Звезда Ворона

Глава 13. Море травы

— Держи меч всегда перед собой, и не позволяй противнику приблизиться. — сурово проговорил Хьефф, делая очередной выпад в сторону Феликса замотанными в ткань ножнами. — Следи за равновесием, и старайся не нападать первым. Выжидай случая, парень.

Феликс, который, путаясь в плаще и отступая назад под градом сильных и быстрых ударов, не мог понять, как он может контратаковать, когда наемник просто не оставляет ему и шанса на это. Действия его старого учителя шли вразрез с объяснениями. Несколько раз Феликсу удалось провести своими ножнами по мускулистой руке Хьеффа, но в реальном бою этих царапин будет явно недостаточно, учитывая, что удары бородатого наемника уже давно бы превратили его в груду окровавленных останков. Чувствуя тупую боль по всему телу, Феликс отбежал еще на несколько шагов и вытянул перед собой руку.

— Все… Довольно… — тяжело дыша, прокряхтел он, держась за сердце. — У меня сейчас… руки отвалятся.

Краем глаза Феликс увидел, как сбоку к нему быстро подбежала неуклюжая тень, а затем над его головой раздался восхищенный голос Милу.

— Вы очень хорошо держитесь, господин Феликс, это уж поверьте, получше чем раньше-то. — проговорил здоровяк, протянув ему меха с водой. — На этот раз вы получили гораздо меньше ударов, чем до этого.

— Прогресс действительно есть. — насмешливо вставил Арель, который вальяжно разместился на краю одной из телег. — Теперь ты научился умирать таким образом, что твое тело почти что можно будет опознать.

Феликс презрительно посмотрел в сторону вспыльчивого капитана, а затем сделал большой глоток из мехов. Другие наемники так же сидели кто-где, и с некоторым интересом наблюдали как Феликса учат азам фехтования. Маленький никс сам попросил обучить его управляться с мечом, и вот уже третий день жалел об этом необдуманном решении.

— Между прочим, господин Арель, я уже сражался в настоящей битве, и должен вам сказать, что даже смог одолеть троих противников. — гордо объявил Феликс, когда дыхание вернулось к нему.

— Если ты имеешь в виду битву против крапивы и одуванчиков, то ты неплохо держишься, победитель сорняков. — сказала Анья, которая в это время чистила свою трубку.

Феликс ничего не ответил на это заявление, и молча направился к костру. Легкий, немного холодный ветер приятно освежал лицо, и приносил с собой запах свежей травы и цветов. Прошло уже полмесяца с того момента, как они покинули стены Ашура и направились на юг. Поначалу их путь проходил через гористую местность, где почти на каждом шагу располагались оббитые железом форпосты ашурийской армии. Не проходило и часа без того, чтобы впереди не возникла очередная черная башня или затянутый дымом лагерь с десятком-другим воинов, а то и с целым гарнизоном, включающим в себя боевые машины и прирученных, закованных в тяжелую броню, зверей. Пейзаж поменялся лишь спустя шесть дней, когда за место сухой и небогатой растительности им стали попадаться зеленые насаждения, а затем, по прошествии еще двух дней, перед глазами Феликса раскинулось необъятное море из травы, которое тут называли степи М’нур. Бескрайние зеленые луга и равнины уходили до самого горизонта, а сама трава была такой мягкой и необъяснимым образом плотной, что казалось, будто каждый день за ней ухаживает целая армия садовников. Время от времени им на пути попадались небольшие деревушки и развалины древних городов. Особенно часто им встречались разрушенные статуи древних правителей, заросшие мхом и травой, будто утопающие в глубокой трясине путешественники. И все же, даже в этом, казалось мирном и спокойном крае, нашлось место железным исполинам и военным машинам ашурийцев. И пусть сейчас они встречались не так часто, Феликс уже несколько раз увидел их боевые посты, оскверняющие скрежетом железа и едким дымом эти девственные луга. Когда они только вступили на эти земли, Эскер рассказал ему, что не стоит обманываться столь умиротворяющими видами, ведь даже у самой ядовитой змеи может быть красивый окрас. Степями М’нура владели верхние пикты — народ свободолюбивый и дикий, но не настолько, чтобы не подчиняться своим воинственным соседям. Пикты были кочевниками, и занимались разведением самсонских жеребцов — одних из самых выносливых животных в Кальдерасе, которые превосходили обычных лошадей по силе и размерам в два раза. Но под стальным гнетом Ашура, пикты, помимо разведения лошадей, занимались и поиском рабов, а поэтому всем незнакомцам нужно было быть особенно осторожными, чтобы не попасть в их крепкие руки.

— Я читал, что верхние пикты были одними из тех, кто первыми, вместе с норнами, покинули Самсонские пустоши на кораблях. — сказал Феликс на следующий день, когда они вновь двинулись в путь по зеленым холмам. Рядом с ним ехала Анья, и большие белые облака, которые уходили за горизонт, напомнили ему огромные паруса исполинского корабля, на котором, возможно, и отправились в свое долгое путешествие первые мореплаватели. А с кем, как не с пиратом, лучше всего поговорить о мореходстве?

— Ха, эти не знающие чести болотные клопы не вправе называться людьми моря. — с презрением и плохо скрываемой яростью проговорила она. — Эти жалкие трусы не преодолели и половину владений моей Матери, когда повернули назад. Они испугались груза нашего общего греха, и не пожелали разделить ответственность за проступки, которые наши общие предки совершили во время своего путешествия.

— Вы уже не первый раз говорите об этом «грехе», но я так и не понял, в чем заключается его страшный смысл. — стараясь не смотреть на Анью, как бы между прочим, проговорил Феликс. Он чувствовал, что это очень больная и невероятно важная тема для Аньи, и поэтому не хотел как-то разозлить ее. Прежде чем заговорить, капитан пиратов выдержала долгую паузу, видимо, обдумывая слова.

— Это случилось во Вторую эпоху, которую, во многих источниках принято называть — Эпохой Греха или Исхода. — наконец начала она, устремив свой хищный взгляд в даль, словно пытаясь увидеть картины тех лет. — Тогда мир переживал поистине темные времена, мальчик, и люди массово отрекались от богов, в угоду своим низменным желаниям. Они покидали свои прежние дома, стараясь забыть святые места, которые хоть как-то напоминали им о их прежней жизни. Норны и пикты первыми решили покинуть континент на кораблях, и как ты уже знаешь, многим это действительно удалось. Но по пути в новый мир, они набрели на морское королевство, которое впоследствии подвергли безжалостному разграблению. Но жадность и насилие было не главной их ошибкой. Опьяненные кровавым безумием и собственной безнаказанностью, они осквернили алтари одного очень древнего покровителя морей, за что впоследствии и поплатились. Я не знаю, кому именно поклонялись жители того королевства, как и не знаю название этого королевства, но многие полагают, что это было место, где сейчас располагается Арно-Очинг.

— В Арно-Очинг действительно царит многобожие. — задумчиво пробормотал Феликс, почесывая отросшую за несколько дней щетину. — Трудно найти другую такую страну, где было бы столько много разнообразных религиозных течений. — сказав это, Феликсу тут же пришла в голову мысль, что одна из небесных скрижалей храниться именно в Арно-Очинг.

— Я сказала, что это было тем местом, но ни слова не упоминала об арнистрийцах. Умей слушать, мальчик. — Анья не выглядела раздраженной, а скорее сосредоточенной. Это был редкой момент, когда она не скалила свои акульи зубы в злорадной улыбке. — Потомки арнистрийцев прибыли из Зерзуллы задолго после набега норнов и пиктов. Так или иначе, гнев того неведомого бога их не коснулся, что нельзя сказать о тех, кто разрушал храмы. Большинство пиктов испугались последствий, и вернулись обратно в Самсонские пустоши, обосновавшись в этих степях.

— Вы сказали о последствиях и проклятии. — осторожно проговорил Феликс. — Вы имеете в виду ту жажду убийств, которая овладевает вашим… народом?

Анья кивнула, прежде чем дать ответ.

— Да. Пираты — это потомки северных норнов, которые оскверняли те храмы. Мы, дети моря, не можем жить без насилия и разбоя, но также мы помним, что сделало нас такими. Мы берем на борт священников, которые напоминают нам о том, что мы сотворили с храмами, и то, как Рогатая Мать была милостива к нам, позволив остаться в своих соленых водах. Но есть места, в которые мы не можем ступать. Святые места.

— Это связанно с тем проклятием? Поэтому вы не можете сопроводить нас до Храмов-Городов? Может ли быть такое, что те оскверненные храмы были частью этих сооружений?

— Возможно. — пожала плечами Анья. — Я уже сказала, что не знаю какому богу они принадлежали.

На короткое мгновение лицо Аньи приобрело скорбный вид, но затем в ее желтых глазах вновь заблестел хищный огонек, смешанный со свойственной ей зловещей веселостью. Феликс, который и до этого общался с алхимиками, давно заметил, что все они страдают от переизбытка безумного задора и радости, порой совершенно неуместного, сродни с пьяницами, оказавшимися на похоронах. Это иногда пугало его, так как он не мог понять, о чем думает человек, который все время улыбается и веселиться, даже тогда, когда вокруг царит уныние и горе.

Больше Феликс не стал расспрашивать Анью, которая до конца дня, по своему обыкновению, начала перекидываться оскорблениями с Хольфом. В этот раз она была особенно красноречива в своих язвительных, переполненных ядом речах, а в конце досталось даже и Арелю, которого Анья назвала «безмозглой устрицей, вылезшей из задницы дохлого кита».

