Звезда Ворона

Глава 26. Владыка всех ночей

Феликс стоял в густой мгле, молча ожидая продолжения. Но ничего не происходило. Более того, необъяснимый страх начал подступать к нему, и он с ужасом осознал, что находится в этой тьме абсолютно один. Эта мысль заставила его крепче сжать Эльзир, так как ему стало казаться, что к нему начали подступать те самые безликие преследователи, которые несколько секунд назад гнались за Хольфом. Такая резкая смена обстановки заставила его ненадолго растеряться. Со всеми этими рассказами и историями, он совсем забыл, что враг еще не побежден, и что убийцы вполне могли идти за ними по пятам. Его сердце забилось еще сильнее, когда он услышал за своей спиной тихий шорох. Резко обернувшись и выставив перед собой сверкающий меч, Феликс почувствовал, как тот соприкоснулся с чем-то твердым. Раздался резкий звон и в темноте на мгновение появилась искра от соприкосновения двух лезвий.

— Не размахивай своим мечом как попало, никс. — раздался недовольный голос Эна. В этот момент невесть откуда появился слабый лунный свет, и в нем Феликс увидел, как молодой ювелир убрал в ножны свой клинок, которым и отразил направленную на него атаку.

— Милостивая Дочь, как же вы меня напугали. — тяжело дыша промолвил Феликс. Он чувствовал, как бешено колотится его сердце. — Но что же сейчас произошло? Где остальные?

Эн отвел взгляд, будто к чему-то прислушиваясь, а затем, все еще не глядя на Феликса, уверенно проговорил:

— Их тут нет.

— Как нет? — испуганно произнес Феликс, снова озираясь по сторонам. — И Дэя с Рануилом тоже?

— Никого, кроме нас. — все таким же уверенным тоном ответил Эн.

— Но как такое возможно? Где мы, в конце концов? Разве это не обычные миражи?

— Видимо, сейчас на нас обратила внимание сила, куда более могущественная, чем власть обычного ангела. — голос Эна приобрел сильное эхо, как если бы они стояли в просторном зале.

— Но ведь мы… — Феликс осекся на полуслове, заприметив перед собой темную фигуру. Он снова выставил вперед меч, но затем немного расслабился, заметив, что Эн, который тоже обратил пристальное внимание на фигуру, не проявил никаких признаков беспокойства. Молодой ювелир просто смотрел на нее немного нахмуренным взглядом.

Решив, что опасаться ему нечего, Феликс опустил меч, и осторожно обошел фигуру, чтобы увидеть ее лицо. Пока он это делал, тусклый свет еще сильнее стал наполнять окружающее пространство, и стало ясно, что они находятся в какой-то небольшой пещере. Она напомнила Феликсу тюрьму, или, скорее, очень скромную келью. Мягкий лунный свет падал из единственной расщелины в потолке, но его было достаточно, чтобы разглядеть грубые каменные стены и гладкий, выложенный плиткой, пол, а также вырезанную из камня мебель с несколькими причудливыми золотыми лампадами, от которых поднимался изящный дым. Также тут имелся древний алтарь, больше походивший на обычную треснутую каменную плиту, горизонтально лежащей в специально созданной нише. Из трещины в плите выходило оранжевое пламя, хотя света от него, по какой-то неведомой причине не было, и вся комната была окутана лишь тем голубым лунным свечением, которое пробивалось сквозь отверстие в потолке.

Когда же Феликс обошел загадочную фигуру, которая стояла на коленях в центре падающих из отверстия лучей света, то увидел, что это была очень красивая женщина, которая, в своих черных и строгих одеждах, чем-то походила на послушницу из храма Силестии. Ее чистое лицо чем-то напоминало изящные лица кирэ, и в особенности бледнолицых зоарийцев. На ее голове был надет богатый клобук, из-под которого высовывались ровно подстриженные темные волосы. Но главной особенностью была ее белоснежная кожа, на которой переливались серебром небесные рисунки, как у виденных ранее Феликсом сифов и ильвов. К тому же, было в ее взгляде что-то знакомое, чего Феликс никак не мог понять.

— Кто это? — зачем-то шепотом спросил Феликс, озадаченно посмотрев на Эна. И только тут он понял, что именно показалось ему знакомым в этой загадочной женщине. У нее был такой же уверенный взгляд, как и Эна, да и другие черты лица были очень схожи с лицом молодого ювелира.

Но Эн ничего не ответил, и все продолжал внимательно наблюдать за таинственной незнакомкой, словно ожидая от нее каких-то иных действий, помимо безмолвной молитвы.

Феликс снова перевел взгляд на женщину, но тут на нее упала большая тень, которая заслонила весь лунный свет, но тем не менее бледное свечение теперь стало исходить от самой женщины. Маленький никс резко обернулся и посмотрел на отверстие, в котором теперь застыло еще одно прекрасное лицо. Несколько мгновений оно смотрело на женщину, а затем, разразившись звонким и радостным смехом, вновь исчезло. Вместе с этим до Феликса стала доноситься приятная музыка и звуки веселого празднества, которые, как ему казалось, долетали до него из какого-то другого мира. Возможно, именно так и выглядят искушения святых праведников, которые в большом количестве описаны в Книге Эрна. Звуки музыки и смех толпы все еще продолжали доноситься до этой тихой обители, и порой, в проеме мелькали наполненные радостью лица, которые беззаботно смеялись и даже пели, а иногда и бросали в отверстие горсть ярких разноцветных лепестков, которые плавно падали на темные одеяния женщины, и как только касались ткани, тут же теряли свой цвет, становясь белыми как снег. Но молодая послушница не обращала на это никакого внимания, и продолжала, как думалось Феликсу, неслышно молиться. Маленький никс не был до конца уверен в том, что она действительно произносит молитву, так как глаза ее были открыты, и с каждой секундой все больше наполнялись холодной яростью. Не зная почему, но Феликс вдруг почувствовал некое благоговение перед этой смиренной женщиной, и ему даже показалось, что в темноте над ее головой появился маленький призрачный месяц, но возможно это были лишь причудливые завихрения белого, светящегося потусторонним светом дыма, который исходил от курильниц.

Пока Феликс раздумывал, кем могла быть эта красивая женщина, и почему ее простая поза и строгие одежды так притягивали его взгляд, в каменную комнату вошли несколько человек. Это были два высоких стражника в искусно выполненных доспехах, которые тут же упали на колени перед женщиной.

— Ваша светлость… — неуверенно начал один из них, и тут же переглянулся со своим напарником, словно прося и его посодействовать в этом разговоре. Но тот лишь испуганно опустил взгляд в пол, а поэтому первому стражнику пришлось самому закончить фразу. — Посланцы прибыли.

Молодая женщина, которая, судя по словам стражника, являлась принцессой, не сразу отреагировала на обращение, и продолжила безмолвно шевелить губами, а потом еще и закрыла глаза, словно стремясь поскорее закончить свою молитву. Все это время стражники смиренно стояли рядом на коленях, боясь даже шелохнуться. Наконец принцесса закончила свою долгую молитву, и расцепив сложенные руки, холодно посмотрела на стражников.

— Об этом я и сама догадалась. — ледяным тоном ответила она. Хотя принцесса и была совсем небольшого роста, но ее голос был неожиданно низким и полон силы. Феликс подумал, что такой голос мог бы принадлежать какой-нибудь королеве-воительнице, но никак не маленькой и прекрасной послушнице, которая сейчас стояла рядом. — Эти отвратительные вопли мешают мне сосредоточиться.

Услышав ее слова, оба стражника одновременно опустили головы еще ниже, будто боясь, что их сейчас накажут за неуважение к королевской персоне.

— Люди празднуют, ваше высочество. — проговорил второй. — Такое чудо… Уже многие века к нам не являлись божьи посланцы. И… — стражник остановился, и его лицо побледнело от страха. Было видно, что он боится продолжать.

— И? — сузив глаза, спросила принцесса. — Говори, что хотел. Не просто же так вы сюда пришли.

— И ваши светлые сестры просили, чтобы вы сегодня явились во дворец. — на одном дыхании, словно стремясь поскорее отделаться от этих слов, промолвил первый стражник. Тут же оба наклонили головы так низко, что стукнулись наполированными до блеска шлемами о гладкий пол.

В этот момент из трещины в стене хлынул яркий свет, и Феликсу снова пришлось прикрыть глаза. После же того, как он решился их открыть, маленький никс увидел, что теперь он находится в роскошном тронном зале, который был обделан самоцветами и украшен величественными цветными изображениями. С первого же взгляда Феликс понял, что это был тот самый зал, через который он шел вместе со своими спутниками, когда только вступил в черную пирамиду. Но на этот раз зал был более материальным, а не сотканным из бесконечного множества космических тел. Теперь Феликс смог разглядеть большое количество высоких колонн, поддерживающих круглый потолок, верхушка которого заканчивалась стеклянным куполом, сквозь который можно было увидеть чистое ночное небо и мириады сверкающих звезд. Но осмотреть все как следует Феликсу не удалось, так как его внимание быстро привлек исполинский трон, который стоял в конце зала. Забраться на него обычному человеку, без помощи лестницы, вряд ли бы удалось. Он был укутан дорогими шелками и обвешан золотыми курильницами, а у подножия, словно маленькие цыплята рядом с матерью-наседкой, ютились три трона поменьше, на которых уже вполне себе мог бы с комфортом уместиться и обычный человек. В любой другой ситуации, увидев такой большой трон, Феликс бы подумал, что это просто необычное украшение зала, которое несет в себе сакральное значение, но сейчас он видел, что на этом гигантском троне восседало одно из самых странных и наводящих страх существ, которых он когда-либо видел.

Поначалу Феликс подумал, что на алых тканях просто лежит комок белых простыней, но приглядевшись внимательнее понял, что это была вовсе не ткань, а плотное скопление трепещущих белоснежных крыльев, в центре которых высовывалась голова без каких-либо признаков остального тела. Учитывая размеры трона, который был высотой с четырехэтажный дом, крылатое существо на нем так же имело немалые размеры. Еще Феликс отметил, что голова, а если быть точнее, то лицо, которое высовывалось из скопления крыльев, было лишено каких-либо эмоций, а также трудно было понять, женское оно было или мужское. Глядя на него, маленькому никсу вспомнились шепчущие девы, лица которых были такими же безразличными и похожими на красивые восковые маски. Кроме пугающего безжизненного лица, страх наводили и белоснежные крылья, которые были сложены в странных симметричных позах, словно скрещенные мечи святых палачей, готовые обрушиться на голову грешника.

Разглядывая неведомое существо, Феликс заметил, как в зал вошли еще несколько фигур. Медленно передвигая ноги, к помосту, на вершине которого и располагались троны, подошли три молодые женщины. Все три сильно отличались друг от друга, хотя и были преисполнены царственного величия. Одна была выше остальных, и за ней тянулся блестящий плащ, который в обычной ситуации должны были поддерживать как минимум десяток слуг, а ее длинные, золотые волосы были заплетены в изящную косу, которая еле заметно изгибалась в воздухе, словно хвост змеи. У второй же были такие невесомые одежды, что казалось, будто ее тело было облачено в туман и водяные ткани, которые переливались всеми цветами радуги. Ее светлые волосы так же были невероятно длинные, но, в отличии от первой женщины, они не были заплетены в косы, и парили в воздухе, словно подхваченные легким порывом ветра. Третьей же оказалась та самая смиренная принцесса, которую Феликс видел ранее. На ней, в отличии от двух других женщин, были более скромные одеяния, хотя теперь она сменила клобук на более величественную корону с темной вуалью, на верхушке которой сиял, будто призрак, синий месяц.

Завороженно глядя на это торжественное мероприятие, Феликс стал наблюдать как женщины одновременно опустились на колени рядом с большим троном. Феликс быстро перевел взгляд на Эна, который стоял чуть в стороне, но при этом также внимательно следил за происходящим. Когда же маленький никс обошел женщин спереди, чтобы лучше видеть их прекрасные лица, то заметил еще одну вещь, которую не приметил раньше. У темной принцессы на теле оказалась лишняя пара рук! Они высовывались из складок черной накидки, и были все время сложены вместе на груди, так что с первого взгляда их можно было и не заметить. Но после крылатого существа, которое сейчас восседало на высоком троне, четыре руки не сильно напугали Феликса. Он даже нашел в них приятную грацию, и все такую же непостижимую силу, которая приковывала взгляд и заставляла невольно восхищаться этим чудом. К тому же он заметил, что эта пара рук была закована в отливающие звездным блеском серебряные кандалы, украшенные переливающимися самоцветами. И хоть выглядели кандалы совсем как ювелирное украшение, Феликс не сомневался, что они были очень крепкими, и в первую очередь служили вовсе не как украшение. Он стал думать, зачем принцесса носит их, но какой-то конкретной мысли, объясняющей этот поступок, он не смог найти. Все варианты были одновременно безумны и нереальны.

А тем временем крылатое существо на троне зашевелилось. Приятные чувства, вызванные появлением трех молодых принцесс, мигом испарились, сменившись страхом перед неведомым созданием. Феликс, затаив дыхание наблюдал, как из складок белоснежных крыльев вылезают десятки длинных рук. Выполняя странные, наполненные мистическим ритмом движения, руки стали творить в воздухе таинственные знаки, медленно сгибая и разгибая свои пальцы, как это делают немые, когда хотят что-то сказать. В это же время стеклянный купол зала мигом затянули темные тучи, гораздо более массивные и пугающие, чем привычные Феликсу грозовые облака, в недрах которых засверкали золотые молнии. И тут все пространство наполнило громоподобное эхо. Казалось, что слова складываются из раскатов грома, настолько нечеловеческими они были.

— ААХ! БАА! КАА! ВЛАДЫЧИЦЫ САДОВ РА-КЕЛЬЯ, ДОЧЕРИ ПЕРВОРОДНОГО ОГНЯ И НОЧИ! НУЭН ОЭСАЛЬ! ВЕЛЕНО ВАМ ПРЕДНАЧЕРТАНИЕ! ПРИВЕДИТЕ НА СВЕТ НАСТОЯЩЕГО ВЛАСТИТЕЛЯ ЗЕМЕЛЬ АИНА! ТАК ГОВОРЯТ ВАЛЬДЫ! ДА ПРИБУДЕТ С ВАМИ СВЕТ ВСЕХ МИРОВ! ЭУМ ФЭЙЭН ЗОАЮМ ЛОЭН!

Как только голос закончил говорить, темные тучи резко разрослись, словно непомерных размеров черное тесто, заполонив собой все пространство тронного зала. Разглядеть в них что-либо не было никакой возможности, но тем не менее Феликсу казалось, что он видит образы, сотканные из дыма и света, а также долетающие сквозь раскаты грома тихие голоса, плач и смех.

Так продолжалось некоторое время, пока среди тяжелых грозовых туч не возникла роскошная кровать, которая парила прямо в небесном пространстве. Непонятно каким образом, но все убранство кровати, кроме черных бархатных подушек и невесомого шелкового одеяла, было создано из цветочных лепестков. В основном это были белые лепестки, но порой среди них проглядывались и красные оттенки. Сначала Феликс подумал, что это были лепестки роз, но подойдя ближе понял, что красный оттенок лепесткам придавала разбрызганная повсюду кровь.

Но ни странная кровать, ни брызги крови, не притягивали к себе такое внимание, как молодая принцесса, что лежала на белых лепестках. Облаченная в экзотические ночные одежды, больше похожие на тонкие блестящие занавески, которые были обмотаны вокруг ее тела, женщина прижимала к себе новорожденного младенца. Эта была та самая четверорукая принцесса, рядом с которой, расчесывая ее волосы и омывая ноги, стояли две юных служанки. Помимо своих обязанностей, служанки еще и в унисон напевали мелодичными голосами неизвестную колыбельную. Вместе с ними пела и принцесса, на лице которой, впервые за все время, Феликс увидел неподдельную радость и безграничную любовь. Наблюдая за ней, маленький никс отметил, что вокруг головы младенца, который был завернут в блестящую, словно расплавленное серебро, пеленку, сияет сложный звездный нимб, испещренный разными знаками и узорами, сотканными из космического света.

