Возле вождей

СТОНЫ И ПЛАЧИ НА ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ ДАЧЕ

Древнегреческий историк Фукидид писал, что доминирующим началом, определяющим поступки индивида, является «воля к власти». С античных времен принято считать, что личности, предрасположенные к властвованию, обладают неким неуловимым качеством, ставящим их над остальными людьми. Одни называют это качество «харизмой», другие «фактором икс».

Исследователи свидетельствуют, что потенциальные лидеры — носители «харизм», «фактора икс» — составляют около пяти процентов людского сообщества. Из их числа выходят предводители: деспоты или демократические лидеры — эти немаловажные черты определяют задатки личности, эпоха и ситуация.

Когда в прошлом веке была высказана мысль о геноносителе этих наследственных качеств, никто тогда не мог подумать, что его расшифровка чревата угрозой для человечества. Сегодня же о возможности генного манипулирования говорят как об опасности, превосходящей атомную угрозу. Можно предположить, что рано или поздно «фактор икс» также окажется расшифрован. Знание свойств, ведущих к господству человека над себе подобными, возможность управлять этими свойствами способны оказаться опаснее многих других открытий, к которым уже имело несчастье прикоснуться человечество.

Воля к власти, подчиняющая себе все помыслы и поступки прирожденного лидера, повисла бы в воздухе, если бы не было желания многих людей подчиниться стоящей над ними личности.

Это стремление иметь кого-то над собой — потребность чисто психологическая. У примитивных племен культ вождя имеет защитные психологические функции, он избавляет приверженцев от чувства неуверенности и страха. Современный цивилизованный человек в каких-то отношениях не столь уж далеко отстоит от своего пещерного предка.

Один из недавних опросов показал, что примерно 73 процента избирателей хотели бы иметь в качестве политического руководителя страны «сильного человека». Следовательно, сила, ведущая индивида к вершинам власти, лишь на четверть состоит из его собственных устремлений. Три четверти — желание самих людей иметь над собой правителя. Это та самая «жажда вождя», которая расчищает путь к власти, если появляется личность, способная играть такую роль.

Сталин к этой роли себя готовил всю жизнь, сообщество советских людей поспособствовало ему в достижении заветной цели.

Приемная дочь истории — легенда утверждает: 22 июня 1941 года у И. В. Сталина оказался нарыв в горле. В час ночи к больному был вызван профессор Борис Сергеевич Преображенский, который поставил диагноз: тяжелейшая флегмозная ангина. Градусник показывал за сорок.

В три часа ночи Сталину позвонил Г. К. Жуков и сообщил, что немцы бомбят наши города. В 4.30 Сталин вызвал военных и всех членов Политбюро в Кремль и около 13 часов пробыл в кремлевском кабинете. Выступить по радио с обращением к советскому народу он не мог, потому было принято решение, что с обращением к народу по радио выступит В. М. Молотов.

Около 7 часов утра 22 июня 1941 года Сталин подписал директиву Вооруженным Силам об отражении агрессии. А в 13 часов позвонил Жукову и сказал:

— Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Верховного Главнокомандования. Вам надо немедленно вылететь в Киев и оттуда вместе с Хрущевым выехать в штаб фронта в Тернополь.

Лишь вечером 22 июня Сталин возвратился в Волынское. Не раздеваясь, лег на диван и на какое-то время впал в забытье.

Джугашвили (джуга — по-древнегрузински сталь) Иосиф Виссарионович родился в воскресенье 21 декабря 1879 года.

Солнце в его гороскопе находилось в момент рождения в последнем градусе Стрельца, на переходе в зодиакальный знак Козерога. Родившиеся под знаком Стрельца обладают необыкновенным сверхзнанием высокой духовной природы, неукротимой и буйной энергией, сметающей все на пути диктата, успеха и власти.

Рождение малыша произошло в девятый день Луны. Его прообразом является летучая мышь или нетопырь, один из символов дьявола (Аримана у зороастрийцев). Этот день относился к обольщению души: для рожденных в эту фазу Луны психическая подсознательная жизнь души проходит под знаком вечного обольщения.

Тяжело переживая разлуку с женой Надеждой Сергеевной Аллилуевой, И. В. Сталин в первые годы после ее смерти избегал общения с друзьями, ушел в одиночество и в 1934 году выехал из Кремля в московский пригород, продолжая оставлять за собой кремлевскую квартиру.

Самой обитаемой дачей при этом считалась так называемая Ближняя, или Кунцевская, дача, из которой в марте 1953 года и вывезут тело вождя для прощания с трудящимися.

Ближняя, Кунцевская, располагалась неподалеку от сегодняшнего мемориала Победы, по выезде из Москвы по Минскому шоссе с поворотом на Поклонную гору. Ее окружал густой еловый лес. Жилищ тогда поблизости не было, следовательно, не было и людей, не считая наружной охраны и милиционеров, прогуливавшихся возле обочин.