Новый день не принес ничего нового, кроме легкого тумана. Он не был таким плотным, как тот, который Феликс видел, когда они посещали Альта-Петре, но все же разглядеть линию горизонта теперь было гораздо сложнее. Несколько раз они пересекали вброд небольшие речушки, и Феликс, неудачно поскользнувшись на мокром камне, упал в холодную воду. К счастью, его тут же вытянул и поставил на ноги Синох, который теперь не выпускал его из поля своего зрения. Из-за этого казуса им пришлось сделать привал гораздо раньше положенного времени, чтобы высушить промокшую одежду и сапоги.

Ночь в этих зеленых лугах была столь же удивительна и загадочна, как и сам проклятый континент. Когда день умирал, то вместе с темнотой приходила и странная, меняющая обыденные звуки тишина. Треск костра, тихие разговоры и другие привычные человеку голоса здесь казались какими-то другими, ненастоящими, словно их кто-то имитировал, как это бывает на спектаклях в ярморочный день. Но больше всего Феликса заинтересовали звезды.

— Никак не пойму, — проговорил Феликс, когда вместе с Милу и Эскером сидел у костра, выставив перед огнем свои промокшие сапоги, — мне лишь кажется, или звезды здесь действительно имеют другой порядок? — он указал пальцем на маленькие огоньки на ночном небе. — Я не вижу ни Льва, ни Моста. А у Вдовы отсутствует рука — трех звезд в ней не хватает.

— Ты прав, здесь действительно другие звезды. — кивнул Эскер. — Но у меня нет ответа, почему они меняют свое расположение. Мы просто привыкли к ним, вот и все. Звезды не таят в себе такую опасность, как песчаные уховертки и дикарские племена, а поэтому мы не беспокоимся о том, какое место на небе они себе выбирают.

— Это старые звезды, человечек, вот в чем все дело. — прохрипел у него за спиной низкий голос, и к ним приблизилась растрепанная фигура Хольфа. — Забытые, звезды-то. В новом свете они другие, это понятно. А тут все по-старому, как раньше было. Это потому, что Король-бог забыл их поменять, вот они и светят как светили раньше.

Высокая фигура никса, и его северный говор напомнили Феликсу простака Халда. Интересно, как он там? Они вместе с Гантэром уже должны были обосноваться в каком-нибудь поселении лесных никсов, чтобы втереться в доверие и начать набирать новых повстанцев. Эти мысли заставили Феликса вспомнить и о своей задаче, но он пока не встретил ни одного ферасийца. Хотя, это не сильно расстроило Феликса, так как он понимал, что скорее всего их поселения находятся гораздо дальше этих мест. Он уже успел, все что мог, расспросить у Серафиля, который был разведчиком и должен был знать континент гораздо лучше других наемников. С помощью Эскера, тот рассказал, что действительно знает о нескольких поселениях великанов, но, по его словам, это были всего пара деревень, и что они ведут обычный, мирный образ жизни. Но также он сказал, что есть земли, между владениями Ашура и Алгобсиса, которые еще не обследованы, так как они находятся дальше привычных путей, по которым следуют наемники, а поэтому их не особо изучают. Возможно, именно там и живут остальные великаны. По крайней мере Феликс надеялся на это.

— Ты разбираешься в звездах? — удивленно спросил Эскер, когда Хольф уселся рядом с Милу, который испуганно посмотрел на внушающего дикость соседа.

— Конечно. Ха, старый Хольф видел столько звезд, сколько тебе уже никогда не увидеть. А одну даже украл. — гордо выпятив грудь возвестил он.

— Украли звезду? — с придыханием переспросил Милу, расширив свои и без того большие глаза.

— А то как, конечно украл. Мою Солвиг. — сказал Хольф, и на мгновение его взгляд наполнился чем-то беспредельно теплым, и Феликсу даже показалось, что грязное лицо никса вдруг преобразилось, превратившись в абсолютно чистое и нетронутое временем. Но это была лишь иллюзия от пламени костра, так как через долю секунды оно вновь стало грязным и неопрятным, а Хольф, хлестко ударив ладонью по широкой спине Милу, громко рассмеялся. — Нету ничего, чего бы старый Хольф не смог бы взять себе!

— Так вы вор! — в голосе Милу прослеживалось удивление, смешанное с обвинением. — И господин Феликс тоже, правда ведь? — он перевел взгляд на Феликса, который тут же закашлялся, услышав эту оскорбительно неприкрытую правду, и вода из фляги пролилась ему на рубашку.

— Пресвятая Силестия, что ты такое говоришь, юноша? — возмущенно проговорил Феликс, покосившись на своих соседей. — Разве можно называть доброго человека, который чтит все святые заветы, вором?

— Но ведь вы сидели в тюрьме, вы сами мне такое сказали. В белланийских казематах. — Милу выглядел растерянным, и стал переводить взгляд с одного своего собеседника, на другого, будто надеясь, что они подтвердят его слова.

— То, что я совершенно необоснованно был заточен в кошмарной тюрьме не значит, что меня можно обвинить в воровстве, Милу. — Феликс вновь приложился к фляге. — Это было подлое, и совсем надуманное обвинение.

— А еще вы сидели в тюрьме Эль-Хафа… -

— Милостивая Дева, Милу! Уж на что и следует повесить кандалы, так это на твой длинный язык! Воистину, это место оставлено богами, а иначе как объяснить то, что они позволили оболгать своего смиренного слугу?! Разве ты сам не сидел рядом со мной в том же месте? Выходит, ты такой же вор, как и я.

— А разве нет? — Мило оказался полностью озадачен. Похоже, все это время он считал себя преступником, хотя Феликсу казалось, что он втолковал здоровяку, что тот не совершал никаких противоправных действий.

— Ну конечно же нет, глупый мальчишка! Что ты такое говоришь? Я же тебе объяснял, что тебя подставили, как и меня!

— Ты отбывал срок в Белланиме? — встрял в их перепалку Эскер.

— Сказать то, что я отбывал там заслуженное наказание будет в корне неверно, но и отрицать тот факт, что я действительно какое-то время пробыл на первых ярусах Лимба — совершенно незаслуженно пробыл, хочу заметить — я тоже не собираюсь.

— Мне всегда казалось, что цепные ведьмы беспристрастны в своих суждениях. Зачем им понадобилось заковывать в свои цепи невинного человека? — задумчиво проговорил Эскер, но в его голосе прослеживались хитрые, веселые нотки.

— Мы сейчас говорим о слепых девах, разве нет? — нахмурившись ответил Феликс. — Какую справедливость можно ждать от тех, у кого нет глаз?

— И старик Хольф тоже не вор! — громко возмутился лохматый никс.

Тут уже настала очередь Феликса издать злорадный смешок.

— Ха, не вор, говоришь? Да мы все видели, как ты уволок половину пиратской кухни, когда Анья тебя схватила.

— Что ты там пропищал, мышонок? Раз Хольф их забрал, то они уже его! — парировал его слова никс.

— В цивилизованном обществе это и принято называть воровством. — проговорил Феликс, украдкой посматривая на Хольфа, чтобы определить степень его раздражения. Но, к удивлению Феликса, его слова вызвали у старого никса лишь веселую улыбку.

— Если ты не можешь что-то удержать в своих руках, то значит это тебе не нужно. — просто ответил Хольф. — И не важно, что это — кружки, картины или жизнь. Я заберу все, если тебе это не нужно.

— Звучит как отговорка разбойника. — хмыкнул Феликс. — С таким же успехом любой убийца может сказать, что жизнь его жертвы была ей не нужна.

— Хольф не убийца. — тут же возразил тот.

— Да-да, мы в этом тоже убедились все на том же пиратском корабле. — закатил глаза Феликс. — Может быть найдем куда более добрую тему для разговора? Мы вроде бы как говорили о звездах, верно?

— Звезды как звезды. — пробубнил в бороду Хольф, приложившись к меху с вином.

На этом их разговор был закончен, и Хольф, поднявшись на ноги, направился к группе наемников где сидели Дэй и Эн. Наемники пели какую-то старую песню, и Хольф поспешил присоединиться к ним, наполнив их тихие мотивы своим грубым басом. Странно, но Феликс приметил, что с момента их прибытия настроение у большинства сопровождающих его людей намного улучшилось, и они больше не выглядели угрюмыми призраками, слоняющимися туда-сюда и выполняющие какие-то однотипные задачи. Теперь он куда чаще слышал веселые песни, или просто трели флейты или вестеркловской цитры, которые кто-то прихватил с собой в путешествие. И все же, сколь душевной не была бы атмосфера в их компании, Феликс чувствовал некое непривычное присутствие, накатывающее на него всегда, как только в этих местах заходило солнце, будто из темноты на него кто-то смотрит.

На следующий день им пришлось столкнуться с первой грозой в этом, казалось бы, безмятежном месте. Тучи настигли их совершенно неожиданно, появившись из-за холма, как шайка пьяных и шумных разбойников, нападающая из засады. Помимо резкого появления, сами тучи находились намного ближе к земле, и казалось, будто до них можно дотянуться рукой. Огромные, искрящиеся молниями, они напоминали горы, которые неумолимо приближались, грозясь обрушиться на их головы всей своей массой. Их группе пришлось укрыться в развалинах старого храма, который, как и все остальные постройки в этих местах, был почти полностью поглощен мхом и травой. Спасаясь от грома и молний, Феликс уже в который раз задался вопросом, а где же все жители этих мест? За неделю путешествия по этим степям они не встретили ни одного поселения пиктов, или даже следов обитания человека, лишь несколько смотровых вышек ашурийцев, да пара военных лагерей. Такая странная безлюдность этих мест напоминала ему заброшенное кладбище, а заросшие травой руины еще больше усиливали это впечатление. Когда же он спросил об этом Эскера, тот ответил, что не стоит обманываться спокойствием этих мест, и посоветовал быть особенно внимательным в темное время суток, и не отходить далеко от лагеря. Так же Эскера явно обеспокоило появление грозы, так как тот не находил себе места, и все время о чем-то переговаривался с Серафилем и еще несколькими другими наемниками.