Рассматривая мать с младенцем, Феликс не сразу заметил, как служанки закончили свою колыбельную, и вокруг ненадолго наступила тишина.

— Это счастье для всех нас, ваше высочество, что именно вам удалось исполнить предначертанное владыками святых Дворов. — наконец сказала одна из служанок. — Но позвольте спросить, какое имя вы дали нашему повелителю?

Не отрывая восторженного взгляд от маленького светящегося свертка у себя в руках, принцесса провела по нему одной из своих рук и с любовью, почти шепотом, проговорила:

— Сахимэль.

Только она это сказала, как массивные тучи заслонили эту картину, и Феликс с Эном вновь остались парить в бурлящей грозами пустоте. И опять это все продлилось недолго. Сначала появился мраморный пол, а затем тучи стали вновь подниматься вверх, открывая вид на все тот же тронный зал, но уже заполненный большим количеством народа. Великое множество правителей, с самыми необыкновенными коронами на головах, стояли вдоль стен, словно обычные слуги, которых тут и вовсе не было видно. Феликсу показалось, что он попал в какой-то райский сад, где с каждой ветки на него смотрели сотни экзотических птиц в ярком оперении. В зале не было ни одного человека, который не смог бы приковать к себе внимание, если бы решился пройтись по улицам любой имперской столицы. Среди них были как обычные люди, так и короли арлекинов с правителями арнистрийцев, и еще правители многих других народов, которых Феликс никогда в жизни не встречал. Ему даже подумалось, что среди этой разношерстной толпы он приметил и яркую Нананиль, только вот в этот раз она была намного выше и взрослее. Но сейчас все эти владыки стояли, опустив головы в раболепном повиновении. Феликс увидел все тот же большой трон, на котором теперь восседал некто или нечто, с ног до головы накрытый белой тканью. Ничего примечательного в нем не было, если не считать святого свечения, которое пробивалось сквозь легкую ткань. И все же порой, когда плотная ткань колыхалась, Феликсу удавалось увидеть огонь, вырывающийся из белых складок. В голову маленького никса даже закралось глупое предположение, что кроме огня под тканью больше ничего и нет. Вместе с этим по обе стороны от сидевшего на троне существа парили две небесные сферы, похожие на скопления огненных колес, которые непрерывно вращались в хаотичном порядке вокруг парящих мечей, что находились в их центре.

Достаточно наглядевшись на нового посланника, Феликс обратил внимание на тех, кто стоял сейчас у подножия высокого трона. Вернее, стояла лишь одна фигура. Темная принцесса вышла вперед со своим новорожденным ребенком, когда как ее сестры бессильно лежали у ее ног. Самая старшая, с длинной золотой косой, все еще держала в руках свое дитя, плача и качая его на руках. При этом алая ткань, которой был укутан младенец, была объята солнечным пламенем, которое, впрочем, не вредило ничему и никому. Вторая же сестра, казалось, и вовсе потеряла сознание. Распластавшись на полу в агонизирующей, но в тоже время не лишенной театральности позе, она закрывала лицо руками и изгибала спину, совсем забыв про своего ребенка, которого подхватили ее служанки. Феликс успел увидеть, когда те уносили красивый сверток, как из него выпало несколько белых пушистых перышек.

Третья же принцесса не обратила на страдания своих старших сестер ни малейшего внимание, а ее взгляд был сосредоточен на безликом посланце, который был укрыт тканью. Взгляды же всех остальных присутствующих были устремлены на нее и младенца, которого та держала в руках. Феликс отметил, что молодая принцесса держит ребенка второй парой рук, которые по-прежнему были закованы в драгоценные цепи.

— Кааптра, воистину тебе уготовлено мировое величие! — внезапно раздался напевный голос, и на этот раз он исходил от самого посланца. К тому же этот голос был намного более человеческий, и даже казался знакомым. Он был лилейным и чистым, а также отдающим потусторонней силой и сладкой лестью. Феликс попытался вспомнить, где он мог его услышать, но все увиденное и услышанное им за последнее время затмило предыдущие события. К тому же маленький никс стал опасаться того, что если слишком долго будет придаваться старым воспоминаниям, то упустит новые. А пока он думал, сладкоголосый посланец на троне продолжил говорить:

— Перед всеми земными правителями, яви же того, кому уготована судьба быть выше всего остального в этом мире!

Взгляды всех присутствующих владык устремились на ребенка, которого в этот момент подняла над их головами принцесса. Он все еще был замотан в шелковые пеленки, но верхняя часть ткани спала, открыв лицо младенца. Теперь и Феликс увидел, как вспыхнул над маленькой головой звездный ореол, и яркий дневной свет, который пробивался сквозь прозрачный купол дворца, в одночасье сменился мягким и убаюкивающим ночным спокойствием. Феликс было подумал, что это воспоминание стало таким образом меняться на новое, но по завороженным взглядам присутствующих королей, которые переводили удивленные глаза с ребенка на прозрачный купол и обратно, маленький никс понял, что и они увидели невероятные перемены, и как светлый день в момент стал глубокой ночью. Все тут же попадали ниц, увидев это чудо. Феликс же, затаив дыхание, смотрел на лицо ребенка.

Это был мальчик, и в этом не было никакого сомнения. И Феликс понял это не по тем признакам, по которым обычно отличают мальчика от девочки, а по золотым глазам, которые сейчас смотрели на него не только из миража воспоминаний, но и со стороны, оттуда, где стоял молодой ювелир.

— Это… — начал было Феликс, переводя взгляд с Эна на принцессу с младенцем.

За место ответа Эн развязал свою алую повязку с драгоценными медальонами, которая прикрывала его лоб, и маленький никс увидел, что его голову испещряют витиеватые серебряные узоры, такие же, какие были у его матери, а также сифов и ильвов.

— Вы… этот младенец. — ошарашенно пробормотал Феликс.

Вдруг зал наполнил повелительный голос принцессы Каа, который отскакивал от мраморных стен и заставлял кровь в жилах неметь от наполняющей его силы.

— Склоните же головы перед настоящим правителем Аина!

— Настоящим… — завороженно повторил Феликс, глядя в пустоту. Ему вспомнились другие слова, произнесенные Гелиосом. — Король настоящего. Один из трех Королей.

Он снова посмотрел на Эна, который продолжал невозмутимо стоять рядом, но теперь его взгляд снова был устремлен на мать, и было совершенно не понятно, о чем он сейчас думает. В золотых глазах были настолько сложные чувства, что даже Феликс, который довольно хорошо разбирался в людях, и мог без труда разгадывать простые намерения, не смог понять мысли Эна.

— Почему вы молчали? — наконец спросил Феликс. — Почему не сказали, кто вы есть на самом деле?

— А чтобы это изменило? — все еще глядя на молодую женщину, держащую младенца, проговорил Эн. — Ты выполнял свое предназначение, а я свое. Мы так или иначе вместе бы шли к цели, как это и случилось.

— О, это многое бы изменило! — Феликс стал чувствовать, как им овладевает праведный гнев на несправедливость, которую Эн проявил по отношению не только к нему, но и ко всем остальным его товарищам. Даже Дэй не знал о том, кем на самом деле являлся молодой ювелир! — Все это время вы знали! И… и молчали!

— Что я должен был знать, никс? — взгляд Эна стал чуть более холодным.

— Все! Про скрижаль, и про ее истинное назначение! Вы тот, кому предначертано владеть Великими Предметами и изгнать Зло! Но вы скрывали это! Вы лжец!

— Довольно! — сотрясающий голос Эна, отдающий властным эхом, в мгновение прорезал пространство, и миражи вмиг растаяли, словно их разогнал внезапно налетевший сильный ветер. И снова они оказались в центре грозовых туч, но теперь вспышки молний были не белые, а имели драгоценный солнечный оттенок, и больше других их было со стороны Эна, который смотрел на Феликса сердитым взглядом. — Ты, вор, смеешь обвинять меня во лжи?! Как ты можешь утверждать того, чего сам не знаешь?! С чего ты решил, что я должен знать о всех этих вещах, в которых ты меня только что обвинил?!

Феликс и сам того не осознавая, выставил перед собой меч, но Эн все еще стоял на своем месте и не сделал ни единого шага в его сторону. Тем не менее Феликс чувствовал сильную враждебность, которой были пропитаны его слова. На всякий случай он сделал несколько шагов назад, увеличив расстояние между собой и Эном.

— Но вы знали, кто вы есть на самом деле, и про скрижаль тоже знали. — уже менее уверенно проговорил Феликс.

— И что с того? До недавних событий мне не было известно о пророчестве. Да, я знал о могущественных предметах, но я и понятия не имел, для чего именно они предназначались. Моим врагом всегда был и остается проклятый народ зоар и их недостойные повелители Ва-Кельи. Ко всему прочему, ты и так узнал достаточно, чтобы выполнить свое поручение.

— И все же вы знали. — Феликс опустил меч, и сделал несколько неуверенных шагов вперед. — Разве сокрытие правды не является ложью?

— Укрытие правды является ложью лишь в том случае, когда оно искажает восприятие истины, что в свою очередь ведет к иным последствиям. — глаза Эна еще ярче засветились золотым огнем. — Но я не лгал тебе, никс. Я уже давно потерял свое королевство, и так же давно занимаюсь ювелирным делом. И если ты не расслышал меня в первый раз, то я повторю снова свой вопрос: Что изменилось, если бы ты узнал, кто я такой на самом деле? Ты развернулся бы и ушел?

Феликс не знал, что ответить. Ему хотелось сказать «да», но был ли это верный ответ? Гелиос тоже скрывал от него правду, куда более страшную, но тем не менее Феликс не испытывал такой обиды на него, как сейчас на Эна. Да и Дэй, и все остальные… Феликс только сейчас осознал, что большинство тех, кто вошел с ним в это древнее место, скрывали от него множество тайн, которые одна за другой раскрывались перед ним, словно страницы священной книги. Сначала Зено, которая представилась Приветочкой, потом Гелиос, Хольф и Арель. Даже Анастериан, и тот оказался вовсе не злым тираном, с которым так долго и бессмысленно боролся Гантэр, а героем, который пытался разгадать замысел врага.

Углубившись в свои мысли, Феликс только спустя некоторое время осознал, что вокруг него стало формироваться новое воспоминание. Грозовые тучи стали твердеть, превращаясь в серый камень, и в скором времени он вместе с Эном очутился в освещенной красными свечами пещере. Эта была та же самая келья с кривой расщелиной в потолке и пылающим алтарем, которую они видели совсем недавно, в другом воспоминании. Но на этот раз принцесса Каа не стояла на коленях перед разбитой плитой. Теперь она просто стояла в нерешительной позе, глядя на все того же загадочного посланца, накрытого белой тканью, который сейчас находился перед ней. И снова, глядя на плавно колышущуюся белоснежную ткань, Феликс подумал, что под ней не может находиться ничего, кроме пустоты и огня.

— Я не желаю так поступать. — тихо проговорила Каа, отводя взгляд в сторону от белой ткани.

— Но без этого нам не привести в мир нашего Господа. — сказал посланник приятным голосом, который в равной степени мог принадлежать как юноше, так и девушке. — Это необходимая жертва.

— Я не желаю этого. — повторила принцесса еще более тихим голосом, будто сама не верила в свои слова и боялась их произносить.

— Твои желания, о всевластная королева, безусловно имеют величайшую ценность. И многие из них уже успели сбыться, как ты могла заметить. — сладко пропел посланец, подплыв к ней еще ближе. — Исполнятся и другие, как только наш Господин придет в этот мир. Я не тороплю тебя, мудрая царица, но прошу еще раз подумать над тем, что мы обязаны исполнить. Ты являешься самой прилежной послушницей нашего Владыки, и за твои преданные усилия тебе воздалась величайшая радость. Подумай еще раз, моя предвечная царица, что будет дальше. После прихода Господина, ты станешь первой, после него, и у тебя будет все, что только пожелаешь.

Слушая их разговор, Феликс заметил, как на лице Эна появилась новая эмоция, которую маленький никс до этого не наблюдал. Это была смесь легкого удивления, смешанная с недовольством и любопытством. Чуть наклонив голову, он подошел ближе, но к этому времени воспоминание стало таять, а за место него начали вновь проступать украшенные драгоценными камнями стены уже знакомого им тронного зала. Правда теперь в нем просматривались небольшие изменения. Три высоких стула теперь исчезли, и их место занял величественный мраморный трон, на котором, среди бархатных подушек и одеял, восседала царица Каа. Ее внешний вид тоже претерпел разительные изменения, и теперь на смену черным траурным тонам пришли алые одежды цвета крови. И хоть они по-прежнему были исключительно строгими, и закрывали почти все ее тело, выглядели они намного более величественными и царственными, чем предыдущие платья. Ко всему прочему исчезла цепь на второй паре рук, которые теперь были скрещены в изящной позе на ее груди. Рядом же с троном раскачивалась украшенная сапфирами люлька, которая светилась изнутри мягким звездным оттенком.

На этот раз интерес Эна стал еще более явным, когда он увидел, кто стоял перед мраморным троном королевы. Небольшая группа бледнолицых зоарийцев, облаченных, как и всегда, в черные невесомые ткани с вкраплениями серебра, сбились в кучку за спиной белого посланца. Но взгляды их были обращены не на трон, а на сотни ощетинившихся в их сторону копий стражников, которые обступили их плотным полукольцом.

— Ты совершаешь непростительную ошибку, королева ночей! — раздался угрожающий голос белого посланца. — Одумайся, пока не стало слишком поздно! Милость нашего Владыки поистине велика, но не безгранична! Он не прощает предателей!

— Я сказала свое слово. — от звука этого голоса у Феликса побежали мурашки по всему телу. От него веяло таким холодом и враждебностью, какая может быть только у приставленного к горлу острого клинка.

— Мы обещаем, что не причиним светлому принцу вреда. — внезапно сменив свой угрожающий тон, пропел посланец. — Он будет жить в небесных чертогах Вальзоара, где за ним будут присматривать лучшие слуги этого мира. Он не будет знать нужды, клянусь именем нашего Владыки, да будет так!

— Довольно! — на этот раз голос королевы был подобен удару огненного хлыста. Поднявшись со своего места, Каа подошла к драгоценной люльке и закрыла ее своим телом. — Убирайтесь с этой земли! Кто бы вы не были, и кому бы вы не служили, прочь! Если такова воля хозяев небесных Дворов, то я отрекаюсь от нее!

В этот момент один из зоарицев угрожающе зашипел, и вытащив из складок своей легкой одежды кинжал, черной тенью бросился на королеву. Все это произошло настолько быстро и неожиданно, что стражники не успели среагировать и заслонить свою повелительницу. Темным призраком проскочив вперед, зоариец был уже в нескольких шагах от Каа, когда зал наполнил голос всесокрушающей силы. Это было всего одно Слово, которое вырвалось из уст королевы. Оно было переполнено той же запредельной и безграничной силой, что и молитвы старых монахов, которых Феликс видел в Приделе Скорби, привязанными вверх ногами к мертвым деревьям. При всем своем желании Феликс не смог бы повторить или даже запомнить его, к тому же оно было куда более сильным, чем тот шепот, который издавали перевернутые вниз головой священники. Казалось, будто это Слово зрело внутри королевы целую вечность, и бесконечно повторялось ей в мыслях, пока наконец не вырвалось наружу. Мистическим эхом прокатившись по залу, оно застыло в воздухе, и вместе с ним, где-то в далеких небесах, послышался звон затихающего колокола, словно отзвук прогремевшего грома. Следом за этим звуком, всего лишь на мгновение, но позади головы королевы вспыхнул черный звездный нимб, после чего к ее ногам рухнул бездыханный труп зоарийца. Его красивая гладкая кожа вмиг высохла и почернела, а невесомая одежда истлела, превратившись в груду грязного дымящегося тряпья. Когда же Каа обратила свой взгляд на остальных пришельцев, то из ее сияющих серебром глаз текли кровавые слезы, а на губах пылали золотом витиеватые узоры. В купе с ее алой одеждой, это придавало образу королевы еще более величественный и пугающий вид.

