Ранним утром того же дня. Трубочист подъехал на сороковом троллейбусе к подножию Протасова яра, когда Веста и Лена уже стояли на остановке и успели даже сходить чуть дальше и пофоткать Докучаевский переулок — россыпь частных домиков вдоль узкой дороги в овраге, что упирался в свалку. Трубочист сошел с троллейбуса, подобный какому-нибудь туристу на Гавайях — яркая тенниска, на голове панами. Он казался себе Джонни Деппом в роли того наркомана из фильма «Страх и ненависть в Лас-Вегасе».
Но кроме этой городской одежды, была у него в рюкзаке и другая, в какой не стыдно лезть под землю. Слухи о неких подземельях в окрестностях старого здания Института бактериологии годами распространялись в диггерской среде, но никто не понимал, как туда попасть, ведь дом стоял на частной территории и доступа туда не было.
И вот недавно Трубочист принимал участие в протестной акции против застройки Протасова яра, и по пути обратно, минуя голый травянистый склон горнолыжного спуска, над которым торчали корпуса Клинического городка, высмотрел в примыкающей, покрывавшей берег яра темной роще дренажный колодец. Он свернул туда и ломиком, который всегда носил с собой, поддел люк. Наверняка дренажка соединена с ручьем Протасов яр.
Вниз круглой бетонной шахты вели скобами ступени. Трубочист посветил туда фонариком. Метров пятнадцать — оценил. Сооружение как-то не вязалось с обычной системой дренирования склонов.
Трубочист быстро огляделся, спрятал рюкзак в кусты и спустился. Его удивило, что скобы не ржавые, как обычно бывает, а чистые и гладкие, будто ими ежедневно пользуются.
Внизу был круглый же в сечении ход, большая бетонная труба, где он смог стоять в полный рост. Она уходила примерно на восток. К институту бактериологии — понял Трубочист. Мощности фонарика хватило недалеко, конца тоннеля видно не было, там просто сгущалась тьма.
Поборов в себе сильное желание двигаться дальше, Трубочист вскарабкался на поверхность, надел рюкзак и поставил люк на место.
В Киеве осталось не так уж много неисследованных подземных объектов, если не считать древних пещер в труднодоступных склонах, где не лазал никто, кроме совсем безбашенных краеведов. Поэтому находку свою Трубочист придержал, и теперь решил блеснуть первопроходцем, пригласив разделить открытие вместе с ним двух диггерш. Итогом должен был стать не письменный отчет с фотографиями, а видеозапись.
И вот они встретились на остановке. Вдоль нее тянулась, подпирая правый берег Протасова яра, каменная стенка, сплошь изрисованная граффити. На горке, в зелени виднелись старенькие частные домики, выстроившись по улочке.
Сам яр, некогда дикий и изрытый глинищами кирпичных заводов, теперь тоже был широкой улицей, постепенно набиравшей высоту между склонами, частью заросшими, частью уже застроенными. С одной стороны плавно начиналась Батыева гора, с другой, там где Клинический городок — кладбищенская Байкова гора, тут, в низовьях яра более крутая. Из-за темных кленов на ней выглядывал корпус цвета плесени.
Диггеры вернулись немного, к зебре, перешли к Байковой горе, и стали подниматься по тротуару Протасова яра.
— Меня Паша сегодня звал в Клов, — сказала Лена, — Но сколько можно, он уже весь вдоль и поперек исхожен.
Веста знала, что Лена врет, потому что Лена была в Клове только несколько раз и то доходила максимум до развилки за Дворцом спорта, где в коллектор Клова вливается ручей Крещатик.
Трубочист указал на шоссе и открыл Америку:
— Тут тоже спрятан ручей, коллектор пещера Светлого песка. Если быстро справимся, можем и туда втулиться. Он проходится за нефиг делать, только сначала высота там метра под два, потом надо пригибаться, уже ниже роста.
— Способствует приобретению сутулости, — сказала Веста. Ее подзуживало уличить во лжи и Трубочиста, потому что в коллекторе ручья Протасова яра после хождения в согбенном, яко монах, состоянии надо двигаться на корточках или ползти, из-за поднятия поверхности хода от песчаных намывов. Веста лазала там в прошлом году, проклиная всё на свете.
— А с кем Паша пошел? — спросила она.
— С Иваниловым и еще девушкой одной. Не из АКИСа.
— А Паша всё одержим мыслью найти проход под Марьинский?
— Да, потому он туда и ходит.
Подпорная стена в граффити на противоположной стороне закончилась, уступив место новому ЖК и уходящему вглубь зеленых садов Докучаевскому переулку, выше за которым по Протасову продолжалась покрытая деревьями гора.
— На северном склоне, — припомнила Веста, — Археологи раскопали какую-то древнюю пещеру.
— Да, про нее Гойзман рассказывал. Он ее сам вроде раскапывал.
— Тоже, можно поискать. Но не сегодня.
А они топали вдоль склона южного, подрытого коробами автомастерских. Свернули к травяному языку лыжной трассы, а от нее, у канатной дороги, к чащобе. От искомого колодца дренажки продвинулись чуть дальше, где дружно надели костюмы химзащиты. Мало ли что? Больше века наверху работает институт бактериологии, кто знает какие там происходили утечки и как устроена тамошняя канализация, а особенно как она была устроена во время основания?
Воздух даже в тени был жаркий, и влажный от ночного дождя. Вечером дождь, ночью дождь. Днем по прогнозу солнечно, плюс тридцать шесть.