— Что-то случилось? — Феликс посмотрел на Синоха, который по обыкновению стоял где-то рядом. — Почему все так взволнованы? Это же просто гроза, так?

— Это грозовое явление имеет великую важность в этих местах. — рассказал монах. — Такие явления несут с собой плохие знамения, и теперь нам нужно еще больше усиливать нашу внимательность.

— И к чему же мы должны быть внимательны? — озадаченно спросил Феликс, оглядываясь по сторонам. — Тут ведь никого нет.

— Тут есть многое. Тихи места таят большую обманчивость, но грозовые явления еще хуже. Мы должны выполнять пережидание, а затем с поспешностью уходить.

Общая обеспокоенность подействовала и на Феликса, и теперь ему стало казаться, что вместе с раскатами грома, он слышит и что-то еще. Темнота, пришедшая вместе с грозой, вновь стала искажать звуки, превращая гулкие и мощные удары грома в нечто иное, старое и крошащееся, будто на небе кто-то двигал древние булыжники, сталкивая их друг с другом. Несколько раз Феликсу казалось, что вместе с громом он слышит и наполненные мраком песнопения, доносившиеся с лугов, но он тут же убедил себя, что это просто ветер так стонет, протискиваясь через многочисленные щели внутри разрушенных стен. Наемникам пришлось сильно постараться, чтобы успокоить лошадей, которым неестественный гром тоже не понравился. Некоторые из них рыли копытами землю и вставали на дыбы, стремясь вырваться наружу и убежать подальше от страшного звука. Анье даже пришлось применить алхимический порошок, чтобы успокоить взволнованных животных. Когда же гроза стала убывать, Эскер дал команду незамедлительно двинуться дальше, и не останавливал их группу до середины следующего дня.

— И стоило нам так беспокоиться по поводу этой грозы? — поинтересовался Феликс у Хьеффа, когда на следующий день вместе с ним отрабатывал новые приемы фехтования. Теперь недавно пережитое волнение казалось ему смешным и надуманным. И как он мог поддаться общей панике и так испугаться обычной грозы?

— Языком ты орудуешь лучше, чем мечом, парень. — прогремел грозный наемник, нанеся удар по его плечу. — Ты тут в первый раз, и ничего не знаешь об этих местах. Гроза тут приносит лишь дурное.

Феликс обиженно коснулся плеча, которое теперь зудело от чересчур сильного удара наемника. Вопреки своим словам, Хьефф сегодня тоже был невнимательным, и пропустил гораздо больше ударов, чем обычно. Остальные наемники тоже выглядели напряженными, словно птенцы, увидевшие коршуна, и они даже не начинали развертывать лагерь. Феликса это немного обеспокоило — не станут же они спать на голой земле, да еще и без огня?

— Нужно уходить. — спустя полчаса проговорил Эскер, убедившись, что лошади отдохнули и подкрепились.

— Опять? — устало протянул Феликс. — Неужели еще одна гроза? — он оглядел горизонт, но не увидел ни одного темного облачка.

— Не в этом дело, нам…

Но речь Эскера прервал пронзительный крик, раздавшийся у одной из повозок. Наемник по имени Джели, который был такого же роста что и Феликс, а поэтому в своей маске походил на подростка, упал на колени, схватившись одной рукой за запястье. Подбежав к нему, Феликс увидел, что вся его левая рука покрыта ужасными кровоточащими знаками, которые были вырезаны прямо на его коже.

— Скорее, уходим! — скомандовал Эскер, помогая Арелю, который был ближе всех, поднять Джели на ноги и усадить на телегу. — Захир, останься с Джели, и говори мне какие знаки на нем появляются!

— Дочь Милости, пресвятая Искупительница. — пробормотал Феликс, осеняя себя знаком Розы. — Что с ним случилось?

— Скорее, Феликс Лихт, нужно иметь поспешность в действиях. Слова будем говаривать потом. — сказал Синох, уводя его подальше от все еще кричащего наемника.

Сборы не заняли долгого времени, и уже через пятнадцать минут они, со всей доступной скоростью для нагруженных телег и перепуганных лошадей, направлялись к очередному холму. Ночь, по своему обыкновению, принесла с собой гнетущую тишину, которую пронзали дикие крики Джелу, голос которого приобрел совершенно чуждый для человека тон, и казалось смешал в себе рык, лай и шипение всех известных Феликсу зверей. Иногда крики сменялись злорадным смехом, за которым следовали проклятия и самые черные ругательства, вылетающие из уст Джели, которые смешивались с уже более человечными и привычными ругательствами Аньи, помогавшей Захиру ухаживать за ранами наемника.

Когда тьма полностью окружила их, Феликс увидел, как к его лошади пристроился Дэй, и тут же почувствовал, что страх и паника немного ослабили свою давящую хватку. Даже с одной рукой пастух держался в седле удивительно легко. Глядя на него, Феликс вдруг осознал, что весь обливается потом, а сумка со скрижалью натерла его бедро почти до крови.

— Постарайся не бояться. — попросил о невозможном пастух.

— Сказать всегда легко, чем сделать. Ты знаешь, что тут происходит? — спросил его Феликс, и почувствовал, как у него заболело горло от долгого молчания и прохладного воздуха. — Что это за знаки?

— Это черные таинства шаманов пиктов. — ответил пастух. — Их еще называют «Чертополоховые сердца». Так они выслеживают своих жертв и ловят их в рабство, чтобы потом отдать ашурийцам.

— Это что, какая-то магия? — удивленно произнес Феликс. — Как они могут насылать эти знаки, если их нет рядом?

— Это смесь того, что люди называют алхимией и церковными таинствами. — ответил Дэй, и на лице у него появилась тень недовольства. — Богопротивные ритуалы, вот что это.

— Откуда ты столько знаешь про этих шаманов? — удивился Феликс, стараясь поймать взгляд Дэя, чтобы понять лжет он или нет. — В меридианских записях я не встречал ничего похожего на эти ритуалы.

— Мне уже доводилось видеть нечто подобное, когда я отводил стада подальше от пастбищ, когда внезапно налетали песчаные бури. В пустыне Алнузул колдуны кочевников используют такие же ритуалы против враждующих племен.

— Но зачем пиктам нас пленить? Я думал, что наемники здесь пользуются уважением, разве нет? В Ашуре на нас никто не нападал. — Феликс был сбит с толку таким поворотом событий.

— Ты забываешь, что мы уже не в Ашуре, и тут другие законы. — Дэй говорил спокойно, и Феликсу оставалось лишь удивляться его стойкости духа. Сам он не мог похвастаться такой твердой выдержкой, и чувствовал, что в любой момент может сорваться в панику.

Ночь все вступала в свои права, и тени неумолимо сгущались вокруг них словно облако черного пепла во время пожара. Эта уже не была обычная ночная тьма, в которой, хоть и с трудом, но можно было разглядеть очертания дороги или других ближайших объектов. Теперь это была непросветная дымка, похожая на туман, которая медленно тянула к ним свои мертвые руки, постепенно обнимая и захватывая, заставляя еще теснее прижиматься друг к другу. И если бы не алхимия Аньи, которая что-то сделала с сорванными ей аконитом и космеей, так что теперь они издавали яркий дневной свет, то их давно бы уже поглотила эта чернота. Букеты полевых цветов освещали им путь, словно настоящие факелы, но даже их света было недостаточно, чтобы полностью разогнать плотные тени. Феликс мог видеть лишь на несколько шагов перед собой, ориентируясь по хвосту впереди идущей лошади. К середине ночи нечеловеческие крики Джели утихли, и теперь они ехали почти в полной тишине, что только усиливало тревоги Феликса, ведь ему стало казаться, что он остался совершенно один в этом беспроглядном мраке. Из-за переутомления, сознание маленького вора начало ослабевать, и его стало клонить ко сну. Несколько раз он бил себя по щекам и дергал за волосы, чтобы остаться в сознании и не упасть с лошади. Ощущение, что за ними неустанно следят, никуда не пропало, и было бы сейчас совсем безрассудно поддаться силе сна, пусть даже и в седле. Уставшее сознание Феликса начало играть с его мироощущением, заставляя слышать звуки, которых не могло тут быть. Несколько раз ему мерещился шум моря, а затем грубый, похожий на скрип тяжелых бревен, звук. Когда же ночь пошла на убыль, Феликс некоторое время слышал монотонные молитвы, а затем все прекратилось. Лишь когда солнце поднялось достаточно высоко, чтобы его лучи могли согреть землю, Эскер объявил об остановке.

— Боги прокляли этот день. — проговорил Феликс, когда проснувшись, пошел проведать страдающего Джелу. Наемник все еще находился в глубоком бреду, а его руки были полностью покрыты кровавыми узорами, будто какими-то ужасными татуировками. Эскер вместе с Аньей склонились над ним, изучая страшные отметины, и зачем-то царапая их на куске коряги, которая лежала рядом. По мнению Феликса, это выглядело бессмысленным, и куда больше пользы приносил Серафиль, который, достав свой экземпляр Книги Эрна, снова читал неслышные молитвы. — Ему разве не нужно перевязать раны? — спросил Феликс у Эскера, когда тот провел кусочком смоченной ткани, чтобы стереть запекшуюся кровь с символов. — Если в кровь попадет зараза, то это только усугубит ситуацию.

— Это не поможет. — сухо ответил наемник, снова принявшись царапать по бревну метательным ножом. — Нам нужно понять, кто именно за нами охотится, и что им нужно.

