Звезда Ворона

Глава 6. Меч, который никогда не сломается

— Что все это значит?! Какое право вы имеете арестовывать невиновного и законопослушного стелларийца?! — кричал, упираясь ногами, Феликс, когда его вели под руки двое солдат. Остальные сопровождающие стражники шли впереди.

— Приказ капитана. — без лишних слов повторил сержант, не поворачивая головы.

Они уже пять минут шли по ремесленному кварталу, где в будние дни трудились за шерстобитными машинами, ткацкими станками и красильными ямами сотни мастеров. Эль-Хафа славился своей изящной текстильной промышленностью, хотя до Мирры, главного ткацкого города империи, ему было еще далеко. Но сейчас все станки покорно молчали, а вокруг ям для вымачивания шерсти были разбросаны благоухающие лепестки цветов, чтобы перебить неприятный запах щелочи и мокрой кожи, которая после краски еще сушилась на длинных деревянных балках. Как и в остальных районах праздного города, сейчас тут сновали пьяные мужчины и громко смеющиеся женщины, которые развлекали простых работяг тем, что время от времени поднимали свои пышные юбки или демонстрировали свои загорелые формы из-под расшитых цветными нитями блуз. Где-то вдалеке артисты давали шумное представление, которое сопровождалось аплодисментами и восторженными возгласами зрителей.

Феликс ненадолго умолк, стараясь обдумать ситуацию, в которой он внезапно оказался. К великому счастью, схватили только его, и поэтому не нужно было думать о том, как отмазать Алифа. Возможно даже, что тот уже вовсю свою старческую прыть мчится к Хепзибе, чтобы доложить о непредвиденной проблеме. Еще удачей было то, что стражники не стали его сразу обыскивать, и как только арестовали, то тут же повели к Шарифу, поэтому никто из них не знал, что в сумке у Феликса лежит одна из главных реликвий империи. Маленький вор не успел ее передать своему напарнику, и сейчас она тяжким грузом давила ему на плечи. Феликсу даже стало казаться, что тяжелые мысли скапливались не у него в голове, а откладывались в сумку с реликвией, и с каждым шагом она становилась все тяжелее и тяжелее. Но сейчас выбор был невелик, и Феликсу нужно было срочным образом избавиться от этой обременительной ноши, а иначе, когда его приведут к капитану стражи, то ему останется жить всего несколько минут, ведь прозорливый старик обязательно решит проверить его сумки!

— Желание вашего капитана, кем бы он там ни был, это не повод арестовывать неповинных людей! — закричал Феликс, стараясь чтобы его услышало как можно больше народу. Его усилия возымели нужный эффект, и вот уже десятки веселых лиц, которые еще не поняли, что происходит, были направленны в их сторону. — Люди добрые, смотрите, арестовали невинного релиморца! И это правосудие?! Сколько же Небесный Судья осушил кувшинов с вином, чтобы дозволить каким-то негодяям в этот святой праздник арестовывать Его слугу?! Откройте же глаза, вы разве не видите, что я послушник церкви! — он извернулся в цепких объятиях стражников, и сумел скинуть с головы капюшон с петушиным гребешком, демонстрирую свою монашескую прическу.

— Всем успокоиться! — прикрикнул сержант, когда с разных сторон стали доноситься недовольные возгласы. — Это преступник, которого было велено немедленно доставить Шарифу!

Но толпа не желала его слушать. Со всех сторон начали доноситься пьяные выкрики и оскорбления в сторону стражников, посмевших схватить монаха. Несколько особо смелых человек бросили в стражников яблочными огрызками и фруктовыми косточками. А Феликс все не унимался, раззадоривая пьяную толпу.

— Вас проклянут Владыки! — кричал он, вертя головой, чтобы его голос достиг каждого уголка ремесленного квартала. — Вы слышите меня?! Владыки! Это же надо, арестовали прямо у порога святой обители, когда я раздавал беднякам праздничное вино! Это так вы чтите святые традиции?! Отнимаете последние крохи радости у страждущих жителей города и колотите доброго слугу прямо на пороге Божьего храма!

Его слова еще сильнее усилили недовольство толпы людей, разгневанных таким богохульным поступком стражников. Общий гам и оскорбления заглушили даже звуки музыки, которые доносились из соседнего квартала. Люди стали обступать стражников, а количество бросаемых в них объедков значительно увеличилось. Точкой кипения стала выходка одного из пьяных работяг:

— Вот вам святое вино, подавитесь, гнусные шакалы! — проревел он, выливая на стражников, которые держали Феликса, чан с нечистотами.

Те не смогли стерпеть такого оскорбительного жеста, и выпустив Феликса, ринулись хватать пьяного негодяя, перехватывая ножны, на манер дубинок. Не раздумывая, Феликс рванулся вперед, пытаясь затеряться в толпе, но тут же почувствовал, как кто-то схватил его за одежду, и тащит назад. Обернувшись, он увидел сержанта, который, с красным от гнева лицом, пытается задержать ускользающую добычу.

— Хватайте Лихта, идиоты! — кричал он, сдерживая Феликса и закрываясь от летящих в него помоев.

Вместе со стражником, Феликса стали тянуть и горожане, но уже в другую сторону, пытаясь освободить его от цепкой руки сержанта. Увидев, как другие стражники стали вынимать из ножен мечи, Феликс понял, что его побег не удался, и пьяная толпа вот-вот отступит, не желая отдавать свои жизни, пусть даже и за невинного священника. Сделав еще один рывок, Феликс споткнулся и упал на груду дурно пахнущей кожи, которая была приготовлена к покраске. Быстро сняв с себя сумку со скрижалью, он засунул ее под эту кучу, и поплотнее накрыл ее сверху тяжелыми лоскутами материи.

— Всем отойти! — взревел сержант, размахивая мечом, когда Феликса оттащили и подняли на ноги облитые грязной водой стражники. Похоже, никто не заметил, как Феликс спрятал сумку. — Клянусь всеми богами, еще один шаг, и я вам руки пообрубаю!

Толпа, недовольно ворча и проклиная стражников, стала расходиться по сторонам, возвращаясь к своим праздничным делам и кутежу. Через минуту все стало как прежде, и лишь испачканная улица и источающие вонь стражники свидетельствовали о том, что тут произошла небольшая потасовка.

— Завяжите ему рот. — приказал сержант, вытирая забрызганное ягодным соком лицо висевшей на балках сохнущей тканью. Он грозно посмотрел на Феликса. — Когда Шариф допросит тебя, я лично отрежу твой лживый язык, никс! Идем!

С завязанным ртом Феликсу пришлось прошагать несколько длинных улиц. Празднующие горожане весело оглядывались на то, как несколько грязных стражников ведут под руки одетого в костюм петуха священника. Некоторые все же недовольно хмурили брови, видать история о случившимся в ремесленном квартале уже успела опередить грузную походку стражников. Несколько раз его конвоиры сворачивали в менее людные переулки, не желая провоцировать новые конфликты. Через двадцать минут они, наконец, добрались до главных казарм стражи, под которыми находились тюрьмы. Это было длинное трехэтажное здание, которое растянулось на несколько улиц, и походило на брошенный с неба красный кирпич. В тонких бойницах мелькали зажженные факелы, а на крыше плавно передвигались туда-сюда темные силуэты дозорных, с копьями наперевес. Само здание было окружено высокой крепостной стеной, в три человеческих роста, на которой так же были расположены посты с охраной.

— Капитан еще не ушел? — спросил сержант у стражника, который стоял на посту рядом с тяжелыми железными воротами.

— Нет. — ответил тот, с непониманием рассматривая запачканную форму своих товарищей и переводя взгляд на Феликса. — Что, еще один пьяный олух? Это уже пятнадцатый на сегодня. А зачем вы ему рот завязали?

Но сержант ничего ему не ответил, и жестом приказал своим подопечным следовать за ним. Феликса то и дело больно тыкали в спину бронзовыми навершиями мечей, вымещая на маленьком воре свою праведную злобу за устроенный им переполох и клевету. Когда они вошли внутрь казарм, сержант сделал жест, приказывая всем остановиться, и подошел к столу, за которым сидел взлохмаченный писарь.

— Где сейчас капитан Шариф? Он просил привести ему этого скользкого ублюдка Лихта. — проговорил стражник, кивком указывая на Феликса.

Писарь неохотно оторвался от своих записей, и несколько секунд молча смотрел на стражников, словно человек, который находится на границе между сном и явью, после внезапного пробуждения. Сообразив, что перед ним реальные люди, писарь устало ткнул пером в пол.

— Спустился в темницы. — безучастно ответил он, и снова принялся за свои записи.

— Отлично. — проговорил сержант, разворачиваясь на каблуках и обращаясь, скорее, к самому себе. — Сразу в темницы, значит…

Феликса повели к узкому проходу, рядом с которым стояли двое дозорных. Стены казарм были построены из красного камня, а маленькие проходы и тусклое освещение делало внутренне убранство здания крайне неуютным. Складывалось ощущение, что находишься в сточной канаве, а дурно пахнущие стражники, которые сопровождали Феликса, еще сильнее усиливали это неприятное впечатление. Спустившись по винтовой лестнице, Феликс почувствовал, как резко изменился воздух в помещении. В темницах он был более холодным и влажным, заставляющий кожу покрываться мурашками. На стенах висело еще меньше факелов, а вонь, исходившая от облитых помоями стражников, смешалась с таким же запахом, который источали влажные тени за железными решетками тюремных камер.

