверил:

— Говори в ней с кем угодно, когда угодно, и никто сторонний разговор не услышит, — один из сотрудников охраны не удержался и отпарировал:

— Никто, кроме Никсона…

Брежнев оторопел:

— Кто это сказал?

— Я, — признался сотрудник.

— Заткнись.

Однако вскоре пересел на другую машину, а никсо-новскую загнал в дальний угол гаража, видимо, для того, чтобы она случайно не заговорила и не выболтала нечто такое, что сторонним ушам слушать не предназначалось.

В Калифорнии Никсон пригласил Брежнева на свою дачу. В честь высокого гостя состоялся прием, а после приема хозяин предложил ему заночевать на одном этаже с четой Никсон. У дверей покоев Генсека дежурить поставили В. Т. Медведева, автора книги «Человек за спиной». В третьем часу ночи дверь спальни жены Никсона распахнулась, из нее в длинной ночной рубашке босиком вышла жена Никсона Патриция и легкими грациозными шажками направилась в спальню советского лидера.

Руки Патриции были вытянуты перед собой, глаза устремлены в одну точку, сама она находилась в полной прострации. Медведев попытался перекрыть движение женщины корпусом, однако та, обойдя охранника, упрямо шла в спальню к Ильичу. И тогда офицер взял женщину на руки и, нашептывая ей ласковые слова, нежно понес в спальню ее собственной половины и уложил в принадлежащую ей постель.

Факт вроде бы незначительный, но заставляет задуматься: не страдала ли женщина так называемой лунной болезнью? Или не обладал ли Л. И. Брежнев магической силой притяжения, что заставил женщину потерять контроль и отправиться к человеку, излучающему страстные позывы.

В мае 1967 года канцлер ФРГ Вилли Брандт преподнес Брежневу в подарок «Мерседес-450». Машину пригнали к гостинице. Ильич легко впрыгнул в нее, дал газ и один, без сопровождения, умчался куда глаза глядят. Но полиция выставила поперек дороги две автомашины, и лихачу, несолоно хлебавши, пришлось вернуться восвояси. Подъехав к гостинице, шеф весело рассмеялся:

— Ловко я от вас сбежал. Трухнули? Не пугайтесь, все в порядке.

Машину эту Брежнев слегка повредил и тут же объявил, что ему не по вкусу серебристо-серый цвет, немцам пришлось обменять ее на новую, цвета голубой стали.

В 1974 году во Владивостоке состоялась встреча Генерального секретаря ЦК КПСС с президентом США Джералдом Фордом. Форд пожаловал в холодную Россию в роскошной волчьей дохе. Провожая его домой, Брежнев у трапа самолета соизволил отпустить шуточку:

— Хорошая у тебя шуба. В ней только на охоту ходить.

Форд дождался перевода слов Брежнева, по-джентльменски скинул доху с плеч и накинул на плечи Брежнева. Генсек от неожиданности даже дар речи потерял и с заметным запозданием сказал:

— Ну что ж, спасибо!

Красивая волчья шуба с плеч американского президента станет точкой отсчета переходного времени состояния морально и физически крепкого Генерального секретаря ЦК КПСС к Генеральному секретарю полуразва-лившемуся, больному и крохоборствующему.

Из Владивостока Брежнев отправится в Монголию. В поезде у него наступит нарушение мозгового кровообращения. Он впадет в невменяемое состояние, от которого начнется отсчет болезни, духовный распад — явится слабость к подаркам, наградам, славословиям. Они породят серии анекдотов.

В конце 1973-го на переговорах в Америке поведется разговор о бедственном положении в СССР советских евреев. Переговоры зайдут в тупик, на что придет анекдот следующего порядка.

Брежнева спрашивают:

— Расскажите о положении евреев в Советском Союзе.

