Звезда Ворона

Глава 15. Звезды под горой

Безжизненная, лишенная цвета пустыня простиралась до самого горизонта, и не было ей конца. Черное солнце все пульсировало, с каждым ударом посылая все новые волны всепоглощающей горечи и обжигающего отчаяния. Феликс ощущал, как эти тяжелые эмоции проходят сквозь него, и каждый раз его сердце на мгновение останавливалось, будто в страхе от того, что эти чувства поселятся в нем навсегда, но они не трогали его, и уносились дальше, словно ветер сквозь осеннюю листву. Какая-то невидимая сила защищала его от этих порывов ужаса и злых мыслей, которые они несли вместе с собой. И все же эта оберегающая сила не могла остановить Феликса от влечения, которое заставляло его следовать вперед, навстречу этой темной звезде, что сияла впереди.

Феликс не чувствовал усталости, но все же ему было грустно брести по этим пустошам в полном одиночестве. Он не понимал, почему он до сих пор не пришел в нужное место, ведь он идет уже целую вечность по этим утратившим цвет землям. Время от времени он замечал черные перья, разбросанные на его пути, будто метки, указывающие на то, что он идет в правильном направлении. Один бархан был похож на другой, и если бы не перья, то складывалось бы ощущение, что он ходит кругами. Временами, глядя на эти перья, он ощущал отголосок горького чувства утраты, словно они должны были напомнить ему о чем-то, но он забыл, о чем именно.

Но в этот раз все было по-другому. Вокруг него все еще простиралась бескрайняя, вызывающая печаль пустыня, но в Феликса закралось предвкушение, словно чувство божественного предвиденья, посетившее праведного монаха. С каждым шагом он ощущал приближение чего-то неведомого, потустороннего и неумолимо влекущего. И это чувство только усилилось, когда он заметил, что на его пути стало куда больше темных перьев. Да и сам песок изменился, приобретя драгоценный золотой оттенок, который был такой манящий, что ни одно ювелирное украшение не могло с ним сравниться по красоте. И вот, преодолев очередную сверкающую золотом дюну, Феликс заметил впереди черное пятно, которое сильно выделялось на фоне этого замогильного блеска. Расстояние было все еще слишком большим, чтобы понять, что именно это было, и поэтому Феликс без раздумий бросился вперед, подгоняемый любопытством и еще другим, пока непонятным ему чувством. Но как бы он быстро не бежал, это черное пятно так и не приблизилось. Казалось, что прошло уже несколько часов, а он все бежал, не чувствуя усталости. Поняв, что так может пройти целая вечность, Феликс остановился, все еще не сводя взгляда со своей желанной цели. Любопытство все еще терзало его, подгоняя вперед, но теперь, когда он остановился, то смог разобраться что это было за второе чувство. Это был страх. Два, казалось, противоположных чувства слились вместе, и стали бороться за право возобладать одно над другим. Ощущая их схватку внутри себя, Феликс не мог двинуться с места, ожидая, когда же закончиться эта яростная борьба. И пока он ждал, то заметил, что черное пятно стало будто ближе к нему. Борьба в его сердце усилилась, но не одно из чувств не уступало другому. Любопытство гнало его вперед, а цепи страха сковывали его и тянули назад. Ему хотелось бежать без оглядки и в тоже время он сгорал от нетерпения.

И в тот момент, когда Феликс уже готов был отдать свое сердце в холодные оковы страха, и ринуться прочь от пугающей тьмы, неумолимо надвигающейся на него впереди, до его ушей долетела мелодия. Это был женский голос, напевающий чарующую песню, слова которой Феликс не мог понять, так как пела она на неизвестном ему языке. Но даже не понимая смысла, Феликс был заворожен ее светлым, наполненным целительной силой голосом. Мелодия была плавной и легкой, и в то же время она была переполнена скорбной утратой. Но эта грусть отличалась от той, что исходила от пульсирующего солнца. Эмоции, которые несла эта песня, были наполнены любовным теплом, а то отчаяние и печаль, исходящие от черного солнца, были пронизаны холодом и мраком. Прекрасная мелодия, словно чистая горная роса, смыла весь грязный страх, и Феликс без колебания направился вперед, навстречу клубящейся тьме. С каждым шагом темное пятно становилось все ближе и ближе, Феликс уже был на достаточном расстоянии, чтобы можно было различить его формы, но все еще не понимал, что перед ним находится. Он видел лишь скопление каких-то темных существ, которые сплетались и расплетались, словно клубок черных змей. С каждым шагом небесная мелодия становилась все сильнее, и было ясно, что она исходит от этого скопления теней. И вот, когда до цели оставалось всего несколько шагов, тьма, наконец, приняла очертания.