— Прочь. — тихо промолвила она, но ее голос, в наступившей тишине показался Феликсу очень сильным, как если бы она выкрикнула этот приказ. — Прочь с моих земель, смертные отродья Хасиналя! И ты, порожденье лжи и предательства, огнеликий Певец ларийских садов! — Каа метнула преисполненный злобы взгляд на белого посланца, что стоял впереди зоарийцев. — Прочь! Вам нет места на этой земле, а скоро не найдется места и во всем Аине! Так говорю я!

Феликс увидел, как белый посланец сделал жест, напоминающий легкий поклон. И в это мгновение и он, и остальные присутствующие в зале, включая всех стражников, растаяли в воздухе. Теперь царица была одна. Она вновь оказалась на своем широком троне, а ее одежды к этому времени успели измениться. Они по-прежнему были строгими, но уже другими, хотя все еще алого цвета. Помимо этого, исчезла и драгоценная люлька, а ее место теперь занял маленький столик с экзотическими фруктами. По обеим сторонам зала появились множество красивых служанок вперемешку с застывшими в одинаковых позах стражниками. В одном из углов Феликс так же заметил молодого писаря, который выводил большим павлиньим пером узорчатые письмена, срисовывая их с расположенного перед ним манускрипта. Так же, непонятно откуда, доносилась плавная мелодия, похожая на звуки флейты, хотя это в той же степени могло быть и пение райских птиц. Перед троном же королевы находился длинноволосый художник, который, вне всяких сомнений, писал картину своей царицы. Феликс и до этого доводилось видеть волосы невероятной длины, а поэтому художник, волосы которого водопадом спадали почти до пола, не особо привлек его внимание. Взгляд молодого мастера, как и взгляды всех остальных слуг, был покорным и сосредоточенным на своей работе.

— Что это сейчас было? — недоуменно спросил Феликс у Эна, убедившись, что ничего необычного в новых миражах пока не происходит. — Ваша мать была в сговоре с зоарийцами?

— Для меня самого эта новость оказалось неожиданностью. — хмуря лоб ответил Эн. — Моя мать не рассказывала об этом.

— И что это за «владыка» такой, которого они все время упоминали? Неужели они говорили про Ашримуна?

— Я уже ответил на твой вопрос, никс, и других слов у меня для тебя нет. — сурово проговорил Эн.

Но не успел Феликс придумать у себя в голове новый вопрос, как тронный зал наполнил звонкий детский смех. Оглядевшись по сторонам, маленький никс увидел, как через высокие деревянные двери в зал вбежали несколько детей. Это были три мальчика и одна девочка. Смеясь, они словно озорные мыши, разбежались в разные стороны, стремясь поскорее спрятаться. Один мальчик тут же пролез за длинную штору, а тот, что бежал следом за ним, спрятался под синим плащом одного из стражников, который даже глазом не моргнул и продолжил стоять, словно каменная статуя. Оставшиеся же мальчик с девочкой залезли под цветастый гобелен с изображением луны, висевший на противоположной стене, и тут же уронили его.

Все это время за ними пристально наблюдала королева, при этом вид у нее был такой, словно она смотрит какое-то интересное театральное представление. Облокотившись на одну из рук, она взяла с золотого блюдца немного винограда, и не глядя отправила несколько ягод в рот, при этом все еще с интересом следя за детьми. Художник же, заметив, что королева поменяла позу, со спокойным видом отложил кисти и стал работать над задним фоном картины, убирая лишнюю краску с помощью смоченного в воде бархатного платка.

В этот момент в зал вошла, скорее всего, одна из близких прислужниц королевы, которой было велено присматривать за детьми. Она вела за руку еще одну, совсем уж маленькую девочку, которая, судя по раскрасневшемуся лицу, недавно плакала. Кинув быстрый и немного испуганный взгляд на трон, прислужница низко поклонилась королеве, а затем, с явной наигранностью стала искать детей, делая вид что не замечает, как они перешептываются в своих укрытиях. Девочка же, шагая с ней рядом, несколько раз с любопытством глянула на трон, и даже пару раз, с невнятным детским мыканьем, ткнула в сторону королевы пальцем.

Посмотрев на Эна, и поняв, что тот больше ничего не хочет ему сказать, Феликс прошел вперед чтобы лучше рассмотреть детей. У него не было сомнений, что среди них есть и сам молодой Эн, — или как назвала его мать — Сахимэль, — а иначе королева вряд ли бы позволила так бесцеремонно вести себя в ее присутствии. Но дело в том, что все дети были в богатых одеждах, и так быстро разбежались, что Феликс просто не смог их толком разглядеть. К тому же он не заметил ни у одного из них того самого сложного узорчатого нимба над головой, который сиял у младенца в предыдущем воспоминании. Поэтому Феликс подошел к самому ближайшему из мальчишек, который прятался за тяжелой шторой. Тот как раз выглянул из своего укрытия чтобы разведать обстановку. Но это оказался не Эн, хотя мальчик так же был довольно мил. По длинным бровям и заостренным чертам лица было понятно, что он был прямым потомком эйнов, или как их теперь называют, арлекинов.

Феликс не стал долго разглядывать его, и переключился на другого мальчика, который прятался совсем рядом, под плащом у неусыпного стражника. На этот раз интерес Феликса возрос многократно, когда он увидел белоснежные перья, высовывающиеся из-под синей ткани. Служанка, которая только что прошла мимо, сделала вид что не заметила их, хотя не увидеть эти подрагивающие крылья мог лишь полный слепец. Даже маленькая девочка попыталась их ухватить своими короткими пальцами, но не смогла дотянуться. После того, как служанка повернулась к стражнику спиной, полы плаща ненадолго поднялись, и Феликс смог разглядеть под ними испещренное золотыми узорами прекрасное лицо, и волосы, цвета серебра. Без сомнений, это был самый красивый ребенок, которого Феликс видел в своей жизни, но тем не менее это был не Сахимэль. Возможно, это был его двоюродный брат, и сын принцессы Баа. Малышка же, которую вела за руку служанка, явно играла в прятки лучше ее, и уже несколько раз указала пальцем на те места, где прятались дети.

Осталось лишь одно место, где мог прятаться маленький принц. Феликс, а вместе с ним и служанка, как раз направились в его сторону. Прислужница королевы уже достаточно подыграла детям, да и девчушка, которая шла с ней рядом, уже без устали указывала на упавший гобелен, продолжая издавать непонятные детские звуки, которые еще не могли соединиться во внятную речь. Феликс увидел, как зашевелилась украшенная гербами тяжелая ткань, когда служанка подошла ближе. Не было никакого сомнения, что тот, кто под ней прятался, вот-вот будет найден. Но как только служанка приподняла упавший гобелен, то Феликс увидел под ней лишь золотовласую девочку. Она была тоже преисполнена красоты и благородства, и даже в тенях гобелена ее светлые волосы переливались таким драгоценным оттенком, будто на них падали лучи яркого летнего солнца.

Но Сахимэля нигде не было, и это повергло в недоумение не только служанку и Феликса, но и саму королеву, которая продолжала следить за ними. Но не успел никто ничего сказать, как из-за спины стражника, который стоял рядом с гобеленом, выбежал молодой принц, и быстро подскочив к служанке, сорвал с ее пояса крохотный серебряный колокольчик. Маленькая девочка, которая шла рядом со служанкой, тут же со слезами попыталась отнять колокольчик, но Сахимэль уже успел отпрыгнуть на несколько шагов назад.

— Ха-ха! Мы вновь победили! — восторженно произнес он, позвенев колокольчиком у себя над ухом. — Тебе следовало спрятать его где-нибудь в другом месте, чтобы мы тоже его искали. — с небольшой досадой произнес принц, пока маленькая девочка уже во всю рыдала, и топая ногами, пыталась дотянуться своими крохотными ручками до колокольчика. — А так, получается, что ты сама принесла его нам. Ты совсем не умеешь играть в прятки, Харамун.

Феликс смотрел на молодого принца, и не мог поверить, что когда-то Эн был таким беззаботным мальчишкой. Но то, что перед ним был именно сын королевы, не было никакого сомнения. На его лбу были те же самые переливчатые узоры, что и у настоящего Эна, который тоже подошел к нему, и сейчас не отрываясь смотрел на самого себя в молодости. Да и другие черты лица были схожи. Феликс так же отметил, что у маленького принца не было никаких украшений, и одежда была очень свободной и не стесняющей движения, когда как у других детей, которые уже успели выбраться из своих укрытий, были надеты всевозможные драгоценные браслеты, кольца и серьги. Видимо, он заранее их снял, чтобы они своим звоном не выдали его.

— Может, колокольчик стоило отдать нашей маленькой звездочке? — проговорила золотовласая кузина Сахимэля, которая, подойдя к плачущей девочке, обняла ее сзади и попыталась успокоить.

— Ни в коем случае! — принц тут же сжал кулак с серебряным колокольчиком. — Рамунэль все тянет в свой непослушный рот, так что она бы его просто съела, и мы бы никогда не выиграли!

— Вот-вот. — вставил длиннобровый мальчик-эйн. — Рамунэль жуткая капризнулька, зачем мы вообще взяли ее с собой играть? Нужно было оставить ее с другими женщинами.

Сейчас, когда дети выбрались на свет, Феликс смог понять, что всем им примерно по семь-восемь лет. Маленькой же Рамунэль не было и двух. До этого Феликс никогда не встречал таких молодых принцев и принцесс, а поэтому видеть разодетых в изысканные королевские одежды детей было довольно странно. Все они походили на уменьшенные копии взрослых правителей.

— Не будь так строг, Синоэ. — улыбаясь проговорила старшая девочка. — С ней гораздо веселее играть в прятки.

— Она чуть не выдернула мне еще одно перо! — воскликнул красивый мальчик с крыльями. Феликс отметил что на его одежде сзади имелся большой вырез, через которые и вылезали наружу два белых крыла. — Оно было бы уже третье на этой неделе.

— Ты их что, еще и пересчитываешь? Они и так у тебя отваливаются, что только успевай подбирать. — ответила девочка. — Ничего бы страшного не случилось, если Рамунэлька оторвала бы у тебя еще парочку.

— Успокойте ее уже наконец! Надоела. — не выдержал, и встрял в разговор Сахимэль. Феликс сразу понял, что это была не просьба, а самый настоящий приказ. Следом за этими словами с расписных скамеек вскочили несколько придворных дам, которые до этого делали вид, что ведут между собой тихие беседы, и тут же принялись утешать малышку. Даже другие мальчишки, которые до этого жаловались на капризы маленькой Рамунэль, стали всячески ее утешать. Но лучше всего вышло у златовласой кузины принца, которая сунула ей под нос одну из своих ярких прядей, на которой поблескивали украшения.

В этот момент по залу пронесся уверенный и низкий голос королевы Каа.

— Харамун, подойди ко мне.

Оставив малютку Рамунэль на попечение придворных дам и других детей, служанка поспешила к высокому трону, при этом не теряя плавной грации в движениях. Из-за длинных одежд, которые волочились за ней, словно хвост сказочной птицы, казалось, будто она просто подплыла к ногам королевы.

— Ваше величество, чем недостойная жрица может услужить вашему сердцу? — услышал Феликс немного напуганный голос служанки, когда та упала на колени перед ступеньками высокого трона.

— Встань, и поднимись ко мне. — потребовала королева. — Я хочу слышать твое дыхание.

Служанка тут же поспешила выполнить приказ, заняв правую сторону от трона, так как слева стоял столик с фруктами. Феликсу тоже пришлось подняться, чтобы расслышать, о чем они переговариваются. Взрослый же Эн занял место перед троном, и по его внимательному взгляду было ясно, что он тоже вслушивается в разговор.

— Я хочу знать, что точно случилось вчерашней ночью. — проговорила королева. — Мой капитан стражи, видимо, слишком ценит слова, и не хочет делиться ими со мной, хотя и говорит, что просто не хочет лишний раз обременять меня их весом. Но я вижу, что в его речах нет всей правды, которую я хочу знать. Тебе же, я уверена, известны все подробности произошедшего. Как настоящие, так и выдуманные. Но ты уже и сама знаешь, что именно я хочу услышать. Говори, и не таи, потому что я увижу ложь, какой бы она не была.

— Для ничтожной служанки будет великой честью исполнить вашу волю, моя лучезарная королева. — еще раз поклонилась прислужница, а затем, еще немного понизив голос и наклонившись к уху королевы, начала быстро говорить. — Дворцовые девы шепчутся, что вчера ночью кто-то проник в верхние палаты. Стража, конечно, это отрицает, но я сама слышала, как командир Зирамун отдавал приказ слугам поскорее убрать кровь на верхних этажах, а когда я сегодня проходила мимо кухонь, то слышала, как поварята шептались, будто видели, как ночью из дворца вынесли несколько тел. Некоторые утверждают, что это были тела презренных зоаркир, которые и проникли под покровом ночи во дворец.

Было видно, что королева внимательно слушает каждое слово, но при этом ее взгляд был направлен на сына, который теперь начал показывать маленькой Рамунэль фокусы с колокольчиком. Смеясь, он то убирал его, скрывая в кулаке, то вновь доставал, иногда за ухом маленькой девочки, а порой из длинных волос своей кузины. В конечном итоге Рамунэль вновь разревелась, то ли из-за того, что не понимала в чем состоит фокус, то ли просто из-за того, что ей не давали поиграть с тем, чего она хочет.

— Значит это низменное племя набралось невежества выступить против меня. — на лице Каа появилась зловещая улыбка. Все еще не отрывая взгляда от сына, королева продолжила говорить. — Можешь ступать. И когда будешь уходить, прикажи слугам найти мне Зирамуна, и других моих генералов. Пусть все прибудут к моему трону.

Феликс не услышал ответа служанки, так как воспоминание начало меняться. На этот раз перемена была подобно сильному землетрясению, хотя Феликс и не ощутил на себе его физического воздействия. Тем не менее дворцовые стены вокруг него стали трястись и осыпаться, а все люди растаяли, как и раньше, словно ледяные скульптуры. Пока происходили перемены, Феликс переглянулся с Эном, который так и стоял на своем месте. Глядя на него, маленький никс решил поинтересоваться насчет его настоящего имени.

— Так значит вас зовут Сахимэль?

— Такое имя дала мне мать. — кивнул Эн. — А если быть точнее, то Сахимэль Эн Нэгарст Валь-Элай.

— О, значит мне следует поблагодарить вас за то, что вы не представились мне полным именем. Было бы довольно проблематично запомнить такое сложное сочетание слов, не говоря уже о том, чтобы его правильно произнести.

— Но теперь, когда ты его знаешь, начни называть меня полным именем. — как обычно, повелительным тоном, проговорил Эн, а затем направился к трещине в стене, через которую проглядывалась длинная пустошь, с какими-то постройками и неясными тенями, снующими в разные стороны.

— Всем сердцем надеюсь, что вы сейчас пошутили… — немного встревоженно пробормотал Феликс, направляясь следом за молодым ювелиром.

Феликс хотел сказать еще что-то по поводу имени, но эти мысли мигом улетучились из его головы, когда он, пройдя через образовавшуюся трещину, очутился в уже знакомом ему месте. Это была уходившая за горизонт мертвая земля, в центре которой возвышался величественный город Алгобсис. Но пока что темно-алые тучи не затянули все небо над его крышами, и оно было до невозможности голубым и мирным. Тем не менее эту относительно спокойную картину портило бессметное войско закованных в яркие доспехи воинов, которые выстроились у стен неприступного города. На воздетых вверх знаменах развивалось светлое солнце, которое восходило на ночном небе, роняя лучи на крылатый меч, который находился под ним. Тысячи солдат стояли в волнительном ожидании, пока за стенами города в голубую высь поднимались вереницы черного дыма. Небольшой отряд рыцарей в алых латах выстроился у опущенных решеток города, готовый встретить врага, хотя шансов на победу у этой кучки отважных воинов было столько же, сколько у муравья проглотить медведя.