Брежнев:

— Вот говорят, мца, мца, что евреям в СССР плохо живется. Неправду говорят. Неправду говорят… А что, русским лучше? Еще говорят, мца, мца, что я в СССР все престижные должности и звания себе забрал. Неправду говорят. Неправду. Я же не взял себе генерали-сиси… не присвоил себе звания генералисиси… тьфу, твою мать, я еже его не взял, я же его себе не присвоил…

При подготовке визита Л. И. Брежнева во Францию передовую группу сопровождающих разместили в гостинице «Бурбон» в центре Парижа. Хозяин отеля, решивший удивить советских представителей, предложил на обед форель, которую для приготовления можно было на выбор выловить в громадном аквариуме ресторана, попросить повара поджарить ее по собственному рецепту и заказать к столу бесплатно лучшие коньяки и вина. В аквариуме плавало около сотни крупных форелей. Русские за один присест съели всех форелей и выпили все запасы коньяка и вин, имеющихся в ресторане. На следующий день хозяином был резко сокращен рацион питания, а из напитков стало подаваться к столу только пиво.

Нечто подобное произошло и в Бонне: увидев, что содержание советской делегации обходится немцам в несколько сот тысяч марок, администраторы поставили вопрос о финансировании представителей советской делегации на обсуждение в бундестаге.

Будучи очень спортивным по комплекции человеком, Леонид Ильич так возлюбил футбольные и хоккейные матчи, что за один присест мог просмотреть сразу три матча.

Тем самым он так перекормил матчами своих приближенных, что многие из них навсегда возненавидели эти два уважаемых вида спорта.

Хрущев ли привил страсть Брежневу болеть за футбол, Брежнев ли Хрущеву, но тот и другой больше предпочитали находиться на стадионах, нежели в рабочих кабинетах. С той только разницей, что Хрущев болел за «Спартак», а Брежнев за ЦСКА. При очередном голе болельщики позволяли себе пропустить по рюмочке здесь же, в особом буфете.

На матчи чаще всего Брежнев приглашал с собой А. А. Громыко, который ни в футболе, ни в хоккее ничего не смыслил, но поскольку его приглашал сам Генсек, охотно принимал приглашения.

Другой спортивной страстью Брежнева была охота, третьей — плаванье. Чтобы побыстрее добираться до правительственного охотничьего хозяйства Завидова, был создан специальный вертолетный парк, с посадочной площадкой возле дачи Брежнева в Заречье. На вертолетах летали раз в неделю до тех пор, пока не попали в такую грозу, в которой машину кидало из стороны в сторону, как поплавок в потоке воды, а огненные ленты опоясывали фюзеляж подобием фейерверка.

В Завидово впервые пригласил Брежнева Хрущев. Лесные угодья этого хозяйства некогда принадлежали Хозяйственному управлению Министерства обороны СССР. При Хрущеве Завидово было небольшим: укромный дом для охотников, несколько летних домиков для охраны, в которых в зимнее время было так холодно, что в ведрах замерзала вода.

Территорию хозяйство занимало огромную; в него входили земли Московской и Тверской областей.

При Брежневе охотничье хозяйство разрослось, укрупнилось. Подсобные постройки доусовершенствовались: завели лошадей, коров, овец. Стали разводить уток, куропаток, норок, рыб. Всю эту живность содержали пятьдесят человек, в обязанности которых входило и обеспечение безопасности флоры и фауны заведения.

Брежнев предпочитал охотиться на лосей, маралов, кабанов. Стрелял их со специальной вышки, которую проверять охране запрещал, чтобы она не испугала кабанов. Запрещал до тех пор, пока с одной из вышек не открыли однажды стрельбу браконьеры по члену Политбюро Борису Николаевичу Пономареву. После этого случая в Завидове расквартировали специальный батальон солдат охраны в количестве трехсот человек.

Как-то сам Брежнев спустился с вышки к раненому, лежащему в шоке кабану. Тот с яростью кинулся на охотника. Егерь дважды выстрелил и… не попал. Прикрепленный охранник Г. В. Федотов выстрелить не успел, кабан снес его с ног, торпедой полетел на сотрудника охраны Бориса Давыдова, свалил его в болото и исчез в лесу.

Второй раз раненый кабан бросился на министра обороны маршала Гречко и его охранника. Охотнички пустились наутек. При этом охранник проявил такую прыть, что оказался на вышке раньше маршала. А когда Гречко поинтересовался, как это могло случиться, без тени смущения ответил:

— Я же дорогу вам показывал, товарищ маршал.

