Проводница представилась:
— Я Пуджа.
— Это индийское имя? — спросила Веста.
— Давайте мы подальше отойдем, — сказал Паша, — Пока этот урод за нами не бежит.
— А потом я расскажу вам историю своей жизни, — пообещала проводница. Она говорила с пулеметной скоростью.
— Домовылысь.
На другой стороне Лыбеди был короб ТРЦ. Яна предложила перебраться туда по перекинутой с берега на берег трубе.
— А смотрела старый фильм «Зомби в супермаркете»? — намекнула Веста.
— Я вообще там людей не вижу. Ни людей, не машин.
— Отож, — заключил Паша.
Наконец миновали хвост остановившегося поезда. Дальше по течению виднелось, на высоте двух с половиной метров от пола внешнего желоба, еще несколько подобных труб, а все стены коллектора были исписаны граффити. Некогда, до сооружения ограды вдоль железной дороги, тут был металлический мостик, по коему с Лыбедской площади ходили на Демиевку. Потом с людьми началась борьба — и с мостика исчезли перила, а потом сгинул и мостик. Тогда народ, рискуя жизнью, стал переправляться по двум идущим рядом трубам — толстой и тонкой, безо всяких перил. Иначе приходилось делать большой крюк через Демиевский путепровод. И затем появилась двойная ограда вдоль рельсов, навсегда преградившая краткий путь.
Перед трубами, около многоствольной ивы, справа к Лыбеди присоединялся бетонный, заросший по боку болотной травой, канал с перекатом. В нём текла, извергаясь небольшим шумным водопадом, речка Совка. Воздух был пропитан резким запахом моющей химии. Высокая стена внешнего желоба Лыбеди тут снижалась почти до самого уровня воды.
Спустились в низинку.
— Этот козел Токсик, — вспомнил Паша, — Говорил, что пробовал из Совки воду.
— И что? — спросила Яна.
— Сначала у него стал печь язык, потом онемело нёбо, и часа через два всё прошло.
— Мы не будем пить, — сказала Веста.
Наверху насыпи, сетчатая ограда подходила к железнодорожному мостику над Совкой — дальше был просвет, а потом снова тоннель, выруливающий из тьмы.
— Куда мы вообще направляемся? — Пуджа сморщилась, глядя на поток воды, который явно предстояло перейти вброд.
— Хотим добраться до устья Лыбеди, а потом фекальным коллектором под Днепром на левый берег, — ответила Веста.
— А других вариантов нет?
— Мы пока не придумали.
— Аэропорт Жуляны… Он ведь недалеко отсюда?
— Относительно. Хотя… — Веста задумалась, — Туда большую часть можно дойти под землей. Что на это скажете? — обратилась к остальным.
— Именно шо большую ЧАСТЬ, — сказал Паша, — А потом пешачка мимо Совского кладбища.
— А так пилить по этой вонючей воде? — спросила Пуджа.
— Да. Ты не думай, тут не только химия. Жители улицы Гвардейской и прилегающей сливают сюда свою канализацию. Там на нижнем каскаде Совских прудов есть настоящие поля орошения.
— А это что такое?
— Ну такая площадка с канавами, по ним гамно всё это течет, задерживается и как бы естественно водичка очищается и вливается в основное русло Совки.
— Тогда я пас. Не хочу в Жуляны.
— А под Днепром в еще более удушливой атмосфере хочешь? — спросила Веста.
— Никуда не хочу. Давайте я вам расскажу историю своей жизни.
— Давай тока быстрее! — сказал Паша, — Тот дегенерат может нас преследовать. Он меня покусал всего. Ни у кого какой-нибудь зеленки нет?
— Вон в Совке водичка убивает всё, включая бактерии, попробуй, — предложила Веста.
— Я теперь кандидат в зомби! Я могу с этим смириться, но вам же будет хуже, если я умру от простого заражения крови.
— Оно так быстро не наступит.
— Ну у вас теперь есть шанс проверить. Давайте не будем тратить время, пошли дальше по Лыбеди.
— А там надо идти по воде? — спросила Пуджа.
— Пока только переходить притоки. Они мелкие, по колено максимум.
— Тогда двигаем. Хотя, подождите.
Пуджа подошла к тоннелю Совки. Вдоль его стены был небольшой выступ с тремя ступенями, и в самой воде колодец, закрытый сверху бетонной плитой с дыркой посередине. На плите лежали разные вещи.
— Я тут нычку нашла, — сказала Пуджа.
— Бомжи оставили, — заглянула Веста.
Пуджа перелезла на верхнюю ступеньку, ступила одной ногой на плиту и, захватив шмотки, бросила их на берег.
— Ты чего делаешь? — спросила Веста.
Пуджа стала, оценивая, поднимать тряпки одну за другой:
— Я по-твоему в своей юбке далеко от мертвецов убегу?