Следуя за Эном вдоль многочисленных рядов солдат, Феликс подумал, что тот, видимо, знает куда идти, и какое именно событие сейчас происходит. И подозрения маленького никса быстро подтвердились, когда они вышли к передней линии войска, где, ко всему прочему, стояли и главные военачальники. По крайней мере так подумал Феликс, но приглядевшись, увидел, что помимо разодетых в искусные доспехи мужчин, там стояли и несколько женщин. В частности, там была королева Каа, которая держала в руках странное оружие, похожее на зазубренный ритуальный серп, который был объят пугающим черно-золотым пламенем. Также там была златовласая кузина, которая уже заметно подросла, и теперь была почти не отличимая от своей высокой матери, которую Феликс видел до этого. Она, как и стоявшая рядом королева, была облачена в элегантные облегающие тело доспехи, поверх которых была наброшена шелковая красная ткань, которая трепетала на ветру, что придавало вид, будто доспех объят огнем.

Как только Феликс подошел поближе, то тут же понял, что между всеми этими высокородными людьми шел какой-то жаркий спор. Но сильнее всех негодовал высокий юноша, в котором Феликс не сразу признал Сахимэля. Он, как и все остальные, был облачен в роскошные черные латы, которые отливали радужным блеском, в зависимости под каким углом смотреть, а порой, когда молодой король поворачивался или отходил в сторону, Феликсу казалось, что его доспехи и вовсе меняют цвет, будто хамелеон, который пытается слиться с северным сиянием.

— Что значит оставить город?! — с раздражением и злобой воскликнул Сахимэль, быстро подходя к королеве. — Ты сама себя слышала?! Мы стоим на пороге победы, а ты предлагаешь просто отступить?!

Феликс был абсолютно сбит с толку, увидев перед собой эту непривычную картину. Мало того, что Эн облаченный в латы уже выглядел довольно необычно, хотя доспехи ему очень шли, так еще и его эмоциональное поведение шло в разрез с тем, что привык видеть Феликс. Это был совершенно другой человек, почти полная противоположность спокойному и взвешенному Эну, который сейчас стоял рядом, и холодно смотрел на самого себя. При этом черты лица и возраст у обоих был примерно одинаковый. Отличием было лишь то, что у Сахимэля волосы были чуть короче, чем у настоящего. Тем временем, уже король Сахимэль, продолжал спорить с матерью:

— Это не обсуждается! Мы возьмем этот ничтожный клочок земли во чтобы то ни стало! Я лично сожгу каждого, кто осмелиться противиться моей воле! И я не желаю слышать никакие оправдания, к тому же они совершенно неуместны в сложившейся ситуации! Я не вижу ничего, что помешало бы мне осуществить задуманное!

— Ты не понимаешь! — во взгляде Каа на секунду промелькнул страх смешанный с яростью, но она быстро подавила его, сменив гнев на более нейтральный и даже льстивый тон. — Эта земля проклята. Она не стоит того, чтобы за нее сражались и гибли наши люди. Посмотри, — она обвела рукой голую пустошь, которая окружала город, — тут нет ничего, кроме забвения. Эта земля лишена могущества.

— Мне плевать. — взгляд короля тоже переменился, и теперь стал холодным и непреклонным. — Все в этом мире склонится перед моей волей или сгинет в небытие. Отступление равносильно проигрышу, — он повернулся к матери спиной, и все также холодно посмотрел на высокие стены Алгобсиса, — милосердие удел слабых. Если они не желают признать меня своим повелителем, то я обращу их жизнь в прах.

— Сын мой, прошу… — Каа любовно прильнула к спине Сахимэля, и обняла его всеми четырьмя руками, выронив горящий серп на потрескавшуюся землю. Феликсу даже стало немного неловко смотреть на них, так как Каа была все такой же молодой и красивой, и совершенно не выглядела как мать, обнимающая сына. — Ты полноправный владыка всех земель, а небо твой трон. Но есть народы, которые в своих далеких и диких краях еще не знают об этом. Не стоит тратить силы на ничтожную горстку отщепенцев, время которых уже на исходе.

— Ты права. — Сахимэль сделал шаг вперед освобождаясь от объятий матери. — Мы не будем растрачивать время. Он повернулся к военачальникам, которые, увидев его взгляд, тут же все попадали на колени. — Приведите мне Рахамуна. Пусть изложит этим невежественным глупцам мою волю.

Не прошло и минуты, как между рядов появился высокий мужчина в длинных атласных платьях. Феликс мигом признал в нем кузена Сахимэля, но не сразу обнаружил его крылья, которые теперь оказались сложены таким изящным образом, что походили на белый плащ, который покрывал плечи и спину. По его виду было ясно, что он бы не воином, а скорее занимал руководящую должность советника короля.

Не говоря ни слова, он, вместе с королем, вышел вперед войска, и теперь все взгляды были устремлены только на них. Как только они остановились, Рахамун расправил свои белые крылья, и все солдаты за его спиной разом, как и их военачальники, упали на колени. Даже лошади, и те склонили свои гривы в явном повиновении.

— Нечестивые безумцы и глупцы! — вдруг раздался громкий и поражающий своим величием голос, который разнесся во все стороны, эхом отдаваясь в небесах и далях. — Перед вами стоит владыка всего мира и несчастных душ, что населяют его! Отриньте пустые веянья, которыми полнятся ваши ничтожные мысли! Все это время вас вскармливали ложью ядовитые языки лжепророков! Лишь один в этом мире достоин править всеми! Узрите же, невежи, силу Короля всех земель Аина!

В этот момент грянул гром, и чистое синее небо начало сменяться на такую-же безмятежную звездную ночь. Изменения были плавными, но довольно быстрыми. Не прошло и десяти секунд, как день стал ночью. Вместе с этим над головой Эна воссиял тот самый сложный ореол, который Феликс видел раньше. Теперь уже на колени опустились и высокородные повелители, в том числе и сама Каа. Все вокруг застыло в абсолютной покорности. Но продлилось это не долго.

Сначала слабо, а затем все сильнее, но стены Алгобсиса тоже стали источать загадочный светлый ореол. Тогда Феликс увидел, что не все небо окутала ночная пелена, и маленький голубой кусочек еще оставался виден среди темных красок. Именно через него, словно сквозь чердачное окошко, пробивались лучи света, которые освещали город точь-в-точь как чудеса, которые изображались на старинных церковных фресках и гравюрах.

— Сила твоя поистине безмерна, Король! — раздался новый голос, в котором Феликс мигом узнал белого посланца. — Но не стоит умалять власть тех, кто одарил тебя этой силой! Может быть в этом мире тебе и нет равных, но земля, на которой ты стоишь, хранима истинным Владыкой всех Миров! Тебе не заполучить ее, как бы ты не старался! Оставь нас, ибо все уже предрешено, и тебе не в силах это изменить!

Даже сквозь воспоминания Феликс почувствовал, как от Сахимэля, окруженного драгоценным ореолом, повеяло устрашающей злобой. И хоть он по-прежнему сиял ярким светом, тени по краям его ореола зашевелились, словно темный дым, который клубится снаружи стеклянной лампы, но не может проникнуть внутрь. Ряды солдат позади короля накрыла такая зловещая тень, что все они разом стали походить на окаменевшие статуи. Даже их доспехи перестали отражать свет. Медленно повернувшись назад, Сахимэль устремил холодный и совершенно безразличный взгляд на свою златовласую кузину, которая одна из немногих еще выделялась на фоне серой безликой массы.

— Фасинэль, принеси мне свой огонь. — произнес он с холодным равнодушием.

— Как будет угодно вашему милому сердцу, мой повелитель. — не поднимая головы, тихо ответила златовласая девушка.

После этих слов Фасинэль сняла с пояса украшенный рубинами кинжал и вонзила его в землю. Затем она сложила руки так, как если бы хотела набрать в них воды, после чего Феликс увидел как в них сам собой появился огонь. Разомкнув руки, она вылила его на кинжал, и тот запылал золотым пламенем. Вытащив горящее оружие, и все еще не поднимая головы, Фасинэль встала на ноги и подойдя к Эну, передала ему пылающий клинок. Взяв его за лезвие, словно звездный крест Владык, король повернулся к ней спиной и вновь обратил свой взгляд на непокорный город. Всего мгновение он всматривался в него своими драгоценными зрачками, а затем закрыл глаза, будто монах, готовящийся прочитать очень трудную и важную молитву. В этот момент огонь, которым был объят кинжал, стал быстро увеличиваться в размерах. Но вел он себя совершенно не так, как подобает обычному огню. Он стекал водопадом на землю как вода, и медленно полз к городу, словно нарастающая лавина, с каждым ударом сердца увеличиваясь в размерах. Вскоре огонь разросся до таких невиданных масштабов, что заслонил собой все стены города, и глазам Феликса стало больно на него смотреть. Но внезапно все потемнело, и воспоминание полностью исчезло, оставив после себя уже знакомые Феликсу темные облака, пульсирующие всполохами молний.

— Что случилось? — спросил Феликс, озадаченно смотря по сторонам. Эн стоял в нескольких шагах от него. — Что случилось с городом? В смысле, он ведь не сгорел, так?

— Сгорел. — спокойным тоном ответил Эн. — В тот день от него не осталось даже стен.

— Как же так? — удивился Феликс. — Но мы ведь были в нем, и он был в точности таким же, как и в этих миражах. — внезапно Феликс осознал, что Алгобсис и в самом деле не изменился за все это время, хотя маленькому никсу даже не представлялось сколько веков могло пройти с того момента.

— Через год, после того, как я стер его с лица земли, этот город вновь появился на том же месте, таким, каким был прежде. И сколько бы раз я не разрушал его, он снова возрождался там, где и был. Наконец меня утомила эта бессмысленная игра, и я оставил его в покое, вычеркнув его из истории и памяти людей.

— Это ужасно. Неужели не было иного выбора? — на Феликса накатила волна грусти.

— Сейчас, вспоминая то время, я начинаю жалеть о том, что не воспринимал это место серьезно. — Эн задумчиво опустил взгляд, погрузившись в свои собственные, невидимые Феликсу, воспоминания. — Для меня это место было не больше чем камень, который лежит перед дворцом и портит своим невзрачным видом всю картину. В итоге я перестал его замечать, предоставив решать эту проблему моим вассалам.

Внезапно Эн поднял голову, как если бы услышал, что его окликнули по имени, и устремил странный, наполненный тревогой и нетерпением взгляд в ту сторону, откуда теперь полился яркий свет. Окутав все пространство, свет сформировал новое воспоминание.

На этот раз они очутились посреди бескрайних песчаных дюн, где на небольшом клочке зеленого оазиса располагалось строение, которое Феликс воспринял как некий экзотический храм. Построенный из белого камня, он был пирамидальной формы, и отдаленно напоминал Храмы-Города, правда был не таким мрачным и гнетущим. Легкий ветер безмятежно трепетал невесомые цветные занавески, которые выполняли функцию дверей, а по наклонным стенам с приятным звуком стекала кристально чистая вода, которая распределялась по желобам и уходила к маленькой реке, огибающей все каменное строение. Эту блаженную и мирную картину не портила даже крохотная деревушка, которая расположилась у подножия храма. Феликс увидел водяное колесо, которое медленно и спокойно поворачивалось, скрепя досками, когда на него с приятным журчанием падала вода со стен пирамиды. Люди же здесь были подобны стае фламинго — чистые и спокойные, они, казалось, совершенно не знали забот. Единственное, что выделялось на их фоне, была длинная процессия карет и паланкинов, которая подбиралась к этому райскому уголку. Но больше всего Феликса удивила реакция Эна, который быстрым шагом направился к остановившейся у подножия храма процессии. До этого Эн не проявлял такой сильной настойчивости, и Феликсу стало интересно, что именно так взволновало молодого ювелира.

Подойдя вместе с ним к самому большому паланкину, который Феликс когда-либо видел в своей жизни (его одновременно несли двенадцать крепко сложенных мужчин), маленький никс увидел, как сквозь алые занавески вышла королева Каа. На этот раз ее одежда была менее строгая, что вполне обуславливалось беспощадно палящим солнцем. Королева была обмотана легкими тканями, которые извивались совершенно непонятным образом, словно были живыми. А пока Феликс рассматривал королеву, вслед за своей матерью из огромного паланкина вышел и сам король. На нем так же были свободные ткани и длинная юбка красно-белых оттенков, украшенная драгоценностями. Взгляд его золотых зрачков тут же устремился на подоспевшего к его ногам одного из жителей деревни, который оказался стариком с длинной раздвоенной бородой и цветочным венком на голове. Феликс подумал, что это был староста, так как все остальные жители явно полагались на него, застыв в трепетном предвкушении.

— Для скромных слуг невообразимая честь быть замеченными повелителем всего сущего. — упав на колени, проговорил старик. — Что мы можем сделать, чтобы доставить радость вашему светлому сердцу?

— Ты прекрасно знаешь, для чего я здесь. — холодно ответил Сахимэль, глядя на старика сверху вниз как на пустое место. — Веди нас к своей небесной деве, или кому вы там поклоняетесь?

Некоторое время старик не смел пошевелиться, уткнувшись носом в белый песок у ног Эна. Пауза вышла довольно долгой, но при этом никто не высказал какого-либо недовольства. Выжидательные взгляды королевы и ее сына были все так же направленны на старика, руки которого теперь стали дрожать от страха. Феликсу показалось, что тот не хочет выполнять приказ короля, но при этом боится последствий, которые могут вызвать его неповиновение. Но пронзающий взгляд Сахимэля наконец пересилил его смертную волю, и старик медленно поднялся на ноги, при этом вид у него был такой, будто он идет на эшафот.

— Как будет угодно вашей светлой воле, мой добрый повелитель.

Феликсу показалось, что старик в одночасье постарел еще на несколько десятков лет. До этого быстро передвигающийся, сейчас он шел, сгибая спину и трясся всем телом. Его кожа стала бледной, и казалось, что он вот-вот упадет в обморок. Но одного взгляда королевы, которая молча посмотрела на своих слуг, хватило, чтобы к старику подоспели двое сильных юношей, которые подхватили его под руки, помогая тому идти дальше.

Не спеша, они стали подниматься по украшенной драгоценностями лестнице, направляясь к темному входу в храм, из которого веял приятный ветерок, колышущий невесомые занавески, которые своими плавными движениями будто бы заманивали к себе, как руки южных танцовщиц из Старых Городов. Сахимэль вместе со своей матерью медленно поднимались вслед за старостой, не обращая внимания на прикованные к ним взгляды жителей деревни, которые теперь разом побросали все свои повседневные дела. Феликсу даже стало немного не по себе от их одинаковых выражений лиц, в которых теперь, помимо страха и благоговения перед внезапно посетившим их правителем, просматривалось еще и странная тревожащая черта. Феликс подумал, что они похожи на статуи священнослужителей, которые сурово смотрят на грешников, когда те приходят исповедоваться в храм. Возможно, что эта деревня действительно была некой общиной монахов, которые присматривают за одиноким святилищем.

— Что это за место? — спросил Феликс у настоящего Эна, но тот уже успел подняться по ступенькам и не услышал его вопроса.

К тому времени, когда маленький никс поднялся наверх, испуганного старосту уже подвели к проходу внутрь. Без каких-либо слов, старик просто указал трясущимся пальцем на темный вход. Теперь, помимо приятного ветерка и журчания воды, Феликс стал улавливать безмятежную мелодию, которая была такой тихой, что не воспринималась ушами, а казалось, просачивалась прямо в его мысли.

Еще раз взглянув на испуганного старика, Сахимэль хотел было уже войти, но его остановила одна из рук матери.

— Будь осторожен сын мой. — тревожно проговорила она, но король лишь смахнул ее руку, даже не удостоив ее взглядом.