Взорвавшись всполохом черных перьев, перед Феликсом появилась гробница, рядом с которой сидела на коленях женщина, прижавшись телом к холодному камню. На ней было длинное черное платье, которое струилось по ее телу, словно вода, а лицо ее скрывал большой капюшон. Из того, что не было скрыто под одеждой, можно было разглядеть лишь голые бледные ступни, белоснежные руки и часть лица, закрытого спадающими из-под капюшона темными волосами. Из всего этого Феликс сделал вывод, что перед ним молодая девушка, так как руки ее были гладкими, а голос прекрасен. Но больше всего его поразили ее волосы, в которых мерцали звездные огни, словно сапфиры, а сами локоны оказались намного длиннее, чем ему привиделось вначале. Волосы спадали на гробницу длинными прядями, и вились вокруг самой женщины, словно длинные корни молодого древа.

Феликс стоял, и завороженно наблюдал, как женщина, прижавшись щекой к гробнице, любовно обнимает ее, напевая свою печальную колыбельную. Под ее ногами сверкало драгоценным светом чистое и первозданное золото, которым была усыпана вся земля. Феликс не хотел ничего говорить, так как боялся, что его голос нарушит прекрасную песню этой женщины. Он почувствовал себя диким зверем, грязным и невежественным, который пришел из дремучего леса к волшебному источнику, где плескалась сказочная нимфа. Но с каждым мгновением, что он проводил рядом с ней, сердце Феликса пронзали новые иглы страха. Где-то в глубине его сознания, которую еще не смогла одурманить небесная мелодия, он понимал, что тут что-то не так. Он не должен стоять рядом с ней, и не должен слушать эту мелодию, потому что таинственная женщина в черном пела не для него. Глядя на нее, Феликс видел, как та продолжала петь, с любовью поглаживая рукой грубую крышку саркофага, и от ее прикосновения шел блестящий след, наполненный космическими пейзажами, но которые быстро угасали, стоило пройти паре секунд. Даже ее движения были наполнены музыкой, еле уловимой, как роса в сумерках рассвета, или звездный свет в застывших водах скрытого в горах озера.

Но страх все продолжал сковывать Феликса, словно удав, медленно обвиваясь вокруг его тела нерушимыми путами. Маленький никс медленно обошел гробницу, пытаясь рассмотреть лицо женщины, но так и не смог ничего увидеть. Волосы закрывали ее черты, а приблизиться ближе или заговорить с ней он не решался. С каждой секундой маленький никс чувствовал, что ему пора уходить, и чем скорее он это сделает, тем лучше. И пока он пятился назад, все еще не в силах оторвать взгляда от поющей женщины, под гробницей, в золотом песке, началось какое-то движение. Там, где только что был драгоценный блеск, теперь копошились, словно могильные черви, сотни мертвых рук. Они рыли песок, и тянулись вверх в отчаянных жестах мольбы и прощения. Некоторые складывали вместе ладони, словно готовясь читать молитву, другие тянулись к женщине, будто пытаясь ухватить ноты ее мелодии, третьи же царапали грубый камень гробницы в жестах нестерпимой агонии.

И только тогда, когда крышка гробницы дернулась, Феликс испытал настоящий, первобытный страх. Не думая ни о чем, он развернулся и побежал дальше, прочь от наполненного ужасами места. И в этот момент черное солнце возросло многократно, протянув к нему свои темные извивающиеся лучи, словно пытаясь помочь ему в побеге и укрыть его от надвигающегося ужаса. Феликс ощутил его обжигающее прикосновение, и еще больший страх охватил его. Он горел. Черное пламя сжигало его плоть, стремясь проникнуть в самую глубь его сердца. Феликс закричал, но не смог узнать своего голоса. Это был звериный вопль, наполненный злом и ненавистью ко всему на свете.