Она и сегодня продолжает принимать зарубежных гостей высшего ранга. Ее, как и прежде, окружает высокий, пятиметровый, зеленый, только не деревянный, а металлический забор на бетонном основании и бетонных столбах. Раньше вдоль забора вторым рядом еще шло заграждение из колючей проволоки, а рядом с ним узкая асфальтовая дорожка, освещаемая фонарями под широкополыми черными абажурами.

Когда Сталину показывали место будущей дачи, здесь был дикий пустырь, голое место. Но затем был выращен искусственный лес, прорыты овраги, насыпаны холмы.

Зимой дежурным наружной охраны вменялось в обязанность ежедневно протаптывать дорожки в снегу для прогулок вождя. Естественно возникает вопрос: почему бы их не расчищать дворникам или садовым работникам? Ан и здесь Сталин проявлял своеобразную сообразительность: дворники и садовники к службе безопасности имеют отношение второстепенное, следовательно, бдительности без надобности проявлять не станут. Прото-ривающие же дорожки караульные обратят внимание на детали, не станут застаиваться под кустами и козырьками грибков, а будут находиться в движении — ибо сам Иосиф Виссарионович пойдет по расчищенным, тореным дорожкам, сам и оценит по достоинству труд и усердие, прилежание к службе и ретивость верных слуг Отечества.

По лесопарку то тут, то там появлялись фонари, колонки с трубами для полива, красные деревянные щиты с противопожарным оборудованием и высокими песочными ларями.

Жил Иосиф Виссарионович в двухэтажном особняке, также окрашенном в зеленый цвет, с застекленной террасой и обычным парадным входом. Справа от входа находилась небольшая дверь. Входить в парадные двери Сталин не любил, ибо там без необходимости могло толпиться много народа, и потому чаще всего машина подвозила его вплотную к той самой небольшой двери, в которую он незаметно и проскальзывал. Скорее всего, это диктовалось состоянием характера, скромностью, революционной привычкой к конспирации и, естественно, чувством постоянной опасности. Хотя покушений на себя Иосиф Виссарионович не боялся. Как всякий человек, он пытался себя обезопасить от нежелательных эксцессов, но никогда в этом не усердствовал.

Дом на Ближней даче спроектировал и построил в 1933–1934 годах архитектор Мирон Мержанов. Он же строил дачи Генсеку в Сочи, недалеко от Мацесты, у Холодной речки, не доезжая Гагр, и за Адлером, возле речки Мюссера. Помимо перечисленных, вождь имел еще дачу под Сухуми, недалеко от Нового Афона, дачный комплекс на озере Рица и дачу на Валдае.

К мысли о выезде из Кремля вождя подтолкнуло, по свидетельству Светланы Иосифовны, самоубийство жены, Надежды Сергеевны Аллилуевой. У него появилось, как уже говорилось выше, простое человеческое желание остаться наедине со своим горем, без постоянного вторжения в быт назойливых друзей, опекунов и доброжелателей.

Быт вождя на даче был размерен, неприхотлив. Дорожки, по которым он любил, думая, гулять в любое время года, были тщательно расчищены, мягко освещены, окружены невысокими растительными бордюрами, в результате чего звуки шагов и голосов приглушались, как бы способствуя доверительной беседе.

Сперва у главного дома Ближней дачи второго этажа не было и на его крыше располагался солярий. Владелец дома любил лесную прохладу, и второй этаж к дому, по свидетельству Светланы Иосифовны, пристроили в 1948 году, а по другим данным — во время Великой Отечественной войны. Здесь постоянно проживали представители Генерального штаба, которые вместе с Верховным решали судьбы страны и Европы.

Вокруг дома и вдоль всей застекленной террасы стояли укрытые от мороза рогожами розовые кусты, припорошенные снежком вишневые деревья.

Хозяин любил поработать садовым инвентарем. Копая или взрыхляя почву в саду, он тщательно взборонивал ее или брал ножницы и срезал с деревьев сухие ветки.

С противоположной стороны дома открывался вид на искусственную березовую рощу, в которой располагались беседки, шезлонги, столы, кресла. Иосиф Виссарионович в последние годы прогуливался от беседки до беседки или распивал в одной из беседок чай.

Двадцати- и тридцатилетние деревья еще до строительства дачи завезли из Московской и Смоленской областей. Считают, что именно тогда у вождя зародился и великий план преобразования природы страны, который дилетант Н. С. Хрущев затем с насмешкой отверг, чем и обрек огромные территории на пылевые бури, засухи и вымирание.

От березовой рощи дом отделяла ложбина, похожая на широкий ров с журчащим на дне ручьем. Через ров был переброшен мост с толстыми перилами, и все это, вместе взятое, напоминало средневековую постройку, где сама дача стояла на холме, окопанном глубоким рвом, с двумя перекидными мостами. Рвы заполнялись водой речки Сетуни, тщательно оберегаемой охраной от истока до Кунцева.