Сотруднику охраны В. Т. Медведеву пришлось добивать кабана даже в рукопашной схватке. После выстрела Брежнева кабан упал. Генсек послал Медведева пустить зверю кровь. Но когда тот воткнул нож зверю в горло, кабан вздыбил задние ноги и начал кружиться вокруг своей головы. Сколько бы выбивал чечетку — неизвестно, однако прикончить его офицеру стоило большого труда.

Из зарубежных гостей с Брежневым охотились Киссинджер, Кекконен, Рауль Кастро, Тито. Из советских деятелей — Гречко, Подгорный, Полянский, Тихонов, Громыко, Черненко.

После удачного выстрела Леонид Ильич каждый раз просил соратников разлить по рюмочке водки и поздравлял их «с полем». А по окончании охоты показывал начальнику охраны, кому какой кус мяса стоит отрезать и послать в подарок. А после отправки подарка не забывал позвонить членам Политбюро, министрам и посоветовать, как лучше кабанятину приготовить.

10 октября 1958 года мне, тогда сотруднику охраны, на охоте исполнилось тридцать лет, Леонид Ильич по этому случаю ангажировал мне заводную механическую бритву и самую крупную убитую им утку. Вторую утку подарил Андрей Андреевич Громыко. Та механическая отечественная бритва служит мне до сих пор.

Среди зарослей ив и ольхи течет река Моша. В ней водится неплохая рыба, но члены Советского правительства чаще всего предпочитали рыбалке охоту.

Завидово! Завидовай! Стреляй! Не унывай!

Вспоминается охота Леонида Ильича с первым секретарем обкома города Омска товарищем М. в окрестностях Тюкалинска. Натянув до горла резиновые комбинезоны, Брежнев с егерем уплыли в камышовые заросли Тюкалинки. Следом за ними в таком же снаряжении стал отталкиваться от берега шестом М. Третья лодка оказалась дырявой. Пока я на скорую руку ее конопатил паклей, в камышах кто-то громко чертыхнулся, бабахнул выстрел, и все стихло.

Опасаясь беды, поплыл на всплеск в незаконопаченной посудине и вижу стоящего по горло в воде товарища М. в раздувшемся комбинезоне. М., оказывается, так глубоко погрузил шест в ил, что, стоя на корме, вытащить его не смог. Пока вытаскивал, лодка из-под ног ушла. М. повис на шесте, но долго в таком положении оставаться не мог и плюхнулся в воду.

Вода в тюкалинских прудах мертвая. Дно их усеяно камышовой трухой так густо, что стоять долго на одном месте нельзя. Засасывает.

Когда я подплыл к М., вода уже залила ему комбинезон. С великим трудом перевалил его через борт лодки, подвез к берегу и услышал спаренный выстрел дуплетом, тяжелый всплеск и едреный причет Л. И. Брежнева.

По проложенной среди камышей тропинке плыву на голос Ильича и вижу их с егерем низко склонившихся через борта лодки над водой, а лодку — крутящейся на одном месте. Сомнения отпадали — они утопили ружье. Подплываю. Уговариваю вернуться на берег. Соглашаются неохотно.

Жду, пока осядет ил, и вижу ружье воткнутым стволами в донные осадки. Демонстрируя ухаря, Брежнев стрелял в пролетающих уток стоя в лодке. Стволами вел по лету птиц, покачнулся и, чтобы не оказаться за бортом, оттолкнул от себя ружье, а сам шлепнулся в лодку.

Привязываю к шесту крюк. Извлекаю со дна брежневскую двустволку, возвращаюсь, подхватываю лодку с ружьем М…

Не получив удовольствия в охоте на уток, партбоссы решают устроить охоту на гусей-гуменников, которые пасутся невдалеке от берега, лицом к вечерней заре. И только сторожевик вертит «перископом» в разные стороны. Безопасно и бесшумно подойти нельзя, ибо сторожевик пугается даже собственной тени и громким криком предупреждает сородичей об опасности. При этом крике вся стая мгновенно снимается с места и белой тенью растворяется в небе. Скрытно подойти к гусям почти невозможно. Можно, лишь предварительно замаскировавшись.