Подойдя к радужным занавескам, он отвел их в стороны и прошел внутрь. Каа, Феликс и настоящий Эн последовали за ним. И первое, что они увидели, было просторное светлое помещение ярких живительных оттенков. Вдоль всех стен, за исключением основного прохода, тянулся канал, наполненный чистой водой. В нем росли всевозможные цветы и плавали экзотические рыбы, рядом с которыми порхали такие же удивительные птицы. Весь пол был усыпан разноцветными лепестками, которые кружили в плавном танце, и создавали таким образом сложные многоцветные узоры, которые не могли быть обычным совпадением форм. Складывалось впечатление, будто какая-то божественная сила управляет ветром, и тот рисует с помощью лепестков и цветного песка множество неизвестных символов, которые постепенно сменяли друг друга в этом удивительном и медленном хороводе. В центре же помещения, окутанная солнечным светом, сидела женщина с такими белыми волосами, что Феликсу стало больно на них смотреть. Но его глаза быстро привыкли к этой неземной белизне, и он отметил, что женщина была очень красива. Ее бледную кожу так же украшали характерные для ильвов и сифов золотые узоры, а глаза были жемчужно-серого оттенка. Она была одета в черное длинное платье, что придавало ей сильное сходство с зоарийцами. Еще сильнее Феликс забеспокоился, когда увидел, что сидит она перед стеклянным алтарем, на котором лежало тело какого-то старика.

Глядя на женщину, Феликс увидел, как Сахимэль медленно подходит к ней, словно настороженный охотник, который хочет схватить живьем белоснежного лебедя. И еще раз Феликс поразился сходству этой молодой женщины с зоарийцами, и ему в голову закралась мысль, что это могла быть их принцесса или какая-нибудь верховная жрица. А тем временем взгляды как короля, так и его двойника, были прикованы к молодой женщине, и оба смотрели на нее так, как если бы другого мира для них и вовсе не существовало. Не отводя глаз, Сахимэль поднимался по ступенькам, даже не глядя под ноги. Эн же просто уселся на одну из ступенек, все также не сводя золотых глаз с женщины.

Медленно подойдя к стеклянному алтарю, король, наконец, оторвал околдованный взгляд от бледнокожей женщины, и теперь внимательно смотрел на старика, который лежал, укутанный покрывалом из цветов. Приглядевшись внимательнее, Феликс отметил, что хоть тот человек и был невероятно стар, его серебристые волосы все еще были пышными и ухоженными, и водопадом спадали по краям алтаря. Так же Феликс увидел все те же золотые узоры, которыми была испещрена морщинистая кожа незнакомца. Наверное, когда-то он тоже был очень красивым, но время его не пощадило. Иссохшие руки были сложены на застывшей груди, отчего становилось ясно, что этот старик уже был мертв. Сахимэль же тем временем провел рукой по золотым узорам на бледном лице старика, а затем взял в руку одну из седых прядей и пропустил ее сквозь пальцы.

— Почему у недостойного смертного на теле небесные знаки? — проговорил он, вновь направив взгляд на молодую женщину.

В этот момент к нему поднялась Каа, которая тоже стала с хмурым интересом рассматривать мертвое тело, лежавшее на алтаре.

— Божественные таби. — тихо проговорила она, также, как и сын, проводя пальцем по золотым узорам на морщинистой коже мертвеца. Внезапно ее взгляд просиял, а на лице появилась смесь понимания и злого веселья. — Этот ничтожный старик… Это Валь-Зоакир, правитель Зерзуллы.

— Того смрадного болота? Иногда я жалею, что потратил столько сил на присвоение тех земель. — Сахимэль снова кинул быстрый и презренный взгляд на бездыханное тело. — И как такое может быть, что бессмертный правитель вдруг состарился и умер, как обычный ничтожный человек?

— Не думай, что все было так же, как и сейчас, мой дорогой сын. — на лице Каа все еще было жестокое ликование, но теперь к нему примешалась и толика грусти. — Когда-то Зерзулла была процветающим местом, величайшим из садов Аина, в котором обосновались наши предки. Это было райским местом, и родиной мудрых звездочетов и волшебных аркалийских сорок. И правил этим местом Валь-Зоакир, один из королей ильвов. А это, — Каа осторожно приподняла правой рукой подбородок женщины, а второй правой рукой отвела от ее лица белоснежную прядь, — а это никто иная, как его дочь — принцесса Лушаиль.

Женщина-зоарийка, которая сидела, подложив под себя ноги, смотрела на Каа совершенно невинным взглядом, но при этом в нем не было ни слабости, ни страха. Феликс подумал, что именно такой взгляд должен был быть у Силестии-Искупительницы, когда ее схватили палачи безумного императора. Было невозможно разгадать, о чем она думает, при этом складывалось впечатление, что эта прекрасная женщина может читать мысли. Может быть поэтому она и не показывала страха, так как знала, что ей не причинят вреда? Феликс заметил, как золотые зрачки короля быстро посмотрели на красивое лицо принцессы и тут же вновь отпрянули в сторону, будто Сахимэль боялся слишком долго смотреть на нее.

— Ты так и не ответила на мой вопрос. — холодно проговорил он. — Почему бессмертный умер?

— Все из-за своей дочери. — Каа выпустила лицо Лушаиль, и отойдя в сторону, сложила обе пары рук у себя на груди. — Ходили слухи, что принцесса Зерзуллы родилась с великим недугом, и ей была предначертана смерть и забвение. Но, по-видимому, царь райских садов не пожелал мириться с судьбой, и отдал свою жизнь в обмен на ее.

Лушаиль все еще сохраняла невозмутимое спокойствие, хотя из ее серых глаз по щекам скатились несколько хрустальных слезинок. Наступила долгая пауза, и было слышно лишь как плещутся разноцветные рыбы, медленно течет вода и порхают райские птицы. А также Феликс до сих пор слышал ту ласковую мелодию, которая наполняла его разум. Теперь ему казалось, что она исходит от ветров, которые гоняют по полу пестрые лепестки. Настоящий же Эн до сих пор сидел в стороне и не отрываясь смотрел на зоарийскую принцессу, тогда как Сахимэль всячески избегал смотреть на бледнокожую красавицу. В конце концов он повернулся и зашагал к выходу.

— Я не желаю делить свое время с той, в которой течет кровь презренных эльсин.

Но тем не менее Феликс смог уловить быстрый взгляд, который тот кинул на Лушаиль, перед тем как выйти из храма. В нем не было ни злости, ни того холодного пренебрежения, который читался в его глазах, когда тот смотрел на старосту деревни. Сейчас во взгляде короля, возможно впервые за все время, промелькнула растерянность и замешательство.

И снова все вокруг начало таять, сменяясь новым воспоминанием. Сидевший неподалеку Эн успел встать именно в тот момент, когда ступеньки под ним сменились гладкой разноцветной плиткой. Теперь Феликс попал на балкон роскошного дворца, под которым простирался дивной красоты сад, со всевозможными экзотическими растениями и мягким, словно мох, газоном. Цветы росли даже на стволах деревьев, причем в таком огромном количестве, что нельзя было определить, какого именно оттенка была кора. Повсюду порхали сказочные бабочки и красивые светлячки. По сравнению с этим местом, сад леди Хепзибы выглядел как невзрачный, заросший сорняками огород.

Феликс сразу заметил короля, который теперь сидел на низком кресле около расписного стола, напоминающего шахматную доску, где были выстроены большое количество миниатюрных фигурок из белой кости. Феликс был достаточно образован, чтобы понять, что перед ним стол для игры в «руну». Игра очень сильно напоминала обычные шахматы, только вот поле «руны» было в разы больше чем у шахмат, а правила намного сложнее. Мало того, что самих фигур было больше и их можно было расставлять в начале хода в любом порядке, так во время игры их еще и можно было возвращать на игровое поле, при определенных обстоятельствах. Обычно в «руну» играли аристократы и военачальники, а партии могли длиться по несколько дней, с перерывами на сон и отдых.

Пока Феликс вспоминал основные правила этой сложной игры, на балкон медленно вошла Лушаиль. Она все еще была в своих черных платьях, а на ногах ее и вовсе не было никакой обуви. Феликсу невольно вспомнилась еще одна красавица, которую он видел в своих снах, и которая так же была облачена в траурные одежды. Но он постарался побыстрее отогнать эти тревожные воспоминания, так как не хотел думать о тех ужасных снах. А тем временем Лушаиль, вместе с двумя безликими служанками, которые пришли вместе с ней, приблизилась к креслу Сахимэля. Все трое, как только подошли, упали на колени и низко поклонились.

— Оставьте нас. — приказал Сахимэль, даже не глядя на служанок.

Те поспешили выполнить приказ, и быстро удалились сквозь легкие непрозрачные занавески. Лушаиль же так и продолжила сидеть, поджав под себя ноги, и упав ниц перед королем.

— Ты сейчас стоишь перед владыкой всего сущего. — обыденно, и в тоже время строго проговорил Сахимэль, все еще глядя на игровой стол. — Назови себя.

— Дочь правителя Зерзуллы, короля Эль-Зоата аль Вакира. Поныне же скромная жрица Лушаниэль, мой господин. — без капли страха ответила принцесса.

Ее голос был переполнен освежающей живительной силой, такой, что Феликс не сомневался, что любой, кто испытывал бы жажду, смог бы полностью насытиться, лишь услышав его. Маленькому никсу даже показалось, что позади нее, на лианах, что как змеи опутывали балкон, распустились яркие цветы, на которых тут же уселись веселые летние бабочки.

— Встань и займи место напротив меня. — приказал Сахимэль. — Мы будем играть. Сегодня ты ненадолго вновь сможешь ощутить власть над душами бесполезных смертных. До меня дошли слухи, что ты чрезвычайно мудра, жрица. Посмотрим, сможет ли твоя вековая мудрость развлечь меня и сохранить жизнь твоих слуг. Сегодня их будет десять, и ты сама решишь, кто из них какой фигуркой будет. Проиграешь — они умрут, сможешь сохранить фигурки до захода солнца, и я одарю вашу ничтожную общину своей милостью. — тут король метнул на занявшую другой конец стола светлую принцессу такой испытывающий и угрожающий взгляд, что даже у Феликса перехватило дыхание, будто его с головой окунули в ледяную воду. — Но не смей тратить впустую мое время, женщина. Если я увижу, что ты специально тянешь с ходом, то умрут все.

— Для меня будет великой честью составить вам компанию за этой замечательной игрой. — абсолютно спокойно ответила Лушаиль, снова поклонившись Сахимэлю. Затем ее тонкая рука потянулась к драгоценной коробке, где лежали ее фигурки, сделанные из янтаря. Взяв одну, она тут же поставила ее на доску.

В этот момент за спиной Феликса раздался странный звук, похожий на крик павлина. Обернувшись, он увидел, как на перила балкона и вправду запорхнула экзотическая птица, очень похожая на павлина, только с куда более сильными крыльями. Когда же маленький никс вновь посмотрел на стол, то увидел, что принцесса Лушаиль куда-то пропала, и в мягком кресле сидит один лишь король. Так же Феликс заметил, что рунная партия уже была закончена, и множество маленьких солдат окружали одну единственную янтарную фигурку короля в центре поля. Солнце еще не зашло, но взгляд Сахимэля был задумчивым и глубоким. Он не отрываясь смотрел на игровую доску и о чем-то размышлял.

Спустя какое-то время на балкон вошел белокрылый кузен Сахимэля, которого, как помнил Феликс, звали Рахамун.

— Наша вселюбимая королева пожелала, чтобы вы проявили милость, и присутствовали сегодня с ней на встрече гостей из Аль-Синши. Прибудут ваши подданные вассалы, которые захотят выразить свою безграничную преданность лично вам.

— Передай гостям, что им придется подождать. — Сахимэль оторвал взгляд от доски и встал со стула. — Я не спал целые сутки, и немного утомился. И да, отпусти тех жалких смертных, что я приказал недавно схватить. Дай им все, чего они пожелают. В рамках дозволенного, разумеется.

Рахамун низко поклонился и тут же растаял в воздухе. Воспоминание переменилось, но не сильно. Король вновь сидел за маленьким столом, но на этот раз вид был немного другой. Это по-прежнему был балкон, но теперь за место райского сада, Феликс увидел тот самый белокаменный храм посреди пустыни, рядом с которым во всю кипела большая стройка. Десятки тысяч людей возводили вокруг него новый величественный город, волоча по натоптанным дорогам тяжелые камни с помощью трубящих из своих длинных хоботов элифанов и других могучих тягловых животных. До самого горизонта растянулась река из маленьких, снующих словно муравьи, человечков, которые без устали рыли песок, прокладывая новое устье для реки. Место же, где находился сейчас Феликс, являлось громадным многоэтажным шатром, больше похожим на настоящий замок. Тут тоже были балконы и искусно выполненные железные лестницы. У входа стояли четыре слуги с большими перьевыми веерами на палках, которые охлаждали воздух своими плавными движениями. Помимо них, напротив Сахимэля сидела и принцесса Лушаиль, которая вновь играла с ним в «руну». Но на этот раз обстановка в их отношениях была абсолютно другой. Феликс больше не видел во взгляде короля, который в этот момент обдумывал свой ход, того холодного безразличия, виденного им до этого. Король явно наслаждался игрой, и всем видом показывал сдержанный азарт. Лушаиль тоже тепло улыбалась, и в отличии от Сахимэля, который по несколько минут обдумывал ходы, она передвигала свои янтарные фигурки почти сразу же, как только наступал ее черед ходить. Еще Феликс заметил королеву Каа, которую сначала не сразу признал. Она сидела у самых перил балкона и плавно перебирала всеми четырьмя руками струны большой арфы, выполненной в стиле морской волны. Из-за дополнительной пары рук мелодия получалась еще более красивой и неземной.

— Мне не нравится, что ты делаешь свои ходы моментально, не обдумывая их. — наконец проговорил Сахимэль, когда Лушаиль в очередной раз быстро передвинула маленькую фигурку. — Меня начинают посещать мысли, что ты играешь не серьезно. Это оскорбляет меня.

— Я бы никогда не поступила столь непростительно. — сказала принцесса, покорно склонив голову и опустив взгляд. — Если мои действия оскорбляют вас, то я приношу свои искренние извинения из самых глубин моего сердца. Я постараюсь выдерживать паузу, если вас смущает мой стиль игры.

— Это не важно, если ты и вправду играешь серьезно. — тон короля немного смягчился. — Если это действительно так, то скажи мне, почему в последнем ходу ты выдвинула вперед шалгарма? Ты разве не видишь, что у тебя нет шанса на победу. Исход этой партии предрешен, и ты лишь отсрочиваешь неизбежное.

— А как бы вы поступили, мой драгоценный повелитель? — вдруг спросила Лушаиль.

Пока они говорили, к игровому столу подошел настоящий Эн, и присев на корточки стал рассматривать расположение фигурок.

— Довольно странно, после стольких лет, смотреть на все это. — сказал он, и в глазах молодого ювелира появился ностальгирующий веселый огонек. — Сейчас я вижу еще больше скрытых путей, которые тогда просто не существовали для меня. Это поистине великолепная игра.

— Как бы я поступил? — задумчиво произнес Сахимэль, откинувшись на спинку своего кресла и подперев рукой голову. — Ну, в первую очередь, я бы не стал выстраивать фигурки так, как это делаешь ты. Ты все время выводишь сильных солдат вперед, позволяя мне с легкостью окружать их своими более слабыми пешками. Ты играешь от обороны, но эта слабая тактика, так как я, жертвуя пешками, уничтожаю твою измотанную защиту с помощью своих сильных фигурок. Вот и сейчас ты выставила против меня самого сильного солдата, который ничего не сможет сделать против моего военачальника, королевы и жреца. Тебе стоит больше использовать пехоту, бросая ее вперед. Для этого она и создана.

Лушаиль слушала его очень внимательно, а затем снова поклонилась, когда Эн закончил говорить и посмотрел на нее выжидательным взглядом.