— писал я, будучи офицером кремлевской охраны.

По одному из мостов, минуя березовую рощу, тропинка вела к стеклянным оранжереям. Здесь всегда ярко сияли стены и крыши. Сверху вниз свисали гирлянды винограда, спелые яблоки, груши, лимоны. На грядке возлежали пупырчатые огурцы, бледные баклажаны, рдели алые томаты.

Иосиф Виссарионович предпочитал питаться свежими фруктами и овощами. Жизнь в оранжерее буйствовала, продолжая замыслы вождя. Разноцветные попугайчики и канарейки весело распевали в клетках до тех пор, пока клетки с разгулявшимися птицами не накрывали чем-нибудь темным.

Белок же и зайцев всегда оставляли в покое. Одни из них прыгали по лужайкам, вторые — с ветки на ветку, шелестели по крышам, заглядывая в лица озорными бусинками глаз.

При входе через парадный подъезд налево, прямо и направо вели двери в комнаты. Между дверями находился лифт, рядом с ним ванна и уборная.

Под первым этажом на два этажа вниз находился бункер-кабинет с подсобными помещениями на случай военных бомбежек. В нем-то и работал Генштаб во главе с Верховным во время войны.

Другой такой бункер имелся неподалеку от здания правительства в Кремле, третий — около центрального телеграфа. Спроектировали на военное время даже бункер в Куйбышеве (Самаре). Утверждают, что Сталин в нем никогда не бывал. Однако людям свойственно по забывчивости ошибаться. По утверждениям сына Г. М. Маленкова Андрея, Иосиф Виссарионович в 1941 году на две недели выезжал в упоминаемый город, оставляя за себя Георгия Максимилиановича. Не посмотреть этого надежного убежища он не мог.

Все бункеры-кабинеты были спроектированы идентично оригиналу рабочего кабинета Верховного в Кремле.

Кому пришла подобная идея в голову, не знаю, но всячески ее поддерживаю. При таком порядке вещей мысли хозяина не рассеивались по мелочам, и при необходимости перехода из помещения в помещение мозг сразу же включался в рабочий ритм в привычном русле, как бы в постоянно обжитом месте, после непродолжительной прогулки.

В верху дачного дома располагался кинозал. Под кинозалом — рабочий кабинет И. В. Сталина, который представлял собой двадцатиметровую комнату с перпендикулярно придвинутым прямоугольным столом к овальному массивному столу хозяина. Неподалеку у стены стояли кожаный диван и четыре с высокими спинками стула.

Из коридора дверь вела в столовую, которую украшал светлого дерева сервант с расставленной в нем красивой посудой. Около серванта, выдвигаясь на средину просторной комнаты, под матерчатым оранжевым абажуром с шелковыми кистями стоял стол и рядом диван с круглыми валиками и высокой спинкой.

На столе в любое время года стояла ваза с яблоками, открытая бутылка боржоми и стакан. В углу около серванта мягко пошептывал холодильник, а к холодильнику примыкал невысокий книжный шкаф с сочинениями классиков марксизма-ленинизма.

Кухня же со столовой для прислуги и для охраны находились за длинным крытым переходом, соединяющим дом с флигелем. Кухонных запахов, как я уже упоминал, хозяин не переносил. Подавальщица, приносившая еду, должна была пробовать ее первой. Этот ритуал соблюдался четко.

От гостиной налево располагался овальный, как в дворянских особняках позапрошлого века, зал, превращенный на даче в зал заседаний. Длиною он был около тридцати метров, с большим количеством двухстворчатых окон, плотно зашторенных тяжелыми гардинами.

Нижняя часть стен, метра на полтора от пола, была отделана панелями из коричневой карельской березы. Под окнами навешаны батареи электрического отопления, укрытые решетками из той же карельской березы.

Середину зала во всю его длину занимал покрытый темно-зеленым бильярдным сукном стол, который окружали жесткие кресла из светлого дерева. К стене жались диваны, кресла. А пол украшал расстеленный на весь зал персидский ковер, дорогой и уникальной работы.

Одно из жестких кресел с подлокотниками, стоящее сбоку, принадлежало самому хозяину. Перед креслом на зеленом сукне лежали аккуратно заточенные, неиспользованные, простые и цветные карандаши, пачки листов чистой бумаги. Подле пепельницы — обкуренная трубка. За несколько месяцев до смерти Генсек курить перестал, однако трубку по привычке носил с собой, и даже посасывал ее, вдыхая привычный табачный аромат.

За этим столом вождь в одиночестве работал. Рядом, за его стулом, у стены, стоял буфет, в котором хранились деловые бумаги, конверты с зарплатой, которою он делился с детьми и внуками. Лежали лекарства, принимаемые им по собственному усмотрению, Сталин, как свидетельствуют те, кто часто видел его вблизи, лекарствами особенно не увлекался, если недомогал, то принимал аспирин или брал пузырек с йодом, капал несколько капель в стакан с водой и выпивал. Помогало ли это ему или было своего рода ритуалом самолечения — сказать трудно.

