Застава на Аргуни

ГЛАВА ВТОРАЯ

Уже застыл в деревьях сок. Покидая насиженные места, высоко в небе проплыли последние лебединые пары. Улетели запоздавшие вальдшнепы, ушли в березняк на зимние корма тетерева, рябчики, глухари. Уже не садятся на холодеющие озера замешкавшиеся в тундре гагары.

Огромная серо-белая туча, цепляясь краями за вершины утесов, медленно расползлась над землей, посыпала мелкой колючей крупкой склоны дремучих таежных сопок, звеневшие осенней шелухой лесные чащи, балки и распадки.

Жгучий северный ветер рябит угрюмую, дымящуюся холодным туманом Аргунь. По реке идет шуга. Снежное крошево-сало, теснясь ноздреватыми сгустками на плесах, вытянулось длинными рваными заберегами. По широкому, отливающему чернотой разводью величаво плывут одинокие тонкие льдины.

Из-за маньчжурского острова бойко вынырнул и, оставляя за собой крутую, упругую волну, помчался по середине Аргуни маленький юркий катер.

В катере рядом с пригнувшимся к баранке мотористом, удобно развалившись на мягкой подушке, сидит майор Накамура, заместитель начальника японской военной миссии. Несмотря на хмурое утро, он в прекрасном настроении. Отправляясь в инспекционную поездку по пограничным кордонам, входящим в сферу руководства его миссии, Накамура получил приятную весть: за долголетнюю и безупречную службу императору ему пожаловали орден Золотого Коршуна.

Катер Накамуры ловко увертывается от льдин. Откинувшись на спинку сидения, майор поглядывает по сторонам. Высокие сопки, вплотную подступающие к обрывистым берегам, вдруг разбегаются, давая простор широким долинам, долины уступают место небольшим холмам, те, увеличиваясь на глазах, превращаются опять в сопки, а сопки — в горы. Мелькают полосатые фарватерные столбы. Управляемый опытным мотористом Сози, катер то бесшумно скользит по речной глади, то вдруг разбрасывает веера брызг, шуршит бортами о льдины и круто забирает влево или вправо, подходя то к советскому, то к маньчжурскому берегу. Как только катер оказывается вблизи русского селения, Накамура подается вперед, прикладывает к глазам бинокль. Как ни активна агентура, как ни подробна ее информация, но собственные впечатления — вещь незаменимая! Накамура хорошо знает это по опыту.

Начальник миссии полковник Хаясида, поручая инспекцию, предупредил, что Накамуре придется докладывать об итогах работы лично генералу. Что это такое — майор догадывался. Он много слышал о проницательности и придирчивости шефа, ученика и соратника знаменитого Кендзи Доихара.

«Главная ваша задача — это всесторонняя активизация агентуры, — вспоминал Накамура напутствие полковника. — План «Кан-Току-Эн», предусматривающий вторжение Квантунской армии в СССР, остается в силе. Этим определяется суть всей работы. Вы знаете, какие требования предъявляются к миссии в этом направлении. Кроме того, шеф приказывает усилить разведку в пользу наших друзей. Мне известно, что генерал-лейтенант Осима Хироси, наш посол в Берлине, настойчиво требует расширить информацию о всех перебросках советских войск с Востока на русско-германский фронт. Примите меры к восстановлению утраченных звеньев агентурной сети, усильте заброску новых людей. Лучшие кадры бросьте в полосу Сибирской магистрали и на русские укрепрайоны. Ждать осталось недолго. Не забывайте о мерах по деморализации пограничной охраны. Без этого будет трудно справиться с порученными задачами…»

Немного сказал полковник Накамуре, но проведение в жизнь его инструкций потребует огромных сил, мужества, хитрости, сноровки. Кто может поручиться, что десятки лучших агентов не останутся в руках советских пограничников, не сложат головы вот на этих таежных сопках?

То ли от неприятных размышлений, то ли от холода майор зябко поежился, втянул голову в воротник меховой куртки, подумал: «Обратно на катере не проскочить. Аргунь через неделю станет намертво. Придется возвращаться верхом…»

Чтобы отвлечься от нахлынувших мыслей, Накамура закурил.

— Курите, Сози.

Польщенный вниманием офицера, моторист поклонился.