— Но блин… Антисанитария…
— Мне как-то в условиях зомби-вируса фиолетово.
— Что вы там застряли? — раздался недовольный голос Паши.
— Сейчас я штаны буду мерить!
— Какие штаны?
Подошла Яна, расстегивая свой рюкзак:
— У меня есть в которых я под землю лазаю.
— Покажи, — Пуджа протянула руку. Яна дала ей замурзанные камуфляжные брюки. Пуджа приподняла их перед собой:
— Не, маленькие будут. Я лучше эти, — показала на вполне приличного вида сине-зеленые.
Они вернулись к устье Совки, где торчал, глядя в сторону поезда, Паша. Пуджа достала из кармана новых штанов бумажку, поглядела на нее, понюхала:
— Стираные, кажется с сэконда.
— Поздравляю! — сказала Веста.
Они перебрели Совку — Пуджа сняла туфли, потом надела — и стали приближаться к махине моста Демиевского путепровода, проходя под коричневыми, в потёках краски трубами. Стены желоба снова были выше человеческого роста. С них свисали ветки кустов. На нижних, и на веточках, что торчали из плит желоба, трепетали на ветру обрывки кульков. Местами лежали груды мусора, задержавшиеся на травяных кочках.
— Пуджа это тамильское имя, — начала проводница.
— Что такое тамильское? — спросил Паша.
— Тамил Наду — южный штат Индии, — пояснила Веста. Пуджа удивилась:
— О, ты знаешь!
— Я фанатка Раджини.
— Тогда ты могла видеть релизы с моими переводами.
— Да, точно, припомнаю, Пуджа! — Веста улыбнулась, — Я думала это псевдоним.
— Нет, моя мама — тамилка, училась в Киеве на медика, вышла тут замуж за однокурсника, такого Кухмистерова, он сейчас профессор кислых щей, я давно с ним в последний раз общалась. А я работаю проводницей и подрабатываю переводами.
— А я видела ты с телугу еще переводишь.
— Только по субтитрам.
— Ааа.
Они проходили в тени, под безмолвным мостом. По левую сторону, выше желоба, стояли разрисованные гаражи. Дальше Лыбедь плавно поворачивала, прижимаясь желобом к этим гаражам и отделяясь от железной дороги полем. Вдоль правого берега, над бетонной стеной густо росли кусты и невысокие деревья.
— А где ты этим боевым приколам научилась? — спросил Паша.
— А это уже другая история.
— Жаль что мы тебя раньше не встретили, — Паша погрустнел.
— Что это за тип которого ты в воду окунал?
Они вышли из-под моста. Паша не успел ответить.
— Фигасе! — Яна указала вперед.
Чуть в стороне от виднеющихся отсюда верхушек небоскребов Саперной слободки, небо заполняло густое серое марево, отклоненное к Днепру.
— По ходу, Лыска горит, — сказал Паша.
— Может там остались какие-то артиллерийские склады? — предположила Веста.
— Да какое? Вывезли давно!
— Пипец как горит! Вот это да! — Пуджа смотрела из-под ладони, заслонившись от бокового солнца.
— И мы туда направляемся, — присовокупила Веста весомо.
— Та не, мы же мимо будем проходить, — сказал Паша.
— Но всё равно там какой-то ад.
— Есть предложения лучше?
— Ну вылезти сейчас налево на Железнодорожное шоссе и пробиваемся к Бусовой горе и Зверинцу, таким образом между нами и Лыской будет железная дорога с ее оградой.
— Ну и? Доберемся по низу до Телички…
— А там посмотрим по обстановке и может махнем на мост Кирпы или Патона.
— Так а на кой мы всё время по Лыбеди шли? Можно было просто по верху идти и кричать — мы здесь, мы ходячая еда!
— Тебе какая разница? Тебя и в Лыбеди покусали.
Между тем они неумолимо продолжали следовать течению реки. Еще один мост, меньше, железнодорожный, с белыми столбиками парапета. Пешеходным оставался только правый берег желоба, по которому и шли, а левый был наклонным и сильно зарос пробившимися из щелей в бетоне кустами.
— А что за лысый тип, которому ты рожу разбила? — спросил Паша Пуджу.
— Он еще в поезде достал. Есть такие достающие люди. С самого Харькова проел мозги. А когда поезд встал и смертоубийство в соседнем вагоне началось, и кстати связь с начальником поезда прервалась, я не могла этого лысого успокоить никак, он злился, что-то требовал, потом стал меня толкать. Я тогда сдержалась, хотя очень хотела его рожей в унитаз ткнуть. А ведь могла!
— Охотно верю!
За мостом через Лыбедь лежала труба, хоженая отчаянными. Потом еще один мостик.
— Что тут так много мостов? — спросила Пуджа.
— Этот идет на маргариновый завод и фабрику Карла Маркса. Одна колея со стрелкой, — пояснила Веста.