Вообще-то, надо сказать, Сталин любил во всем меру. Быт его, сегодня это хорошо известно, был прост, рационален, как говорится, ничего лишнего. Все, что его окружало, носило свой особый смысл и значение. Стены зала, к примеру, были украшены портретами Горького и Шолохова. Висела тут же и репродукция картины Ильи Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» и несколько увеличенных фотографий детей, переснятых со страниц журнала «Огонек». Красовался на стене и гобелен китайской работы с изображенным на нем огромным тигром. Это был подарок Мао Цзэдуна.

Как мог заметить читатель, в каждом из перечисленных предметов, безусловно, был свой смысл, возможно, нарочитость, но не больше того.

Рядом с отодвинутым креслом Сталина, на небольшом столе у стены, стояли три телефона: черный — обыкновенный, белый — вертушка и цвета слоновой кости — высокочастотный. У стола — два стула, один ниже другого. Во время разговора по телефону руководитель государства любил расслабиться и как бы полулежать, для чего приказал столяру ножки своего стула укоротить. Другой стул предназначался для секретарши, которая вызывалась, если возникала необходимость что-то продиктовать.

Ближняя Кунцевская дача с 1934 по 1953 год являлась, по сути, секретной столицей СССР, своеобразным государством в государстве.

«На этой даче прошли все последние годы, почти двадцать лет жизни отца», — отмечает Светлана Иосифовна в «Двадцати письмах к другу».

В большом зале за гигантским столом под зеленым бильярдным сукном проходили и веселые мальчишники вождя, которые он, как восточный человек, особенно уважал и любил. Председательствовал на них бессменный тамада, именуемый прокурором, Лаврентий Берия. Никита Сергеевич Хрущев тех бывших развлечений не мог вспоминать иначе как со слезами на глазах.

— Это были не встречи друзей-соратников, — возмущался он, — а сборище садистов. Все время надо было быть начеку и ждать подвоха.

Предлагают тост, ты, естественно, поднимаешься, говоришь, пьешь. Садишься и чувствуешь жопой жар, склизь или холод. Оказывается, пока ты стоял, тебе подставили под ягодицы гуляш с подливой, торт или холодец.

Естественное желание при этом дать кому-то по морде, но ходишь мартышкой с красным задом, непристойно рычишь от бессилия, а лицом выражаешь верноподданническую угодливость.

Сталин при конфузе старался не присутствовать и как бы случайно уходил за дверь. Но когда такую шутку проделали однажды с Николаем Михайловичем Шверником, а я, случайно припозднившись, неслышно подошел к входной двери, увидел вождя, заходящегося от смеха, мне стало ясно, что все эти безобразия проделываются с его высочайшего соизволения.

Опаздывать на мальчишники, так же как и сбегать с них, считалось немыслимым преступлением.

Опоздавший должен был под дикие взбадривания принять штрафной штоф, огромный турий рог зелья, и после этого поддерживать застолье наравне со всеми.

Понятно, что после выпитого рога вина человек быстро пьянел, молол чепуху (что у трезвого на уме, у пьяного — на языке).

А прокурор Лаврентий Берия и Верховный вождь Сталин только этого и ждали (мели, Емеля, твоя неделя… утро вечера мудренее…).

Я, человек на выпивку не слабый, и то не раз сбивался с курса. А постоянно опаздывавший Шверник просто панически боялся турьих рогов, но они ему всегда доставались. Пьяный, он тут же сваливался и засыпал. Не могу утверждать, умышленно ли засыпал или под воздействием спиртного, но засыпал основательно.

Берия неоднократно проверял, не дурачит ли вождя этот еврей Шверник, для чего и сирену над сонным включал, и из пистолета холостыми в потолок палил, и водой из кувшина однажды Михалыча окатил, но с того как с гуся вода. Только губами почмокает, ручкой на манер балерины сделает и продолжает посапывать.

Сталин никогда не напивался. Вина потреблял в основном хорошие грузинские: киндзмараули, мукузани, хванчкару, цинандали.

Семен (имеется в виду С. М. Буденный) или Клим (К. Е. Ворошилов), перепившись, брали в руки баяны и либо пели, либо шли в пляс. Буденный бесподобно «цыганочку» откаблучивал, Микоян «лезгинку» на пуантах изображал. Но все его танцы были похожи один на другой: и русские, и кавказские, все они брали начало с «лезгинки». Я — «гопака» выдавал.

Знаете ли вы, молодой человек, что украинский «гопак» — это никакой не танец, а своеобразный вид единоборства. Приседаю я перед Сталиным, прыгаю, а сам мысленно как бы удары ему наношу. Так иногда хочется его отгопачить, удержу нет. Думаю, и Анастас те же чувства испытывал, решительно размахивая руками в «лезгинке»: считаю, отлезгинить Сталина хотел.