Феликса провели вдоль пустых темниц в противоположный конец зала, где находилась деревянная дверь. Постучав в нее, они услышали недовольный голос Шарифа:

— Да, входи, кто там еще?!

Войдя в комнату, Феликса грубо толкнули в центр помещения, где располагался широкий железный стол с восседающим за ним капитаном стражи. Сама комната была заставлена полками с картотекой и подставками для оружия, на которых покоились наточенные мечи и копья, а рядом стояли кувшины с маслом для смазки железа. Несколько тюремщиков сидели за круглым столом, на котором стояла полуистлевшая свеча, и играли в карты, а валютой для ставок у них служили ягоды винограда. Играть на деньги в присутствии Шарифа было бы так же глупо, как плюнуть в лицо императору. Заметив вошедших, капитан смерил их взглядом, а затем лукаво улыбнулся.

— А-а, вот и ты, хитрый негодяй. — проговорил он, поднимаясь со своего места. — Маленький сын шлюхи. — заметив, что у Феликса связаны руки и рот, он хмуро посмотрел на сержанта. — Почему он связан? — озадаченно спросил он, и заметив грязный вид своих подчиненных, уже более злобным тоном добавил: — А с вами что такое, помойные оборванцы? Выглядите как навозные жуки! Ваши матери что, вас в загоне со свиньями рожали?!

— Это все вот этот. — обиженно проговорил сержант, тыкая в Феликса пальцем, словно пристыженный ребенок. — Оболгал нас и спровоцировал толпу.

— Оболгал, значит… — повторил Шариф, переводя хитрый взгляд на Феликса и поглаживая свои усы. Пару мгновений он смотрел на маленького вора с какими-то высокомерным восторгом, какой обычно бывает у людей, наблюдающих за жонглерами, и думающих, что у них выйдет не хуже. Затем он перевел взгляд на стражников, и его лицо вновь исказилось в злой гримасе. — А ну пошли вон отсюда, клопы помойные! И чтобы через пол часа вы стояли передо мной в чистом виде, как панталоны шлюхи-Силестии! А иначе вы до конца жизни будете у меня работать на навозных кучах!

С поникшими головами и злыми взглядами стражники вышли из комнаты, и было слышно, как они негромко переговариваются между собой, параллельно ругая горожан и самого Феликса не менее злыми словами, чем самые бывалые моряки.

— А ты, — Шариф сделал шаг в направлении Феликса, и одним движением сорвал с его рта кляп, — садись и заткнись. — он кивком указал на низкий деревянный табурет рядом со своим местом. — Сейчас мы будем разбираться.

Все еще со связанными руками, Феликс уселся на неудобный стул, и положил ногу на ногу, стараясь придать себе невозмутимый вид. Проходя мимо, Шариф грубо пихнул его ногой, без слов дав понять, что не потерпит таких кривляний в своем присутствии.

— Повыделывайся мне тут еще, шлюхино отродье. — зло пробормотал он, садясь за стол. Тюремщики злорадно засмеялись у себя в углу, глядя как Феликс понуро принял более кроткую позу.

— Господин Шариф, я безусловно понимаю, что такой уважаемый и честный человек как вы… — начал было Феликс, но его прервал мощный удар кулака по столу.

— Я же сказал тебе заткнуться! — проревел капитан. Резко встав, он вышел из-за стола, и навис над Феликсом. — Ты думаешь я идиот? Считаешь, что у меня нет своих людей в городе, чтобы следить за такими хитрыми ублюдками как ты? Думаешь, что обвел меня вокруг пальца, да? — его украшенный перстнями кулак врезался прямо в живот маленького вора, выбив из груди Феликса весь воздух. Согнувшись от боли, маленький вор рухнул на пол. — Сначала эта библиотечная свинья, теперь ты. — продолжал капитан. — Неужели вы думали, что я не замечу пропажи? И с каких это пор, ты переключился на обычный товар, Лихт? Да, я помню кто ты такой, чертов книжный ублюдок!

— Не… не понимаю… о… чем вы… говорите… — пропыхтел Феликс.

Еще один удар, на этот раз ногой, заставил Феликса вновь потерять весь воздух, которые его легкие с таким трудом смогли накопить за последние несколько секунд.

— Все ты знаешь, хитрая блоха! — проревел капитан. — Восемь повозок с товаром! Пять с вином! Ты думаешь, раз я старый, то и считать разучился?!

— Клянусь всеми богами… не понимаю… в чем я провинился… — проговорил Феликс, корчась от боли.

Шариф опустился на корточки, и схватив Феликса за волосы, оттянул его голову назад, чтобы взглянуть в его наполненные слезами глаза.

— Вы всегда говорите одно и то же, жалкие черви. Даже если сам Небесный Судья спустится, и укажет на ваши грехи, вы, словно помойные крысы, будете пищать о своей чистоте и невинности. — с застывшим на лице призрением, он отпустил Феликса, и принялся снимать с его плеч оставшиеся сумки. — Раз ты сам не хочешь сознаваться, то я тебе напомню. Неделю назад тебе было поручено составить торговую опись, и ты, чертов ублюдок, утаил товар, который потом, вместе той жирной книжной свиньей, вывез из города. — прорычал Шариф, небрежно вытряхивая на свой стол содержимое сумок.

— Клянусь кровью всех святых мучеников, я скопировал все буквы, как они были написаны в приемных листах. У меня даже и в мысли не было вас обманывать. — прохрипел Феликс севшим голосом. — Вы же сами проверяли записи.

— Тогда как ты объяснишь вот это! — воскликнул капитан, и порывшись в ящике стола достал кипу пергаментов. Подойдя к Феликсу, он сунул под нос маленького никса несколько желтых листов.

Какое-то время Феликс молча рассматривал документы, исписанные его косым тонким почерком, но точно не рукой Феликса. Маленький вор в точности помнил какие наименования товаров были указаны в описи, и тут их явно не было. Словно черная грозовая туча, в его груди заклокотала ненависть и праведная ярость. Этот чертов писарь, которого в ту ночь привели стражники, и который помогал искать вещи Феликса, подделал его почерк! Жирный ублюдок подставил его!

— Это не я! — возмущенно и со слезами ярости на глазах проревел Феликс.

Услышав его, капитан злорадно рассмеялся, откинув голову назад.

— Что, малявка, больше нечего сказать перед открывшейся правдой? А, нечего? — с этими словами он несколько раз хлестнул по щекам Феликса пергаментными листами, словно провинившегося пса, который порвал развешенное на веревках чистое белье. — А еще несколько писарей видели, как ты спускался в библиотечные архивы и о чем-то шептался с тамошними книжными крысами. Или тоже скажешь, что это не ты? А? Отвечай, мерзавец!

— Это тот толстый писарь, я уверен! Это он подделал мой почерк! Спросите его! — начал оправдываться Феликс.

— О-о, я непременно спрошу, когда люди Джину схватят его за поросячий хвост. — со смешком проговорил Шариф, возвращаясь на место. — Уверен, что этот боров сбежал в Меридиан. Или может быть ты мне скажешь, где твой ублюдочный дружок прячется?

— Да не знаю я! — возмутился Феликс. — Сами подумайте, если бы я был повинен в этом преступлении, то стал бы оставаться в городе?

— Может ты решил, что я такой старый олух, что не разгадаю твой идиотский план. — пробормотал себе под нос Шариф, с хмурым видом разглядывая вываленные на стол вещи Феликса. — Ловко ты тогда придумал со своими шмотками-то, будто их украли. И долго вы этот план придумывали?

— Это все сплошное недоразумение. — совладав с бушующей яростью от несправедливого обвинения и наглого обмана, проговорил Феликс. — Уверен, что найдутся свидетели моей невиновности. Точно! Спросите госпожу Хепзибу, она…

— Заткнись! — рявкнул Шариф, снова ударив кулаком о стол. — Твое счастье, что на старости лет я стал мягок сердцем, а иначе твоя голова уже давно бы висела на пиках крепостной стены! — пригрозил он, тыча в Феликса его же отмычкой, которую до этого рассматривал. — А так, — он устало выкинул отмычку в груду остальных вещей, — просто будешь корячится в Древесных шахтах, пока не отработаешь весь украденный товар. В двойном размере, разумеется. За себя, и за эту жирную библиотечную моль, с которой вы все это придумали. — сказав это, он кинул взгляд на тюремщиков. — Эй, вы, там, заберите это непотребство, чтоб ему пусто было.

— Это все большое недоразумение, господин Шариф! — вновь стал оправдываться Феликс, когда двое мускулистых тюремщиков под локти повели его к выходу. — В этот раз я и вправду не причем! Спросите Хепзибу аль Нафрит!

Шариф ничто не ответил, а лишь с полным презрения и недобрых теней взглядом, какой обычно бывает у любящих свою работу палачей, смотрел на извивающегося пленника, которого уводили из комнаты.

— Стойте. — проговорил Шариф, когда тюремные охранники были уже в шаге от дверей.

У Феликса чаще забилось сердце. Неужели старик решил поверить ему, и сейчас спокойно выслушает его просьбы? Он видел, как капитан встал со своего места, и медленно подошел к Феликсу.