— А разве это не ясно? — спросил Феликс, ощущая, как к горлу подступает тошнота от вида исполосованного Джелу. — Кто как не сам дьявол мог нанести на его тело эти богомерзкие отметины?

— Все гораздо проще, чем тебе кажется, Феликс. — ответил Эскер, изучая новые знаки на кровоточащих руках. — Пусть это и богохульные ритуалы, но они проделаны руками человека. По крайней мере мы можем быть спокойными за душу Джелу, так как ей точно ничего не угрожает.

Феликсу было трудно поверить в то, что такое кошмарное и черное колдовство, или чтобы это ни было, могло быть сотворено обычными людьми. Солнце уже вовсю орошало землю своими теплыми лучами, но Феликс чувствовал лишь холод и липкий страх. Ощущение чужого присутствия теперь не покидало его и при свете дня.

— Зачем вы переносите эти символы на дерево? — спросил он, чтобы разбавить наступившую тишину и почувствовать себя хоть как-то причастным к спасению Джелу от мучительных символов.

— Мы должны понять, кто именно их наслал. — повторил Эскер. — Племена пиктов отличаются друг от друга так же сильно, как пес отличается от кота. Как и у никсов, у них есть множество различных тотемных рун и сигилов, которыми они клеймят жертв. Если мы поймем, кто именно за нами охотится, то сможем лучше обдумать дальнейшие действия. Возможно, нам удастся договориться.

— Как можно договориться с теми, кто насылает такие безумные страдания? — сокрушенно проговорил Феликс, сжав руки в кулаки. — А что будет, если договориться не удастся?

Феликс увидел, что прежде чем ответить, Эскер быстро переглянулся с Аньей, взгляд которой был полон хладнокровной решимости и злости.

— Тогда мы напомним этим крысиным детям от чего их предки так трусливо убегали, поджав свои плешивые хвосты. — злобно прошипела старуха, размалывая в маленькой ступе лепестки полевых цветов.

Весь следующий день они провели на одном месте, давая лошадям отдохнуть, а когда наступила ночь, снова двинулись в путь. На этот раз Анья подготовилась более тщательно, и за место полевых цветов путь им освещали простые фонари, но куда более яркие, чем обычно. Разукрашенные драгоценными символами, они издавали настолько сильный свет, что пришлось обмотать их тряпками, чтобы лучи шли лишь в одну сторону и не слепили глаза. Теперь шум моря и скрип досок сопровождал их почти постоянно, и Феликс даже начал привыкать к нему. Время от времени к Феликсу подъезжали Дэй или Синох, и каждый раз интересовались его состоянием. Это сильно расстраивало маленького никса, и в конце концов он попросил направить их сочувствие на Джелу, который теперь был под постоянным присмотром Аньи и Серафиля. Была ли это алхимия, или ему помогли искренние молитвы немого наемника, но Джелу больше не извивался и не кричал звериными голосами. Теперь он все время проводил в лихорадочном состоянии, и лишь изредка приходил в сознание. В эти редкие моменты Феликс слышал, как он шепчет чьи-то имена, а затем переходит на ценебрийский язык, обрушивая проклятия и ругательства на трусливых шаманов пиктов.

Так прошло еще три дня. И только на четвертые сутки, когда они остановились рядом с каменистым холмом, в котором находилась глубокая пещера, Эскеру наконец удалось разузнать, кто именно за ними охотится. Это произошло рано утром, когда Феликс уже собирался ложиться спать после ночной стражи у костра. Он услышал непривычные для главы наемников грубые ругательства, которыми тот обычно не разбрасывался в таком большом количестве. Эскер всегда был сдержанным и строгим, но сейчас не смог удержаться от жесткого высказывания.

— Проклятая Дочь, и все святые безумцы! Это Изеул Исказитель. — прорычал он, ударив кулаком по краю телеги. — Только этого фанатичного ублюдка нам и не хватало!

— Кто это такой? — спросил Феликс, когда Эскер немного успокоился, приняв от Серафиля флягу с водой.

— Потерявший разум священник из Алгобсиса. — ответил стоявший рядом Рольф. — И ты быстрее изотрешь все свои зубы в пыль, чем сможешь договориться с этим песьим сыном. Удивительно, как в его обезумевшем разуме может сочетаться дикарская сущность пиктов и прожженная фанатичность Алгобсиса.

Феликсу совсем не понравился тот тон, с каким Эскер отдавал приказы своим подчиненным. Было видно, что глава наемников сильно взволнован и раздражен, а его слова и действия, хоть он и старался как мог владеть собой, потихоньку вселяли панику в и без того испуганного Феликса. Не дав как следует отдохнуть, лидер уже через три часа погнал их отряд дальше.

— Нужно как можно быстрее покинуть М'нур. — сказал он Феликсу, когда тот залезал на свою лошадь. — Как только пересечем границы, то сможем нанять лодку в прибрежных деревушках, рядом с Зерзуллой, чтобы переправить Джелу и этого парнишку Милу в более спокойные места на севере. — он поглядел на здоровяка, который помогал забрасывать землей тлеющие угли от костра. — Конечно, с ними придется отправить еще нескольких человек, но это не критично.

— Разве с этой земли есть еще выход в море? — спросил Феликс у Ареля через некоторое время. — Почему тогда мы сразу не поехали в Зерзуллу, а подвергали свои жизни такой опасности?

— Ты, видать, совсем ничего не знаешь про эти места, парень. — проговорил Арель, беззаботно грызя сморщенное яблоко. — Болота Зерзуллы наполнены таким количеством ядовитых тварей, что даже я бы не рискнул сунуться туда без провожатого. Нет, плыть по этим зловонным лужам отважится лишь настоящий безумец, а я пока еще сохранил остатки разума.

Такие слова из уст этого заносчивого моряка звучали более чем убедительно. Феликсу не очень хотелось придаваться еще более мрачным мыслям о том, что их может ждать в этих опасных джунглях, о которых сейчас говорил Арель, а поэтому он ненадолго умолк. Напряжение, давящее со всех сторон, было настолько сильным, что Феликс буквально чувствовал, как оно звенит, словно натянутая тетива лука, готовая в любой момент выпустить смертоносную стрелу. Поэтому, чтобы хоть немного успокоить себя, Феликс начал напевать себе под нос песню:

Было их двое, братьев по крови

Что войско свое повели

Вперед, через горы и реки

На свет благовестной зари!

И первый из братьев был гордым и статным,

Как ястреб и журавли!

И солнце сияло над его ликом прекрасным

Врагов ослепляя вдали!

Второй же был мудрым и сильным

Как ворон и василиск!

И меч его сверкал серебром замогильным

Врагов понуждая на визг!

Так шли они оба

Через реки и горы

Армии вместе ведя

Вперед, захватить все земли,

И неба просторы

В поход шли два Короля!

Все произошло внезапно. Первыми среагировали Эн и Серафиль, которые почти одновременно выхватили свои мечи. Затем, спустя секунду, по рядам наемников прокатился громкий голос Эскера.

— Всем стоять! Не двигайтесь!

Сразу же за его словами последовало еще одно странное событие. Большинство лошадей внезапно взбесились, и начали дико ржать и прыгать на месте, будто их ноги кусали полчища голодных крыс. Феликс и глазом не успел моргнуть, как шедшая рядом кобыла громко заржала, и резко дернув головой, выбила его из седла, а затем он почувствовал, как летит назад, не успев вовремя среагировать на такой неожиданный маневр. К счастью, пышная трава смогла смягчить удар от падения, и Феликс лишь несильно ушиб бок. Пока он старался выпутаться из своего плаща, рядом с его головой несколько раз ударились тяжелые копыта еще одной лошади, а затем его схватили две крепкие руки и мигом поставили на ноги.

— Вы имеете повреждения? — спросил Синох, осматривая Феликса с ног до головы.

— Нет, все… все в порядке. — отдышавшись ответил Феликс.

— Нужно иметь поспешность встать рядом с остальными. — пробасил монах, и быстро повел его к наемникам, которые уже спрыгнули со своих обезумевших лошадей. Теперь все они стояли кругом, вытащив мечи и оглядываясь по сторонам.

Феликса быстро ввели в центр, где уже сидели Милу и Анья, которые только что перенесли туда носилки с Джелу. Вслед за ним в круг вошли Дэй и Эн. Оба, в отличие от остальных, не показывали ни единого намека на страх. Эн был как всегда надменный и невозмутимый, но все же его натянутые движения и обнаженный меч говорили, что он крайне недоволен сложившийся ситуацией. Быстро взглянув на стонущего на носилках Джелу, он отошел в сторону, и скрестив ноги, уселся на траву, положив рядом с собой обнаженный меч.

— Что происходит? — Феликс посмотрел по сторонам, но не увидел ни одного врага. Лишь лошади продолжали бешено скакать на месте. Еще пара секунд, и несколько из них сорвались с места, умчавшись за ближайший холм.

— Тихо ты. — шикнул на него один из наемников. Феликс не увидел кто это был, так как все они стояли к нему спиной. — Сейчас нужно создать тишину.

