Застава на Аргуни

ГЛАВА ПЯТАЯ

В полдень на Стрелку, объезжая границу, прибыл начальник штаба отряда полковник Заремский в сопровождении старшего политрука Лепешкина. Задерживаться полковник не собирался. Он торопился в отряд. На Стрелке Заремский решил дать небольшой отдых коням, погреться чайком, побеседовать с молодыми бойцами. Переговорив с Тороповым и Панькиным, он отпустил их, а сам отправился в столовую.

Торопов приказал Слезкину:

— Подседлайте мне Пирата, вооружитесь! Поедем проверять правый фланг. Захватите мешок!

Слезкин обрадовался. Через несколько минут он был у ворот. Прохаживаясь в ожидании начальника, он размышлял: «А зачем, собственно, понадобился мешок?» Поломав голову над этим вопросом, Слезкин пошел на кухню к Михееву.

— Едем с начальником границу на след проверять! — похвастался Костя. — Дайте-ка на дорожку попить.

Михеев, занятый угощением для начальства, пропустил Костино сообщение мимо ушей, а на его просьбу ответил:

— Пить на дорогу не нужно. Мерзнуть будешь…

Подошел Торопов. У него на боку болтался маузер. Подтянув подпруги, лейтенант легко вскочил в седло и, не оглядываясь, пустил коня рысью вдоль улицы. Костя поскакал за ним. Тут же, напротив поселка, выехали на контрольно-следовую полосу. Прежде чем пустить коня по тропинке, проложенной вдоль линии границы, Торопов предупредил:

— Дистанцию держите тридцать метров. Смотрите внимательно за снежным покровом. Запоминайте все, что увидите. Обнаружите следы — дайте сигнал. На следы против Кирпичного не обращайте внимания. Кукушкин в прошлый раз вынужден был съехать с КСП…

«Что такое КСП? Почему Кукушкин «съехал»? Спросить? Неудобно. Ладно, выясню у ребят», — думал Слезкин, боясь оказаться в глазах начальника несмышленым, зеленым юнцом.

Ехали резво. Промелькнул Кирпичный Утес. Остались позади два маньчжурских острова. Показалось устье Золотой речки. Начальник остановил коня.

— Это вы вчера тут выскочили? — сердито спросил он, показывая варежкой на следы саней, широким полукругом доходившие почти до самой линии границы.

— Мы, товарищ лейтенант, — сокрушенно признался Костя.

— А где осторожность? Снежный покров нужно беречь. Понимаете?

— Понимаю, товарищ лейтенант, — заверил Слезкин и облегченно вздохнул: начальник не спросил, что здесь произошло у них с Морковкиным.

Костя зорко следил за Тороповым, учась у него и посадке в седле и поведению на границе.

На той стороне прошел китайский обоз. С саней, нагруженных мешками, на пограничников с любопытством поглядывали закутанные в козьи тулупы извозчики.

Потом встретились два всадника, шедшие на рысях. Судя по форме — большим мохнатым шапкам и шубам с рыжими воротниками, а также по винтовкам за плечами, — это были японцы. Поравнявшись с Тороповым, они перевели коней на шаг, привстали в стременах, приложили руки к шапкам.

Торопов ответил на приветствие японцев довольно небрежно. Слезкин повторил его движения. Так близко японцев он видел впервые. Его отделяло от них пространство метров в полсотни, не больше. Но строгие законы границы делали это пространство непреодолимым, а людей, находящихся за ним, неприкосновенными, как бы они ненавистны друг другу ни были. Костя недовольно подумал о Торопове: «Нашел тоже кого приветствовать!» Японцы давно уже остались позади, а он ехал и все оглядывался и оглядывался. Выбрав подходящий момент, Слезкин приблизился к Торопову и укоризненно спросил:

— Товарищ лейтенант, а вы почему врагов приветствовали?

— По инструкции на приветствия пограничной стражи сопредельного государства положено отвечать. Когда изучите инструкцию, все поймете.

Торопов пришпорил коня. Вскоре тропинка свернула к берегу. Выехав на дорогу, лейтенант остановился.

— Это — падь Джелин. Здесь кончается наш участок, — пояснил лейтенант, показывая на устье большой пади, разрезавшей приаргунскую елань надвое. — Длина правого фланга — двенадцать километров двести пятьдесят метров. Запомните. И вообще, старайтесь теперь все запоминать: каждый камень, кустик, бугорок.