Впереди показалось уходящее под поверхность земли бетонное сооружение в три, разделенных перегородками, входа — посередине вливался внутренний желоб Лыбеди, а берега внешнего дорогами заходили по обе его стороны под землю, отмежеванные от реки прямоугольными колоннами.
Справа, предшествуя этому, из бокового портала к Лыбеди присоединялся желоб поменьше, по которому текла навскидку чистая вода.
— Что это за чудо? — у Пуджи был день вопросов.
Паша опередил Весту:
— Вход в часть коллектора Лыбеди, диггеры называют эту часть ПБС — пещера белых сталактитов.
— Мы пройдем по нему несколько километров, — сказала Веста.
— А справа что?
— Это вливается речка Ореховатка, она течет от Голосеевского парка.
— От такого пруда около станции метро «Голосеевская», да?
— Да.
Перейдя меленькое устье Ореховатки, они остановились у самого входа в Пещеру белых сталактитов. Оттуда веяло бетонной сыростью и прохладой.
— Ну что, мы идем во тьму, — сказала Веста, включая фонарик.
— Хотя стремимся к свету, — клацнула своим Яна.
Паша нацепил и зажег налобник.
— А мне? — попросила Пуджа. Веста дала ей свой запасной.
Лыбедь тут перекатывалась зеленовато-желтыми поперечными волнами, прозрачная вода Ореховатки, падающая с полуметровой высоты, создавала постоянный шум. Впереди, в темноте, роились бесчисленные комары.
— Слышите? — спросила Яна, — Над нами по трассе всё еще ездят машины. Правда мало.
После краткого жестяного удара, над ними повисла тень, темное пролетело поверх голов с крыши портала ПБС. Ребята успели метнуться внутрь. Автомобиль ударился капотом о бортик желоба Ореховатки, а задними колесами повис над другим бортиком. Хлопнул взрыв. За задними, уцелевшими стеклами расползлось пламя, кто-то одурело в нем кричал на одной, меняющейся от хрипа по писка ноте.
— Надо потушить пожар! — Пуджа протягивала руки, — Надо куда-то воду набрать! Кругом же вода!
— Всё, пошли дальше! — потянула ее Веста.
— Как пошли?
— А ты что, скорую вызовешь? — Веста вдруг надорванно стала орать, — Пожарников позовешь? Потащишь обгорелую жертву, если жива, в больницу? Ты где сейчас живешь? Ты в сказку попала? А может нам надо было устроить спасательную операцию для тех, кто в поезде? А чего они там сидят? Чего ждут? Не понимаете? Сейчас каждый за себя! Никто не поможет! Нам никто не поможет, мы никому не можем помочь!
— Так нельзя, — сказала Пуджа.
— Ты ушла от поезда. Ты бросила вот тех людей, которые с тобой стояли у ограды, лысого от тебя оттаскивали. Ты их оставила, к нам прибежала.
— Всё, валите дальше нахрен сами, — Пуджа повернулась к пожару, посмотрела на реку. Лезть по пояс, а то и больше в воду не хотелось.
— Терминаторша блин, через огонь пойдешь? — спросила Веста.
Пуджа промолчала, но притихла и Веста. Из темноты коллектора шла неясная человеческая фигура со светящимися глазами.
— Это вообще, — Яна стала перемещаться к желобу, чтобы спрыгнуть.
Пуджа прищурилась. В прямоугольном тоннеле, между стеной и колоннами, встала молодая на вид женщина с короткими волосами и черными губами. На ней была черная же футболка с портретом Кобэйна.
— Ты хто? — выдохнул Паша.
— Дед Пихто! Кира.
Все обратили внимание на ее глаза, с красными радужками и узкими, как у кошки, зрачками. Лицо Киры на миг — как моргнуть — исказила гримаса, а потом лицо преобразилось в приветливое, даже нежное. Казалось, она сейчас скажет — прекрасная погода, не правда ли?
Вместо этого Кира зло заскрежетала зубами, но опять — усилием — вернулась к обычному выражению.
— Она психическая! — сказал Паша.
Кира прыгнула в желоб Лыбеди и легла в воду. Потом вскочила, быстрыми, плавными движениями выбежала из арки коллектора и по реке зашла к горящей машине со стороны кабины.
Заработала руками, отдирая плавящееся железо и пластик. Обломки летели в воду.
Паша трехэтажно заматюкался.
— Бежим в тоннель, — позвала всех Веста, — Скорее!
Удаляясь от света по лужам, они оглядывались и видели, что Кира вытащила из автомобиля обугленное, страшное тело и поворачивает его голову из стороны в сторону, как бы рассматривая.
— Песец, песец, — повторяла Пуджа.
— Что это было? — спросила Веста.
— А хез! — Паша забыл про раны, про всё, и бежал спортивно четко.
Голоса их умножало короткое эхо.