Разойдемся, бывало, дом ходуном ходит. В глазах вождя веселые искорки поблескивают. Любил мужские застолья восточный деспот. А песню прямо-таки обожал.

Среди певцов особо выделялся Клим. Так, бывало, затянет звук «у» в песне «Летят утки», думаю, от Волынской до Крыма утки долетят, гуси назад вернутся, а он все еще «ууу» гудком тянет. Сталин за это У Климом его называл.

Сам Верховный пел чисто поставленным голосом. Имея отличный слух, он в песне, как и в жизни, хотел быть лидером и вел за собой остальных.

На мужские посиделки часто приглашалась Светлана. Она прекрасно танцевала, вкусно готовила. Но со временем великовозрастная пьяная компания стала ей надоедать, и под различными предлогами она стала ее избегать.

На ближней двухэтажной даче второй этаж был почти необитаем. При нажиме включателя свет загорался одновременно во всем здании. Прямо на дачу была подведена одноколейная ветка метро, но мы ни разу на метро к даче не приезжали.

Здесь, как и во всех других дачах, имелись радиолы и большие коллекции пластинок с русскими, украинскими, грузинскими народными песнями, пластинками оперной и балетной музыки.

Устанем, рассядемся и под пластинки подтягиваем. Получалось вроде слаженно. Сам вождь проникновенно «Сулико» исполнял, но пел всегда с глубокой грустью и печалью. Любил, выходит, Надежду Сергеевну, да несчастье разлучило.

— Никита Сергеевич, — встревал я. — Вы же одно время утверждали, что Иосиф Виссарионович чуть ли не собственноручно ее пристрелил.

Хрущев не любил, когда его перебивали напоминаниями про былые высказывания. Дергался всем телом и как бы оскаливался. Дернулся и на этот раз. Но сдержался.

— Много зла Сталин мне принес, — отвечал. — Ну я и распалился… По прошествии времени одумался вот и допустить такой мысли, что мог он собственноручно пристрелить жену в постели, вроде бы и не могу, и вроде бы допускаю.

В бешенстве Сталин мог что угодно натворить. А Надя-то не только ему возразила, но еще и с вечера ушла. Он її озверел. И мог совершить немыслимое. А позже одуматься.

По сходству характера его очень многое роднило с Грозным. Как и Грозный, вождь мог в бешенстве совершить злодеяние, а потом всю жизнь каяться.

— Но мог — это не значит, что совершил, — бурчал я.

— Многое-то вы, сегодняшние молодые, знаете, — сердился Хрущев. — Отцов перебивать не стесняетесь… — И уходил обиженным.

Имеются и другие свидетельства описаний сталинских мальчишников.

«В начале 50-х годов в 12 часов ночи меня неожиданно приглашает на Ближнюю дачу сам И. В. Сталин, — вспоминал Л. Ф. Ильичев.

Приезжаю. На даче кроме Сталина находятся Маленков, Хрущев, Берия. Уже все сидят за накрытым столом, ужинают. Пригласили меня. Спросили, что буду пить, налили хванчкары. А я ужасно голоден, времени второй час ночи, я поднимаю тост за Сталина. Пьют все до дна. А я отпил половину и чувствую — задыхаюсь. Ставлю фужер, а Берия говорит:

— За товарища Сталина надо до дна пить.

Я что-то говорю про усталость, а Берия трагическим голосом просит:

— Товарищ Сталин, разрешите я допью его бокал за ваше здоровье.

Я, конечно, понял что к чему. Схватился за фужер и говорю:

— За товарища Сталина я сам допью. — Предлагаю новую здравицу за товарища Сталина и допиваю содержимое. Сажусь за стол и вижу — мне снова до краев наполняют фужер. И кто-то из лизоблюдов, не помню кто, предлагает тост за Берия.

Сталин спрашивает:

— А почему товарищ Ильичев за Берия не пьет? Обиделся или не в ладах с органами государственной безопасности? Нэ может он, — обращаясь к соратникам, говорит Сталин. — Дайте, товарищ Ильичев, я допью ваш бокал за Лаврентия Павловича.

Я пью уже без здравицы и чувствую, как тепло растекается по всему телу, а тело становится тяжелым-претяжелым. Пили еще за кого-то и за что-то, но я уже припоминаю с трудом. Помню лишь, как рассказывал анекдоты, байки, воспоминания, и через несколько лет узнал, что после моего ухода Сталин спросил:

— Так кого назначим главным редактором «Правды»? Может, Ильичева?

— Пьет много, — говорит Берия. — Да и на язык невоздержан. Посолиднее бы надо человека. Поосновательнее…»

Рядом с залом заседаний Политбюро располагалась дверь, ведущая в маленькую квадратную спальню, с двумя окнами и тусклым освещением. В ней слева от входа стояла по-старинному высокая и широкая кровать с деревянными спинками и аккуратно застеленным покрывалом. Подушки постели были тщательно взбиты, положены одна на другую и покрыты крахмальной накидкой.