Он стоял выше всех в этом мире, и его черные крылья затмевали все небо. В руках у него горел меч, а над головой пылал огненный пламень. И не было никому прощения и искупления, и лишь всеиспепеляющее пламя тьмы было уделом всего. Да будет так навечно, и до скончания времен!

Феликс не мог пошевелиться, он ощущал, как что-то сковало его руки и не желает отпускать. Эти ощущения уже не были такими болезненными как раньше, но он еще не мог унять свой голос, и продолжал бестолково кричать, как тонущий человек, в надежде, что его кто-нибудь услышит и спасет. Эхо той боли, которую он, казалось, испытывал на протяжении целой вечности, не покидало его, и лишь спустя некоторое время он понял, что происходит.

Он лежал под открытым небом, запутанный в спальный мешок. Кто-то выволок его из палатки, и теперь сжимал ему руки, стараясь утихомирить его дергающееся тело. Когда в его голову вернулся разум, и осознание того, что все пережитое им было лишь дурным сном, Феликс понял, что это Дэй схватил оба его запястья, и прижал мертвой хваткой к земле одной лишь своей левой рукой. Посмотрев вниз, Феликс увидел Синоха, который удерживал его ноги, и с куда большим напряжением на лице, чем у Дэя. Было видно, что это стоило ему непростых усилий, хотя Феликс и не понимал почему.

— Что случилось? — задыхаясь проговорил Феликс, и в душе обрадовался тому, что его голос вновь стал прежним.

— Господин Феликс. — послышался рядом с ним испуганный голос Милу. — Господин Феликс, вам приснился злой сон. Вы кричали и брыкались.

— Кричал? Милостивая Дева, но не настолько же, чтобы скрутить несчастного человека как ягненка на бойне? — к Феликсу начала подступать непонятная злоба, которая совсем недавно разливалась в нем бурлящими потоками. — Бога ради, отпустите меня уже! — он рванулся вперед, и Дэй наконец выпустил его руки, которые теперь болели так, словно побывали в железных кандалах.

— Вы имели великую силу в ногах. — проговорил Синох, устало садясь напротив него.

— Тебе снова снилась та пустыня? — спросил Дэй встревоженным голосом.

— Да. — сухо ответил Феликс, который теперь чувствовал стыд за то, что своим криком перебудил половину лагеря. Он стал делать вид, что ищет что-то в карманах куртки, хотя сам старался вспомнить, что именно ему тогда снилось. Воспоминания быстро улетучивались, заменяясь новыми. И когда это он успел рассказать Дэю про свои сны? Видения пустыни уже давно преследовали его, а после того, как Феликса вместе с остальными схватили пикты, эти тревожные сны стали преследовать его каждый день. Всегда в них Феликс просто брел по безликой пустоши, и лишь сегодня столкнулся с чем-то новым.

— Ты помнишь что-нибудь? — спросил Дэй непринужденным тоном. — Из своего сна.

— А почему это тебя так интересует? — поинтересовался Феликс, и не дожидаясь ответа, продолжил: — Вроде бы там была какая-то женщина, которая пела. — закончив притворяться, Феликс поднялся на ноги и стал сворачивать свой мешок, чтобы отнести его обратно в палатку. Уже близился рассвет, и дальше спать ему не хотелось.

— Поющая женщина? — переспросил Дэй. — Она настолько плохо пела, что ты не выдержал?

— Нет, ее пение было прекрасным. — быстро ответил Феликс, не глядя на Дэя.

— Вот как… — проговорил тот, и тихонько ухмыльнулся.

Феликс не хотел продолжать этот разговор, и он поспешил вернуться в палатку, откуда затем направился к центру лагеря, где догорал костер, над которым уже висел котелок с водой. Милу, как обычно, помогал Дагрибу — самому старому из всех наемников, у которого была маска в виде каракатицы — готовить завтрак.

Прошло уже девять дней с того момента, как они, под покровом ночи, покинули окрестности Зерзуллы. Им пришлось изменить маршрут и сделать большой крюк через западные болота, где располагались прибрежные деревушки. Но и там их ожидало разочарование, так как ашурийцы взяли под контроль все портовые поселения. Из-за этого Милу с Арелем не смогли уплыть, и теперь продолжили путь вместе со всеми. Это не нравилось Феликсу, так как он теперь не знал, что делать с мальчиком. Единственным верным решением было взять его с собой, и оставить его в лагере наемников, который, по словам Эскера, располагается рядом с Алгобсисом, а затем, как только они завершат свои дела, забрать его на обратном пути в Ашур. Эскер был уверен, что такие действия ашурийцев не продляться долго, и вскоре они вновь откроют морские пути, но при этом он очень осторожно относился ко всем военным патрулям, и как только его разведчики докладывали об их приближении, то тут же менял маршрут, чтобы избежать столкновения.