— Совсем забыл, что ты та еще мышь. — проговорил он, обшаривая его одежды. — Небось еще где-то своих проклятых отмычек попрятал. А ну, помогите мне его обыскать, и вытаскивайте все, что можно просунуть в замочную скважину. Отрежьте его стручок, если понадобиться, но не оставляйте ничего, чем можно вскрыть замок.

Феликс с грустью наблюдал, как из его карманов вынимают все содержимое, срезают все ремешки с металлическими бляшками и срывают с костюма перья с деревянными пуговицами. Досталось даже башмакам, у которых были кожаные ремешки с металлическими спицами, и которые бесцеремонно отрезали острым кинжалом. Убедившись, что все подозрительные предметы были изъяты, тюремщики выволокли Феликса из кабинета.

Когда за ними закрылись двери, надзиратели поволокли его вдоль темных, пропахших мокрой плесенью тюремных камер. Некоторые тюремные помещения были каменными, и в них вели массивные деревянные двери с маленькими решетчатыми оконцами, другие же, более просторные, походили на обычные звериные клетки. В тех темницах, где сидели заключенные, слабо горели факелы, которые больше наводили тоску и холод, чем давали тепла. Побитые, заспанные и просто жалкие лица сопровождали безжизненными взглядами странного заключенного, одетого в растрепанный карнавальный костюм, который, как и все остальные преступники, пытался убедить тюремщиков в своей невиновности. Пропетляв по лабиринтам подземной тюрьмы, они остановились около одного из особо дурно пахнущих уголков.

— Давай его вон к тому. — предложил один из его конвоиров, указав на камеру, в которой сидел на лавочке грозного вида детина. Судя по виду, тот мог сложить Феликса, словно пергаментный лист, и подложить его под свой грузный зад, чтобы не так холодно было сидеть на каменной скамье.

— Господа, господа. — запротестовал Феликс. — Давайте же будем благоразумны. Я не хочу обременять людей, и лишать их положенной небесами свободы. Вы же видите, что нам тут будет тесно…

— А давайте лучше вы заткнетесь. — съязвил, один из тюремщиков, открывая клетку. — Господа…

Он сильно толкнул Феликса в спину, и тот, не ожидая такого отношения, споткнулся, и чуть было не налетел на здоровяка, который, по-видимому, крепко спал, опустив свое лицо вниз. Заметив, что пришли тюремщики, заключенные из других камер стали что-то громко требовать, перебивая и толкая друг друга, от чего их наперебой звучащие голоса стали похожи на крики чаек, борющихся за кусок выброшенного хлеба.

— А ну замолкли, чертово отребье! — рявкнул надзиратель. — Еду получите после праздника! Все повара сейчас спят. И не сказав больше ни слова, они направились обратно, время от времени стукая своими деревянными дубинками по прутьям камер, отгоняя тем самым особо наглых и безумных преступников, которые высовывали свои руки, чтобы ухватиться за большую связку ключей, гремевших на поясе у тюремщика.

После их ухода какое-то время заключенные все еще недовольно переговаривались друг с другом, обзывая охранников, а затем разошлись по темным уголкам своих камер. Феликс же осторожно посмотрел на своего большого соседа, а затем отошел в другой конец темницы, усевшись на одну из вделанных прямо в стену каменных кроватей. Сейчас у него не было другого выхода, кроме как сидеть и ждать, пока Хепзиба не освободит его. Феликс был уверен, что эта знатная дама не оставит его в беде, правда ждать этого освобождения, по-видимому, придется не скоро. Ну, или как минимум, дождаться, пока его отведут в Древесные шахты, а уж оттуда сбежать по тайным проходам, которыми Феликс уже однажды пользовался. Он и сейчас спокойно бы вышел, но прозорливые тюремщики забрали у него все предметы, которыми можно было бы вскрыть замок.

Раздумывая над своей тяжкой судьбой, Феликс услышал странный звук, похожий на бульканье, которое обычно издают невежи за столом, когда им подают супы или другие жидкие блюда.

— Ну нет, опять! — раздался раздраженный голос из другой камеры. — Сколько можно! Охрана! Чертовы псы, да услышьте же нас наконец! Хватит издеваться, мы тут спать хотим! Эй, ты, монах, пни этого идиота хорошенько, чтобы заткнулся!

Феликс ошарашенно посмотрел по сторонам, и только сейчас понял, что они имеют в виду его.

— Что значит «пни»? — пробубнил он, хмуря брови. — Кого?

— Кого-кого, а то сам не видишь? Вот этого поросенка, что рядом с тобой сидит! — ответил худощавый пират, если судить по татуировкам и загорелому виду. — А то клянусь Рогатой Матерью, когда выберемся я с него скальп сниму!

Феликс испуганно перевел взгляд со своего собеседника на здоровяка. Со стороны пирата было верхом самомнения утверждать, что он сможет хоть каким-то образом повредить эту груду мышц и жира. Судя по габаритам, громила мог просто дунуть на зазнавшегося моряка, и все его кости разлетятся по ветру, словно лепестки одуванчика.

— Ну чего сидишь? — продолжил пират. — Пихни локтем, хотя бы.

— Да вы с ума сошли! — возмущенно проговорил Феликс. — Он же меня убьет!

Из соседней камеры донесся дружный смех, словно Феликс рассказал какую-то очень смешную шутку.

— Этот-то? Да он даже мух боится, не то что людей. — проговорил еще один грозного вида заключенный с лохматой бородой.

Феликс снова посмотрел на своего соседа, и до него только сейчас дошло, что этот здоровяк плачет. Спрятав свое лицо в широких ладонях, он лил слезы, содрогаясь всем телом, словно слишком впечатлительный ребенок, которому пьяный священник пригрозил вечными муками в аду.

— Видишь? — проговорил пират. — Ничего он тебе не сделает.

Поджав губу, Феликс осторожно пододвинулся поближе к своему плачущему соседу. В тусклом свете факела он увидел, что вокруг толстяка разбросаны объедки и мелкие камешки. Несколько косточек и тыквенных семечек были и на его одежде. Похоже, другие заключенные кидали в него вещи, чтобы тот перестал плакать.

— Э-э… извините. — пробормотал Феликс. — У вас что-то болит? Может быть позвать целителя?

Поняв, что его слова не возымели никакого эффекта, Феликс осторожно дотронулся до плеча своего сокамерника, и тут же чуть не свалился со своего места. Здоровяк, по-видимому до этого не подозревавший о его присутствии, резко вздрогнул от неожиданного прикосновения, и отпрянул на самый край скамейки, испуганно прижимая могучие руки к груди и тяжело дыша, словно от продолжительного бега.

— Святая Дочь Роз, ну не надо же меня так пугать. — выдохнул Феликс, хватаясь за сердце. — Вы меня чуть не…

Он остановился на полуслове, бестолково уставившись на лицо своего соседа. Оказалось, что перед ним сидел совсем еще ребенок. На его круглом лице еще даже не было первых мужских волос, а пухлые щеки и голубые добрые глаза, которые сейчас были наполнены страхом и слезами, делали его похожим на большого младенца. Молодости ему добавляли и короткие кудрявые волосы, которые напоминали светлую шерсть молодого барашка. Ему нельзя было дать больше тринадцати лет, а может даже и меньше. Тяжело дыша, он с ужасом глядел на Феликса, будто ожидая, что он в любой момент может его ударить.

— Ну и дела, да ты же ведь еще совсем ребенок. — с жалостью пробормотал Феликс, и быстро подойдя к железным прутьям, гневно прибавил в пустоту: — И не стыдно вам сажать за решетку детей! Да еще и в святой праздник! Подлые негодяи!

— И этот туда же… — сокрушенно пробормотал пират, повиснув на железных прутьях.

Злобно глянув на пирата, который сейчас не мог ему ничего сделать, Феликс вернулся на свое место. — Спокойно, — сказал он, поднимая руки, и показывая, что он не желает зла, — я не буду тебя бить. Как тебя хоть зовут, бедолага?

— М-Милу. Милу — сын старого свечника. — проговорил тот, вытирая ладонями слезы. — Так преподобный говорит.

— Преподобный? Так ты сирота? — догадался Феликс, и не вставая с места, прокричал, грозя в пустоту: — Да еще и сирот! Владыки что, всех стражников за место добрых сердец наградили червивыми огрызками?!

— А вас как зовут, господин? — спросил здоровяк. Голос у него тоже был детский, и никак не сочетался с его дюжими размерами.

— Меня-то? Феликс.

— Вы тоже преступник, как и я? — всхлипывая проговорил тот, и снова залился горькими слезами. — Преподобный говорит, что все преступники попадают прямо в ад, а значит и я тоже. — его могучее тело дергалось от громких детских рыданий.

— Ну-ну, какие же мы преступники, дружище? — попытался утешить его Феликс, по-отечески похлопав рукой по широкому плечу. — Посмотри, тут везде одни лишь честнейшие люди. — он обвел ободряющим взглядом унылые и заплывшие от вина лица заключенных, которые стояли около железных решеток. — Преступники — это те, кто сажает совершенно неповинных людей в темницы. Это я тебе как праведный служитель церкви говорю. И гореть этим преступникам в аду за такие деяния! — повысив голос, пригрозил Феликс, снова обращаясь к тюремщикам, которые, конечно, не могли его услышать. Из-за праздника, большинство стражников находились на улицах, а поэтому, те, кто остался, сторожили единственный вход в темницы.