Понавязали на головы веток, травы, колосьев и поползли. Впереди — Брежнев с М., сзади — мы с егерем. Ползем. Стая аппетитно подкармливается, а сторожевик не только вертит перископом, но и принюхивается к воздуху. Насторожится сторожевик — мы замираем, начнет шелушить колосья — ползем.

Сколько ползли — неведомо. Взмокли. Мошкара глаза залепила, лезет в ноздри, в уши, но ни головы повернуть, ни рукой шевельнуть нельзя. И вдруг в гнетущей тишине как удар ржавого колокола раздается резкое «га-а-а!». Стая взлетает. Охотнички, соскакивая с мест, палят в белый свет, как в копеечку.

— Это ты голову поднял? — ярится М. на егеря.

— Что вы? Я, можно сказать, носом землю пахал, — оправдывается тот.

— Да Сергей это, — решает Брежнев. — Поднял зад, как гуменник на взлете. Я давно приметил: по-пластунски он совсем ползать не может. Это сторожевик его заметил. — Оправдываться было бесполезно.

Сгустились сумерки. По рации попытались связаться с администрацией Омска Оказывается, что заехали мы так далеко, что рация до Омска не достает. В довершенье ко всему заблудились в степи и решили на дорогу выбираться по руслу Иртыша Обнаружили стоящие у пристаней баржи и решили в них заночевать. Когда же вошли в трюмы, услышали такой звон сотен тысяч комаров, который напоминал вой нанятых на Востоке плакальщиц. С горем пополам перекусили и, чтобы не терять времени даром, утром решили провести совещание первых секретарей райкомов. Так прошла неорганизованная охота.

А организованную каждый год проводил первый секретарь Астраханского обкома КПСС Л. А. Бородин, загодя приглашая Л. И. Брежнева на гусей.

Волжское Понизовье буквально изрезано ериками и протоками. Даже местные егери не все знают их точное количество. Брежнев пересаживался с катера в плоскодонку, и она уплывала в неизвестность, подталкиваемая шестом егеря. Доплывали до мостков, где садились на кормежку и отдых водоплавающие птицы, и начинали охоту. Каждого гуся на прицел брали и Генсек и егерь. Потому охота для Леонида Ильича всегда была удачной.

Роскошную охоту для дорогого (подчеркнем «гого») Ильича устраивали в Болгарии, Германии, Чехословакии, Югославии. И, надо отдать должное, наш Генсек всегда был королем по количеству пораженной им дичи.

Охотником он был отменным, но не настолько удачливым, чтобы в каждом случае быть первым среди равных. Егери, по указке вышестоящих подлиз и подхалимов, каждый раз выбирали ему самую надежную кабанью или лосиную тропу с подкормкой, обжитые тетеревиные, глухариные или косачиные тока.

Генсек, как и его предшественник Хрущев, любил коллекционировать ружья. В специальной комнате на даче в Заречье в трех больших шкафах хранилось свыше ста стволов уникальных импортных и отечественных гладкоствольных ружей для охоты на уток, гусей, зайцев, лисиц, с нарезными стволами для стрельбы по кабанам, лосям, оленям, медведям. Все ружья охрана содержала в постоянной боевой готовности, чистила, протирала насухо и смазывала.

Из подарков на даче постоянно хранился национальный якутский сосуд для кумыса — чорон, выточенный из редкого по величине бивня мамонта народным художником Терентием Васильевичем Аммосовым. Из пяти алмазных камней на нем были изготовлены шесть бриллиантов, а из их обрезков — бриллианты для двенадцати роз.

Из серебра отлили шесть фигурных оправ, в которые бриллианты вставили, притом в трех верхних оправах между бриллиантами и розами вставили еще по два красных альмандина.

Завидово для Брежнева было своеобразной Меккой. Здесь он чувствовал себя всегда хорошо, его душа тут всегда имела отдохновение.

Помню однажды после удачной охоты гостеприимный Леонид Ильич пригласил за правительственный стол директора охотничьего хозяйства Завидово. Стол ломился от яств. И пока соратники вспоминали наиболее удачные и комичные случаи охоты, директор ложкой умял целую тарелку черной икры и принялся под шумок за вторую.

— Это же икра, а не гречневая каша, — не выдержал Леонид Ильич. — Что же ты, едрена-мать, ее ложкой наворачиваешь.