Против кровати — платяной шкаф с обычными простыми створками. Дверцы шкафа приоткрыты, внутри на две трети видны вешалки, треть отдана под полку для белья.

На вешалках в шкафу висели френч и шинель с погонами генералиссимуса, брюки с красными лампасами. Вещи ношеные и не раз чищенные. Здесь же находилось два темных мужских костюма, в которых ни на фото, ни в кино, ни в жизни Верховного не видели.

На полках аккуратными стопочками сложены нижние рубашки, кальсоны, черные, многократно стиранные носки. Внизу — две пары черных ботинок, чищенных гуталином и заметно поношенных.

У той же стены стоял еще и книжный шкаф, с книгами Ленина и советских писателей. В спальне светились такие же белые учрежденческие шторы. А перед ними во всей красе поблескивал лаком черный рояль.

Светлана Иосифовна заявляла, что не знает его происхождения, и мне непонятно, лукавила она или ненароком забыла о сем музыкальном инструменте. Старые служащие утверждали, что некогда он принадлежал А. А. Жданову. Андрей Александрович, будучи членом Политбюро, при наездах в Москву неоднократно играл на нем Сталину и его окружению. А после смерти Андрея Александровича рояль хранился у вождя как память о друге и на нем играли те, кто приглашался Верховным в гости. В этих случаях музыкальный инструмент торжественно переезжал в самую средину зала и под чуткими пальцами пианистов рассказывал о радостях и тщете жизни.

Мне рояль напомнил забытый эпизод. Летом 1951 года Светлана Иосифовна устраивала в Горках Ленинских торжества не то по случаю двадцатипятилетия, не то по другому подходящему поводу.

Командир подразделения Леонид Андреевич Степин неожиданно направляет меня в распоряжение заместителя коменданта Кремля генерал-майора Косынкина. Подхожу к административному зданию и вижу на улице черный рояль. Роялю на улице не удивляюсь. Отучили. Мало ли чудес в Кремле ежедневно происходит, потому и рояль на улице не в диковинку.

Захожу к генералу. Представляюсь.

Косынкин спрашивает:

— Рояль у входа в здание видели?

— Видел, — отвечаю.

— Прекрасно, — продолжает генерал. — С отделением солдат следует доставить инструмент в Горки Ленинские. Срочно переоденьтесь в спортивную форму. Возьмите сетки, волейбольные мячи и поезжайте. В одиннадцать часов надо быть на месте. Там есть спортивные площадки. Натяните сетку и играйте в волейбол. Или просто пасуйте мяч до конца торжества. Заодно и безопасность членов правительства и правительственных семей обеспечивайте. Но учтите. Если на рояле окажется хоть одна царапина, вам не сносить головы.

Я вскипел:

— Коли вы так дешево цените мою голову, сами и везите рояль. Машину даете необорудованную, времени на подготовку не предоставляете и запросто распоряжаетесь чужой головой.

Косынкин оторопел:

— Ты с кем говоришь?

— С вами, товарищ генерал.

От наглости подчиненного генерал не находил слов, но разумность моих доводов его охлаждала.

— Ладно! — отступил, снизошел он. — Я сказал чепуху. А ты на нее закусил удила. Размякни. И с инструментом обращайся повежливее. Не наш он, а… — и выразительно указал пальцем на потолок.

Убедительный жест подсказывал, что мне предстоит везти рояль если не Господа Небесного, то не иначе как господина земного.

Я поблагодарил начальника за поучение и выдержку, а он впоследствии никогда не напоминал мне о мальчишеской запальчивости.

Рояль доставили вовремя, но поставили не в помещение, а под кроны деревьев на скоросколоченный деревянный помост.

О, как пел он под волшебными пальцами Эмиля Григорьевича Гилельса. В какие выси возносил, какими нирванами окутывал. Мы совершенно забыли о приказе командира пасовать мяч и застыли на лужайке в самых невероятных позах. Кажется, даже Пахра притихла и птицы по деревьям порхать перестали, свесив вниз любопытные головки, они смотрели туда, откуда льется очаровательная мелодия, столь необычная для их слуха.

По словам личного секретаря Сталина Бориса Бажанова, Иосиф Виссарионович некогда жил на даче в Ленинских Горках, вытеснив оттуда Надежду Константиновну Крупскую. В одном из помещений этой дачи был кинозал, в другом стояла пианола. Еще одна пианола находилась на квартире Сталина в Кремле.

Как выяснилось позже, когда Эмиль Григорьевич на расстроенном, находящемся в Горках, рояле играть отказался, тогда и вспомнили о рояле в кремлевской квартире. А вспомнив, этапировали музыкальный инструмент в подмосковную рощу для увеселения элитной молодежи.

А вы говорите: «Рояль в кустах!»