Те лошади, которые были впряжены в повозки, продолжали ржать и яростно извиваться, и лишь несколько, включая белую лошадь Феликса, оставались крайне спокойны и равнодушны к сложившейся ситуации. В наступившей тишине иступленное ржание испуганных животных разлеталось во все стороны, и уносилось вместе с шумом поднимающегося ветра, который внезапно налетел на них со всех сторон. Феликс увидел, как одна из лошадей вдруг упала и начала биться в яростных конвульсиях. Ее глаза закатились назад, и стали видны лишь белки, готовые вот-вот вырваться из глазниц. Изо рта у нее пошла кровавая пена, а затем и на ее теле появились такие-же знаки, как и на руках Джелу. Кровь брызгала во все стороны, словно из кошмарного фонтана, орошая землю алыми потоками. Но эти кошмарные метания животного продлились недолго. Хольф, который был ближе всех к повозке, в несколько быстрых шагов настиг лошадь, обрушив двуручный боевой топор, который он прихватил с базы наемников в Ашуре, на шею мучившемуся животному. Один удар, и голова бедной лошади была отделена от все еще дергающегося тела. Кровь, которая до этого фонтаном била из появившихся на ее теле знаков, мигом умерила свою силу, и Феликс подумал, что весь этот ужас закончился, но тут Эскер поднял руку, давая понять, чтобы все были наготове. Еще одно мгновение, и он быстрым движением схватил Хольфа за край воротника, а затем потянул на себя, уводя его подальше от окровавленного трупа животного. Не успел старый никс открыть рта, чтобы возразить на столь грубое обращение, как трава под его ногами окрасилась в красный цвет. Каким-то волшебным образом кровь теперь текла прямо из земли, и словно жуткая роса, выступала на примятой сапогами траве. Казалось, что кто-то невидимый ступает по земле, оставляя эти страшные следы. Словно живое существо, кровавый след потянулся к кругу наемников с такой быстротой, что некоторые, попятившись назад, упали на землю, запнувшись о своих товарищей. Феликс увидел, как кровавая линия потянулась к нему, но в последний момент его загородил Дей, и кровь мигом повернула в сторону сидящего рядом Эна. Молодой ювелир даже не шелохнулся, когда к нему поползла эта красная линия, похожая на алую змею, готовую к нападению. Кто-то рядом с ним крикнул чтобы тот убегал, но Эн так и продолжил невозмутимо сидеть, не сводя глаз со стремительно приближающейся крови. Под его налобной повязкой были видны золотые зрачки, которые при свете послеполуденного солнца казалось светились изнутри недобрым огнем. Он продолжал хладнокровно ждать, словно хищник, поджидающий, когда жертва сама подойдет к нему. Когда же кровавая полоса коснулась его ноги, Феликс непроизвольно зажмурил глаза, услышав дикий вопль боли. И лишь несколько секунд спустя он понял, что кричал вовсе не Эн. Истошный крик доносился откуда-то из-за холма, притом это были сразу несколько голосов. Кричали по меньшей мере десяток людей.

— Ч-что это было? — запинаясь пробормотал Феликс, сжимая в руках серебряный кулон Силестии и выглядывая из-за широкой спины Синоха, который загородил его с другой стороны.

Ответ на его вопрос не заставил себя ждать. На горизонте, словно корабль на волнах, появилось какое-то сооружение, которое медленно начало приближаться к ним. Когда же до него оставалось не больше нескольких сотен шагов, Феликс понял, что это на самом деле был настоящий корабль. Внушительных размеров галеон медленно приближался к ним, следуя за целым стадом самсонских жеребцов, которые тянули его с помощью толстых канатов, привязанных к их шеям. Когда корабль приблизился достаточно, чтобы можно было разглядеть стоявших на палубе людей, Феликс заметил, что к его днищу были приделаны несколько больших железных колес. Оставляя глубокие колеи, они медленно крутились, и словно жернова, перемалывали зеленую траву. И хоть сам корабль с первого взгляда был вполне обычным, от прозорливого Феликса не ускользнули множество бантиков и цветных ленточек, которыми были украшены его мачты и борта, словно он только что прибыл с какого-то грандиозного парада. Глядя на него, Феликс сразу подумал о драгунах из Каркастла — элитных кавалеристов империи, которые тоже любили украшать свои боевые доспехи разной цветной мишурой и перьями. Помимо корабля, который плавно приближался к ним, словно огромная ленивая черепаха, из-за холма выехали еще не меньше сотни всадников, облаченных в какие-то ржавые доспехи, и с длинными копьями наперевес. Некоторые из них вели под уздцы сбежавших лошадей, которые все еще вырывались, но уже не столь яростно как раньше.

В полном молчании, наступившем после истошного крика, который — и в этом Феликс не сомневался — исходил с этого самого корабля, прошло несколько долгих минут. Феликс не отрывал взгляда от корабля, примечая все новые необычные детали в его строении. Например, цветные бантики, развешанные по всему корпусу, на деле оказались молельными лентами, и были сплошь усеянными сакральными письменами. А там, где обычно располагались бойницы, росли лишенные листвы узловатые ветки, толщиной с человеческое тело. И еще множество разных мелочей, не заметных с первого взгляда, отличали этот корабль от тех, что бороздят морские просторы.

Пока Феликс присматривался к этому необычному судну, всадники уже взяли всю их группу в плотное кольцо, направив на наемников свои кривые копья, которые, как оказалось, были обычными толстыми ветками с заостренными концами. Когда же Феликс присмотрелся к всадникам получше, то понял, что и доспехи, которые он сначала принял за ржавые железяки, на деле тоже оказались деревянными. Сходство с ржавчиной им предавала толстая коричневая кора, которую никто не удосужился счистить. Шлемы тоже были весьма непривычные — это были простые пеньки, с проделанными отверстиями для глаз и дыхания. У некоторых даже имелись неровные отростки, которые напоминали кривые носы и рога, и на них тоже были заплетены разноцветные ленточки. Глядя на окружившего их противника, Феликс понял, что с такой оравой им никак не справиться, даже если бы каждый из его спутников был равен по силе с Синохом.

— Бросьте свое оружие, несчастные создания! — разнесся над равниной наполненный церковным величием голос.

Несколько секунд наемники стояли не двигаясь, и все взгляды были прикованы к Эскеру, ожидая его дальнейших указаний. Когда же глава наемников тихонько кивнул, и медленно положил свой меч на землю, все остальные его подчиненные также последовали его примеру. Лишь Хольф не выпустил из рук свой жуткий на вид топор, и хмуря свои взъерошенные брови, со злостью глядел на окруживших его врагов. Заметив это, Эскер быстро подошел к никсу, и глядя ему прямо в глаза, медленно проговорил:

— Положи топор, никс. Сейчас же. — он схватился за рукоять и потянул на себя, но Хольф так крепко держал древко, что Эскеру даже не удалось пошатнуть никса, не то что выдернуть его оружие.

— Положи, тебе говорят, упрямая болотная моль! — рявкнула на Хольфа разозленная Анья.

— Почему Хольф должен слушать слова деревьев? — возмутился никс, проводя суровым взглядом по рядам всадников. — Деревья сами к нему пришли, так почему же старику Хольфу их не порубить на дрова?

— Да потому что они убьют нас раньше, чем в твоей тупой голове созреет хоть одна здравая мысль. — снова огрызнулась Анья.

Хольф опять посмотрел на пиктских всадников, а затем, с видом глубочайшего презрения, откинул свой топор, словно тот тоже чем-то насолил ему.

— Вы, незнающие милости заблудшие овцы, что ищите на святой земле?! — снова раздался голос.

— Для начала сам покажись и назови себя, тогда и мы дадим тебе ответы! — прогремел Арель.

— Увядшие в пороках и невидящие истинного Господа, я не удивлен, что ваши грехи, как ярмо на шее, заставляют ваши глаза смотреть лишь на землю под вашими ногами! Подними головы, о презренное стадо!

Тут Феликс, как и остальные, наконец увидел того, кто говорил с ними. Огромный, не уступающий Синоху в крепости тела, мужчина в белой юбке стоял у края борта. Это был лысый старик с длинной белой бородой, доходившей почти до пояса. Его голый торс и лицо были покрыты такими же кровавыми узорами, как и у Джелу, только вот в отличии от наемника, он не корчился от нестерпимой боли. Но самым страшным в его виде был дикий взгляд, который заставил Феликса испытать неприятное чувство обреченности. Старик смотрел на них такими выражающими безумие глазами, будто увидел перед собой убийц всей своей семьи, которым поклялся отомстить во чтобы то ни стало. И Феликс искренне недоумевал как с таким бешенным взглядом тот может так уверенно управлять своим голосом, который был относительно спокойным, но при этом не лишен одухотворенной надменности, которую можно было уловить в речах служителей церкви на любых проповедях.

— Имя мое Изеул, и я тот, кто несет слово Господа нашего, того, кого величают Благостным Чудом!

— Что тебе нужно от нас, Изеул?! — прокричал ему в ответ Эскер, приложив руку к прорезям своей маски чтобы заслонить глаза от слепящего солнца. — Ты знаешь кто мы, и что мы не несем никакого зла в твои земли. Отпусти нас, и мы уйдем с миром.

— Те, кто не видят истину, и не признают Благостное Чудо, есть самые настоящие еретики! Моя земля стонет под грузом ваших грехов и пороков! Кто тот дьявол, что наслал на моих добрых сынов эти страшные муки?! — провозгласил Изеул, указав рукой на ту часть корабля, которую Феликс не мог увидеть.

— Если хочешь увидеть дьявола, то взгляни на свое отражение, ничтожная мышь! — сплюнула Анья, одарив Изеула презрительным взглядом.

— Морская ведьма, ты тоже с ними?! — глаза старика еще сильнее выпучились от недовольства, и у Феликса возникло ощущение, что они вот-вот вывалятся из глазниц. — Ты, дочь наших отцов, тех, кого коснулось благословение Чуда… Нет, это не могла быть ты.

— Мои отцы были гордыми сыновьями моря, а не горсткой презренных трусов, закрывших глаза на свои проступки! — выкрикнула ему в лицо Анья.