Директор без тени смущения парировал:

— Извините, Леонид Ильич, это кушанье мне так понравилось, что я никак не остановлюсь, насыщаясь этим дивом.

В последние годы Брежнев стал заметно сдавать. Перенес инсульт, очень бессвязно произносил слова. Ружья при отдаче стали разбивать ему лицо. Память таяла. Генсек плохо узнавал друзей, не помнил, куда что положил, что на что следует одевать. Словом, жил по известному в ту пору анекдоту:

«Пожаловал Брежнев на работу в черном и красном ботинках. Сослуживцы спрашивают: «Леонид Ильич, а почему на вас один бо-тинок черный, а второй — красный?» — «Ума не приложу, — отвечает. — И дома, представляете, один ботинок черный, а второй — красный…»

Не нужно думать, что Брежнев не понимал своего состояния. В апреле 1979 года он на заседании Политбюро сделал заявление об уходе на пенсию. Однако все члены Политбюро решительно этому воспротивились, решили дать Генсеку еще один выходной, в пятницу, и порекомендовали в четверг уезжать на отдых в Завидово и возвращаться в Москву не раньше воскресного вечера.

Этого распорядка он и придерживался в последние три года своей жизни.

По нескольку лет лидера охраняли сотрудники Восемнадцатого отделения А. И. Рябенко, В. Т. Медведев, Г. В. Федотов, В. К. Собаченков, В. Н. Филоненко, В. П. Кириллов, В. В. Богомолов. Постоянно обслуживали его три сменных водителя. Лечил личный врач Н. Г. Родионов, которого затем сменила медсестра Н.

По характеру Брежнев был добрым, зла пытался никому не делать. При переходе с одного руководящего поста на другой не заменял ни одного работника ни в Днепропетровске, ни в Кишиневе, ни в Алма-Ате, ни в Москве. Не производил никаких чисток, перемещений министров, секретарей партийных организаций всех уровней до тех пор, пока не стал первым человеком в государстве. Став им, он начал тасовать кадры, как игральные карты.

При употреблении алкоголя знал меру. Для чего все время носил с собой, по словам охранников, заговоренную старинную граненую семидесятипятиграммовую рюмочку. Выпивал ее и больше себе не позволял.

На официальных приемах ему ставили бутылку из-под коньяка, в которую наливали густо заваренный индийский или цейлонский чай. Решительно пресекал злоупотребление алкоголем и в своем окружении.

На досуге любил поиграть в шахматы, домино и страшно переживал проигрыши.

По привычке на работу подъезжал всегда ко второму подъезду первого корпуса здания правительства в Кремле. Служебное помещение его состояло из приемной, кабинета, столовой и комнаты отдыха.

Самыми близкими людьми, с которыми семья Брежневых делила хлеб-соль, были Ю. В. Андропов и К. У. Черненко. Однако больше всех старался подчеркивать видимость дружбы Н. В. Подгорный. Для чего похлопывал кумира по плечу, говорил ему «ты» и даже позволял время от времени разразиться в его адрес двусмысленной шуточкой.

С Председателем Совета Министров А. Н. Косыгиным отношения Леонида Ильича с первого дня не заладились и порой даже смахивали на антагонистические. Так, в марте 1978-го премьер-министр совершал поездку по Тюменской области и Красноярскому краю. Побывал в Тюмени, Сургуте, Нижневартовске, Красноярске, на строительстве Саяно-Шушенской ГЭС, в Норильске. На обратном пути предполагал посетить Свердловск, но неожиданно узнал, что в то же время туда же запланировал визит Генсек.

Тогда Косыгин от визита в Свердловск отказался и точно по протоколу прибыл во Внуково-2 на проводы в Свердловск Брежнева. Брежнев при этом изобразил нечто похожее на немую сцену из «Ревизора» Гоголя, а у Суслова такой кислой стала физиономия, что ею впору было заквашивать капусту.

Генсек с префектом идеологической епархии подготовили смену Косыгина маразматическим Тихоновым, однако на сей раз она сорвалась.

В последние годы у Л. И. Брежнева было два рабочих кабинета: один на Старой (ныне Славянской) площади, второй — в Кремле. Но работать он предпочитал большей частью в Кремле, там же и столовался.