10 октября 1996 года в телевизионном выступлении Эдвард Радзинский заявил, что в день смерти Сталина непосредственную его охрану на Ближней даче обеспечивали старший прикрепленный Иван Васильевич Хрусталев, прикрепленный Туков, помощник коменданта дачи Петр Васильевич Лозгачев и кастелянша Бутусова.

Накануне приезда гостей: Л. П. Берия, Н. А. Булганина, Г. М. Маленкова и Н. С. Хрущева — Сталин обсуждал с Лозгачевым меню ужина. Был весел, много шутил.

Пили за ужином в основном «сок» — то есть молодое вино «Маджари». Через некоторое время попросили еще несколько бутылок…

По инструкции, прикрепленный И. В. Хрусталев вышел проводить гостей, а при возвращении заглянул в дежурное помещение и объявил охранникам:

— Ребята! Невероятная радость. Хозяин сказал: «Вы мне больше не понадобитесь. Я иду спать, и вы спать идите…»

Иными словами, Хрусталев от имени вождя как бы разрешил охранникам разоружиться, отправив охрану спать, тем самым оставив вождя беззащитным.

Если даже допустить такую мысль, что Иосифом Виссарионовичем подобные слова были произнесены, то из них отнюдь не следует, что вождь отпускает на покой всю охрану. Скорее всего это могло относиться только к одному Хрусталеву. Но такого при заступлении на дежурство никому не разрешалось, включая прикрепленного. За это время кто-то свободно мог зайти к спящему Сталину и сделать ему смертельный укол.

По уверениям Лозгачева — Радзинского, утром Хрусталева вроде бы сменил Старостин и, видя, что до одиннадцати часов в покоях хозяина нет никакого движения, настоял на том, чтобы Лозгачев отнес вождю почту и посмотрел, что с ним.

Лозгачев через приоткрытую дверь увидел Сталина лежащим на полу малой столовой и по домофону поднял тревогу. Его почему-то не удивила приоткрытая дверь в святая святых, место почивания вождя, как не удивила она и всех остальных охранников. А ведь открывать ее без соизволения хозяина кому бы то ни было категорически возбранялось. Сама она открыться не могла, так как прикрывалась довольно плотно. И Светлана у постели умирающего отца вспоминает настораживающую встречу: «Я вдруг сообразила, что вот эту молодую женщину-врача я знаю — где-то ее видела? Мы кивнули друг другу, но не разговаривали…»

Из спальни один выход вел на застекленную террасу, заставленную плетеной дачной мебелью, кадками с землей для цветов. Здесь увядающий вождь в последние месяцы жизни любил посидеть в тулупе, шапке-ушанке и в валенках.

В левой части спальни на светлом лакированном паркете стояло насколько кадушек с пальмами, выдвигался напыщенный диван с круглыми валиками и высоко взбитой спинкой, над которой располагалась полочка для статуэток. На этом диване вождь советского народа скончался.

Когда охрана обнаружила И. В. Сталина лежащим на ковре рядом с диваном, сразу же позвонили Л. П. Берия. С его помощью подняли и уложили больного на диван. Надо заметить, что Берия в это время не являлся шефом МГБ — МВД. Должность председателя КГБ исполнял Семен Денисович Игнатьев, однако звонок из личной охраны И. В. Сталина последовал все-таки к Берия.

Что же могло случиться с вождем?..

Незадолго до удара он с соратниками парился в бане. Провожая их, был в хорошем настроении. И вдруг удар с парализацией половины тела и потерей речи!

У Иосифа Виссарионовича было повышенное кровяное давление. Парилка на пользу ему не пошла.

Случай? Или же сыграли свою убийственную роль, как пишет Стюарт Каган, смененные Розой Каганович в аптечке Сталина таблетки?

Имеется и еще одна версия отравления генералиссимуса: в углу его так называемого кабинета всегда стоял электрический чайник, в который одному из парящихся ничего не стоило подсыпать отраву…

После парилки проводив друзей, Иосиф Виссарионович, скажем, решил вскипятить чайку. Попил. И тяжелый недуг свалил его с ног.

Профессор А. Авторханов утверждает, что против вождя возник заговор после так называемого еврейского вопроса, связанного с делом врачей. В заговоре приняла участие четверка в лице Берия, Булганина, Маленкова и Хрущева. Поздним вечером они собрались в кремлевском кабинете вождя, и Каганович потребовал особой комиссии по объективному расследованию дела врачей… Сталин возмутился; грубо осадив Лазаря ругательными словами, он попытался нажать кнопку вызова личной охраны.

Возмутился и Каганович. Изорвал в клочки удостоверение члена Президиума ЦК КПСС и швырнул клочки в лицо Сталину.

Сталин вторично пытается нажать кнопку вызова личной охраны, но Микоян оттолкнул дряхлеющую руку Верховного, и со Сталиным случился припадок: он упал без сознания.

Исследования А. Авторханова и Стюарта Кагана о заговоре против Сталина почти идентичны.

