Дима с Милой побежали к полукруглому выходу из потерны. Там в белом свете солнца дергался самоубийца. Либо сам, либо помогли — нельзя преодолеть притяжение земли.
Романтическое настроение как ветром сдуло.
Дима ругался на чем свет стоит. Зажав в правой руке смартфон, он попытался обхватить и приподнять человека. То был довольно грузный мужик, или вообще все люди довольно грузные, когда пробуешь их поднять, а они еще вырываются. Висяк впился пальцами в петлю, корчился, натужно хрипел, высовывая язык.
— Мила помоги! Тяжелый! — закряхтел Дима. Мила сунулась, мужик махнул рукой и двинул ее в нос. Мила прижала к лицу ладони, отняла — из носа ручьем на губу и подбородок лилась кровь.
— Не дергайся, — крикнул Дима мужику, — Ноги выпрямь! Ааааа, — он понял, что кина не будет.
— Держи его! — цепляясь за кусты, Мила полезла на вал. Над аркой потерны росло чертово дерево, к нему многими узлами была прикручена веревка.
— Я больше не могу! — отрывисто подал снизу голос Дима.
Мила пощупала узлы — хрен развяжешь. Согнулась над аркой:
— У тебя нет ножа?
Дима сопел и молчал, а повешенный дышал тяжело и громко, но кажется притих и просто ждал, или наполовину отрубился.
— Сейчас, — Мила полезла в карман и достала зажигалку. Сев на корточки, черкнула и начала водить языком пламени по веревке. Волокна желтели, обугливались, но дело не шло. Потом всё-таки прожглась дырка, поползла дальше, как невидимка пожирает яблоко. Оставшиеся нити треснули и веревка утащилась вниз, а там глухо повалилось на землю тело.
Шмыгая носом и слизывая с губ кровь, Мила спустилась — сначала на заднице, потом сбежала — с вала, и запрокинув голову, подошла к Диме и самоубийце. Дима протянул ей влажную салфетку:
— Ты жива? Держи.
— Он мне нос сломал.
— Как?
— Так!
На земле неподвижно лежал здоровый бородатый лоб, босой — шлёпки слетели и лежали рядом — с собранными косичкой длинными волосами. Его можно было принять за байкера с Харлея или за попа, но впечатление портил прикид — обычная футболка, шорты. Красные от лопнувших сосудов глаза моргали и плакали в далёко-близкое небо.
— Улететь бы тудаааа! Раскинув руки как крыльяааа, — тихо сказал он и хлюпающе закашлялся.
— Да он блин болен как те на лайнере, — Дима отошел к кирпичной стене перед аркой. Мила тоже попятилась.
— Вы совершенно правы, — мужик говорил густо, красиво, — У меня вирус. А теперь у меня еще кое-что — я повредил позвоночник и не могу пошевелить ни ногой, ни рукой. И мне конеееец. Но и вам тоже.
— Чтоб ты сдох!
— Дима! — Мила на миг опустила голову, втянула носом кровь и снова задрала нос.
— Чтоб ты сдох, — продолжал Дима, — Если бы ты помер, мы бы просто ушли и забыли, а теперь что нам делать?
— Вызовем скорую, — сказала Мила.
— Какую нафиг скорую? Связи нет.
— Может уже есть?
Дима вынул мобилку, посмотрел — отметка на нуле:
— Не, глухо.
— Капец. Ну и что дальше?
— Да не, это нереально.
— А что?
— Его тащить. Он наверное больше сотни весит.
— Предположение верное, — отозвался самоубийца, — И зря вы так проворно отошли прочь от меня. Вирус уже на вашей одежде, коже, а через слизистые скорее всего уже проник в организм. Вы обречены.
— Всё, оставляем его, пусть лежит.
— Дима!
— Дима, Дима, — повторил он.
Из-за деревьев быстро нарастал свистящий гул. Ничего удивительного, самолеты тут низко летают, авиатрасса на Жуляны. Дима с Милой когда бывали на Лыске, часто его слышали так близко. Но сейчас было очень уж громко и всё громче.
Раз на миллион. Мила поняла:
— Прячемся!
Потянула Диму в потерну. Вбежав на несколько шагов внутрь, под толщу земли, метнулась было назад к самоубийце, но Дима увлек ее дальше, глубже, в темень, в цементный дух, а бородатый мужик лежал у входа и орал в небо:
— Благодааать!
Уцелеют не все.