Обеды для членов и кандидатов в члены Политбюро готовили в Кремле на особой кухне. Врач-диетолог пытался меню разнообразить, чтобы угодить вкусам каждого.

После обеда Брежнев любил полчасика вздремнуть. А после отдыха брился второй раз. Его личный парикмахер Толя закладывал за воротник так, что иногда еле держался на ногах. Помнится, жирно намылил кисточку и, вместо того чтобы водить ею по подбородку, начал мазать где попало по лицу Генсека, лицо которого в мгновение ока стало лицом снежной бабы: брови — угли, нос — картошка. Леонид Ильич пытался увернуться от мыльной кисточки, но парикмахер так ловко крутил его голову, что лицо все время оказывалось под помазком. Тогда Брежнев, не выдержав, начал сопротивляться. Однако рот его становился все меньше и меньше. Вот он похож на пятак, на алтын, на копейку.

— Фу! — не выдержал Брежнев. — Ты хоть закусывай, когда принимаешь. Разит, как из винной бочки.

И от услуг парикмахера отказался. А ведь парикмахер всегда брил Генсека опасной бритвой.

При возвращении с работы на дачу в Заречье за километр от дома Брежнев из машины выходил и молча шел пешком. При этом один из охранников шел впереди, второй — чуть сзади, а прикрепленный — около.

Дачные апартаменты хозяина и Виктории Петровны располагались на втором этаже. На третьем — библиотека, бильярд и кинозал. Из кинофильмов Леонид Ильич предпочитал смотреть «Подвиг разведчика», «Два бойца», «Серенаду солнечной долины», «Девушку моей мечты», «Белое солнце пустыни» и «Семнадцать мгновений весны». А исполнителя роли Штирлица Вячеслава Тихонова так возлюбил, что присвоил ему звание Героя Социалистического Труда.

19 декабря 1981 года в Кремле торжественно отмечалось 75-летие Л. И. Брежнева. Бабрак Кармаль прицепил к лацкану пиджака Генсека афганский орден Свободы. Любя демонстрировать силу рук, Брежнев и на юбилее хотел доказать, что он еще не дряхлый старец и готов на локотках прижать к столу любую руку желающего с ним побороться. Желающих потягаться в силе с Генсеком не нашлось, и Леонид Ильич сделал победоносный взгляд в сторону жены — Виктории Петровны.

Подарки Генсеку сыпались, как из рога изобилия. Член ЦК, партийный босс Дагестана Магомед-Саламом Ильясович Умахнев поднес юбиляру двухкилограммовый золотой самовар. А на руке Викторий Петровны заиграло переливами восьмикаратное бриллиантовое кольцо, подаренное жене Генсека Викторией Мжеванадзе. Никто тогда и предполагать не мог, что это кольцо, поднесенное в свое время Виктории Мжеванадзе подпольным миллионером Отари Лазишвили, украдено в одной из европейских стран и разыскивается Интерполом.

Самыми почетными подарками будут маленькие бюсты В. И. Ленина. Есть свидетельства, что все они изготовлялись из чистого золота. Количество их достаточно. А вот куда уплыли они, во что превратились, история скончавшегося советского строя сказать не пожелала, а администрации государств, возникших на руинах СССР, этим вопросом либо не заинтересовались, либо потихоньку поделили бюстики между собой по принципу: тебе половина и мне половина.

Сразу после торжественных речей продолжение праздника решили проводить в Завидове. Охоту устроили поистине царскую, с конными псарями и борзыми. Облавы на лосей и кабанов устраивали с загонщиками, выгоняющими обреченных зверей прямо под выстрел.

В резиденции Генсека, в приемном зале на первом этаже, расселись в низких креслах, расставленных на огромном ковре перед низкими столиками, на которых в блюдах лежала отборная закуска, а в серебряных чарках была налита водка. Перед пылающим камином соратники делились воспоминаниями об охотничьих подвигах, затем смотрели очередной кинофильм с богатой кинохроникой деяний вождя. При виде на экране своего тестя Петра (Пинхуса — русификация русского имени произошла от еврейского Пинхус), Леонид Ильич встал и прослезился.