Костя жадно слушал начальника. Он смотрел туда, куда смотрел Торопов, делал с усердием то, что делал Торопов. Начальник ему все больше и больше нравился. Движения Торопова точны и расчетливы, речь строга и немногословна, взгляд спокоен и проницателен. Да, это настоящий воин! У такого враг не вывернется. Неужели и он, Слезкин, когда-нибудь будет таким же?

— Ну, а теперь домой. Дистанция прежняя. Аллюр на один крестик можно прибавить, — сказал Торопов, глубже усаживаясь в седло.

«Опять новость: какой-то аллюр и крестик?» — смутился Костя, посылая коня легким галопом и не подозревая, что это и есть тот самый «крестик», о котором упомянул Торопов.

У оконечности одного из островов лейтенант придержал коня, спешился:

— Возьмите мешок и — за мной!

Слезкин привязал к дереву коней и, сгорая от любопытства, побежал за начальником. Торопов остановился в торосах, разгреб валенком снег, отыскал маленький ломик и стал долбить прорубь. Не понимая еще, что задумал лейтенант, Слезкин предложил:

— Разрешите, я помогу!

— Смотрите за сопредельной стороной, — показал Торопов на маньчжурский берег. — Винтовку возьмите на изготовку…

Продолбив лед, Торопов вытащил из воды огромную морду-плетенку. Из морды, разбрасывая брызги, посыпались крупные, как на подбор, таймени. Поблескивая зеленовато-стальной чешуей, они раскрывали приплюснутые зубастые пасти, жадно глотали воздух, упруго извивались и тут же замерзали на сорокаградусном морозе.

Торопов столкнул плетенку обратно в прорубь, привязал ее к столбику, торчавшему из воды, начал сгребать добычу в мешок. Улов оказался приличным — пуда на два. Легко взвалив мешок на плечо, лейтенант широко зашагал к лошадям, на ходу теряя капли-льдинки, сбегавшие по полушубку. Слезкин мелкой трусцой семенил следом.

Лейтенант приторочил мешок к Костиному седлу. Поехали дальше. Впереди, в такт лошадиному бегу, мерно подпрыгивала широкая спина начальника, туго перетянутая ремнями. То ли от работы, то ли от продолжительной езды начальнику, несмотря на мороз, стало жарко. Он опустил воротник, откинул кверху уши у шапки. Костя, хоть и продрог, поступил точно так же. Студеный ветер врывался за воротник, обжигая уши и щеки. Но до ветра ли было Слезкину? Он скакал, стараясь как можно точнее скопировать горделивую осанку бравого начальника. И ему казалось, что он сейчас удивительно похож на бывалого Торопова. Сознание того, что он находится сейчас на самом краю государства, что он охраняет его, разожгло воображение, и Костя размечтался.

«А что? Появись сейчас десяток-другой самураев, мы их запросто перещелкаем. Можно и гранатами забросать. Ни один бы не ушел…»

Костя представил, как стреляет, лихо мчится на красавице Жемчужине за японцами. Неизвестно, какие бы еще подвиги он совершил в пылу боевого азарта, если бы мороз не впился зубами в его оголенное ухо.

Слезкин пришел в себя, начал растирать варежкой ухо, глянул на луку и обомлел: мешка с рыбой не было. «Раззява! Конечно, раззява! Что теперь подумает начальник?» — ругал себя боец, разворачивая коня и устремляясь галопом обратно.

В глазах замельтешили красные, голубые, белые крапинки, пот струился по лицу. Выскочив из-за поворота, Костя посмотрел вдаль. Сердце его заекало конской селезенкой: мешок лежал на дороге!

Слезкин спрыгнул с коня, вцепился в находку. Скорей бы приторочить мешок, чтобы начальник не заметил этого позора. Дергая за повод не желавшую стоять на месте кобылу, побагровев от усилия, Слезкин привязал мешок к луке и вставил ногу в стремя. Но Жемчужина заходила «волчком», и нога выскользнула. Попрыгав-попрыгав на одной ноге, Костя подвел кобылу к торосам, снова оперся на стремя. Лошадь, чувствуя нетерпение бойца, пошла вперед. Обрушив на неугомонную кобылу тысячу проклятий, Костя после нескольких неудачных попыток взобраться на лошадь подвел Жемчужину к обрывистому берегу и поспешно взгромоздился животом на седло. Он закачался, точно коромысло на прясле. В таком виде и застал его начальник.