— Ваши слова, несомненно, переполнены безграничной мудростью, мой дорогой повелитель. Вполне разумно оберегать важных и сильных союзников, когда у тебя в расположении имеются менее ценные жизни. Наверное, я еще не привыкла к тому стилю, которым пользуетесь вы. Видите ли, в моих краях принято играть немного другим способом. У нас победа рассчитывалась не только смертью или пленением вражеского короля, но и тем, сколько фигурок к концу партии оставалось у той или иной стороны. Поэтому наши гроссмейстеры обычно выдвигали вперед сильнейших союзников и уже ими старались нанести поражения друг другу, тогда как менее значимые, но многочисленные пешки оставались нетронутыми. Иногда даже велись партии лишь с помощью королей, а другие фигуры перекрывали им пути отхода. А порой значение имела не победа, а сама партия, как именно она была сыгранна, и каким образом выстраивалась стратегия. Это считалось у нас великим искусством.

— Ты имеешь в виду достигнуть идеальной победы? Выиграть, не жертвуя малыми жизнями? — задумчиво проговорил король, снова посмотрев на доску. Феликс же уловил хитрый и оценивающий взгляд, которым быстро одарила своего сына королева, хотя Сахимэль так был увлечен своими мыслями, что этого даже не заметил.

После сказанных слов окружающая обстановка вновь растворилась в тенях, сменившись новым воспоминанием. Теперь Феликс стоял перед стройными рядами солдат, на знаменах которых все так же развивалось уже знакомое золотое солнце с крылатым мечом. Но теперь напротив войск Сахимэля выстроилась другая армия, не менее грозных воинов-ферасийцев. По сравнению с идеальными солдатами короля, которые все, как один, были высокими и облаченными в сверкающие доспехи, армия ферасийцев выглядела как кучка дикарей, разодетых в разномастные шкуры и разного рода золотые украшения. И хоть такая мысль и посетила голову Феликса, он так же подумал, что еще никогда в жизни не видел настолько чистых и ухоженных дикарей. Но больше других выделялся их предводитель, который стоял впереди этого разношерстного сборища. Это был высоченный темноволосый воин, с кудрявой бородой заплетенной сверкающими лентами. Он стоял с голым торсом и в юбке из шкуры белого тигра, а в руках держал меч, высотой с самого Феликса. Но самое интересное оказалось то, что маленький никс узнал этого великана.

— Это же…

— Царь Изаркиль! — раздался громкий, но спокойный голос. В этот момент застывшие ряды воинов короля расступились, и вперед вышел сам Сахимэль. Вместе с ним вышли Каа и Лушаиль верхом на двух белоснежных кобылицах. — Твоя сила впечатляет, как и твое нахальство. Я милостиво позволял вам жить на своих землях, требуя лишь повиновения и преданности.

— Эти земли никогда не принадлежали тебе! — выкрикнул царь ферасийцев, выставив вперед острие своего длинного меча.

— Молчать! — голос Сахимэля заставил Изаркиля сделать несколько шагов назад, словно внезапно налетевший ветер, который грозился сбить с ног усталого путника. — Все земли этого мира принадлежат мне по праву! И этот ничтожный клочок суши не является исключением! Я был великодушен, но вы оказались недостойны моей милости! — внезапно король прервал свою речь, и гнев на его лице сменился хитрым предвкушением. Оглянувшись через плечо, он посмотрел на Лушаиль, и его рот искривился в злой усмешке. — Хотя… — продолжил он, снова повернувшись лицом к Изаркилю. — Я подарю твоему недостойному народу шанс. Мы будем сражаться. Ты, против меня. Сможешь доказать свою силу, и я уступлю тебе эту землю.

Изаркиль, как и Феликс, ждал продолжения речи Сахимэля, но тот больше ничего не сказал.

— А что же будет, если я проиграю? — наконец спросил великан.

— Разве для тебя это имеет значение? Задавая этот вопрос, ты уже готовишься к проигрышу? — усмехнулся король, беря из рук упавшего перед ним ниц оруженосца красивый искривленный меч, лезвие которого было сделано из материала, похожего на алмаз. — Но, если тебе так уж хочется узнать, то я отвечу. — тут взгляд Сахимэля вновь стал жестоким, а голос холодным. — Ты потеряешь жизнь.

На удивление Феликса царь Изаркиль громко рассмеялся, запрокинув голову назад. Такая реакция удивила и самого короля, и тот на секунду растерялся, приподняв темную бровь. Но быстро взяв себя в руки, вновь надел на лицо маску холодного безразличия.

— Такой исход мне по душе! — все еще смеясь ответил Изаркиль. — Только потом не вини свой длинный язык за те слова, которые ты заставил его сказать, звездный правитель! — великан удобнее перехватил свой большой меч, взяв его двумя руками. — Потому что я тоже не буду сегодня милостив, и по возможности постараюсь лишить тебя не только земель, но и жизни. Знай же это, король.

— Не обольщайся, царь Изаркиль. Твоя милосердная сдержанность в нашей битве нанесет мне гораздо большее оскорбление, чем твои пустые надежды о моей смерти. — начал говорить Сахимэль, спокойно шагая на встречу ферасийцу.

Внезапно над сухим пустырем, где и происходила встреча двух воинств, поднялся неистовый ветер, и на несколько секунд плотное облако из пыли и песка скрыла от Феликса все происходящее. Когда же ветер стих, то солнце уже было в другом положении на голубом небе, а это говорило о том, что прошло как минимум несколько часов.

Теперь Феликс видел короля Сахимэля, который стоял все на том же месте, где и был, а вот Изаркиль, весь покрытый кровью от множества ранений, лежал у его ног. Войска, которые до этого стояли в нескольких десятках шагов друг от друга, теперь находились на более значительном расстоянии. Видимо, битва была настолько ожесточенной, что им пришлось отступить, чтобы не попасть под горячую руку своих правителей. Об этом говорило и кошмарное состояние Изаркиля, который лежал, облокотившись о правую руку, в тщетных попытках приподнять свое израненное тело. Вся земля вокруг так же была залита кровью, при том ее было так много, что казалось, будто тут прошла какая-то жестокая бойня. И хоть было ясно, что кровь эта в основном принадлежала ферасийцу, Феликс отметил, что и на теле короля было несколько кровоточащих ран, хотя и не таких опасных, как у его поверженного противника. Бордовая рубашка Сахимэля была разорвана, а с правого виска по ободранной щеке стекала тонкая струйка крови. А еще Сахимэль прижимал к себе левую руку, словно она у него была сломана, хотя видимых повреждений на ней Феликс так и не обнаружил.

Тяжело дыша, король перевел взгляд с хрипевшего у его ног Изаркиля на свой необычный прозрачный меч, который по-прежнему сжимал в правой руке. Тогда Феликс заметил, что меч треснул в нескольких местах. Со смешком выкинув его в сторону, Сахимэль наклонился и с легкостью поднял тяжелый меч своего противника, который лежал рядом. Он держал его так, будто тот был сделан из бумаги.

— Твой народ поистине великолепно обучен кузнечному искусству, кирфал. — проговорил Сахимэль, все еще рассматривая длинный клинок, который был такой же невредимый, как и прежде. — Я отрекаюсь от сказанных ранее слов. Тебе и твоему народу будет дарована жизнь, и я даже милостиво позволю вам самим решать, на каких землях жить и какие города строить. Твой народ познает славу, которую не видел за все время своего существования. Было бы невероятно глупо истребить тех, кто делает такие хорошие мечи. Но ты должен будешь поклясться мне в безграничной преданности, царь Изаркиль. — Сахимэль перевел золотые зрачки на окровавленного ферасийца у своих ног, а затем наставил на великана его же собственный меч. — Подумай, перед тем, как дать ответ. Битва закончена, и сейчас лишь твои слова будут иметь силу. Стань моим вассалом.

Феликсу показалось, что в ответе Изаркиля было больше крови, чем каких-то внятных звуков. Слова вырвались вместе с алыми потоками, и застыли у ног короля.

— Я клянусь. — Изаркиль склонил свою окровавленную голову. — Я клянусь тебе в верности, король Сахимэль.

И вновь налетела песчаная буря, но на этот раз куда более темная и тяжелая, которая принесла с собой ночную тьму. В момент исчезли армии, а за место них из воздуха появились белые стены домов, ровная дорога, выложенная многоцветной плиткой, и высокие башни величественного города. Толпы красивых людей, в ярких и чистых одеждах, вели свои повседневные дела, занимались торговлей или просто болтали между собой, выпуская дым из длинных курительных трубок или перебирая украшения у себя на груди. На небе царила дивная звездная ночь, и город казался безмятежным и в тоже время переполненным струящейся жизнью. Кругом кипела ночная кутерьма, но тут же покорно замирала, стоило в свете янтарных фонарей показаться длинной процессии, идущей по ухоженным улочкам богатого города.

На этот раз Сахимэль шел пешком, рука об руку вместе с Лушаиль. И теперь разительные изменения в короле были видны не вооруженным глазом. На нем были длинные гладкие одежды, которые доходили до самой земли и волочились за ним, что делало его похожим на молодого священнослужителя, который в своем юном возрасте смог занять высокий сан. Взгляд правителя тоже изменился, и теперь он был не отличим от взгляда другого Эна, который стоял сейчас рядом с Феликсом. В красивых глазах больше не было ни холода, ни безразличия, и теперь они были переполнены глубокой вдумчивостью и внимательным интересом, что еще сильнее делало его похожим на архиепископа, который выслушивает исповедь одной из богатых прихожанок во время вечерней прогулки. Обратив внимание на других людей, что шли позади этой пары, Феликс увидел, что те несут тяжелые сундуки и разные тканевые свертки, перевязанные веревками. Когда же он посмотрел вдоль улицы, то понял, что вся эта вереница направляется к огромному порту, что виднелся на горизонте. Сначала Феликс принял видневшиеся вдалеке башни и многочисленные строения за жилые дома, но присмотревшись внимательнее понял, что все это были бессчетные корабли, выстроившиеся до самого горизонта.

Пристроившись позади этой красивой пары, Феликс с настоящим Эном медленно зашагали в сторону скопления кораблей. Поняв, что разговор короля и его спутницы идет о каких-то простых вещах, Феликс решил воспользоваться паузой и расспросить у Эна более подробно о том, что он тут увидел. Но вопросы, как это всегда бывает, стали яростно метаться в его голове, стремясь поскорее вырваться наружу, словно стая диких ворон, запертых в клетке.

— Почему? — начал было Феликс, решив начать с самого простого. — Вы обладаете такой могущественной силой, но за все время нашего путешествия вы почти не проявили ее. Вы придали огню целый город, но когда в аркалийской деревне на нас напали пикты, вы не сделали ничего подобного. Мы могли бы спасти столько жизней.

Эн долго не отвечал, молча шагая рядом. Феликсу даже показалось, что тот не услышал его вопроса, ну или этот вопрос его так задел, что Эн решил не отвечать на него. Но по прошествии еще нескольких минут, Эн все-таки решился дать ответ.

— Ты знаешь много слов, никс, но не все из них ты используешь, когда ведешь с кем-то спор. А порой случаются обстоятельства, когда человек и вовсе теряет способность говорить, каким бы прекрасным оратором он не был до этого.

— Вы утратили свои силы? — догадался Феликс.

— Не полностью. — Эн взглянул на свою раскрытую ладонь. — Как ты мог видеть, огонь все еще подчиняется моей воле, хотя и в ничтожно малой форме.

— Но как такое могло произойти? Это как-то связанно с этой женщиной? — Феликс метнул быстрый взгляд на прямую спину Лушаиль, по которой водопадом спадали длинные белые волосы.

Тут Эн посмотрел прямо в глаза Феликса, будто стремясь понять, о чем он думает.

— Да. — наконец сказал он, вновь устремив взгляд перед собой. — Эти корабли, что стоят впереди, лишь часть того великого флота, который я тогда собрал, чтобы покорить далекие земли, находящиеся по другую сторону океана. А сейчас мы видим то время, когда я готовился к отплытию. Хотя, мне не понятно, что в этом воспоминании такого особенного.

— Наверное, все эти видения, как океан — волны миражей бессмысленно накатываются, и разбиваются о скалистый берег. — проговорил Феликс, который тоже не видел смысла в некоторых из этих воспоминаний. — Нам лишь остается молиться богам, чтобы они послали нам спасение, и мы не утонули в этих реках времен.

— Вашему народу будет вас не хватать, мой повелитель. — раздался впереди чарующий голос Лушаиль, когда очередная группа горожан склонила головы в почтенном повиновении, приветствуя идущего около них Сахимэля.

— Мое путешествие не будет быстрым, но в конце концов оно принесет пользу всем моим подданным. — ответил король. — Как когда-то давно сказала моя мать, многие из этих варваров даже не ведают, что я их владыка.

Эти слова могли бы показаться наивными и смешными, если бы Феликс не знал, кто именно их произнес.

— Наша драгоценная королева так же будет скучать по вам, как и ваша покорная слуга. — Лушаиль немного склонила голову в полупоклоне.

— Для всех нас время ничтожно, и те года, что я проведу в других землях, станут для нас еще одним мгновением. Но я не могу оставить обычных смертных без предводителя, а поэтому королева будет говорить от моего имени. И на твои мудрые советы я полагаюсь в равной степени, как и на ее твердую волю. Помогай своей королеве, жрица Лушаниэль.

— Мои незначительные советы не идут ни в какое сравнение с вашей безграничной мудростью, дорогой король. Но не боитесь ли вы перемен, которые могут произойти, за время вашего отсутствия?

На короткий миг лицо Сахимэля приобрело зловещий вид, словно он старался подавить внезапно подступивший гнев.

— Я ничего не боюсь. И перемены нам необходимы, ведь без них жизнь станет скучной и бессмысленной. — наконец совладав с собой, спокойно проговорил он. — Но даже если все останется прежним, я все равно буду удивлен, так как те земли, куда я отправляюсь, населены невежественными дикарями, и долгое пребывание среди них может затмить мои воспоминания. Так что по возвращении я буду вновь поражен красотой и величием этих мест.

— Если к этому времени земли дикарей не превратятся в такие же красивые места, как этот город.

— Для этого должно пройти гораздо больше времени, чем обычная человеческая жизнь. Я не собираюсь отсутствовать так долго. Ко всему прочему, — тут Сахимэль быстро взглянул на свою собеседницу, — я все равно буду счастлив вернуться.

В этот момент воспоминание померкло, но эхо от слов короля еще какое-то время повторялось в сверкающих молниями темных тучах, которые на некоторое время возникали, когда одно воспоминание сменялось другим. Порой, среди этих бесформенных темных масс, Феликсу удавалось уловить завораживающие воображение пейзажи. Он видел, как сотни огромных кораблей одним строем приближаются к незнакомым берегам, и за ними, словно невообразимо огромное звездное знамя, тянулась ночная пелена, сменяя свет дня на бескрайнюю ткань космоса. Тысячи солдат выходили на берег, и разные правители падали ниц перед ногами Сахимэля. Были и такие, что пытались давать отпор, но быстро сдавались, увидев силу короля и его несокрушимую армию. Все эти воспоминания были словно бумажные картинки у шарманщика, которые шли друг за другом, сменяя одна другую.

Когда же вокруг Феликса стало формироваться новое воспоминание, то он увидел, что на этот раз он находится на носу большого корабля, который держит курс к белокаменному городу, разместившемуся на краю пустыни между двумя высокими скалами, словно жемчужина в приоткрытых створках устрицы. Погода была пасмурная и ветреная, и скоро должен был начаться проливной дождь. Из-за полутьмы, которая царила вокруг, можно было отчетливо увидеть огни большого порта. Сначала Феликс принял этот город за какой-то новый, не виданный им прежде. Город был массивным и величественным, но в то же время каким-то покинутым и тусклым. На высоких крышах домов горели костры, но людей не было видно. Все это сильно портило красоту этого места, так как черный дым коптил белые стены, а сами костры никак не вписывались в общую богатую картину. Феликсу внезапно вспомнилась захваченная ашурийцами Зерзула, где так же жгли улицы, не заботясь о их красоте.

— Неужели время действительно так беспощадно, как о нем говорят? — раздался за его спиной немного грустный голос, и обернувшись, Феликс увидел Сахимэля, закутанного в дорогой меховой плащ. Рядом с ним, такой же гордый и возвышенный, словно застывшая статуя какого-нибудь знаменитого героя, стоял Изаркиль, опираясь на свой большой меч. — Или может быть мы просто взяли неверный курс, и прибыли не к тем берегам?