Дряхл и сентиментален стал Генсек, но он все еще пытался храбриться. Он радовался каждому подарку, которые и здесь подносились гостями. Страсть к ним появилась у юбиляра еще в 1972 году, когда президент Никсон привез ему в подарок черный «кадиллак-седан». А на следующий год, во время ответного визита в Америку, Брежнев получил темно-синий «линкольн-континенталь», с роскошной черной велюровой обивкой. Кстати, после смерти Генсека в гараже его окажется десять личных автомашин, четыре из которых перейдут в наследство внукам, по три достанется ЦК КПСС и КГБ.

Однажды Брежневу приглянулись часы помощника Киссинджера. Как тот ни убеждал советского лидера, что часы ему дороги как подарок жены, но Брежнев не отступал. Из-за этих часов переговоры тогда чуть не зашли в тупик, и сдвинулись с мертвой точки лишь тогда, когда часы оказались на запястье Генсека.

Спустя ровно месяц после юбилейных торжеств первый заместитель Андропова генерал Семен Кузьмич Цвигун был обнаружен у себя в кабинете с простреленной головой. А через шесть дней от сердечного приступа ушел на тот свет главный идеолог Михаил Андреевич Суслов. В день похорон Суслова был арестован Борис Буряцэ. При обыске в его квартире нашли тайник с бриллиантами, принадлежащими Галине Леонидовне Брежневой, часть которых 27 декабря была похищена из квартиры известной дрессировщицы львов Ирины Бугримовой, в действительности же принадлежащих некогда известным русским аристократам.

Предполагают, что они вначале были выкрадены сотрудниками госбезопасности у Бугримовой, а затем тайно подброшены друзьям Галины Леонидовны Брежневой. На последнем этапе борьбы с «коррупцией» Андропов дошел до дочери Брежнева. Пошел анекдот, что Брежнев неожиданно умер из-за того, что Андропов позабыл поменять ему батарейки. Кстати, стоит сравнить одежду детей Брежнева и детей Андропова на похоронах родителей, чтобы убедиться, что вторые значительно превзошли первых роскошью импортных дубленок, отечественных норок, голубых песцов и горностаев. Умели жить сами наши руководители и о детях не забывали порадеть.

Вообще-то много любопытного можно узнать, если проникнуть в тайны кремлевского двора. К примеру, жена первого секретаря ЦК Грузии В. Мжеванадзе являлась сестрой жены секретаря ЦК Украины П. Шелеста. Обе дружили с женой Брежнева, которая была сестрой жены С. Цвигуна.

За две недели до смерти Брежнева Андропов начнет вызывать на допросы Галину Брежневу в связи с краденым и не принадлежащим ей бриллиантовым каше. К. У. Черненко (кучер ненко. — С. Ю, никогда не пьяневший от любой дозы выпитого, на сей раз будет ходить как с великого похмелья. Но лишь на время сможет притормозить нависшую беду над Брежневыми.

Зареченская дача имела огромные холлы, переходы и коридоры. Широкая мраморная лестница ее вела на второй и третий этажи мимо больших окон, стеклянных дверей и модных витражей.

В густом лесопарке, на высоком берегу Сетуни, к даче шли асфальтированные дорожки и яблоневый сад вперемешку с малиновыми, вишневыми и смородиновыми рядами. В саду по ночам светилась огнями оранжерея с парниками, дышал паром открытый плавательный бассейн. А все это огораживал высокий деревянный зеленый забор с гаражами и помещениями для охраны, расположенными с наружной стороны.

Сухонькая, маленькая старушка, мать Леонида Ильича, ни свет ни заря встречала и провожала сына на работу и с работы. Предупредительный сын был польщен таким вниманием и в то же время глубоко переживал бессменные ее дежурства.

— Мамочка, пойди, пожалуйста, в тенечек. А то солнце голову напечет, — заботливо уговаривал он это безропотное Божье создание. И до глубины души был расстроен однажды, когда увидел ее беспомощно спящую в кресле-качалке прямо на солнцепеке. Многим тогда влетело по первое число. Когда же этот божий одуванчик отправился на встречу со Всевышним, Леонид Ильич безутешно и горько плакал и долго-долго переживал неизбежное горе. Схоронили ее на Новодевичьем кладбище, неподалеку от центральной аллеи.