Изеул никак не отреагировал на ее слова. Старик, казалось, вообще перестал обращать на нее внимание, и теперь его глаза осматривали пленников, внимательно всматриваясь в каждого из них. У Феликса сжалось сердце, когда эти выпученные глаза остановились на нем, и он поспешил поскорее опустить голову, только бы не встречаться взглядом с этим обезумившим стариком. Пока Изеул молча осматривал их группу, за его спиной снова послышались крики и стоны, которые в наступившей тишине были словно гром среди ясного неба. Наконец, когда предводитель пиктов закончил водить по рядам наемников своим яростным взглядом, он поднял руку и прокричал:

— Свяжите этих несчастных! Мы сможем узнать кто из них несет зло только в священном хороводе камней!

— Сначала освободи Джелу от своих проклятых надписей! — подался вперед Эскер.

Изеул, который уже успел повернуться к ним спиной, медленно обратил свое бородатое лицо на лежавшего у ног Эскера наемника.

— Боль — есть проявление истинной веры в Благостное Чудо. Зачем же мне лишать страждущих этой дарованной Господом участи? — проговорил он, и Феликс впервые уловил в голосе старика довольные нотки.

— Ты не вправе решать за других, что им делать с их душами и телами! — отчаянно прокричал Эскер.

Эти слова, похоже, подействовали на Изеула куда больше, чем недавние оскорбления Аньи. Он снова повернулся в их сторону, и подойдя к перилам корабля, наклонился вперед и прокричал:

— Я тот, на кого возложили святую честь нести волю Благостного Чуда! — гордо возвестил он, и Феликс в который раз вздрогнул от его громкого и совсем не подходящего для священника голоса. Такой рык подошел куда больше какому-нибудь атаману разбойников, чем священнослужителю. — Его высокопреосвященство понтифик Ангустус наделил меня словом Господнем в святых залах Матери Всех Церквей. Кому, как не мне вести слепцов через мрак невежества и пороков, на встречу теплому свету нашего доброго Господа?

— Ты разве не видишь, что он уже на грани своих сил, или смерть тоже одна из ваших благостей?! — не уступал Эскер, и его слова, похоже, наконец возымели нужный эффект.

Изеул снова взглянул на Джелу, прищурив свои глаза. Удостоверившись, что слова Эскера имеют истину, он подозвал к себе кого-то, кто находился за его спиной. Феликс увидел, что это был человек в белой сутане и с деревянной маской на лице, которая выглядела так, будто узловатые корни мертвой хваткая связали всю его голову, оставив лишь небольшую прорезь для глаз и рта.

— Будь по-твоему, неверующее дитя. Любовь Чуда к жизням всех Его детей, есть главная из милостей! Мы снимем с этого несчастного святые знаки!

Проговорив эти слова, он дал приказ человеку в маске, и тот, как и сам Изеул, подошел к краю корабля. Феликс ожидал, что тот начнет читать какие-нибудь непонятные черные молитвы или что-то в этом роде, но тот лишь нагнулся к перилам, и потянулся рукой к кривобоким веткам, которые росли из борта корабля. Только когда он это сделал, Феликс заметил, что эти самые ветки своими искаженными формами очень сильно напоминают застывшие в агонии человеческие фигуры. Бугристые шишки были словно кричащие от боли лица, а длинные ветки походили на ломанные и возведенные к небу руки. Помимо этого, на этих кошмарных отростках можно было разглядеть засохшую кровь, а кое-где к ним были прибиты гвоздями настоящие человеческие волосы. Та ветка, к которой потянулся помощник Изеула, была проткнута семью мечами.

Когда человек в маске перевалился через перила и схватился за первый меч, Изеул принялся читать странные молитвы. Его грубый бас разносился по полям, смешиваясь с криками Джелу, который изогнулся дугой, когда шаман начал вытаскивать первый меч. Дэй наклонился к стонущему наемнику, и положил свою единственную руку ему на лоб, чтобы удержать того от диких метаний, что немного успокоила Джелу. Так продолжалось до тех пор, пока все мечи не были вытянуты из деревянной статуи. В конце Джелу уже не извивался, и было ясно, что тот уже привык к боли настолько, что мог ее уже не замечать.

— Теперь вы пойдете вместе с нами в хоровод камней! — возвестил Изеул, закончив читать свои молитвы. — Мы должны узнать, кто из вас сеет зло!

Прежде чем их связали, пиктские всадники внимательно всех обыскали, отняв все имеющееся оружие, которое хоть как-то могло представлять опасность. К великому счастью, они не стали забирать у Феликса сумку со скрижалью. Когда один из воинов в деревянных доспехах приказал Феликсу показать, что тот прячет в своей сумке, скрижаль не светилась, и выглядела как кусок обычного безжизненного камня. Наверное, решив, что Феликс просто сумасшедший, раз носит в сумке тяжелую надгробную плиту, воин не стал отнимать ее, но забрал у маленького никса меч и кинжал, которые находились у него на поясе. У Аньи отняли ее посох и трубку, а также велели снять ее китель, в котором та хранила пузырьки с зельями. Похоже, эти степные жители были хорошо знакомы с алхимией, раз так тщательно обыскивали капитана пиратов. После обыска их связали толстыми веревками, а Синоха так и вовсе заковали в цепи, на которые были нанесены светящиеся руны. Увидев, что с Феликсом ничего не случилось, и скрижаль все еще при нем, монах не стал сопротивляться, и покорно позволил надеть на него тяжелые цепи. Джелу же, который все еще находился в бессознательном состоянии, аккуратно переложили обратно на повозку.

— Куда нас ведут? — поинтересовался Феликс у Эскера, когда всех их загнали в грубо сколоченную из кривых веток и палок клетку на колесах. — Что это за хоровод камней такой?

— Священные места пиктов. — ответил тот. — Они, как и норны, раньше поклонялись старым богам, и некоторые традиции их предков перекачивали в новую религию.

— И какое зло они хотят найти? — проговорил Феликс, понуро уставившись на свои колени. — Мы ведь им ничего плохого не сделали. Это ведь они первыми наслали на нас свои черные письмена.

— Не пытайся понять, что твориться в головах безумцев. — ответил Эскер.

Маленький никс устало откинулся на прутья клетки, которые, к удивлению, оказались намного прочнее, чем выглядели на первый взгляд. Клетка была большая, и вся их группа спокойно смогла уместиться внутри, расположившись у деревянных стен и на полу. Почти все они вели себя тихо, и лишь Хольф, который, когда его связывали, ударил головой одного из всадников так, что тот опрокинулся на спину и больше не вставал, сидел в углу, и громко ругал своих пленителей, которые теперь не спускали с него своих деревянных копий, направив острые концы прямо через прутья решетки. Снова подняв взгляд, Феликс поискал глазами Милу, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, и пикты не сделали с ним ничего дурного. К его удивлению, здоровяк не показывал волнения, и даже тихонько улыбался, с восхищением глядя на огромный корабль, который теперь медленно двигался рядом с повозкой, издавая жуткий скрип при каждом повороте колеса. Феликс ожидал, что они быстро прибудут к нужному месту, но, как оказалось, путь был не близкий. Лишь на вторые сутки, голодные и уставшие, они добрались до священных камней.

На самом деле, с первого взгляда было понятно, что это не просто обычные языческие идолы, которые можно было встретить даже Стелларии, на северных склонах Денты или в старых деревушках рядом с Поларвейном. Взглянув на них, Феликс понял, что это части каких-то древних и грубых сооружений, которые время подкосило, превратив в груду развалин. Созданные из простого камня, они тем не менее были умело обработаны, и их формы походили на вытянутые яйца. Все они стояли кругом, и кое-где можно было увидеть засыпанные землей лестницы и переходы. Сами же постройки были не выше обычного одноэтажного домика. Первое, что пришло на ум Феликсу, это то, что это когда-то были придорожные святилища, или что-то в этом роде.

Степной корабль, который все это время их сопровождал, теперь остановился, а их клетка все продолжала двигаться, направляясь к центру каменных руин. День был в самом разгаре, и Феликсу не составило труда увидеть еще дюжину громадных передвижных башен, которые, как и сооружение Изеула, были выполнены в форме кораблей. Но теперь, помимо безликих деревянных всадников, можно было увидеть и обычных людей, занимающихся своими повседневными делами. Десяток палаток и шатров расположились вокруг кораблей на колесах, и выглядели вполне цивилизованно, и даже ухоженно. Дети, одетые в белые одежды, резвились среди разведенных костров, гоняя палкой сломанные колеса или прыгая через веревку. Было тут и много разных домашних животных. Куры, овцы и лошади паслись кто где, пощипывая мягкую и сочную траву недалеко от общего лагеря. Тут был даже свой рынок, ну или Феликсу так показалось, так как в том месте царило больше всего повседневного шума. Люди там обменивали одни вещи на другие, разложив свои пожитки на цветастых ковриках. В целом у Феликса сложилось впечатление, что это был обычный передвижной городок, который не вызывал никаких ассоциаций с теми ужасами, которые сотворил Изеул с бедным Джелу.

Феликс ожидал, что их сразу поведут к месту проведения ритуалов, или что там хотел сделать с ними безумный священник, но за место этого их отправили в некое подобие загона, сколоченного из все тех же крепких веток и палок. Он был невысоким, и у Феликса на секунду даже возникла мысль, что они смогут сбежать, но она сразу потухла, когда он увидел десяток деревянных воинов, которые выстроились вдоль стен. К тому же, даже если им удастся убежать, что они будут делать потом, без лошадей и припасов?

Когда солнце уже почти зашло за горизонт, Феликс понял, что сегодня им ничего не грозит. К вечеру Джелу смог прийти в себя, и самые мягкосердечные жители этого передвижного поселения, увидев его плохое состояние, принесли чистые тряпки и воду, чтобы можно было смыть засохшую кровь и перевязать раны. Анья попросила их еще нарвать цветов, якобы для создания лечебной мази, но бдительные воины в деревянных доспехах запретили жителям помогать ей. Единственное, что суровые надсмотрщики разрешили сделать, так это развязать веревки, и то не всем. Связанными все еще оставались Хольф и Синох.