— Есть большая вероятность, что они ищут нас. — рассказал он как-то вечером Феликсу. — Поэтому я не хочу понапрасну рисковать.

Теперь их путь был еще больше полон непроходимых мест, и в одном из них они чуть было не потеряли двух лошадей, благо что Хольф с Арелем быстро успели среагировать, и вытянуть несчастных животных из зыбкой трясины. Спустя девять дней пути они практически не продвинулись, так как их маршрут все время вилял, и им подолгу приходилось ждать на одном месте пока не вернутся разведчики. Поселений в этих местах тоже практически не было, и поэтому им приходилось разбивать лагерь на маленьких островках посреди невзрачного и полного смертельных опасностей болота.

— А мне тоже недавно приснился сон, только не такой плохой, как у вас. — веселым тоном произнес Милу, когда Феликс устроился напротив костра. — В нем были волшебные реки, уходящие в небо, и люди в белых одеждах плыли по ним в красивых лодках… А еще были другие, они ждали первых, которые на лодках.

— Видать боги любят дураков больше, чем здравомыслящих людей. — зевая пробубнил себе под нос Феликс, наблюдая за тем, как Милу с улыбкой помешивает бульон из костей и корешков. Маленький никс все еще злился на Милу из-за того, что тот посмел уже два раза его ослушаться, и теперь Феликсу приходится беспокоиться не только за себя, но еще и за мальчика. Но плохое настроение быстро улетучилось, когда Феликс уловит приятный запах бульона, за которым и присматривал Милу. Из-за того, что им приходилось прятаться от ашурийцев, запасы еды стали подходить к концу, и им все чаще приходилось использовать то, что они находили на своем пути. Хорошо, что наемники были подготовлены к таким условиям, и могли распознать съедобные коренья и грибы, а Серафиль, когда подворачивался случай, охотился со своим железным луком на мелкую живность — в основном это были дикие ящеры, а когда они шли вдоль рек, то и большие рыбы.

— Наверное, это было видение райских садов. — снова заговорил Милу. — Прямо как в вашем рассказе про святую табличку, господин Феликс. И скоро мы придем в святые земли, и увидим эти небесные лестницы вживую.

Пока он завороженно говорил о своих несбыточных мечтах, к ним подошел Эскер. Феликс отметил как тот недовольно посмотрел на Милу, и даже его маска не смогла скрыть морщины, которые появились на лбу наемника.

— О, господин Эскер, вы, как посмотрю, тоже уже поднялись. — все также весело сказал Милу, когда наемник подошел к нему чтобы проверить готовность еды.

— Пришлось. — бросил тот, и быстро глянул на Феликса, что заставило последнего залиться краской. — В любом случае нам скоро сниматься, так что спать оставалось недолго. — продолжил он, уже более дружелюбным тоном. — Скоро мы покинем болотные местности, и передвигаться станет легче. В какой-то мере. — быстро прибавил он, заметив оживившегося от таких приятных новостей Феликса.

Слова Эскера не сильно встревожили маленького никса, так как после сырых и дурно пахнущих болот ему было трудно поверить, что в мире есть что-то хуже этих мест. К тому же, на их пути должны встретиться наполненные тайнами города арлекинов, которые он очень хотел увидеть. По заверениям Эскера и рассказам Синоха, эти города не так-то просто было отыскать, и ашурийцы в те места не наведываются, а это значило, что на время можно было забыть про опасность быть схваченными. И все же Феликс не понимал — если ашурийцы ищут небесную табличку, то почему они не схватили их тогда, когда Феликс со всеми были в их столице? Может просто не заметили среди всей этой толпы?

Размышляя над этими вещами, Феликс неожиданно заметил, как Милу внимательно смотрит на него, словно ребенок на ярмарке, который наблюдает за кукольным представлением. Он даже забыл про котел с бульоном, и теперь бесцельно водил ложкой по воздуху, будто помешивая его.