— Я не люблю приносить дурные вести, мой дорогой друг, но добрых слов, которые успокоят твое сердце, у меня нет. Это действительно Хар-Вашул. По крайней мере я привык верить своим глазам, и они говорят мне что это он.

Феликс вновь перевел взгляд на город, и наконец узнал его. Это было то самое место, которое он видел в прошлом воспоминании. Только вот теперь город не выглядел словно драгоценная шкатулка ювелира, а его печальный вид скорее напоминал старую табакерку неряшливого купца.

— Не так я представлял свое возвращение. — задумчиво произнес Сахимэль.

— Моему сердцу тоже больно видеть все это. — кивнул Изаркиль. — Нам стоит немедленно отправить туда посланцев и выяснить, что же случилось.

— Может быть раньше я так и поступил бы, но сейчас меня терзает тревога и нетерпение. Недостойные чувства, которые мне трудно побороть, а поэтому я тоже отправляюсь, чтобы поскорее избавиться от них. — сказал король, и Феликс понял, что долгое путешествие по другим странам тоже повлияло на Сахимэля, и на его отношение к миру.

После его слов корабль начал разваливаться, а доски на глазах обрастали камнем и покрывались желтым песком. Не прошло и десяти секунд, как воспоминание перенесло их на улицы покинутого города. Они очутились на главной площади перед роскошным дворцом, который теперь освещался простыми и невзрачными факелами. Феликс припомнил, что когда Сахимэль с Лушаиль шли по улицам этого города, то всюду горели стеклянные фонари, которые давали мягкий и приятный свет. Но этого грубого освящения было достаточно, чтобы разглядеть короля, над головой которого вновь сиял звездный ореол. Он стоял перед длинной мраморной лестницей, что вела во дворец, а у его ног приклонила колени женщина, укутанная в черный платок. Из-под его невесомой ткани выпала золотистая прядь, и Феликс тут же признал в женщине Фасинэль, лицо которой сияло неземным свечением в темноте ночи.

— Мой богоизбранный повелитель, я не могу выразить как моим глазам приятно вновь видеть вас. Я каждый день молилась Владычице Белого Двора чтобы она охраняла вас в вашем праведном путешествии.

— Довольно ненужных слов, сестра. — хмурясь проговорил Сахимэль. — Ответь, что произошло с этим местом, и почему мои подданные выглядят как побитые шакалы?

— Это все презренные эльсин, владыка. — еще ниже склонив голову, ответила Фасинэль, и в ее голосе прозвучала нескрываемая злоба. — Как только вы отправились покорять другие земли, эти падшие дети теней вторглись в ваши светлые владения и установили свою власть. Мы недооценили их силу, и они смогли перебить большую часть нашего войска.

— А что с королевой и жрицей Лушаниэль? — не задумываясь спросил Сахимэль.

— Я молю вас прощения за свои ранящие слова, но нашу предвечную королеву взяли в плен вместе с ее прислужницей. Мы принимали неисчислимое множество попыток вызволить их, но силы были не равны. Нечестивые зоарийские жрецы вызвали из царства снов древних королей Ва-Келья. Мы не могли противостоять их темной силе.

На секунду глаза Сахимэля расширились, когда он услышал, что дорогих ему людей схватили враги, но затем золотые зрачки снова стали холодными и расчетливыми.

— Гонцы, которые приносили мне новости во время моего похода, ничего про это не упоминали, а иначе бы я тут же прибыл обратно. — произнес он.

— Боюсь, новости вам доставляли злые языки наших недругов, повелитель. — ответила Фасинэль. — Мы не имели возможности отправить вам сообщение, так как все пути были перекрыты. Зоарийцы разрушили все наши корабли, а те, что мы тайно строили, настигали в море и уничтожали. Они подкупили многих морских разбойников, владыка. Мы оказались бессильны, и я готова понести любое наказание за свою кощунственную бесполезность.

Сахимэль долго смотрел сверху вниз на стоявшую перед ним на коленях женщину, и его глаза с каждой секундой наполнялись злыми тенями. Затем его рука двинулась вперед, и на мгновение Феликсу показалось, что король сейчас схватит свою двоюродную сестру за горло, но тот лишь мягко положил ладонь на покрытую платком голову.

— Здесь нет твоей вины, сестра. Это я увел значительную часть войск, до конца не убедившись, что все мои действия правильны. Мне следовало лучше следить за своими врагами. Но теперь я исправлю свои прежние ошибки, и окончательно избавлю мир от тех, кто посмел бросить мне вызов.

Ореол вокруг головы Сахимэля внезапно вспыхнул, разгоняя тьму, и собравшиеся вокруг люди разом издали восторженный возглас удивления и радостного раболепия. С ликующими лицами и слезами счастья на глазах они попадали на колени, веря, что пришло их спасение. После этого свет начал меркнуть, и непроглядная тьма обступила Феликса со всех сторон. Как и до этого, тени недолго кружили вокруг них, и когда мрак начал отступать, перед взглядом маленького никса предстала еще одна пустыня.

Феликс стоял перед большим сверкающим войском, среди которого были не только обычные люди, но и арлекины с ферасийцами. И все же это была несчастная горстка солдат, по сравнению с полчищами врагов, развернувших свой военный лагерь до самого горизонта, на границе которого виднелась странно знакомая гора. Но как бы Феликс не старался, он так и не смог точно вспомнить, где он видел этот горный хребет.

А пока он думал, рядом с ним прошел Сахимэль, облаченный в свои радужные латы. Рядом с ним, как и раньше, стоял Изаркиль и еще несколько величественных генералов, в том числе и крылатый Рахамун.

— Это не может быть правдой. — пораженно произнес советчик короля, оглядывая подрагивающие, словно темные языки огня, военные шатры, которые сильно контрастировали с желтым песком и голубым небом. — Их ряды не могут быть столь многочисленные! Они не могли собрать столько людей, это просто невозможно!

— Достопочтимая аэ Фасиналь рассказала, что дети бледной луны научились возвращать к жизни умерших. — произнес Изаркиль, твердым взглядом военачальника рассматривая противника. — К тому же к ним присоединились предатели из западных провинций, и те, кого короли Зоара приманили ложью и золотом.

— Принц Рахамун прав, мы не можем сражаться с таким большим войском. — произнес один из генералов с длинными бровями, в котором Феликс признал повзрослевшего Синоэ — мальчика, с которым когда-то играл Сахимэль. — У нас семьдесят тысяч копий, а у противника в четыре раза больше. И как бы хорошо мы не сражались, нам не победить в открытом бою. Среди наших врагов есть опытные бойцы и стратеги, и лучшим решением сейчас будет отступить и попытаться вернуть те земли, которые у нас так вероломно отняли, чтобы на них пополнить недостающих солдат.

Наступила тишина, и все взгляды устремились на Сахимэля в ожидании его решающего слова. Даже внушительный Изаркиль не стал высказываться против слов Синоэ, так как видел, что тот говорит правду.

— Уходите. — наконец произнес король. — Берите людей и уходите. Возвращайтесь в те земли, которые мы захватили за великими водами, и стройте там свои королевства.

— Что вы такое говорите, мой повелитель?! — расширил глаза Рахамун.

— Я остаюсь тут. Ты прав, сражаться с таким войском — это бессмысленная трата жизней солдат. Все это правда. А поэтому уходите, и оставьте меня одного. — голос Сахимэля был спокойным и размеренным, словно он рассуждал о вещах, которые никто не в силах изменить.

— Мы не можем поступить так непростительно. — начал было говорить предводитель ферасийцев.

— Это мои слова, Изаркиль, и ты должен их слушать. — повысил голос Сахимэль. — Никто не останется здесь, кроме меня. Сегодня вы уйдете, и сами станете править теми, кто захочет пойти за вами. И может быть, настанет день, когда я вновь вернусь, и вы снова склоните передо мной колени и поклянетесь в верности. А пока что я освобождаю вас от вашего долга. Уходите, и не оглядывайтесь.

С этими словами король двинулся вперед, навстречу своему вечному врагу. Феликс же, с другим Эном, пошли за ним следом. Оглянувшись назад, маленький никс увидел неподдельную скорбь и печаль на лицах приближенных короля. Шагая по желтому песку, Сахимэль расплетал ремешки и завязки, постепенно освобождаясь от своего радужного доспеха. В конце концов он оказался в одном шелковом платье, которое было надето под переливающимися пластинами. Наблюдая за ним, Феликс невольно восхитился этой завораживающей картиной. Король был подобен бабочке, которая высвобождается из радужного кокона, расправляя свои многоцветные крылья. Налетевший ветер развивал богатую ткань, а вместе с ней и длинные темные волосы, которые за время похода отрасли чуть ли не до колен. Единственно, что портило этот мирный образ был железный меч, который Сахимэль по-прежнему держал в правой руке. И хоть солнце было в самом пике, вокруг бредущего короля царила полуночная тишина. Лишь налетавший на него ветер приносил с собой тихое эхо потустороннего и злого шепота. Бесчисленное войско впереди замерло в зловещем ожидании, и даже боевые звери вели себя непривычно покорно. Большинство из чудовищ, которых привели с собой зоарийцы, были накрыты тяжелыми темными тканями, которые делали их бесформенными и еще более пугающими. Такими же были и кони, которые походили на ожившую ткань.

Феликс не мог точно сказать, сколько прошло времени, пока Сахимэль дошел до своих врагов, так как ему казалось, что в воспоминаниях время шло совершенно хаотично. По крайней мере солнце сделало четверть поворота на небе, прежде чем король остановился перед мрачными рядами солдат. Навстречу ему вышел белый посланец, который на этот раз уже не был странным существом, накрытым белым полотном, а имел вполне себе человеческие формы. И до Феликса наконец дошло, почему голос и манера речи этого посланца показались ему такими знакомыми. Перед ним стоял первосвященник Ашура, которого он видел во снах про Арка и во время похоронной процессии, когда только прибыл на этот континент.

Вместе с Белой Змеей вперед вышла еще одна знакомая фигура, которую Феликс уже видел в реальной жизни. Женщина, облаченная в сверкающие, словно ртуть, одежды, с каменной короной-маской, от которой сзади расходились несколько длинных лучей. Это была Полуночная Матерь, рядом с которой стояли две ее преданные дочери, облаченные в золотую ткань, но в то же время сжимающие в руках двуручные мечи, а также еще дюжина правителей Зоара с изящными серебряными коронами на головах. Были среди них и многие другие правители, от высоких предателей-ферасийцев, до маленьких злобных карликов-колдунов, скрывающие лица за кольчужными шлемами.

Наступила долгая пауза, и Феликсу показалось, что каждый из них ждет, пока кто-то заговорит первым. Нарушил же тишину сладкозвучный голос первосвященника.

— Король всех королей, и владыка всего земного и небесного в Аине! Воистину ты велик и славен! И судьба твоя быть таким вовек и до Конца! Мы покоримся твоей воле, о вечный Король, если ты примешь власть Того, Кто есть суть и основа всех Миров, и их душевоятель! Лишь Он один стоит выше тебя, и отрекаясь от Него, ты отрекаешься от самой истины! Пойдем с нами в запретные земли, и ты увидишь обман, которым окутали тебя злые сердца!

Феликсу казалось, что Сахимэль совершенно не слушал те слова, которые с таким торжеством произносил первосвященник. Его взгляд был прикован поверх их голов, куда-то в даль растянувшегося до горизонта темного воинства.

— Меня не интересуешь ни ты, ни тот, перед кем ты преклоняешься. — спокойно проговорил король. — Сейчас я пришел лишь за тем, что вы забрали у меня. Если же вы хотите мне служить, то расступитесь и дайте мне то, чего я желаю.

Феликс уловил злую усмешку на лицах дочерей Полуночной Матери, которые переглянулись между собой. Сейчас, вблизи, можно было разглядеть что и на их лицах есть божественные узоры.

— Как прикажет ваше сокровенное сердце, правитель. — все так же хитро и сладко проговорила одна из них, и низко поклонившись, повела руками, приглашая его пройти мимо.

В этот момент войска одновременно расступились, образовав длинный проход. Без какого-либо колебания и раздумий Сахимэль двинулся по нему, не обращая внимание на зловещие и бледные лица зоарийцев, которые следили за каждым его шагом. Наконец Феликс стал видеть, что не все войско отошло в сторону. Впереди оно замыкалось и образовывало большой круг. В его центре находилась непонятная конструкция, которую Феликс не мог рассмотреть с такого расстояния. И лишь подойдя почти в плотную, ему открылась ужасная картина.

Зоарийцы возвели из мечей жуткую статую, напоминающую расправившего железные крылья ангела. К ней же они приковали цепями королеву Каа, все четыре руки которой теперь шли вдоль железных крыльев. Феликс еще заметил несколько отрубленных голов с коронами на голове, которые были насажены на острые крылья статуи. Сама же королева была сильно измождена, и ее тело покрывали незаживающие раны и черные ожоги. А у самого подножия статуи, прикованная за шею, лежала Лушаиль с перебитыми ногами.

Увидев их, Сахимэль на секунду остановился, а затем быстрым шагом, почти бегом, направился дальше. Приблизившись, он сначала с большой осторожностью приподнял голову Лушаиль, а затем устремил взгляд на распятую королеву. Та приоткрыла глаза и попыталась заговорить, но из ее рта вылилась лишь струйка алой крови, смешанная с чем-то, сильно напоминающим расплавленное золото.

— Они вырезали моей матери язык. — раздался позади него голос настоящего Эна.

— Зачем делать такие омерзительные вещи? — спросил Феликс все еще глядя на израненную королеву, беззвучно шевелившую губами.

— Страх. Ты и сам видел каким великим могуществом обладают ее Слова. А еще враги думали, что это сломит меня. Возможно, они даже смогли бы излечить ее, если бы я согласился.

Феликс не стал дальше спрашивать, какое решение принял Эн. Это и так было очевидно. Разрубив мечом цепь, которая сковывала Лушаиль, он поднял ее на руки. Она тоже была еле жива, а когда длинные волосы спали с ее лица, Феликс увидел, что зрачки ее совершенно утратили какой-либо цвет.

— Повелитель. — слабым голосом прошептала она, протягивая ладонь и слепо ощупывая лицо Сахимэля. — Это вы? Вы пришли спасти нас?

Сахимэль нежно накрыл ее руку своей, а затем наклонился и поцеловал ее в лоб. Лушаиль подалась вперед и положила голову ему на грудь, обняв руками шею короля, словно невеста. Сахимэль же закутал ее своим плащом, держа ее лишь одной рукой. Когда же Лушаиль прикрыла свои ослепшие глаза, он наклонился и поднял меч, который оставил на земле, когда брал на руки принцессу. И как только он это сделал, по темным рядам обступивших его солдат поплыла плотная, словно рваная черная ткань, тень. Фигуры воинов стали искажаться и расплываться, будто какое-то тонкое тесто, формируясь во всадниках на вороных конях. На глазах Феликса передние ряды превратились в зургалов, которые смотрели на Сахимэля своими мертвыми глазами. Все это происходило плавно и неспешно, но дальнейшие события стали развиваться стремительным образом.

Зрачки Сахимэля вспыхнули золотым огнем, когда он увидел проклятых королей Ва-Келья. Драгоценное пламя полностью заполонило глаза Сахимэля, а узоры на его лбу увеличились и расползлись по всему телу, сделав его похожим на одного из вальдэв. Одним резким движением взметнув свой меч, он в один миг превратил день в ночь. Не осталось ни одного места на небе, где светило бы солнце, и это очень сильно напугало дочерей Полуночной Матери, которые вместе с остальными правителями зоарийцев пришли следом за королем. Они подняли обеспокоенные взгляды к небу, где уже начали загораться яркие звезды. А Сахимэль тем временем так и не покинул своего места, продолжая стоять рядом со своей матерью и с пылающим взором глядя на окруживших его врагов. А в это время его воздетый к небу меч стал раскаляться и наливаться космическим сиянием, которое длинным лучом уходило в темную ввысь, и это еще сильнее посеяло беспокойства на лицах зоариских правителей. Их злорадные ухмылки сменились растерянностью и страхом.