— Неужели мы не можем ничего сделать? — шепотом поинтересовался Феликс у Эскера, когда тот прошел проведать Джелу. — Мы можем убежать?

— Это будет плохая идея. — удрученно ответил наемник. — Они все равно нас выследят. Лучше подождать и посмотреть, что будет дальше. Изеул совершил ошибку, приведя нас сюда. Он не будет творить зверства на глазах у остальных, так как не все здесь поддерживают его фанатичную натуру.

— Господин Феликс, вы что, хотите бежать? — обеспокоенно прошептал Милу, который вместе с Аньей перевязывал раны Джелу. Похоже, он услышал их разговор. — Но зачем нам убегать от этих добрых людей?

Феликс подумал, что ослышался, но когда посмотрел на круглое лицо Милу, то понял, что мальчик говорит совершенно серьезно.

— О каких добрых людях ты говоришь, Милу? — прошептал Феликс, покосившись на пиктского воина, доспех которого в наступающих сумерках еще больше напоминал ожившее дерево. — Ты разве не видишь, что эти злодеи сделали с Джелу?

— Но они не могут быть злыми. — уверенно твердил Милу. — Они носят на себе знаки Господа, о которых говорил преподобный.

Эскер тоже покосился на Милу, но ничего не ответил.

— Ты, видимо, совсем в ссоре с головой, если думаешь, что эти дьявольские знаки несут добро. — ответил Феликс, стараясь разглядеть в лице Милу признаки помешательства, но тот был бодр как никогда. — И не нужно больше об этом говорить, мальчик. Эти люди схватили нас против воли, и бог знает, что еще задумали их темные сердца. Этого вполне достаточно, чтобы считать их врагами всех добрых людей.

На этом их разговор был закончен. Когда взошла луна, Эскер велел всем ложиться спать, так как не было нужды ставить охрану, все равно им нечем защищаться. Следующий день прошел в молчаливом ожидании, которое еще сильнее наводило на Феликса тоску. Но Изеул не торопился со своими ритуалами, и никак не показывал свою заинтересованность в этом, которую так фанатично демонстрировал на протяжении всего пути к этому месту. Он ходил по лагерю в окружении молчаливой стражи и других мирных жителей, которые смотрели на него словно на божественного мессию. Несколько раз он подходил к пленникам с другими, более старыми пиктами, которые были увешаны разными украшениями, а на их головах были водружены короны из оленьих рогов со все теми же цветными молельными лентами. Как понял Феликс, это были старейшины этого места. Они о чем-то беседовали с Изеулом на своем языке, который изобиловал рифмованными звуками, но в их поведении и взглядах Феликс не увидел того фанатичного огня, который источал их главарь. И только к вечеру третьего дня за ними пришли несколько десятков вооруженных копьями и шипастыми дубинками воинов.

У Феликса сильнее забилось сердце, когда они повели всех в центр каменного круга, где уже собралась целая толпа людей. Сотни обычных, ничем не примечательных зевак расположились кто на плоских камнях, кто на груде бревен, заменяющих тут трибуны, а кто и вовсе на голой земле. Солнце уже зашло, и вокруг горели десятки факелов, и особенно много их было по бокам импровизированной арены, рядом с которой находилось высокое кресло из связанных друг с другом толстых и витиеватых корней. На нем, словно какой-то царь древнего лесного королевства, восседал Изеул, со сплетенной короной из кривых веток и перьев, кончики которых были позолочены. В отличии от остальных людей, одежда которых хоть и имела общий белый тон, но все же была где-то потерта, а где-то испачкана землей или травой, облик Изеула отличался белоснежной чистотой, и даже церковным богатством. Золотые браслеты и белая, как снег, юбка, странным образом сочетались с кровавыми узорами на его голой груди. Но Феликс не смог по достоинству оценить его наряд, так как голова у него сейчас была занята совсем другим. Его беспокоила несвойственная для такого количества народа тишина. Люди молча наблюдали как пленников ведут в центр круга, и на их лицах читался интерес с толикой веселья. Такие лица можно было увидеть на площадях, когда приговоренных к розгам преступников выводят на эшафот. Только там люди еще и громко кричали, наполняя площадь проклятиями или восторженными криками, в отличии от сложившейся ситуации. Все это казалось пугающим и чуждым.

Сопровождающие их воины особо не задумывались насчет расстановки, и просто согнали всех кучей в центре, отойдя к краю арены, но все еще готовые в любой момент среагировать на внезапную опасность. Как только они отошли, Изеул поднялся со своего странного трона и обратился к группе наемников:

— О, потерянные души, что не знают слова Господа нашего! — начал говорить Изеул, когда все воины заняли свои места. — Ваше темное невежество привело вас сюда, ибо испокон веков в этом месте царит правда, и только тут сердца лжецов и лицемеров показывают миру свою истинную гнилую натуру! Услышьте же меня, дети мои! Среди этих чужаков зреет невиданное доселе семя зла, которое своими темными корнями проникло в чистые умы наших братьев, когда те придавались молебнам Пресвятому Чуду! Оно исказило их мысли, посеяв в их головах смуту и порчу! — после своих слов он указал на скорчившуюся у его трона фигуру, которую до этого Феликс не замечал. Человек, стоявший на коленях у ног Изеула, покачивался взад-вперед, что-то бормоча себе под нос, и водя своими руками по всему телу, будто старался поймать кусающую его блоху. Его взгляд был еще более безумным, чем у самого Изеула, хотя, казалось, куда уж больше? В своем царственном одеянии главный пикт напоминал Феликсу фрески с изображением сумасшедшего императора Костанзо, которого всегда изображают на святых рисунках с выпученными глазами из которых идет кровь и растрепанными волосами.

— И сегодня, следуя обычаям наших предков, и прося Всеблагое Чудо о милости, мы узнаем, в ком скрывается это порочное семя дьявола!

После своих слов Изеул подал знак подчиненным, и те выкатили на середину поляны большое дерево, посаженное в ящике на колесиках, по виду напоминающее те человекоподобные отростки, которые Феликс видел на корабле пиктов. Оно было в два раза выше человеческого роста, и своими кривобокими формами напоминало скрюченного в агонии человека, воздевшего руки к небу. Глядя на него, Феликсу стало еще более неприятно смотреть на все это, но он заставил себя отогнать страх и собрать все свои душевные силы. Сейчас нужно было лишь подождать, ведь он был уверен, что никакого зла они не несут, и что святая великомученница Силестия не оставит ее преданного слугу в беде. Небесная скрижаль все еще была при нем, но сейчас она была холодной и безжизненной, будто обычный кусок камня.

А в это время шаманы уже вынесли семь мечей, обмотанных в белую ткань. Как только мечи поднесли к дереву, Феликсу почудилось, будто ствол и ветки немного изменили свое положение, хотя он и постарался убедить себя, что это только ему показалось, и что ветки пошевелил ветер, которого на самом деле и не было. К тому времени как каждый из шаманов взял по мечу, Изеул уже начал читать свои темные молитвы, к которым присоединились все остальные. Люди не складывали руки вместе, как это принято во время чтения святых текстов, а тянули их к небу, будто прося у бога милости, при этом клоня спины к земле, словно на их плечи положили какой-то непомерно тяжелый груз. Даже солдаты и те принялись молиться, направив прорези свои деревянных масок к небу, но при этом Феликс понимал, что случись что, они мигом отреагируют на возникшую опасность. Лишь горстка людей в центре поляны не придалась всеобщему настроению.

Шаманы, один за другим, стали разворачивать ткань, оголяя покрытые золотом клинки. И так же, один за другим, стали подходить к дереву и вонзать в его центр эти самые мечи. И как только первый клинок вошел в ствол уродливого дерева, Феликс почувствовал, как нестерпимая боль пронзила все его тело. Казалось, что кровь разом превратилась в раскаленную лаву, мгновенно испепелив все нутро. Он чувствовал, что этот жар вмиг выжег весь его воздух, и ему нечем стало дышать. Но сильнее всего боль была в его левой руке, которая стала трястись сама собой. Он увидел, как на тыльной стороне ладони у него стали появляться кровавые узоры, будто чья-то невидимая рука вырезала их острым ножом. Феликс хотел закричать, но не мог из-за нехватки воздуха. И только спустя несколько мгновений адской боли, которые для Феликса длились целую вечность, он понял, что чья-то ладонь зажала ему рот, и не дает вырваться крику. Сквозь слезы, он увидел напряженное лицо Дэя, который обнял его сзади и закрыл единственной рукой ему рот. Только сейчас Феликс осознал насколько же много силы было в этом несчастном калеке. Дэй держал его так крепко, что Феликс не мог даже шелохнуться, и все это он делал одной левой рукой! А спустя еще несколько сердцебиений боль в теле маленького никса стала проходить. Феликс стал ощущать, что кровь из руки перестала течь, а его разум вновь обретает ясность. Но вместе с этим он заметил и то, что теперь рука Дэя стала кровоточить. Все еще сжимая ему рот, она покрывалась алыми узорами, а его теплая кровь капала Феликсу на грудь. Но пастух не издал и звука, продолжая упорно смотреть своим единственным глазом на Изеула, который все еще напевал вместе со всеми странные молитвы.

— Ни слова, мой маленький друг. — прошептал Дэй на ухо Феликса, и убедившись, что тот не будет кричать, медленно убрал свою кровоточащую руку с его рта. Странно, но его голос все еще оставался спокойным, хотя Феликс понимал, что Дэй сейчас испытывает поистине невыносимые муки. Остальные из их группы тоже заметили это, но никто ничего не сказал.