— Что случилось? — тревожно спросил Торопов.

— Мешок обронил, — пролепетал Костя, чувствуя себя жалким, опозоренным в глазах начальника.

— Нельзя так, нельзя. — Лейтенант покачал головой. — Надо было предупредить. Так и до греха недалеко. Я надеюсь, что мой тыл обеспечен, еду спокойно. А что если бы на острове японцы устроили засаду? Вас могли захватить, а меня обстрелять.

— Понятно, товарищ лейтенант. Больше этого не будет! — поклялся Костя, чувствуя себя уже не лихим и бравым, а неуклюжим и мешковатым.

Из-за поворота показалась кошевка. Это ехал Заремский в сопровождении двух всадников. «Влипли!» — подумал Торопов и крикнул:

— Разверните коня вправо!

Костя стал выполнять приказание, но непокорная кобыла топталась на месте, а расстояние между нарядом и кошевой быстро сокращалось.

— Скорее, скорее! — торопил лейтенант, досадуя на неловкость бойца.

Когда кошевка остановилась, Торопов привстал на стременах и громко отрапортовал:

— Товарищ полковник! Наряд в составе лейтенанта Торопова и рядового Слезкина проверил границу на след. Нарушения границы не отмечено.

— А что у бойца к седлу приторочено? — спросил Заремский, показывая на выглядывавший из-за лошадиной холки мешок.

— А это мы вам, товарищ полковник, попутно рыбки на дорожку наловили! — не моргнув глазом, выпалил Торопов — Хорошие тайменчики!

«Молодец — выкрутился!» — подумал Слезкин и с гордостью посмотрел на своего начальника. Он только сейчас догадался, зачем лейтенант приказал ему развернуть вправо коня: чтобы полковник не обратил внимания на мешок.

Заремский нахмурился.

— Службу нарушаете, лейтенант. Предупреждаю вас…

— Так мы, товарищ полковник, этим делом занялись на обратном пути, после проверки контрольной полосы, — попытался оправдаться Торопов. Но Заремский был настроен, видимо, миролюбиво. Хитро прищурившись, он заметил:

— А рыбку я все-таки возьму. Как-никак — подарок!

Полковник козырнул. Кошевка скрипнула и заскользила по снегу.

«Слава богу, пронесло!» — облегченно подумал Торопов, помогая Слезкину привязать остатки улова к седлу. «Вот это лейтенант! Полковника не испугался!» — с уважением подумал Костя…

Возвратившись на заставу, лейтенант вошел в канцелярию, бросил на кровать побелевший от мороза маузер, разделся.

— Ну, что сказал тебе Заремский? Какие отметил недостатки? — спросил он у сидевшего за столом политрука.

Панькин рассказал о беседе полковника с бойцами, о советах, какие были высказаны им перед выездом с заставы.

— А я, понимаешь, чуть не влип, — признался Торопов, рассказывая Панькину о встрече с Заремским на участке. — Ну, думаю, даст он мне за этих тайменей, пропади они пропадом.

Довольный своей находчивостью, он во всех подробностях расписал, как вручал полковнику подарок.

— Не похоже что-то на Заремского, — усомнился Панькин. — По рассказам — это закоренелый службист, строгий начальник. Не пойму, что с ним произошло. Я бы на его месте ломанул тебе суток десяток, чтобы в следующий раз знал, как развращать личный состав…

Торопов добродушно улыбался.

— Да-да, не улыбайся, — продолжал политрук. — И не задумался бы… Посуди сам, сегодня ты нарушил инструкцию службы пограннаряда, а завтра будешь внушать им, что инструкция — святой закон пограничника. Что скажет тот же Слезкин? Через неделю он сам будет рыбачить, охотиться… И ничего ты с ним не сделаешь, даже наряда вне очереди не дашь…

— Ну, это ты лишку… Еще как дам!

— Дашь-то дашь, а вот будет ли твоя совесть чиста — вот вопрос! — продолжал политрук… — Нет, Игорь, так нельзя. Ты должен понимать, кем для них являешься. Они ведь смотрят на тебя с открытым ртом, во всем подражают. И это очень хорошо. Ты думаешь, Слезкин почему уши обморозил? Он же наверняка подражал тебе.

— От коменданта ничего не поступало? — переводя разговор, спросил Торопов.

— Ничего…