небо рушилось на дома,
камни брызгали ало…
так хотелось сойти с ума,
и не получалось.
накрывала и кровь, и боль
жирная копоть…
так хотелось, чтоб мир — любовь,
а не окопы.
искорёженной жизни ось
просто вырвут, как жало…
запрягай, мужичок, «авось»,
трогай помалу.
январь, канун крещенья, иней
с ветвей слетает так картинно,
и мы бежим по паутине
протоптанных в снегу тропинок
в убежище, в слепую сырость,
где, позабыв о всяком зле,
дворовый кот покойно, с миром
спит на строительном козле.
бывает так, и было так, и будет:
внезапность, очертив незримый круг,
тасует судьбы на зеркальном блюде,
как мишуру на ледяном ветру…
ещё покоен дом и дети рядом,
и ужин на столе горячий, но
смерть за спиной стоит с холодным взглядом
и смотрится в разбитое окно…
и треснет время в деревянном чреве,
и протечёт забвением имён,
и дочке будет пять, а сыну — девять
отныне до скончания времён.