Только когда начали спускаться в шахту, с каждым шагом вниз становилось холоднее, наконец на самом дне при выдохе шел даже пар.
— По ходу, — сказала Веста, — Тут кто-то как на работу ходит, ступени чистые.
— Да, намоленное место, — ответил Трубочист.
Звуки уходили глухим эхом в круглый коридор, что заканчивался невесть где.
Уничтожая темноту впереди тремя мощными ручными фонарями и тремя же налобными, они пошли вперед. Трубочист снимал видео на смартфон.
— Ни крыс. Ни воды. Что это за дренажка такая? — спросила Лена.
— Я вот сам не понимаю, — Трубочист остановился и постучал костяшкой пальца о стену.
— Сколько мы уже прошли? — Веста посветила фонарем назад.
— Черт знает. Метров пятьдесят. О, впереди кажись поворот.
Потоки света упёрлись в изгиб тоннеля.
— Слышите? — насторожилась Веста.
— Что?
Из-за поворота время от времени доносился тихий короткий писк, было в нем что-то хриплое и электронное.
— Гасим фонари, быстро! — зашипел Трубочист.
Так и сделали.
Оказалось, что вместе с писком оттуда исходило слабое мерцанием. Мерцание — темнота. Мерцание — темнота.
Все стояли и ждали. Ничего не происходило. Веста, на полусогнутых ногах, подкралась к повороту и заглянула за угол. Зажигалась и гасла белая точка.
Веста включила фонарь.
— Эй, а давайте сюда! — позвала она остальных. Те подошли.
— Опа, дверь, — сказал Трубочист.
— Смотрите, — Веста провела рукой у панели справа, это там мигал огонек, — Сенсор отпечатков пальцев, а это наверное камера для сканирования радужки. Вот еще щель какая-то, типа чтоб карту всовывать.
— Это что-то секретное, — догадался Трубочист важно, — Что-то мне не хочется тут оставаться.
— Да, лезем назад, — согласилась Веста.
Они уже скорым шагом вернулись к лестнице и по ее скобам забрались наверх. Полный, жаркий, зеленый мир!
Перехоботились в цивилку, спрятали в рюкзаки химзу, вышли к шоссе посередине широкого удолья. Всё словно замерло.
— Ребят, какая странная тишина, — сказала Веста.
Не ехал троллейбус или машина. Не шел прохожий, но черт с ним, пешком тут редко ходят. Городской шум долетал издалека, и это был необычный шум. Тихо выли, тревожа сердца, скорые помощи.
Трубочист предложил:
— Так, вон впереди люк в коллектор Протасова яра. Движухи на дороге нет, можем быстро отвернуть и заинсталлиться.
— Мы ведь уже переоделись.
— Вернемся обратно, перехоботимся?
— Не, с меня на сегодня уже хватит приключений, — возразила Веста.
А повыше лыжной трассы, но через дорогу, слева от такого овражка, виднелся крутой холм, отрог берега Протасова яра. По нему к огромным кленам взбегала тропка. Веста там была когда-то, если дальше пройти по огромному земляному горбу то выйдешь к жилым домам Соломенки, но перед ними будет склон с выкопанными в буром суглинке заброшенными погребами, вот те погреба Веста и изучала. Одни люди изучают науки, а Веста заброшенные погреба.
На пригорок сверху вышла толпа людей — сначала они двигались по тропке, как муравьи, потом стали просачиваться из-под кленов, заполняя весь холм. Они как-то странно двигались.
— О, — сказал Трубочист, — Снова акция «Спасем Протасов яр»! Но я чёт не вижу полицию и титушек.
А толпа нестройно полилась вниз по пустому шоссе. Среди них были вроде бы и дети, но они шли не с родителями, а сами, отдельно. Отдельно шли дети по дороге.
— Что тут, кино какое-то снимают? — предположила Лена.
— Это зомби, — четко поняла Веста, — Это не кино.
Сверху из-за поворота, мигая красными и синими огнями и многожильно завывая, вырвалась скорая и влетела сзади в толпу, подминая под колеса судорожно идущие фигуры. Со звоном врезалась в стальной фонарный столб, сразу остановилась, чуть подпрыгнув тылом. Хлопок. Из-под разбитого капота набок пошли клубы черного дыма. Огонь охватил внутренности кабины.
— За мной! — Веста побежала через дорогу к заросшей деревьями части склона. Она скрылась в кустах, залезла по влажной земле немного повыше и оглянулась — за нею никто не следовал. Ни зомби, ни друзья.
Мертвецы уже достигли оврага, отделявшего пригорок с тропой от бугра, на котором спряталась Лена, и шли дальше, вниз по шоссе. Через листву она неясно заметила спины Трубочиста и Лены — те бежали тоже вниз.
Сдерживаясь от того, чтобы не карабкаться дальше, хотя зомби стали проходить мимо нее на расстоянии дюжины шагов, она смотрела. Лена с Трубочистом достигли Докучаевского переулка, но навстречу им по Протасову яру, снизу, тоже пёрла нестройная толпа покойников.
Диггеры метнулись налево в переулок, исчезли из виду. Потом выбежал один Трубочист, теряя на пути кроссовок с ноги. Две группы зомби, сверху и снизу шоссе, почти сомкнулись и окружали Трубочиста. Он подскочил к фонарному столбу, обхватил его руками-ногами и попробовал залезть. Ничего не получилось. В своей яркой тенниске и панаме он напоминал Весте долларового туриста в тропической стране, которого ловят местные жители.
Затем среди мертвого хора стона и нытья послышался человеческий крик, и Веста поняла — не стало Трубочиста.