— Что-то случилось, Милу? — поинтересовался Феликс. — Смотришь на меня так, будто в первый раз видишь.

— Н…нет. Просто у вас что-то в волосах. — неуверенно произнес тот. — И они, вроде бы как, поменялись.

Эскер тоже обратил на него свое внимание, а затем, подобрав головешку из костра, поднес ее поближе к лицу Феликса. Солнце еще не до конца встало, и в предрассветных сумерках было трудно что-то разглядеть.

— Это что, пепел? — проговорил он, проведя рукой по волосам Феликса, а затем посмотрев на пальцы. Но на них ничего не оказалось.

Феликс, наполовину раздраженный, а наполовину заинтригованный, достал из-за пояса кинжал, который теперь всегда носил с собой, и посмотрел на свое отражение в замутненном лезвии. Его волосы и вправду теперь выглядели немного иначе. За место его обычной копны соломы, которая за время долгого путешествия должна была отрасти, его волосы теперь были более гладкими и послушными. Они больше не вились во все стороны, и теперь спадали ровными прядями ему на плечи. Феликс даже сначала не узнал свое отражение, но потом успокоил себя тем, что это просто недружелюбный тропический климат повлиял на них. Но вот то, что они поменяли цвет, Феликс никак не мог объяснить. Как бы он не старался, ему не удавалось смыть черную краску, которая теперь еще больше расползлась по его волосам. Теперь уже она не выглядела как угольная пыль, осевшая у самых корней, и нижняя часть его прически была полностью окрашена в черный цвет.

— Наверное это зелья Аньи так повлияли на них. — попытался придумать оправдание Феликс. — Она же всегда что-то жжет и выпускает черный дым из своей трубки. Или это из-за тех злодеев, которые напали на меня. Они ведь тоже использовали что-то черное.

Он все еще не сводил глаз со своего отражения, продолжая поглаживать, ставшими непривычно покорными, черные пряди. Вдруг он почувствовал, как в его ладони оказался странный мягкий предмет, который до этого находился в его волосах. Поднеся руку к свету костра, он осторожно разжал пальцы, и увидел, что в ней лежит маленькое воронье перо.

Как и говорил Эскер, они не стали подолгу рассиживаться на одном месте, и уже с первыми лучами солнца двинулись в путь. Идти пришлось намного медленнее, чем до этого, так как вскоре им стали попадаться туманные глади больших озер, и риск угодить в трясину усиливался. Тропические пейзажи неуклонно растворялись, и на их место пришли покинутые и проникнутые тишиной заводи, в которых высовывались склонившиеся к воде кривобокие деревья и голые скалы. Иногда можно было заметить и поросшие водной зеленью руины каких-то древних построек, которых поглотила холодная трясина, или крыши затонувших карет, высовывающихся из воды, словно мачты разбитых кораблей.

Через пару дней пути туман стал отступать, но из-за пустых и бедных пейзажей, похожих один на другой, казалось, что серая пелена все еще клубиться, скрывая от путников поглощенный ей мир. Это чувство усиливалось, когда взгляд Феликса в очередной раз выхватывал шпиль какого-нибудь ушедшего под воду храма или затонувшей часовни. Архитектура затопленных зданий завораживала своей богатой лепниной и многообразными красками, которые все еще сохранили в себе яркие цвета. Множество статуй давно забытых героев и царей, словно утопленники, высовывали из воды свои каменные головы, провожая их печальными взглядами. Порой, преодолевая особо глубокие и опасные места, им приходилось идти прямо по крышам утонувших зданий, между которыми были проложены крепкие дощатые настилы, к которым приложили руки сами арлекины, так как все они были украшены разноцветными ленточками, перьевыми веерами и выражающими разнообразные эмоции цветастыми масками. Когда же Эскер объявлял об остановках, а происходило это в основном тогда, когда они достигали более-менее невредимого и сухого здания, Феликс не упускал случая зарисовать увиденное на шкурах, которые до этого припас в путешествие. Несколько раз ему в этом нелегком деле помогал Эн, у которого выходило во много раз красивее, чем было на самом деле.

— Эта местность именуется Валь-Эльшул Зуриль. — поведал ему Синох в то время, пока они ждали отставшую группу, которая вела лошадей по хлипкому мостику. — Это язык айналь, на котором сейчас говаривают шалаль. В переводе на кальдерийский значит как Великое Поле Тайн.

