Людмила Гонтарева (Краснодон)

* * *

Ветер рвет провода,

с крыш летит черепица,

и скрывает вода

наших улиц границы.


Над степным городком

собирается лихо.

В зазеркалье окон

напряженно и тихо.


Надвигается сушь,

невзирая на грозы.

Мясорубка из душ

на пределе угрозы.


На прицеле — покой,

не задавшийся, в общем.

Мы уходим в запой,

не куем и не ропщем,


и не мелем зерно,

не читаем молитвы…

Мы попали в сезон

мировой шоу-битвы.

* * *

Лечь в траву и закрыть глаза.

Вжаться раной открытой в почву.

Снились алые паруса.

Оказалось — земля кровоточит.


Тих Господь… Только он с креста

видел мир без прикрас и фальши.

Ветер уксусом жег уста,

шли иуды победным маршем.


Сквозь меня прорастет трава.

Мир с войною в хмельном застолье.

Мы теряем в бою слова,

чтоб разлиться немою болью…

* * *

Да пошли вы все со своей светобоязнью

куда подальше! Из грязи — в князи

не получается, как ни старайся:

лебези, заглядывай в глаза, улыбайся,

заходи с лёгким трепетом,

заваривай чай с корицей…

А рядом, за стенкой, такие же полулица,

полулюди, на полусогнутых, полуправдочки…

День расписан на век вперёд: от этой лавочки,

что у подъезда дома — до заветных

дверей службы,

где ты гвоздик, винтик, гаечка, но,

вроде как нужен.

И не вздумай шаг в сторону:

там великан-мельница.

Можно с ней спорить, что-то доказывать,

а она вертится

и с треском ломает копья наивные дон кихотов.

Загляни в мясорубку жизни. Тебе охота?

Тебе это нужно? Футболы, борщи, тапочки —

здесь все понятно и как у всех:

ВСЁ — до лампочки!

Кто-то в ящик почтовый раньше

подбрасывал письма счастья:

перепиши сто раз — и ты ни к чему не причастен.

Рядом шагали в ногу успех и благополучие.

Те, кто остался без писем, понятно —

увы, невезучие…

Уже не срабатывает.

Что-то внутри сломалось.

Душа-конструктор нарушена временем.

Что осталось?

Верить в спасенье, спеша на ковчег,

что построен Ноем,

или клеить бумажные копья надежды,

готовясь к бою?..

* * *

Припорошило землю суетой.

В кармане Вечности тревожный холод.

В зрачках столетий заплутал покой,

на афоризмы мир людей расколот.


Бессмысленны и мудрость, и тоска,

что с неба градом-листопадом льется.

Останется ли время для броска,

Чтобы спасти наш мир от миротворцев?

* * *

Меня вчера столкнули с облака

руками матери-земли.

Не нож в ребро, не в лоб — а по боку

досталось лету от зимы.

Ведь говорили — я не слушала,

бесстрашно ноги свесив вниз:

казалось море черной лужею

и родинкою — Симеиз…

Придёт пора печатной осени,

и взрослых строчек листопад —

зачем-то мы на землю посланы,

как в цель — замедленный снаряд.

От перегрузок и увечностей

стих разбивается порой,

чтоб стать в конце начала вечностью,

шагами, шепотом, травой…

* * *

Это было вчера…

Да и было ли это?

Мимо мчат поезда,

и уходят поэты.

А на карте времён

лишь распутье и камень;

нет ни дат, ни имён,

только боль за стихами.

Только горечь и грусть —

все награды пиита.

Что останется? Пусть

будет всё позабыто:

пусть забудется век,

популярность, портреты…

Станет суетный бег

достоянием Леты.

Мы же будем всегда

на планете разлуки,

где живая вода

и сомнения муки,

где средь строчек живёт

кроткий донор печали,

обрывая полёт,

чтоб его замечали.

В переплёте души

не согреть, не согреться.

Но торопимся жить

с перевязанным сердцем…

Загрузка...