— Но я ведь не честный. — рыдая проговорил Милу, пряча лицо в ладонях. — Я ведь не хотел его красть… Я даже не помню, как он оказался у меня. Я просто ходил по рынку, а потом украл… — его слова потонули в новых рыданиях.

— Милостивая Дочь, да о чем это ты там бормочешь себе под нос? Что именно ты украл? — осторожно, словно заботливая няня, поинтересовался Феликс.

— Ножик. Я просто ходил, а потом украл… а потом стражники схватили.

— Нож? — задумчиво повторил Феликс. — Зачем такому как ты понадобился нож?

— Не знаю. — помотал головой Милу. — Я его просто украл.

— Постой. — прервал рыдания здоровяка Феликс. До маленького вора наконец стало доходить, в чем тут дело. — А у этого ножа, ну, который ты украл, у него была рукоять?

Парнишка на секунду замер, словно суслик, увидевший неподалеку хищную кошку, а затем отрицательно помотал головой.

— Похоже, сегодня боги были не добры к нам обоим, раз наслали такие несправедливые обвинения. — со вздохом проговорил Феликс, облокотившись спиной о холодную каменную стену. — Меня обманул подлый книжный червь, будь он проклят, а тебя уличная эспада.

— Кто? — всхлипывая, Милу оторвал ладони от заплаканного лица.

— Эспады. — повторил Феликс. — Базарные воры, которые работают на черных кузнецов и переплавщиков. Они крадут ценные вещи, сделанные из железа, обычно это оружие, а затем снимают дорогие рукояти и отламывают верхушку клинка, там, где печать мастера. А остатки, если они не слишком ценные, подкидывают зазевавшимся прохожим, чтобы отвести подозрения. Но в большинстве своем они подкидывают подделки, чтобы оставить хороший клинок себе.

— Таким как я. — сказал Милу. — Я был таким зазевавшимся прохожим. Преподобный говорит, что я все время зеваю и витаю в облаках.

— Именно. — кивнул Феликс. — Так что не бойся, ты не преступник, и муки ада тебе не грозят, во всяком случае за то, что ты не делал.

Секунду Милу смотрел на Феликса напухшими от слез глазами, а затем снова спрятал лицо в своих широких ладонях. — Ох, и достанется же мне от преподобного. Снова зевал, и вот что случилось. Обманули. Правильно говорят, что я ни на что не годен.

— Кто так говорит, наверное, сам очень глуп и слеп. — снова начал успокаивать его Феликс. — Разве похоже, чтобы ты был ни на что не годен? Смотри, тебе удалось разозлить столько народа, просто сидя на месте!

— Тоже мне достижение. — угрюмо пробормотал старый пират, который теперь прислушивался к их разговору.

— Не всем дано совершать великие вещи, но знаешь, даже боги, порой, не могут делать то, что под силу обычным смертным. — сказал Феликс, положив ногу на ногу, и подавив смешок. Ему вдруг представилась эта сцена со стороны. Он тут сидит в разноцветном костюме петуха и поучает жизни этого бедного юношу. — Ты слышал историю «про короля, который не умел пользоваться мечом»?

Милу снова вынырнул из своих широченных ладоней, и на его пухлом лице застыл неприкрытый интерес. Он тихо помотал головой, отчего его розовые щеки смешно затрепетали.

— Тогда давай я тебе расскажу, пока будем ждать своего скорого освобождения, которое непременно должно будет случиться, если, конечно, боги окончательно не сошли с ума. Уверен, скоро нас вызволят из этих неприветливых мест.

— Нас освободят? — удивился Милу.

— Конечно! Мы же оба невинные и честные люди, которые не совершали тех постыдных проступков, которыми нас оклеветали! — с жаром отозвался Феликс.

— Так что там с историей? — донеслось до них из соседней камеры.

Повернув голову, Феликс увидел, что другие заключенные тоже подошли к прутьям и с интересом вслушиваются в их разговор.

— А, это… Да, история про короля. — начал было Феликс, собирая у себя в голове все возможное воображение, а на языке красноречие, которое он всю жизнь оттачивал, словно убийца острый нож. — Давным-давно, в далеких землях существовало королевство… могущественное королевство, которым правил великий король. У которого не было никакого имени! — тут же прибавил он, увидев, как Милу открыл было свой рот, готовясь задать вопрос, который обычно задают в таких случаях. Феликс уже устал бесконечно придумывать новые имена несуществующим личностям.

— Как это такое может быть, чтобы без имени? — заплетающимся языком спросил один из заключенных. — Это, значится, неправда выходит. Даже у собак есть имена, а тут, видите-ли, целый король!

— Ну… его так и звали… Король. — отмахнулся Феликс.

— Он был таким же как Джума? Как наш добрый и славный претор? — быстро спросил Милу. Он был так увлечен, что уже не плакал, и с интересом глядел на Феликса своими большими глазами.

— Ну, почти. Скорее, как наш достопочтенный император Лионель. Он был правителем и защитником одновременно. Когда Король только появился на свет, боги спустились с небес и одарили его своим благословением и безграничными талантами. За чтобы тот не брался — все ему удавалось легко, как если бы все в мире подчинялось его воле. Он был лучшим певцом, лучшим художником, лучшим полководцем и любовником. Он был владыкой всех земель и морей, и даже солнце и луна могли погаснуть по его желанию, или вновь воссиять, превратив ночь в день, и наоборот. Он мог распоряжаться даже самой судьбой, и никто не мог ослушаться его повелевающего слова. Но даже имея такие таланты, которые могли склонить на его сторону все народы лишь одним взглядом, Король уважал только одну грубую силу. У него была непобедимая армия, которая покоряла все земли, поджигала моря и двигала горы. Король тоже участвовал в этих походах, но одна вещь его беспокоила больше всего остального в этом мире. Как бы он не старался, он не мог пользоваться мечом. Точнее, пользоваться-то он им, конечно, мог, но все оружие, которое он брал в свои руки, тут же рассыпалось на мелкие осколки, не выдерживая его могучей хватки. Это очень тревожило Короля, и он приказал привести к нему самых лучших кузнецов со всего мира, чтобы они сделали для него меч, которым тот сможет пользоваться.

Пока Феликс говорил, Милу, а вместе с ним и все остальные заключенные, затаив дыхание слушали его историю. Даже те, кто был не в состоянии держаться на ногах от обилия в их телах святого вина, подползли к решеткам, и пытались сконцентрировать свои рассеянные взоры на чудаковатом монахе в костюме петуха. А Феликс тем временем продолжал:

— И первым к Королю пришел кузнец из краев, где рождалась радуга и белые облака. Страны невиданной красоты и радостного изящества, которая находилась так высоко в небе, что даже птицы не могли до нее долететь. Влекомый чувством прекрасного, кузнец решил преподнести Королю меч из радужного хрусталя, который был настолько же крепок, насколько и красив.

«— Лик твой прекрасен, о всесильный Король,» — сказал он, «- а значит и оружие должно быть ему под стать.»

Взяв стеклянный меч в руки, Король удивился тому, что тот и вправду не рассыпался, как все другое оружие, созданное до этого. Но сделав первый взмах, он заметил, как по стеклянному лезвию прошла маленькая трещина. Второй взмах разрушил меч, и тот разлетелся на множество сверкающих осколков, таких маленьких, что ветер тут же разнес их по миру, и они превратились в драгоценные камни, которые стали цениться всеми мастерами ювелирами как самые прекрасные из всех самоцветов. Разозленный Король приказал немедленно казнить кузнеца, который посмел сравнить его красоту с этой хрупкой подделкой.

— Ну, оно и понятно, что из стекла-то оно быстро поломается. — проговорил заключенный с лохматой бородой, который, как и все, слушал историю Феликса, повиснув на решетках камеры. — Кто же делает мечи из стекла? Дураки, разве что.

— Чшшш! — зашипели на него сокамерники.

Когда склоки в соседней камере немного улеглись, Феликс продолжил свой рассказ:

— После этого к Королю пришел второй кузнец. Он был из диких степей, в которых рождался непокорный ветер и беспощадные грозы, и которые были столь обширные, что даже боги не знали их истинных размеров. Мест, в которых могли жить лишь сильные духом и телом люди. Как и сам Король, второй кузнец почитал грубую силу, и поэтому принес ему каменный меч, неподъемный, как сама гора Дента. Пусть он и уступал красотой хрустальному клинку, он все же был выполнен довольно умело, чтобы быть достойным руки Короля.

«— Сила твоя не знает границ, о всевластный Король,» — сказал он, «- а значит тебе нужно оружие, чтобы правильно ее направлять.»