После ухода матери Леонид Ильич сам начал заметно сдавать. Это состояние его отлично передал в своих воспоминаниях президент Франции Валери Жискар Д'Эстен: «Я оказался невольным свидетелем проблем со здоровьем Леонида Брежнева.

…В ходе советско-французской встречи на высшем уровне в Пицунде президент Помпиду и Леонид Брежнев договорились закрепить практику ежегодных встреч в верхах между нашими странами. Предусмотренная на конец 1974 года встреча должна была в соответствии с правилами состояться во Франции. После моего избрания я подтвердил наше приглашение Брежневу и предложил провести встречу в Рамбуйе. Предполагалось, что в день своего приезда, в среду вечером, Брежнев отужинает один в своих апартаментах, чтобы отдохнуть с дороги. На следующий день предусматривался совместный завтрак с участием основных членов делегации всего на восемь персон. А наша первая беседа был намечена на 17.30. Предполагалось, что она будет проходить тет-а-тет, в присутствии переводчиков, и продлится два часа.

Мы позавтракали, как планировалось, и разошлись. В 15 часов — первое послание: Генеральный секретарь просит перенести начало переговоров на 18 часов. Никаких объяснений. Я даю свое согласие… В 17 часов 15 минут — новое послание: господин Леонид Брежнев желает отдохнуть. Нельзя ли начать переговоры в 18.30? Мой ответ: …я буду ждать господина Брежнева в 18 часов в условленном месте.

…Но вот вдали отворяется первая дверь, и я вижу направляющегося ко мне Брежнева. Он ступает нерешительно и неторопливо, словно на каждом шагу уточняет свой курс… На его полном лице с отяжелевшей нижней челюстью, нависающей над шеей, выделяются впалые и очень живые глаза. По движению его челюстей заметно, что он испытывает определенные затруднения при разговоре.

Я наблюдаю, с каким усилием он произносит слова. Когда его рот приходит в движение, мне кажется, что я слышу звук трущихся в жидкости костей, как будто челюсти у него плавающие.

Дикция Брежнева становится все менее разборчивой. Мы говорим в течение пятидесяти минут… Внезапно Леонид Брежнев встает — в дальнейшем я еще не один раз столкнусь с этой его манерой — и, едва выпрямив ноги, направляется к выходу… Как только Брежнев делает первый шаг, он перестает замечать присутствующих людей. Главное — это контролировать направление движения.

— Мне нужно отдохнуть, — говорит он, расставаясь со мной, — вчера был трудный перелет…

…В апреле 1979 года Леонид Брежнев вновь встречал меня в аэропорту Шереметьево… и сразу же принялся пояснять:

— Я приехал встречать вас в аэропорт вопреки мнению моего врача. Должен признаться вам, что я очень серьезно болен… Вы, наверное, помните, что я страдал из-за своей челюсти… Вы, впрочем, заметили это в Рамбуйе… Теперь все намного серьезнее. Меня облучают. Порою это так изнурительно, что я вынужден прерывать лечение. Врачи утверждают, что есть надежда Это здесь, в спине. Но я непременно поправлюсь, я крепкий малый.

…На следующий день мы проведем несколько бесед по конкретным проблемам, и я с удивлением отмечу, насколько точно он сохранил в своей памяти целые фразы из наших предшествующих встреч. Он никогда больше не вернется к вопросу о своем здоровье».

В ноябре 1982 года Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза Леонид Ильич Брежнев спокойно почит во сне. Провидение ниспослало ему тихую смерть, которую посылает только добрым людям.

По решению Советского правительства страна погрузится в траур и на пять минут включит сирены всех гудков, которыми озвучены промышленные предприятия, пароходы, паровозы, локомотивы, автомашины.

— Почему все гудят? — спросит меня жена.

— Брежнев умер, — отвечу.

— И что же, по этому поводу всем следует гудеть?..

На высшем посту Советского государства Л. И. Брежнев провел восемнадцать лет и сделал все возможное, чтобы страна не распалась. Не вина, а беда его, что он не заметил, как подвел ее к той черте, за которой оказался гибельный обрыв, пропасть.