Сразу же после неожиданной болезни вождя какие-то странные личности забрали у наследников Лидии Тимашук все материалы, относящиеся к делу врачей. Сам Сталин преждевременно раскрыл себя и был наказан.

Наступил склероз сосудов, инсульт с параличом половины тела и потерей речи. Его нашли в другой комнате и перенесли в зал заседаний, как сообщили вызванной к отцу дочери. Светлана была в этом доме в декабре 1952 года на дне рождения отца. Затем ее вызвали за несколько часов до его смерти. На второй день после смерти, по воспоминаниям ее, Берия распорядился всем покинуть территорию. Сразу начали грузить и вывозить мебель и вещи на склады МГБ.

Иосиф Виссарионович мирно почил, вещи списали, украли, отправили в музеи… Описи наконец рассекретили. Читаешь, и грустно становится: никаких ценностей, не то что у сегодняшних новых русских…

Как видим, описи характеризуют вождя только с положительной стороны. Будем справедливы: Сталин в быту был скромен, роскоши не любил.

После устранения Берия все стали завозить снова, восстанавливать как было. Опять пригласили на работу бывших комендантов, прислугу. Это происходило во второй половине 1953 года, в правительстве зрело решение открыть в доме музей Иосифа Виссарионовича Сталина.

Музей и впрямь ненадолго открыли. Развесили по стенам и портреты членов Политбюро. Но, как говорится, «недолго музыка играла», музей закрыли. При жизни Сталина открывался еще один музей — Музей подарков товарищу Сталину, который закончил свое существование также таинственно. Затем по распоряжению Н. С. Хрущева освободили от военнослужащих помещение третьего корпуса и гостиничного комплекса Кремля для размещения в них экспонатов Оружейной палаты и упоминаемого Музея подарков Сталину. Завезли часть экспонатов, которые разместили в стеклянных витринах. Но затем у Хрущева, как это случалось у него довольно-таки часто, сработало сопротивление, и он кинулся развенчивать культ Сталина, подвергать сомнению поступки предшественника. Ниспровергать же деяния мертвого — все равно что устраивать бесовский канкан на теле усопшего.

А приверженцы Верховного настолько растерялись, что не знали, петь ли им «Сулико» или, помогая Хрущеву в бесовской пляске, затаптывать прах. Словом, экспозицию закрыли, не подумав даже о том, что она смогла бы служить любой из двух противоположных целей.

Тогда же распоряжением Н. С. Хрущева город Кунцево, река Сетунь, низ Вознесенского леса, досаженный лесоводами из органов государственной безопасности в начале тридцатых годов, древнее село Очаково — владение поэта Хераскова и ряд прилегающих деревень, включая Ближнюю сталинскую дачу, присоединили к городу Москве.

За годы после Сталина Минское шоссе перерубила широченная Минская улица, названная проспектом Маршала Гречко, а позже утвержденная Кутузовским проспектом. Эта Минская улица перерезала и шоссе, идущее лесом вдоль Поклонной горы к бывшему сталинскому имению. Лес остался, но началось запрещенное при хозяине обильное жилищное строительство. Стандартные коробки заполонили очаковскую округу и пойму реки Сетунь, демонстрируя «градостроительство» убогой мысли. В лесу, по другую сторону шоссе, сохранилась дача Калинина, в которую нет-нет да и привозят именитых гостей. Им показывают кунцевский дом-музей, где сегодня возвели терапевтическое отделение больницы № 1 Четвертого управления Минздрава, являющейся филиалом Кремлевки. Остановка автобуса на бывшем девятом километре Минского шоссе скромно называется «Первая больница».

Бывшее поместье вождя урезали. Теперь в доме Сталина иногда поселяют лиц, которые сочиняют и согласовывают доклады для сегодняшнего российского правительства. Поселяне утверждают, что атмосфера здесь очень способствует творческому началу.

Неподалеку от «священного места» расположился Дом ветеранов кино. Однако возле Ближней дачи сегодня воздвигнут железобетонный забор. Поговаривают, будто там и ныне все так же, как и раньше.

А если так, то почему бы не открыть там музей, музей человека-дьявола, утвердившего страну со стальными нерушимыми границами и стальными нервами. Музей Верховного Главнокомандующего, чьей волей и разумом перемололись лучшие армии завоевателей.

Никогда не знает человек, где, на каком месте, в каком состоянии придется ему уйти из жизни.

Иосиф Виссарионович испустил дух на диване, справа от которого служащие складывали на алые подушечки ордена и медали. Как такового рабочего кабинета вождя на Ближней даче не существовало. Вначале он архитектором планировался, но так как дом по указанию хозяина несколько раз перестраивался, кабинет за ненадобностью исчез.

Светлана Иосифовна обзывает кунцевский дом мрачным и пустым. Смею заверить, что это не соответствует действительности. Мне он показался не только просторным, уютным, светлым, но и роскошным. Природа и обстановка дополняли это ощущение.