И в этот раз меч не сломался, когда Король взял его в руки. Великое множество битв после этого Король провел, держа в руках каменный клинок, но однажды, проезжая через быструю и полноводную реку, Король заметил, как вода вымывает из его меча маленькие камушки и песчинки. Заполнив множество трещин, образовавшихся после долгих битв, река, наконец, победила каменное оружие, и оно тоже рассыпалось на множество кусочков, которые вымыло в океан, и они образовали новые дивные острова, которые облюбовали птицы и звери. Разозленный Король приказал казнить и этого кузнеца, за то, что тот сравнил его силу с крошащимся во времени камнем. Гнев Короля был велик, и он не желал мериться с такой судьбой, ведь он привык к тому, что все в мире подчиняется его воле. Он решил сам выковать себе меч, но и тут потерпел неудачу. Выкованные им мечи были куда более красивые и крепкие, чем все остальные, виденные им прежде, но и они со временем ломались. Тогда Король, разозленный такой несправедливостью, отдал указ казнить всех священников, чтобы боги, увидев его страшные деяния, спустились и спасли жителей, и тогда, когда они будут ступать по земле в смертном обличии, он сможет отнять у них святые мечи, над которыми не властно было даже само время.

Увидев безумство, которое охватило королевство, маленький, но очень умный и набожный мальчик, решил тоже попытать счастье в изготовлении несокрушимого меча. Конечно, он и понятия не имел, как делаются настоящие мечи, а поэтому он сорвал с ближайшей березы ветку, и вознеся молитву богам, попросил их наделить ее святой силой. Боги были милостивы, и видели в мальчике праведные мысли, а поэтому одарили своим благословением березовую ветвь.

Когда мальчик принес освященную березовую ветвь Королю, тот чуть было не убил его на месте за такую дерзость, но все же решил опробовать этот дар. Какое же было удивление Короля, когда ветвь одним махом разрубила камень! Гнев Короля утих, и он вновь принялся завоевывать другие страны. Множество великих битв он провел, круша своих врагов березовой ветвью. Вода, огонь и даже само время не могли навредить этому оружию, так как его защищала божественная сила. Но темные мысли начали вновь овладевать Королем.

«— Я владыка всех земель и неба.» — думал он. «— Как я, Король, могу владеть этим жалким подобием оружия? Разве какая-то березовая палка достойна, чтобы моя рука держала ее?»

И снова Король вернулся за старое, и стал вновь сжигать храмы и рушить алтари. Он желал себе более изящный меч, который подчеркнул бы его величие и славу. Тогда мальчик побежал к священному озеру, и выдернул белое перо у самого красивого лебедя, что плавал в тех водах. Попросив богов вновь ему помочь, мальчик вознес молитву и совершил все нужные таинства. И снова боги ответили на его просьбу, наделив небесной силой лебединое перо.

Король был доволен новым оружием, которое было таким-же крепким, как березовая ветвь, но более изящным и безупречным. Он снова ушел завоевывать страны, разрезая лебединым пером стены городов, словно нож масло. Но через некоторое время он вновь погрузился в черные мысли.

«— Разве какое-то перо может передать всю мою силу?» — думал он. «— Мои враги не страшатся меня таким образом, как должны. Мне нужен меч, который будет наводить на них страх и лишать мыслей о мятеже!»

На этот раз мальчик не стал дожидаться, когда Король снова начнет богохульствовать, и побежал к бескрайнему серому морю. Найдя самого старого и мудрого кита, он попросил у него подарить ему ребро, которое было в почете у всех животных и птиц. Кит был добрым, и отдал мальчику одно из своих волшебных ребер, и это был очень ценный и редкий дар. Но когда мальчик в третий раз воззвал к богам, чтобы они ему помогли, те не стали благословлять китовую кость, так как в этом не было надобности.

Возвратившись к Королю, мальчик вручил ему китовую кость, и тот, обрадованный такому величественному и угрожающему оружию вновь собрал свою армию для завоеваний. Но на этот раз мальчик решил пойти с Королем, чтобы посмотреть на его победы своими глазами. Когда армия Короля достигла вражеского города, Король взял китовую кость и начал ей крушить своих врагов.

«— Что ты делаешь, зачем ты убиваешь людей?» — спросил удивленный поступками Короля мальчик.

«— А разве не для того мне был дан этот меч, чтобы я управлял жизнями людей?» — ответил тот.

Тут мальчик понял, что Король неправильно использовал те мечи, которые он ему давал. Взяв березовую ветвь, мальчик отдал ее хромому старику в белых одеждах, который все время таскался за Королем, но никогда не поспевал за ним. Получив трость, он смог нагнать Короля, и оказалось, что это был повелитель страны, которую Король никак не мог захватить, так как она была очень хорошо спрятана от его глаз. Увидев победы Короля, правитель страны решил сдаться на его милость, но из-за своего возраста никак не мог поспеть за ним. Так Король захватил Скрытую Страну.

После этого мальчик взял лебединое перо, и попросил Короля нарисовать картину, достойную его царского титула. Как и любая другая вещь, созданная рукой Короля, картина вышла необыкновенно красивой. Она вышла такой прекрасной, что сияла в ночи, подобно солнцу и звездам. Свет картины достиг всех уголков мира, и ее смог заметить правитель страны, находившейся так далеко, что даже Король не знал о ее существовании. Он приклонил колени перед достигшим высшей степени искусством Короля, и поклялся вечно служить ему. Так Король захватил Далекую Страну.

Взяв в руки последний дар, волшебную китовую кость, мальчик сам вырезал из нее флейту, и попросил Короля сыграть на ней. И пусть боги не благословили это орудие, непревзойденного таланта Короля хватило, чтобы мелодия достигла каждого уголка мира. Музыка дошла до страны, такой маленькой, что Король даже не замечал ее на фоне других стран. Там жила всего лишь одна принцесса, и чарующая музыка, созданная талантом Короля, покорила ее невинное сердце. Так Король завоевал Малую Страну.

Увидев, что завоевывать страны можно не только с помощью грубой силы, Король понял, что меч — это не только то, что колет и режет. Порой, меч — это добрый поступок, а иногда и мудрая мысль. Мечом может быть наш язык, или грамотно составленное письмо, отправленное в нужное время и место. Главное, найти свой собственный меч, которым ты сможешь правильно пользоваться, и он тогда никогда не сломается.

Когда Феликс закончил свой рассказ, с круглого лица Милу не сходило выражение, будто он ждет продолжения этой истории. Его рот был немного приоткрыт, а глаза были наполнены детским ожиданием, какое обычно можно увидеть лишь на лицах самых маленьких и доверчивых детей. Увидев это, Феликс немного откашлялся и прибавил:

— Эта вся история.

— А что стало с Королем дальше? — тут же спросил Милу.

— Да. Чего это он вдруг перехотел всех завоевывать? — добавил пират из соседней камеры.

— Я не говорил, что он перехотел… — начал оправдываться Феликс. — Он… ну, он и дальше стал править и захватывать… Говорят, что когда он женился на принцессе, то захватил все оставшиеся страны, а после и сами Небеса! Да, он захватил Небеса и стал новым богом! Конец.

— Значит, у каждого человека есть свой меч? — тихо спросил Милу.

— Именно. — весело кивнул Феликс, обрадованный тем, что сумел перебить своей сказкой грустные мысли этого парнишки. — Меч — это наши таланты, а удача — точильный камень. Держи их всегда при себе, и ты из любой ситуации выйдешь победителем. Вот, смотри, я сейчас продемонстрирую…

Феликс только сейчас заметил, что среди объедков, которыми заключенные кидали в здоровяка, было несколько обглоданных крысиных косточек. Взяв их в руки, он подошел к двери камеры, и стал ковыряться ими в замочной скважине. Не прошло и нескольких секунд, как по темному коридору пронесся легкий щелчок, оповещающий о том, что замок поддался руке маленького вора. Заключенные в соседних камерах, казалось, даже затаили дыхание, пока он вскрывал замок.

— Видишь. — проговорил Феликс, толчком открывая дверь камеры. — Удача и мастерство. Ну что, пошли? А то мне не очень-то хочется просидеть здесь всю ночь, наслаждаясь обществом крыс и клопов.

— А как же те люди, которые придут нас освобождать? — испуганно проговорил Милу, поднимаясь на ноги, и не зная, что ему делать дальше. — Как же они нас освободят, если мы уйдем?

— Ну, мы можем подождать их снаружи. — отмахнулся Феликс. — Ты же не хочешь, чтобы тебя отправили в Древесные шахты?

— Но ведь это противозаконно. — боязливо проговорил он, делая несколько неуверенных шагов к выходу.

— Противозаконно держать нас здесь! Вот такие слова ты должен был сказать! — твердо поправил его Феликс. — Честных и неповинных людей!

— Ох, что же будет… — схватившись за свою кудрявую голову, проговорил Милу, направляясь вслед за Феликсом.

— Эй-эй, постой, монах, а мы? — донеслось до них из соседней камеры.

— Что «мы»? — проговорил Феликс, стараясь спрятать улыбку. — Вас-то сюда всяко за дело посадили.

В камерах тут же начал подниматься неуверенный гомон, усиливаясь с каждой секундой, словно приближающаяся морская волна. И когда пьяные выкрики стали настолько громкими, что могли бы перебудить половину казарм, Феликс сдался.

— Ладно, ладно! — стараясь перекричать разозленных заключенных, воскликнул он. — Только подождите, пока мы уйдем, прокляни вас Силестия, а потом уже идите куда хотите.

Вскрытие замка не заняло у него много времени, по крайней мере чуть больше, чем в первый раз. Ему в лицо все время дышал перегаром один из заключенных, который решил понаблюдать за его работой. И вот уже через полминуты Феликс возвратился обратно к Милу, который все это время дрожал около противоположной камеры.