— Нет всем вам прощенья в этом мире! — голос Сахимэля заполнил все пространство, и с каждым его словом луч звездного света, исходящий от меча, становился все сильнее и яростнее, пульсирующими волнами уходя в глубины космоса. — Вот вам мое слово:

СМЕРТЬ!

Дальнейшие события заставили Феликса вновь испытать несказанное удивление и трепетный восторг, хотя, как ему казалось, в этом мире его больше не посетят эти чувства. Сначала в ночной тишине раздался громкий раскат грома, а затем темное небо прочертила пылающая звезда. Бесчисленные взгляды устремились ввысь, где теперь слышался нарастающий шум, похожий на крики тысяч птиц. Феликс тоже смотрел на небо, ожидая последствий всех этих волшебных явлений. Но первое, что произошло, случилось не на небе, а совсем рядом. Феликс заметил это, так как стоял ближе других к этому месту.

Королева Каа, все еще распятая на отвратительной железной статуе, вдруг выгнула спину, и под ее длинными, спадающими вниз одеждами появился свет. Он пошел от сердца вверх, и остановился у самого горла. На краткий миг повисла гробовая тишина, а затем ночную тьму пронзил истошный крик, вырвавшийся из уст королевы. Вместе с ним огненный нимб засиял над ее головой, а ближайшие ряды зоарийцев попадали замертво, застигнутые этим смертоносным звуком, превратившись в груду обгорелых останков.

Началась паника. В один момент хладнокровное и спокойное воинство превратилось в неуправляемую толпу. Звери ревели и метались по сторонам, хороня под своими ногами испуганных солдат. Стоявшие в передних рядах зургалы распались на бесформенную массу, которая стала метаться из стороны в сторону, стремясь вновь обрести тела. Несколько правителей зоарийцев также упали замертво, превратившись в истлевшие кости на желтом песке. Другие же короли, в том числе и главные враги в лице Белого Посланца и Полуночной Матери с ее дочерями, стали стремительно отступать, выкрикивая страшные проклятья и приказывая солдатам убить Сахимэля.

И пока происходила вся эта безумная неразбериха, с неба стали обрушиваться стаи огненных птиц. Казалось, они рождались прямо в свете звезд, бурным потоком падая на головы воинов. И в самом центре этой стаи Феликс увидел пылающего белым огнем лебедя, который по мере приближения преобразовывался в еще одну прекрасную деву, облаченную в платье из сверкающих серебром перьев. И хоть Феликс до этого момента ее никогда не встречал, он сразу понял, что это была Эльфейма — повелительница всех земных птиц и избранница Короля-Чародея Обериля.

Сияющей звездой она обрушилась на ряды солдат, ослепив их яркой рассветной вспышкой. А за ее спиной, в другой конец огромного войска упала еще одна яркая звезда. Словно огненная комета, она прочертила ночное небо, подняв волну песка и разбросав во все стороны тела убитых врагов. Затем в поднявшемся пыльном облаке стала формироваться фигура облаченного в тяжелые доспехи воина, сотканная из золотого света, верхом на белом волке. Возвышаясь над всеми остальными, словно скала, он воздел кулак вверх, и на темном небе загорелся перевернутый полумесяц, который Феликс видел в аркалийском лесу. После этого, совершенно невообразимым образом, полумесяц плавно перетек в кулак звездного воина, сформировавшись в большой кривой янтарный клинок. И теперь Феликс понял, кто явился на битву вместе с Эльфеймой. То был герой из героев, арлекинский бог войны Шалагарм. Огненной волной он поскакал сквозь ряды зоарийцев, гремя многочисленными колокольчиками, висевшими на его доспехах и сбруи его верного огнедышащего волка.

Так вступили в бой Эльфейма и Шалагарм, призванные на зов одного из троих Королей Аина. Полчища ярких птиц падали на головы зоарийцев и их приспешников, выкалывая им глаза и ослепляя космическим светом, пока их владычица кружила над полем битвы и выпускала из длинного лука серебряные стрелы. Многие ряды дрогнули и бросились бежать. В основном это были предатели и дикари, которые перешли на сторону зоарийцев. Истошно вереща и прикрывая головы, они бежали во все стороны, стремясь поскорее убраться из этого звездного хаоса. Шалагарм же пробивался сквозь ряды более самоотверженных и хладнокровных зоарийцев, которые всеми силами пытались пробить его доспехи копьями. Тысячи лучников выпускали по нему черные стрелы, но они лишь отскакивали от светящихся пластин или вовсе сгорали в полете, застигнутые священным пламенем волка Иврафаля. Пробиваясь сквозь вражьи ряды, он выдыхал звездную пыль из прорезей своего закрытого шлема, а за ним по небу тянулось длинное сверкающее знамя, лишающее зрения каждого, кто был на достаточно близком расстоянии и посмел на него взглянуть. Ростом Шалагарм превосходил любого ферасийца, и больше походил на настоящего великана, против которых он когда-то сражался. Феликс не знал, был ли он таким с рождения, или это пребывание на Небе сделало его таким, но силу он источал поистине впечатляющую, разбрасывая в стороны своих врагов, словно мальчишка, рубящий палкой сорняки.

Но не все противники были повергнуты в бегство. Зургалы все еще давали жестокий отпор, словно черное море накатывая на кружащих птиц, и поглощая их своими темными волнами. Множество кривых и ржавых мечей высовывалась из этой черной массы, которая то приобретала очертания войска, сбивая в полете пролетающих мимо птиц, то вновь распадалась на безликие формы. Феликс слышал, как от этого корчащегося сгустка исходит эхо нескончаемых стенаний и замогильный вой, когда это существо перемещалось по полю битвы.

А пока шло сражение, Белый Посланец и Полуночная Матерь быстро отступали к горам, где виднелся черный проход. Глядя в его темные недра, Феликс наконец понял, что это было за место. Войско стояло именно там, где в настоящем времени находилась армия императора Алисандра — у входа в Придел Скорби. Феликса сбили с толку песчаные дюны, которые уже не существовали в настоящем времени. Убегающие правители не старались давать отпор, как это делали зургалы, но при этом с легкостью отбивались от птиц и стрел, которые летели в их сторону. И пока Феликс наблюдал за ними, к центру, где все еще стоял Сахимэль, со злостью глядевший на развернувшуюся битву, прорвались Короли-Отступники. Одним бешенным потоком мечей и копий, словно уродливый земляной оползень, они навалились на Сахимэля, но тут же были отброшены стеной огня, выпущенной из его раскаленного меча. С дальнего конца поля, будто услышав зов боевого рога, поспешил на помощь Шалагарм. В несколько могучих прыжков он достиг центра и стал теснить своим сверкающим ятаганом это бесформенное чудовище.

К этому времени большая часть войска противника уже пустилось в бегство. Враги не могли дать отпор все еще прибывающим с небес птицам, и доспех арлекинского героя не брал ни один земной клинок. К тому же боевой дух подкосило и бегство правителей, которые уже скрылись в темном проходе. Поэтому бой вели лишь не знающие страха зоарийцы, которых оказалось не так уж и много, особенно после смертоносного крика королевы Каа, убившей большую их часть. Вместе с ними сражались и короли Ва-Келья, которые все еще стремились прорваться к Сахимэлю и нанести ему решающий удар. Вскоре к Шалагарму присоединилась и сереброкрылая Эльфейма, которая впервые за все время опустилась на землю. И как только ее голые стопы коснулись песка, то свет от того места волной прошелся во все стороны до самого горизонта, и песок засиял в ночи, словно солнечный фосфор.

Но битва с этим не закончилась, и зургалы давали яростный отпор двум небесным посланникам, накатывая на них все новыми волнами ржавых мечей и гнилой ткани. Видя все это, Сахимэль вскоре тоже вступил в битву, но в своей особой манере.

Все еще держа Лушаиль одной рукой, он стал вновь и вновь поднимать свой меч к небу, словно художник, который управляет огромной кистью. И там, куда смотрело острие меча, загорались звездные огни, а потом обрушивались на черную массу, которая бурлила впереди непроглядной тенью. Каждый раз, как с неба падал очередной синий огонек, эта масса изгибалась и расходилась в стороны, словно этот свет причинял ей невыносимую боль. Умирали и зоарийцы, которые просто сгорали дотла, когда на них падали эти звездные огни. Сражение представляло собой поистине чарующее зрелище, которое навсегда осталось в памяти Феликса.

Вскоре начался настоящий звездопад, и космические огни стали водить ночные хороводы над полем битвы. Пылающие птицы тоже стали кружить вокруг сражающихся, поднимая песок и создавая плотную стену из светящихся перьев, пыли и огня. Общими усилиями Сахимэлю и его союзникам удалось вытеснить зургалов за этот бушующий барьер, и теперь Феликс видел лишь их темные очертания, которые зловеще метались за пределами вихря, не в силах прорваться сквозь плотную завесу стихий. Наступила тишина. Феликс только сейчас понял, насколько громкой была битва, и с каким неземным звуком падали звездные огни, натягивался железный лук Эльфеймы и гремели колокольчики Шалагарма. Наверное, так бы звучали самые красивые драгоценные камни, будь они нотами. Но все это прошло, и теперь слышно было лишь шум ветра и шорох песка.

Опустив меч, Сахимэль подошел к королеве птиц и осторожно передал ей в руки Лушаиль. Эльфейма приняла зерзульскую принцессу, укрыв ее тело своими руками-крыльями. Затем Сахимэль подошел к железной статуе, на которой все еще висела распятая Каа, и голыми руками сорвал толстые стальные цепи. Звенья просто распались под его пальцами и упали на землю, словно кора сухого дерева, потревоженного топором дровосека. Когда же Каа была свободна, Сахимэль подхватил ее и передал Шалагарму, который усадил ее себе на колени, придерживая рукой ее спину.

Все это происходило без слов, будто все эти действия уже давно были обговорены ими. Каа попыталась слабо потянуться к сыну, но тот уже отошел в сторону и теперь смотрел на нее печальным взглядом. Подняв меч, он вновь воздел его к небу, и над его головой распахнулись врата, которые Феликс уже видел в Ферасе. Извилистый свет, больше похожий на дым, полился из открывшегося проема, начертав в небе светящуюся дорогу. Все также без единого слова, Шалагарм и Эльфейма, взяв с собой земных правительниц, вступили на этот путь, и свет стал уносить их к проходу между мирами. Все это выглядело еще более впечатляюще, чем в прошлый раз, когда Эн прощался с Изаркилем. Двое божественных посланцев, окруженных ореолом света, льющимся из проема, удалялись в ночное небо, оставляя за собой еле заметный искрящейся свет из космической пыли, который медленно падал на голову Сахимэля. Король лишь первые мгновения провожал их, и Феликс увидел, как его взгляд на долю секунды встретился с белесыми глазами Лушаиль, которая, хоть и не видела, но все же высунула свое лицо из-под серебристых перьев Эльфеймы и посмотрела через ее плечо вслед удаляющемуся Сахимэлю.

Но король быстро отвел глаза, и обратил пылающий золотом взор на стену песка, которая постепенно стала терять свою силу, и осыпаться серым водопадом пыли. После ухода Эльфеймы, земля вновь растеряла весь дневной свет, и теперь песок казался частью огромной черной массы, которая бурлила повсюду, словно закипающая смола. Медленно, она стала стягиваться в одну точку, и наконец перед Сахимэлем сформировались четверо мрачных призраков с высокими золотыми коронами на головах. Вдалеке все еще слышались испуганные крики убегающих в страхе людей, которые больше походили на карканье воронов, чем на человеческие голоса. Несколько сотен зоарийцов также были все еще живы, но теперь они не нападали, а лишь в настороженном ожидании переводили взгляды с короля на зургалов. Феликс было подумал, что сейчас враги Сахимэля заговорят с ним, чтобы вновь склонить его на свою сторону, но один из зургалов внезапно ринулся вперед, а за ним последовали и остальные. Их решительная атака сопровождалась холодящим кровь воплем смерти, услышав который оставшиеся зоарийцы попадали замертво. Но Сахимэль выстоял, и его звездный ореол еще ярче засиял в ночи, а раскаленный меч начал отражать удары проклятых черных клинков.

Начался новый этап битвы, от которого задрожала земля и небо раскололи вспышки нечестивых молний. Но теперь все было совершенно иначе, и в этих холодных мерцаниях Феликс ощутил запредельное зло. Стало ясно, что на этот раз проклятые короли призвали себе на помощь страшные силы, которые грозились в любой момент прорваться в этот мир. Феликс видел, как плотные тучи заслонили свет звезд, и сквозь них стал проглядываться тот самый призрачный огонь, который маленький никс видел в расщелине Алгобсиса, когда переходил по навесному мосту в Антэ Иллас. Вместе с этим замогильным огнем с неба стали падать черные перья, а за ними и мертвые вороны. Ударяясь о землю, они изрыгали черную кровь, а из их разинутых клювов выползали змеи и разный гнус, который заползал под песок и копошился в нем.

Открывшаяся перед Феликсом картина была настолько безумной, что грозилась свести с ума, но тем не менее маленький никс держался, и удивлялся выдержке Сахимэля, который все это переживал вживую. Зургалы нападали на короля с дикими воплями, от которых стыла кровь и болела голова. Но каждый раз Сахимэль отражал их удары, и даже когда те нападали всем скопом. Удары его раскаленного меча были резкими, но в то же время изящными, словно взмахи какой-то дивной птицы. В атаках короля не было ни одного лишнего движения, и казалось, будто он предвидит все удары своих врагов, и опережает их на шаг.

И пока происходила эта схватка, весь песок уже пропитался черной кровью и телами мертвых воронов. А сверху стал ползти призрачный огонь, который напоминал мертвые руки, медленно тянущиеся к королю. Но Сахимэлю удавалось стойка выдерживать все это, и он отгонял Первородное Зло своим светлым и теплым пламенем. В какой-то момент Феликсу показалось, что эта битва будет длиться очень долго, так как никто не показывал даже намека на усталость, но это мысль быстро испарилась, когда он увидел, как зургалы стали сливаться воедино, образуя мрачную высокую фигуру воина, которая возвышалась над Сахимэлем в два раза. Видимо, зургалы решили сконцентрировать свою силу, но король опередил их, и подскочив к фигуре, повалил ее на песок, вонзив меч прямо той в грудь, а свободной рукой схватив ее за горло.

И в этот момент Феликс понял, что сейчас произойдет что-то страшное. От Сахимэля вдруг повеяло великой силой, которая могла сравниться лишь с тем, что ощущал Феликс, когда видел вальдэв в их истинном облике. Зургалы тоже почувствовали эту мощь, и испуганно заметались, стремясь поскорее вырваться из хватки короля. Но Сахимэль крепко держал их, слушая как те истошно верещат, взывая к своему повелителю. Тьма обступила их со всех сторон, но вокруг Сахимэля все еще оставался ореол священного света, и рисунки на его теле засияли, как никогда прежде. Приблизившись к испуганному лицу темного воина, которое все время меняло свое обличие, Король открыл рот и произнес с холодной яростью:

— Сунах ка зурэль!

Вместе с этими словами из тела Сахимэля вырвалось бушующее солнечное пламя, которое огромной волной разошлось во все стороны, испепеляя все, чего касалось. В один миг песок расплавился и превратился в стекло, покрывшись огненными узорами, а черная тень зургалов сжалась, а потом и вовсе испарилась, словно унесенный ветром дым. Но свирепое пламя не остановилось, и продолжало распространяться во все стороны, неукротимое и безжалостное. На самом деле эта последняя атака Сахимэля продлилась всего несколько мгновений. Подобно искре в темной комнате, она вспыхнула, а затем все вновь окутал мрак, и лишь на горизонте было видно удаляющиеся золотые языки огня, напоминающие священное зарево, вычерчивая из темноты очертания гор и песчаных дюн, которые вскоре так же поглотила тьма.