Совместные молитвы пиктов продолжались еще несколько минут. Даже тогда, когда все мечи были воткнуты в дерево, Изеул не прекращал молиться, а в конце даже рухнул на колени, и в фанатичном экстазе затряс своими мускулистыми руками, все еще протягивая их к небу. Когда же этот ритуал закончился, и на поле наступила тишина, Изеул поднялся на ноги и посмотрел на своих пленников слезящимися глазами.

— Благостное Чудо указало нам на проклятого изменника! Смотрите же на того, кто предстанет перед судом Господнем! — возвестил он, указывая на окровавленного Дэя. — все взгляды тут же устремились на пастуха, который в свою очередь не стал отрицать или как-то скрывать кровавые раны. — Согласно нашим древним традициям, я дам этому еретику выбор! — продолжил говорить Изеул. — Пусть докажет, что его душа еще не погрязла во тьме, и что корни зла еще не укрепились в его сердце! Если это так, то Господь защитит свое дитя от смерти! Мой любимый сын, Труцидар, станет сегодня судьей и дланью Господа нашего. Если душу этого незнакомца можно спасти, то Всеблагое Чудо убережет его от смерти!

После его слов, ряды позади трона расступились, и в центр круга вышел огромный воин с двуручным мечом в руках. Похоже, что этот Труцидар и вправду был сыном Изеула, так как на его лице можно было заметить похожие черты, и даже некую тонкую аристократическую красоту, которую так ценят художники и скульпторы. Но сейчас Феликса больше волновала судьба безрукого пастуха. Неужели ему предстоит сражаться с этим звероподобным противником? И что вообще сейчас произошло? Дэй что, принял на себя метку, которая предназначалась ему, Феликсу? Но как такое может быть, ведь Феликс был уверен, что он чист душой и сердцем.

— И это твой суд, луговой царь?! — раздался позади Феликса разозленный голос Эскера. — Отправляешь против калеки своего лучшего бойца?! Раз так, я готов сразиться против твоего сына!

— Молчать, недостойный! — яростно выкрикнул Изеул, указав длинным пальцем на Эскера. — Мы не вправе вмешиваться в пути, которое избирает Чудо, чтобы проверить крепость нашей веры, ибо они неисповедимы! Господь указал на него, так пусть тогда докажет, что ему место среди нас, праведников! — после этого он посмотрел на Дэя и прибавил: — Бери меч, однорукий незнакомец, и спаси себя!

Один из безликих шаманов вынул позолоченный клинок из кровоточащего дерева, и кинул его к ногам Дэя. Вместе с этим со всех сторон их окружили пиктские воины, и стали оттеснять остальных к краю арены.

— Нет. — прошептал ошарашенный Феликс. — Нет! Стойте, это все неправильно! Вы не можете… Откройте же глаза, разве не видите, что у него нет руки!

Дэй, который до этого стоял, грустно опустив взгляд на меч, вдруг резко повернулся, и с благодарностью посмотрел прямо в глаза Феликса.

— Спасибо за твои добрые слова, друг. — тихо проговорил он. — Но не стоит тратить их на меня. Если другого выбора нет, то я возьмусь за меч.

После этого он медленно подошел к лежавшему клинку, и прежде чем его поднять, Дэй с горечью взглянул на Труцидара, словно моля его о прощении за то, что ему предстоит сделать. Затем устало опустив взгляд, он медленно наклонился и поднял меч. Феликс не мог сейчас смотреть на его проникнутое безнадежностью и переполненное тягот лицо. Все, что сейчас делал Дэй, было преисполнено глубокой скорбью и печалью. Закрыв свой единственный глаз, Дэй приложил лезвие меча себе ко лбу, и Феликс увидел, как губы пастуха прошептали какую-то быструю молитву. Когда же он выпрямился, держа перед собой клинок, Феликс только в этот миг заметил, насколько же велика разница между ним и его противником. Труцидар был почти в два раза крупнее Дэя, и держал двуручный меч одной рукой. Феликс не мог даже представить, что должно произойти, чтобы пастух одержал победу в этом нечестном поединке.

— Узрите же истинный суд Господень! — возвестил Изеул, и его сын, с громким ревем, ринулся на Дэя.

Феликс думал, что все закончится одним решительным ударом, но сокрушительная атака Труцидара была отбита. Дэй одним движением смог отклонить огромный меч своего противника, и даже вывести того из равновесия, из-за чего Труцидар чуть было не упал. Но, что еще больше удивило Феликса, так это то, что Дэй не воспользовался этим шансом, а просто стоял на месте, печально глядя на разозленного таким маневром противника. Восстановив равновесие, Труцидар вновь кинулся на Дэя, но на этот раз действовал намного осторожнее, от чего пастуху пришлось начать двигаться, чтобы суметь уклоняться от смертельных атак. Феликс еще ни разу не видел, чтобы кто-то так умело владел мечом. Все это напоминало битву закаленного в боях рыцаря с маленьким ребенком, которого тот обучает азам фехтования. Дэй без усилий отбивал каждый удар Труцидара, но при этом не нападал в ответ, когда появлялась такая возможность. Его печальный взгляд вообще не следил за противником, и был направлен куда-то в пустоту, словно он был марионеткой в руках мастера-кукловода. Было видно, что Труцидар является опытным мечником, и что он старается найти нужный ритм, но Дэй каждый раз ломал его планы, умело уклоняясь или парируя атаку. В наступившей гробовой тишине было слышно лишь проходящий сквозь все тело звон мечей и тяжелое дыхание Труцидара, которое с каждой минутой становилось все громче и злее. Но его эмоции не шли ни в какое сравнение с теми невыносимыми муками, которые были на лице Дэя. Феликс не мог больше видеть этого скорбного выражения на лице друга, но когда он открыл рот, чтобы в очередной раз воззвать к остаткам совести Изеула, над полем прокатился другой голос.

— ДОВОЛЬНО!

От этого неожиданного возгласа у Феликса загудело в ушах и перехватило дыхание. На какой-то миг ему даже захотелось рухнуть на колени и смиренно опустить голову, но он смог сдержать этот странный порыв. Все остальные, кто был на поляне, так же замерли, не в силах пошевелиться. Голос, казалось, исходил отовсюду и был странно знакомым, и только спустя несколько секунд Феликс понял, что он принадлежал Эну. Молодой ювелир вышел вперед, и Феликс снова ощутил себя полевой мышью, которая старается скрыться от взгляда ястреба, которому, впрочем, до нее сейчас не было никакого дела, так как он приметил себе новую добычу.

— Что тебе надо, незнакомец! — пораженно прокричал Изеул, как и все, ненадолго впавший в ступор от подавляющего возгласа Эна. — Как ты смеешь вставать на пути суда Всеблагого Чуда?!

— Это все бессмысленно. — ответил Эн, делая еще один шаг в направлении застывших бойцов. — Я сам все закончу.

— Но тебе недозволенно вершить исход! — лицо Изеула потемнело от нахлынувшей злости и крови. Но взгляд его тут же переменился, когда Эн дотронулся до кровоточащего древа, и то мигом вспыхнуло, издав леденящий душу крик.

— Этого будет достаточно твоим богам? — спокойно ответил Эн, и его красивый голос, как и прежде, казалось, исходил отовсюду.

— Так вот в ком сидит прогнившее семя! — злобно усмехнулся Изеул, и перевел взгляд на своего сына. — Тогда можешь занять место этого несчастного калеки.

— И когда все закончится, ты клянешься, что возвратишь все наши вещи и коней. — все таким же громким голосом сказал Эн, и Феликс понял, что это был не вопрос. — И больше не посмеешь нападать на нас. — произнося эти слова, Эн поднял с земли узловатый посох Дэя, который тот обронил, когда взял в руки меч.

— Мне незачем терзать души тех, кого оберегает Чудо. Если ты победишь, то я отпущу всех. — уже более спокойным тоном ответил Изеул.

Но Эн уже не слушал его. Подойдя к Дэю, который согнулся, и выглядел так, будто меч для него внезапно стал непосильной ношей, аккуратно взял у него клинок, вручив за место него посох. Феликс не слышал, что пробормотал ему в ответ пастух, но это было и не важно. После того, как Дэй устало поплелся к остальным, молодой ювелир перевел взгляд на Труцидара.

— И последнее. — проговорил он, глядя на Изеула через плечо Труцидара. — Прежде чем ты совершишь эту роковую ошибку, я дам тебе шанс опомниться. Отпусти нас, и я сохраню твоему сыну жизнь.

Феликс подумал, что Изеул сейчас злорадно рассмеется, такое самоуверенное у него было лицо.

— Мне не страшны гнилые слова еретика, ибо в них есть лишь ложь! — провозгласил он, окидывая ряды собравшихся пиктов свирепым взглядом. — Начинайте!

Все произошло настолько быстро, что Феликс даже не сразу уловил всю суть. Как только Труцидар сделал шаг в направлении Эна, тот среагировал незамедлительно. Молниеносным движением, он оказался прямо перед своим противником, и прежде чем тот сообразил в чем дело, в яркой вспышке стали, пронзил того мечом в сердце. Рука огромного пикта все еще двигалась, поднимая меч, но в глазах уже застыло ужасное осознание своей роковой участи.

— НЕТ! — крик Изеула был преисполнен неподдельной горечи. Бросившись вперед, он упал на колени, подхватив умирающего сына. Эн не стал ничего предпринимать, и просто стоял, глядя с высока на плачущего отца, который слишком поздно осознал, что нужно прислушиваться к словам своих врагов.