— Идем. — повторил он, и мальчишка, грузно раскачивая своим толстым задом, поплелся за ним.

— А если нас схватят? — шепотом предположил Милу, когда они проходили мимо пустых и холодных темниц.

— Неправильно держать взаперти тех, кто хочет уйти, мальчик. Это является верхом бесчестия и невежества. — просто ответил Феликс.

Прошагав еще несколько темных поворотов, они очутились в главном коридоре, где находилась железная дверь, ведущая наверх. Убедившись, что в широком проходе, кроме них, больше никого нет, Феликс повернулся ко все еще испуганному Милу.

— Слушай, ты главное не волнуйся, хорошо? Предоставь все мне, ты просто молчи и все.

Милу испуганно затряс своими пухлыми щеками и тут же приложил ко рту широкие ладони, чтобы быть точно уверенным, что из них не вырвется и звука. Выглядел он при этом довольно неуклюже, будто медведь сосущий лапу.

— Ладно, сойдет. — отмахнулся Феликс, и повел того к проему.

Но не успели они сделать и нескольких шагов, как крепкая дверь заскрипела, и из проема, немного пригнувшись, чтобы не задеть тюрбаном низкий проход, вышел Шариф. Увидев перед собой застывших в испуге заключенных, он ошарашенно замер, вытаращив на них свои подкрашенные тушью глаза. Вид у него был такой, будто он вот-вот собирался отрубить им головы.

— Что это вы, шлюхины дети, тут делаете?! — отойдя от потрясения, проревел он, вынимая меч, и от его пронзительного возгласа зазвенели прутья ближайших решеток. — Вы что, крысиное отродье, вздумали бежать?!

Феликс уже набрал в грудь воздуха, чтобы его хватило на долгое объяснение о том, как Милу вдруг стало плохо в камере, и он, Феликс, ведомый добрыми церковными заповедями помощи ближнему, решил спасти несчастного ребенка, и отвести его к доктору. Само собой, после этого благочестивого поступка он бы вернулся обратно в тюрьму, когда удостоверился, что жизни мальчика ничего не угрожает. Стоит отметить и реакцию самого Милу, который очень похоже изобразил человека, готового в любой момент отправиться на суд к Владыкам от сердечного приступа, хотя, Феликс не был до конца уверен, была ли это игра, или толстяк действительно чуть было не потерял сознание. Но всю эту историю прервал негромкий, но уверенный кашель, который обычно издают ораторы, перед долгой речью. Вслед за этим слабым кашлем из-за широкой спины капитана стражи показалась Хепзиба со своей служанкой, облаченная в прогулочное, но как всегда строгое платье. Похоже, из-за накатившего на него потрясения, Шариф совсем забыл о своей важной спутнице, и сейчас у него был вид как у сторожевого пса, пойманного за воровством бараньих окороков с хозяйского стола.

— Простите за такие резкие слова, леди Хепзиба. — покорно поклонился он, метнув злой взгляд на Феликса. — Не стоило вам самой спускаться сюда, я ведь говорил, что тут не место для таких благородных и честных особ…

— Тогда может мы тоже пойдем… — не удержался Феликс.

— Заткнись, сын шл… негодяй! — рявкнул на него Шариф.

— У меня возникло чувство, что в ваших словах я услышала некое недовольство, господин Шариф. — проговорила Хепзиба, прижимая к носу надушенный белый платочек, чтобы защититься от тюремной вони.

Феликс заметил, как гневно раздулись усы капитана стражи, будто из них вырывались неслышные остатки тех ругательств, которые не успели обрушиться на головы сбежавших заключенных.

— Конечно я недоволен, леди. — еле сдерживая крик, сквозь зубы проговорил Шариф. — Эти… негодники сбежали из тюрьмы!

— А разве вы не для того спустились сюда, чтобы их освободить? — подняла свою тонкую бровь Хепзиба.

— Я… да, вы безусловно правы, госпожа, но это совсем другое… они сбежали из заточения… — пробубнил себе под нос Шариф.

— Куда нас, хочу заметить, совершенно неприличным образом и несправедливо посадили. — вставил Феликс.

— Заткнись. — словно обиженный ребенок, которому нечего больше ответить, проговорил Шариф.

— Значит вопрос улажен. — сказала Хепзиба. — Пойдемте, господин Феликс.

— Постойте. — уже более уверенным голосом сказал Шариф. — Только из-за уважения к вашей благородной персоне, леди Хепзиба, я согласился закрыть глаза на проступки этого негодяя Лихта, но неужели вы, жена уважаемого Сафира, будете вступаться и за эту уличную шпану? — он кивком указал на Милу, который так сильно прижался к решеткам камеры, что те готовы были вот-вот рухнуть под тяжестью его тела.

— Госпожа… — тут же вставил Феликс, и одарил Хепзибу многозначительным взглядом.

Быстро оценив ситуацию, Хепзиба чуть задрала подбородок, и со всем возможным величием проговорила, метнув оценивающий взгляд на Милу: — Чем провинился этот юноша?

— Этот ублю… этот подлец посмел украсть у торговца антикваром ценный экземпляр. — тут же ответил Шариф. — Он сам в этом сознался!

— Да вы его просто запугали! — не выдержал Феликс. — Во имя святой Силестии, вы только взгляните на него, зачем ему понадобился этот нож? Вы не лучше меня знаете, мой уважаемый капитан, что это дело рук эспады. И я бы на вашем месте проверил своих подчиненных, так как уверен, что и среди стражников есть те, кто прикрывает шайки черных кузнецов.

У Шарифа был такой вид, будто ему влепили звонкую пощечину. Открыв от изумления рот, он готов было наброситься на Феликса, но строгий голос Хепзибы за его спиной остудил пыл разъяренного капитана.

— Все ясно. Тогда мы забираем и этого юношу.

— Но он украл товар. — сокрушенно проговорил Шариф. — Я не могу просто так отпустить преступника!

— Тогда я оплачу то, что он, якобы, украл. — отмахнулась Хепзиба, словно отгоняя назойливую муху. — Товар ведь для того и существуют, чтобы его покупать, верно? — с этими словами она достала небольшой позвякивающий монетами мешочек из красивой поясной сумочки, и передала его Шарифу. Второй рукой она все еще прикрывала платком нос, закрываясь от пропитанного мокрым смрадом воздуха темниц.

Взвесив в руке деньги, капитан, с кислым выражением на покрасневшем от злобы лице, подошел к дрожащему Милу, и, стиснув от злобы зубы, по-отечески похлопал его по бледным щекам, от чего тот вздрогнул, будто к его коже приложили раскаленную до бела кочергу.

— Повезло тебе, жирный сын шл… то есть я хотел сказать пухлый негодник.

— А теперь давайте уже покинем это неприятное место. — с раздражением сказала Хепзиба, разворачиваясь на каблуках. — Вы были правы капитан, когда говорили мне, что здесь не место для честных людей.

Вместе они поднялись по винтовой лестнице, и Феликс слышал, как тяжело дышит ему в затылок Милу. Здоровяк старался не отставать от него, и время от времени наступал своими неуклюжими ногами ему на пятки. Очутившись за пределами казарм, Феликс бросился благодарить свою спасительницу.

— Правду говорят, что в день Красного Ликования случаются чудеса, леди Хепзиба. Не иначе как сами Владыки послали вашу прекрасную персону ко мне на помощь. — с радостным облегчением проговорил он.

— Правильней будет сказать, что это был перепуганный архиепископ…. Или тот, кто на него слишком сильно похож. — поправила Хепзиба, направляясь к богатой карете, около которой ее уже поджидал лакей. — Нам следует многое обсудить, господин Феликс, и я не хочу, чтобы мой собеседник находился за прутьями дурно пахнущих решеток. — подойдя к карете, она подала руку лакею, и тот сопроводил ее к открытой двери. Феликс же успел оббежать повозку, и забраться внутрь с другой стороны.

— Надеюсь ваш друг не сочтет за оскорбление, то что я не приглашаю его последовать с нами. — безразличным тоном проговорила Хепзиба, не удостоив Милу и взглядом.

Феликс взглянул на здоровяка, который все еще испуганно топтался около ворот казарм, робко бросая взгляд на стражника, охранявшего железные двери.

— Не думаю, что он обидится. — ответил Феликс, думая, что Милу вряд ли бы вообще поместился в карету, настолько он был большим. — К тому же наш будущий разговор не очень понравиться невинным ушам этого мальчика.

— А вы, оказывается, еще и добры сердцем, раз так беспокоитесь о ком-то, кроме себя. — сверкнула глазами Хепзиба.

— Не стоит приписывать мягкость сердца в мои личные качества, моя дорогая леди. Все никсы обладают теплым сердцем, а иначе мы окоченели бы в своих каменных домах во время суровых северных зим. Но не будем терять время понапрасну, как вы должно быть знаете, я выполнил ваше поручение, но мне пришлось расстаться с этой важной вещью на полпути к темницам. — проговорил он, кинув подозрительный взгляд на заднюю стену кареты, за которой находилось место лакея. — Но не беспокойтесь, я прекрасно запомнил место, где ее спрятал.