— Откуда родом, Сози? — спросил майор, щурясь.

— Город Вакамацу, префектура Фукусима.

— О, мы, оказывается, почти земляки, — удивился Накамура. Очки его блеснули. — Я из Ямагата!

— Красивый город, — восхищенно заметил моторист, выводя катер из протоки. — Последний раз я побывал в нем вскоре после начала войны на Океане. Как там цветет сакура! — Он молитвенно закатил глаза.

— Да, сакура там несравненна, — мечтательно подтвердил Накамура. — Надо видеть сказочные сады, улицы, запорошенные лепестками, словно хлопьями снега! Такова вся Дай Ниппон — наша с вами родина — в дни цветения вишни. Как бы я сейчас хотел пройти с обнаженной головой под дождем непорочных лепестков сакуры!

Накамура задумался, а потом тихонько запел старинную песню о сакуре, о самой красивой в мире вишне. Сози выключил мотор и, пустив катер по течению, слушал.

«Пойдем, друг, поищем сакуру и насладимся ее видом!» — звала песня.

— Нет цветка краше сакуры, нет гражданина лучше воина — так гласит старинная пословица. Вдумайтесь, Сози, какой великий смысл таит народная мудрость!

Моторист кивнул головой и включил мотор. Катер рванулся и понесся к показавшемуся вдали японскому кордону.

— Прикажете сделать остановку?

— Нужно спешить. К вечеру мы должны добраться до Уда-хэ.

Козырнув на приветствие поручика, выскочившего на берег, Накамура продолжал:

— Недавно я получил письмо от друга из Бирмы. Оказывается, и там население любит вишню и так же, как у нас, заботливо выращивает ее. На Шанском плато ниппонских воинов встречали юные женщины, украсившие волосы и платья лепестками вишни. В руках они держали цветущие ветки. Теперь, знакомясь с ниппонской культурой и бытом, бирманские женщины учатся делать из сакуры букеты в нашем стиле. Как видите, сакура ныне известна далеко за пределами страны Восходящего Солнца. Будьте уверены, Сози, настанет время, когда и на этих вот берегах, — Накамура сделал широкий жест в сторону русской земли, — и на этих угрюмых берегах зацветет наша сакура!

Моторист поглядел на майора. Должно быть, уловив в этом взгляде недоумение, Накамура подчеркнул:

— Да, да, Сози, будьте уверены… Такое время настанет…

— А как же с климатом? Холодно ведь для сакуры в этих краях? — не утерпел солдат.

— Ничего… Вишня — растение, главным образом, умеренных зон северного полушария… Она хорошо приспосабливается… Как мы, самураи… В ней, наверное, тоже струится священная кровь Ямато…

Сделав такое открытие, Накамура самодовольно засмеялся. Солдат расплылся в почтительной улыбке.

— Насчет священной крови Ямато, Накамура-сан, вы изволили сказать очень правильно, — поддакнул он.

Накамура положил пачку сигарет на панель смотрового стекла и кивнул солдату, давая понять, что между ними вполне дружеские отношения.

Вдруг майор встрепенулся, запрокинул голову вверх. До его слуха донесся мерный рокот моторов. Из-за облаков вынырнул самолет. Перелетев границу, самолет начал удаляться, держа курс на север. Накамура вскинул бинокль и хитро улыбнулся.

— Наш. Двухмоторный разведчик «Дзэро», — сказал уверенно он, а про себя подумал: «Ниппонские орлы чувствуют себя как дома. Русские даже не обстреливают…»

Катер выписывал замысловатые зигзаги. За кормой оставались фарватерные знаки, китайские и русские острова, деревушки, заставы, кордоны. Накамура внимательно вглядывался в советский берег и удивлялся. Он намеревался разглядеть новые оборонительные сооружения, новые наблюдательные пункты, уловить изменения или хотя бы признаки их, говорящие о системе пограничной охраны противника. Но ничего нового майор заметить не мог.

