Хоть я была «чужа дитина»,
В голодный девяностый год
Меня кормила Украина,
Не разбирая квот и льгот.
Не помнящие зла — святые,
Не помнящий добра — подлец.
Придет зима, и кровь застынет,
Как стынет Северский Донец.
Когда умру, тогда узнаю,
Где на лугу пасется ко,
Где синеглазка разварная,
Кровянка, хлеб и молоко.
Встает Егор на подвиг ратный,
Услышав с неба трубный глас.
…Где нет войны,
где младший брат мой
Не вступит в батальон «Донбасс».
И вы, свет знания несущие
Во тьму землянки и скита,
И эти люди, кровью ссущие
В сени тернового куста,
На желтом ситцевом халатике
Рассыпанные васильки,
Премудрой аглицкой грамматике
Обученные Васильки,
Руины древней Украины, и
Весна красна, и ночь нежна...
А родина — она невинная
И невиновная она.
Боже, я все отдала бы: талант,
Пряники, дачу, машину, халву,
Если б доверил ты мне автомат...
Боже, я втуне на свете живу.
Но не замай на окошке свечу!
Плачет свеча, словно ангел в раю.
Боже, я не о том говорю,
Боже, я жить на земле не хочу,
Когда на костях не мешает плясать
Иным родовая травма.
Боже, мне стыдно стихи писать
После второго травня.
Со станции Шевченко
Отходят поезда,
Со станции Шевченко —
Неведомо куда.
Быть может, в стольный Киев,
Где есть бистро, метро,
Где слезы, очи выев,
Вливаются в Днипро.
А может быть, в Одессу,
Где на стволах смола,
Где не читают прессу
Сгоревшие дотла.
А может быть, в Черкассы,
А может быть, в Херсон.
Стоит народ у кассы
И длится страшный сон.
Следят глаза пустые
За стрелкой на часах.
Но ангелы святые
Живут на небесах.
На землю посмотрите
Из белых облаков,
В Россию заберите
Детей и стариков.
Им нечего поставить
В отсек для багажа,
Их некому избавить
От злого грабежа.
Пускай они на полки
Улягутся свои
И спят до самой Волги…
А в Курске — соловьи.