Хепзиба издала еле слышный смешок, а ее лисий взгляд стал еще более острым, и будь он материален, то пронзил бы Феликса насквозь.

— Неужели вы думаете, что никто не заметил, как монах в карнавальном костюме, горланящей во весь голос оскорбления, спрятал сумку в груде тряпья? — хмыкнула она. — Не беспокойтесь, ее никто не успел взять. Точнее не смог взять… Только Синоху это кое-как удалось сделать. И это наша главная загадка, которую я хотела бы с вашей помощью разрешить, раз уж так вышло, что вам удалось ее вынести из замка. Сейчас скрижаль находится у меня в особняке, в который мы и направляемся.

Феликс не совсем понял, что имела в виду Хепзиба, говоря про Синоха и скрижаль, которую тот смог забрать, но он был рад слышать о том, что с небесной табличкой ничего не случилось, и что скоро он вновь сможет очутиться в благоухающем особняке, где получит порцию освежающего южного вина с мятой и, конечно, полагающийся ему гонорар.

— Тогда не будем терять времени, прекрасная Хепзиба. — сказав эти слова, Феликс отдал распоряжение кучеру двигаться к особняку. Когда карета тронулась, он еще раз бросил быстрый взгляд на Милу, вид у которого был как у брошенного пса, оставшегося без хозяина.

Праздничные гуляния уже подходили к концу, и на улицах города можно было встретить только самых стойких и упертых горожан, которые еле шевеля ногами, плелись домой, время от времени припадая к гладким стенам домов, или ни с того ни с сего начиная распевать похабные песни с середины куплета. Иногда им попадались группы усталых стражников, ведущих под руки пьяных священников, которые без устали благословляли своих сопровождающих, и осеняя звездным крестом все предметы, которые попадались им на глаза. А один раз они увидели довольно неприятную картину, как две почти голые и разгоряченные вином уличных девицы с кошачьим остервенеем дрались за кошелек с монетами, который, по всей видимости, кто-то обронил.

— Честно признаться, я очень польщен тем, что вы сами решили вызволить меня из цепких лап капитана Шарифа. — нарушил долгую паузу Феликс. — Не лучше ли было прислать Синоха?

— Как я уже сказала, сейчас он занят скрижалью. — ответила Хепзиба, бросив на него гордый взгляд. — Хотя, судя по всему, вы и без меня прекрасно справлялись, господин Феликс.

— Решетки городских темниц уже давно перестали сдерживать меня, моя дорогая. Порой мне даже кажется, что стражники просто забывают их запереть. Я могу вскрыть их замки с закрытыми глазами.

— Охотно верю, если учесть, что вам удалось обхитрить даже такие сложные белланийские механизмы, которые охраняли нашу ценную вещь. — уважительно кивнула Хепзиба.

Несколько секунд они молчали, а затем Феликс дал волю мысли, которая уже довольно долго скреблась у него в голове, прося выпустить ее наружу:

— Вы сказали, что люди видели, как я спрятал… м-м-м… сумку. Вы не боитесь, что нежелательные уши прознают об этом?

— Вы и сами, наверное, уже поняли, что те люди, которые знают про вашу утайку, не станут рассказывать об этом кому попало. По той или иной причине…

Оставшуюся часть пути они проехали в напряженном молчании. Феликс понимал, что дальше продолжать разговор о скрижали сейчас было бы слишком опрометчиво, да и Хепзиба не была настроена на пустую болтовню. Вид у жены гроссмейстера был очень усталый, и хоть она старалась держаться горделиво, было понятно, что она не спала вот уже больше суток. Когда карета остановилась около увитых плющом воротами особняка, Феликс поспешил выбраться первым, а затем подать руку Хепзибе. Вид, конечно, был довольно забавный, учитывая то, что он все еще был облачен в карнавальный костюм.

— Проследуйте, пожалуйста, в гостиную. — попросила Хепзиба, когда они переступили порог светлого особняка. — Мне нужно дать несколько распоряжений горничным, а затем мы обсудим наши проблемы.

Проводив взглядом хозяйку поместья, Феликс вошел в просторную гостиную, в которую уже успели проникнуть первые ало-золотистые лучи восходящего солнца. Маленькие солнечные зайчики играли на отполированных до блеска шкафах и сервантах, перепрыгивая на изысканные вазы и статуи, которые стояли в углах богатой комнаты. Сначала Феликс даже показалось, что одной из мраморных фигур вновь оказался застывший на месте Синох, но приглядевшись, Феликс узнал в статуе пятого императора Стелларии — Вендиго Леонхарда, который первый из правителей признал тогда еще новую веру в Силестию. Но кроме белых статуй, тут были еще и несколько человек, которые были ему хорошо знакомы. Алиф уже успел сбрить свою длинную бороду и нацепить на кривой нос круглые очки, отчего его схожесть с архиепископом практически полностью растаяла в новом образе, похожим на ученого. Нервно поддергивая ногой, он сидел на расшитом бархатом диване, временами бросая тревожный взгляд на просторное окно, которое выходило на главные ворота. Напротив него, все так же величественно расположившись на диване, вновь сидел Эн. После их прошлой встречи, когда молодой ювелир передал им поддельную печать архиепископа, Феликс больше не видел этого заносчивого мастера. Интересно, зачем он сейчас пришел? Может хочет забрать свою работу обратно? Или получить деньги, что тоже, в общем-то, было возможным. Но размышления Феликса прервал новый гость, которого маленький вор ну никак не ожидал здесь увидеть.

— А, Феликс, рад узнать, что с тобой все в порядке. — проговорил Дэй, усаживаясь на самый неудобный стул, который находился в этой обставленной всевозможными пуфиками и мягкими креслами комнате. — Нам сказали, что тебя схватили стражники. Надеюсь, ничего серьезного?

— А ты что тут делаешь? — проигнорировав вопрос пастуха, удивился Феликс. У него вновь возникло чувство, что его водят за нос, словно слабоумного портового дурачка, который бесплатно разгружает ящики с товаром. Он перевел взгляд на Эна, который ответил ему уверенным и пронзительным блеском янтарных глаз. — Вы от меня что-то скрываете, господа? Мне не нравится, когда меня обманывают.

— Никто тебя не обманывает. — тут же ответил Дэй. — Я думаю, сейчас, когда леди Хепзиба уладит свои хозяйские дела, мы сможем все прояснить. А, вот как раз и она. — добавил он, заметив, как в комнату вошла Хепзиба.

Закрыв за собой двери, она повернула маленький серебряный ключик в замке, и направилась к окнам, чтобы задвинуть шторы. Когда она закончила, гостиная погрузилась в теплый полумрак, который стал напоминать вечерний бархат неба, с яркими золотистыми звездочками, функции которых сейчас выполняли солнечные зайчики, которые еще сильнее стали выделяться во тьме комнаты.

— Итак. — проговорила Хепзиба, усаживаясь на диван рядом с Алифом, и наполняя несколько чашек цветочным отваром. — Как мы все знаем, первая часть нашего плана прошла более чем удачно.

— Что значит «первая часть»? — вежливо удивился Феликс. — Разве весь план не заключался в том, чтобы просто украсть скрижаль? Кстати, а где она? Вы сказали, что Синох принес ее в особняк.

— Да, сейчас он должен ее принести нам. — кивнула Хепзиба. — И как я уже сказала, это была лишь часть плана. Теперь нам нужно прояснить несколько весьма интригующих моментов, а затем доставить скрижаль в Меридиан на расшифровку одному уважаемому астрологу.

— Я безусловно горд разделить с вами эти успехи, — проговорил Феликс немного раздраженным тоном, — но мы с вами договаривались только о том, что вы мне заплатите, как только я украду эту табличку. И эти договоренности были закреплены на бумаге, хочу напомнить.

— Это один из тех немаловажных моментов, которые я хотела бы обсудить позже, но раз уж вы так настаиваете… — безучастно проговорила Хепзиба, и достав два мешочка, протянула один Феликсу, а второй передала Алифу.

С замиранием сердца Феликс развязал серебряные узелки, и вытащил один из нескольких алых рубинов, на которых был инкрустирован золотой лев с шестью крыльями — герб Стелларии.

— Милостивые Владыки! Да это же имперские рубины! — воскликнул Алиф, вертя в руках два красных кристалла.

— Каждый стоит по пятьсот золотых львов. — кивнула Хепзиба.

— А на черных аукционах их можно продать гораздо дороже… — словно во сне пробормотал Феликс.

Маленький вор первый раз держал в руке такое богатство, и не мог поверить, что вся безбедная жизнь, полная аристократических вечеринок, лучших женщин и пьяного кутежа могла уместиться в этом маленьком мешочке.

— Раз мы закончили с этим вопросом, позвольте я продолжу.

Феликс перевел взгляд на слегка раздраженную хозяйку особняка, которая, не смотря на свой измотанный вид, источала уверенность и какой-то маниакальный задор, который обычно появляется у азартных игроков, ставящих в карточных играх все, что имеют. Маленький вор часто видел такие взгляды, а порой и сам неосознанно бросал их, когда удача заносила над его головой свой золотой меч. Но видеть эти сверкающие нотки в глазах благородной дамы Феликсу еще ни разу не доводилось. Что она задумала?

— …мы должны доставить ее в Меридиан как можно скорее. — закончила Хепзиба.