Русские деревни словно вымерли. Два-три человека, случайно показавшиеся на улице, — вот все, что удалось увидеть за время пути. Еще больше удивило Накамуру безлюдие на заставах. Только в одном распадке разглядел он в бинокль двух пограничников, спускавшихся верхами к Аргуни, да нескольких часовых на наблюдательных вышках. Однако Накамура знал, что за холмиками в горных расщелинах, в чаще прибрежного лозняка, в россыпях камней, в балках и оврагах прячутся советские солдаты. Попробуй сунься — и все мгновенно оживет. Болотная кочка вдруг окажется зеленой фуражкой пограничника, сосенка ощетинится штыком, щебетанье дрозда вмиг смолкнет, и прозвучит сигнал, извещающий об опасности.

Накамура понимал, что это безмолвие и эта пустынность — лишь приманка для неискушенного, наживка на крючок, попасться на который легко, а сорваться трудно.

«Надо усилить нажим, — думал майор. — Не мешало бы затеять солидную операцию… Странные все-таки эти русские… Неужели их разведка ничего не пронюхала о «Кан-Току-Эне»? Ведь уже полтора года длится разработка этого плана, полтора года в штабе командующего Квантунской армией Умедзу идут усиленные приготовления к выступлению против СССР! Не этими ли деревянными блокгаузами они собираются остановить Квантунскую армию?»

Посмеявшись в душе над странностями русских, Накамура закрыл глаза. Ровный гул мотора, легкое покачивание катера убаюкивали, навевали дрему…

На кордон Уда-хэ Накамура прибыл вечером, когда в домах зажглись огни. Его встретил начальник кордона Ван Мин-до и какой-то незнакомый поручик.

— Зачем привели его? — с неудовольствием спросил майор, когда поручик несколько отстал.

— Это наш новый сотрудник, племянник генконсула Сато… Командирован ко мне в помощники.

Накамура промолчал: «Стоит ли связываться с родственниками этой чванливой дипломатической знати? Накляузничает, потом будут ножку ставить на каждом шагу, успевай только спотыкаться».

Привыкший с полуслова понимать старших, начальник кордона подозвал помощника.

— Поручик Такедзири, прикажите фельдфебелю определить на довольствие и ночлег рядового Сози.

— И поставить катер на катки, — подсказал Накамура.

Козырнув, поручик исчез в темноте.

…Зайдя в квартиру, Накамура отстегнул от пояса палаш, сунул под подушку пистолет, выпил стакан содовой и, присаживаясь на диван, спросил:

— Скажите, капитан Ван Мин-до, кто из ваших надежных людей дома? На кого можно рассчитывать в ближайшее время?

— Господин майор имеет в виду задания на русской стороне?

Накамура наклонил голову.

— Могу я узнать характер задания, чтобы учесть возможности своих людей?

Майор пожал плечами.

— Прошу правильно понять меня, — поспешил разъяснить Ван Мин-до. — Меня интересует характер задания. Только характер. Диверсия, вербовка в сеть, связь с резидентурой, выброска листовок?

— А если я скажу, что и первое, и второе, и третье, и четвертое?

— Все сразу?

— Да. Завтра мы с вами начнем разработку некоторых операций.

— Все сразу организовать будет трудновато, — нерешительно заметил начальник кордона. — У Кулунтая открылась рана. Князь пару дней назад выброшен с заданием захватить почту. Елена уехала в Харбин лечиться. Токмаков и Башуров готовятся к выходу в глубокий тыл русских по вашему же заданию. На китайцев серьезно рассчитывать не приходится. Контрабанда теперь не в моде. Опиум, жень-шень у русских не котируются. Мои соотечественники годятся лишь для переброски, рассчитанной на оседлость.

— Что ж, будем посылать и на оседлость. Все пригодятся, — зевая, протянул Накамура. Он поднялся с дивана, подошел к столу с закусками и прищелкнул от удовольствия языком.

— Виски «Белая лошадь»? В ваших глухих местах? — удивился он, беря бутылку. — Уж не с американцами ли снюхались чины нашей разведки?

— Это поручику Такедзири ко дню рождения дядюшка Сато прислал.

— Передайте, пожалуйста, поручику мою признательность.

Ван Мин-до попросил разрешения уйти.

— Пожалуйста, капитан, идите, занимайтесь своими делами. Завтра нам нужно будет встретиться с людьми и продумать план усиления работы на вашем участке. — И, давая, понять, что разговор закончен, Накамура стал расстегивать мундир.

Ван Мин-до учтиво раскланялся и вышел.