Погрузившись в свои мысли, Феликс пропустил большую часть объяснений хозяйки.

— Раз мы выполнили все обязательства, то, как я понимаю, мы можем попрощаться, уважаемая Хепзиба. — проговорил Феликс, поднимаясь на ноги. — Было очень приятно иметь с вами дело…

— Да, Алиф может идти. — прервала маленького никса хозяйка. — Но вас, господин Феликс, я хотела бы попросить о новой услуге, которая, и в этом можно не сомневаться, вас сильно заинтересует. Естественно, это включает в себя и новый гонорар.

— Я вас внимательно слушаю. — тут же ответил Феликс, моментально усевшись обратно в кресло. Возможность получить еще больше денег затмила все безумства, которые могла бы предложить эта благородная дама. Да и что может быть более опасным, чем воровство святой реликвии прямо под носом у бдительных капелланов?

Но не успела Хепзиба ответить, как противоположная дверь гостиной, та, которая не была заперта и выходила в наполненную светом мансарду, открылась, и в нее вошел Синох. Сгибаясь в три погибели, и обливаясь ручьями пота, жуткий монах тащил в руках источающую холодное свечение скрижаль, которая в полумраке комнаты выглядела еще более мистической и нереальной. Бугристые мышцы Синоха были так напряжены, что складывалось впечатление, будто они вот-вот лопнут, а его толстые вены превратились в настоящие канаты, которые, казалось, сдерживали кожу от полного разрыва. Не издавая ни звука, он прошагал в комнату, словно краб, и с прилежностью доброй сиделки, укладывающего хозяйское дитя в колыбельную, аккуратно приставил плиту к стене рядом с окном.

— Вот об этом небольшом, но непонятном мне моменте, я и хотела с вами поговорить, мой любезный друг. — сказала Хепзиба, непринужденно указав на светящуюся скрижаль. — Я конечно многого наслышана о суровых мужчинах с севера, и о вас лично ходят немало интересных слухов, господин Феликс, но я не разу не слышала, чтобы легендарный книжный вор обладал силой, сравнимой с целым отрядом крепких воинов.

— Увы, госпожа, но я не владею этой удивительной силой, которую вы сейчас назвали. — с сожалением вздохнул Феликс. — Кажется, в моем роду, последний, кто располагал хоть какими-то физическими данными, был мой прадед, Инграм, который был кузнецом.

— Тогда наша ситуация становится еще более полной загадок, так как я совершенно не могу понять, как вам удалось унести скрижаль, которая весит как несколько лошадей. Право сказать, я и не подозревала, что она окажется такой тяжелой.

— О чем это вы? — непонимающе усмехнулся Феликс, переводя взгляд с Хепзибы на Синоха, а потом на отрешенного Алифа, который все еще был занят своим гонораром. — Эта плита весит не больше корзины яблок.

— Нам пришлось запрячь в кастеллу пять горгон и двоих самсонских жеребцов, чтобы вывести ее с площади. — сказала Хепзиба. — Согласитесь, что такие усилия не стоят того, чтобы унести, как вы сказали, корзинку яблок. Да и вы сами видели, как Синох с ней управлялся. Даже его могучего тела недостаточно, чтобы с легкостью принести ее, как это сделали вы.

— Если бы она весила так много, как вы говорите, то моя сумка порвалась бы. — все еще улыбаясь, сказал Феликс. Он перевел подозрительный взгляд на монаха, который застыл рядом с плитой. — Вы очень талантливый актер, господин Синох, раз смогли имитировать трудности в ее переноске.

С этими словами он подошел к скрижали, и на секунду замерев, разглядывая переливающиеся синим пламенем буквы, осторожно взял ее в руки. Как и ожидалась, она была не тяжелее кувшина с водой, и все еще такой же теплой. Все, кто был в комнате, тут же затаили дыхание, и Феликс увидел, как Эн с Дэйем быстро переглянулись.

— Видите. — проговорил Феликс, поудобнее перехватывая гладкий камень. — Ничего особенного.

— Вы имеете могучую силу держать эту реликвию. — пробасил Синох у него за спиной. — Мое тело не способно повторить то, что вы сотворяете с такой простотой.

— Синох прав, — подал голос однорукий пастух, — ты, Феликс, по какой-то странной причине можешь легко переносить эту реликвию, тогда как другие не могут ее сдвинуть с места.

— Пусть я и прожил немалую часть отведенной мне жизни, мой дорогой Дэй, но уже смог убедиться, что чудес, которыми пугают старые священники деревенских простаков, не существует. И это как раз такое чудо, которое я… — тут Феликс замер, вновь вспомнив черного всадника, и воина с огненным мечом. Повисла недолгая пауза, которую нарушила Хепзиба:

— Вас не затруднит пройти со мной в сад, господин Феликс?

— Что? А, да, конечно. — ответил тот, прогоняя страшные воспоминания. Он хотел было положить плиту обратно, но его остановила хозяйка.

— Прошу, возьмите ее с собой, не стоит мучать нашего дорогого гостя. — она кинула быстрый взгляд на Синоха. — Он и так уже достаточно потрудился.

Пожав плечами, Феликс последовал за хозяйкой, сжимая в подмышке теплую, как чаша нагретого супа, плиту. За ними последовали и все остальные, кто был в комнате. Даже Эн, казалось, немного утратил своего невозмутимого величия, уступив место кошачьему любопытству. Вместе они прошли по широкому коридору, увешанному прекрасными картинами, и вышли в стеклянную оранжерею, из которой вела дверь в сад.

Феликсу уже довелось несколько раз побывать в этом сказочном месте. По красоте задний двор не уступал знаменитым священным садам церкви, которые располагались в каждом крупном храме Владык. Больше всего он напоминал Сад Неба, который завораживал своими изумрудными цветами, экзотическими птицами, о чем-то щебечущими между собой, и чистыми лазурными заводями, которые, словно маленькие зеркала, отражали бескрайнее небо. Ухоженный газон и множество красивых кустов придавали этому месту действительно райский вид, и казалось, что зайдя в одну из уютных беседок, увитых плющом и розами, можно было и правда встретить там небесного ангела, отдыхающего от своих священных обязанностей за чашечкой цветочного чая. А еще Феликс отметил, что в саду имелись несколько странных и наводящих страх статуй, выточенных из дерева, и похожих на языческие тотемы. Подобные предметы можно было встретить и в самом особняке, но которые не сразу бросались в глаза.

— У вас очень интересные вкусы по части интерьера, дорогая Хепзиба. — не удержался Феликс, когда они проходили мимо очередного деревянного идола, который был настолько старым, что его уже полностью скрыл от глаз цветущий плющ.

— Когда мне было столько же лет, как вам, господин Феликс, то это было моим… увлечением. — ответила та, кинув быстрый взгляд на статую.

— Значит не так уж и давно это было. — поспешил сказать Феликс, на что хозяйка лишь хмыкнула.

Прошагав по извилистым тропинкам, выложенных из камня и ракушек, Хепзиба повела их под тень плакучей ивы, которая склонилась над маленьким озерцом, словно дева, моющая волосы.

— Зачем мы пришли сюда? — поинтересовался Феликс, оглядываясь по сторонам, и проверяя, не видит ли их кто-то из прислуги.

— Не хочу портить убранство своего дома. — спокойно ответила хозяйка.

— Портить «что»? — не понял Феликс.

Но Хепзиба не обратила на его вопрос внимания, устремив свой лисий взгляд на Феликса, она проговорила:

— Бросьте плиту, господин Лихт.

Все еще не понимая, зачем весь этот цирк, и фыркнув, словно недовольный кот, Феликс перехватил поудобнее гладкую табличку, а затем, вытянув руки, отпустил ее. Какое же было его удивление, когда каменная плита, с ужасающим грохотом и свистом, никак не свойственным обычным камням, который больше походил на раскат грома, рухнула на землю, сотворив небольшое землетрясение. Плакучая ива задрожала, осыпав озеро своими тонкими листьями, а вода под ней на мгновение взмыла вверх, окатив брызгами стоявших рядом Алифа и Синоха.

— Пресвятая Асилла и Эйвисе! — воскликнул Алиф, осеняя себя знаком Розы. — Что за дьявольская сила!

Удар был такой мощный, что земля вокруг плиты в некоторых местах растрескалась, а сама скрижаль почти полностью утонула в зеленом газоне. С бешено стучащим сердцем, Феликс наклонился, и дрожащими пальцами выковырял плиту обратно. Она была все такой же легкой.

— Надеюсь, это развеяло ваши сомнения? — вкрадчивым голосом спросила Хепзиба.

— Да, но как же моя сумка… — только и смог вымолвить Феликс. — Она ведь не порвалась.

— Вам нужно будет доставить эту табличку в Меридиан, астрологу по имени Камалладин аль Балим. — пояснила Хепзиба. — С учетом новых обстоятельств, вы, господин Феликс, можете оказать нам неоценимую услугу. Не бесплатно, конечно.

Феликс перевел озадаченный взгляд на Хепзибу, а затем оглядел всех остальных.

— Зачем вам это все? — хриплым от испуга голосом спросил он.

— Наступают темные времена, Феликс. — серьезным голосом ответил ему Дэй. — И мы должны начать действовать до того, как тьма полностью поглотит весь свет.