— Шалаль — это арлекины? — поинтересовался Феликс, припоминая разговор с монахом, когда они только вступили во владения Зерзуллы. — Но твой перевод оказался очень точным, ведь тайн в этих землях и вправду хватает. — продолжил он, окидывая взглядом руины полузатопленных зданий. — Тут случилось какое-то наводнение?

— Раньше это была столица одного из народов арлекинов. — сказала Анья, которая стояла рядом, вливая странную дымящуюся жидкость в колбу на своем посохе. — И правил ей король Ралавье.

— Что я слышу! — раздался за их спинами громкий голос Ареля. — Вы говорите о старине Ралавье Звездочете?

— Откуда такой безмозглой чайке как ты известно имя одного из величайших алхимиков? — удивлено спросила Анья, подняв белую бровь.

— Умолкни, болотная ведьма. — огрызнулся Арель, подойдя к их компании. В руках он держал горсть ягод, которые в большом количестве росли в этих местах — кислые и вяжущие. Отправив одну из них в рот, он сплюнул несколько косточек под ноги Аньи. — В первую очередь Ралавье был отличным моряком, знающим свое дело. Не то что некоторые…

Анья, на мгновение посмотрев себе под ноги, вдруг резко дернулась в сторону Ареля, обнажив свои острые зубы в хищном оскале, отчего заставила последнего моментально растерять оставшиеся ягоды и схватиться за саблю. Феликсу даже показалось, что в его лезвии промелькнуло что-то голубое и яркое, но потом он понял, что это было лишь отражение полуденного неба. На этом все и закончилось. Ухмыльнувшись, Анья продолжила наливать в посох дымящуюся жидкость.

— Сумасшедшая карга. — пробормотал Арель, убирая саблю за пояс.

— Так что там по поводу вашего Ралавье? — попытался разрядить возникшее напряжение Феликс. — Вы сказали, что он был королем этих мест, но это никоим образом не разрешает загадку, почему тут все затопило водой.

— Ралавье был не первым королем этих мест. — ответила Анья. — До него тут правил его отец — Валь-Мал’эналь.

— Великий Созидатель. — перевел Синох. — А имя его сына звучит как Путь Лучей или Окончание Радуги, потому что он имел многоцветие в своих волосах.

— Так уж случилось, что Валь-Мал’эналь и правда был великим строителем. Я не знаю почему так сложилось, видать имя и вправду влияет на нашу судьбу. — сказала Анья. — Он привел свой народ из-за горы Эоэль Шулиль, Звездосветной. Мы еще увидим их, когда пройдем Эльшул Зуриль. Тут и раньше было все затоплено, но Валь-Мал’эналь в свое время построил великую платину, которая перекрыла воду.

— Зачем же было селиться в таком непригодном для людей месте? — не выдержал Феликс, наблюдая за вереницей лошадей, которые медленно брели по небольшим разноцветным мостикам.

— Он вынужден был переселиться сюда, так как тут жили правители Зерзуллы, с которыми народ арлекинов связывали крепкие узы. Можно сказать, что Валь-Мал’эналь был их вассалом. К тому же горы Эоэль Шулиль всегда были неспокойным местом, и в те времена там рыскало множество разбойников и диких племен, которым не было числа. Перебраться сюда было мудрым решением. — закончив переливать зелье, Анья направила свой посох на юг, и провела им дугу, слева-направо. — Хребет Эоэль Шулиль огибает всю долину, и можно было не бояться, что враг сможет быстро подвести к стенам города большую армию. Было построено множество форпостов и сторожевых вышек, и вскоре Эльшул Зуриль стал непреступной твердыней на пути в Зерзуллу.

— Но ведь тут все затоплено. — в который раз напомнил Феликс.

— Умерь свое любопытство, мальчик. — проницательно проговорила Анья, ткнув его в грудь своим посохом. — У нас еще есть время на слова, прежде чем эти улитки доползут до нас. — она кивком указала на переходивших по мостикам лошадей. — Так вот, — продолжила она, — перед тем как воды Нзуламара забрали это место, Эльшул Зуриль был поистине великим городом. Тебе, наверное, трудно будет в это поверить, но арлекины отлично владеют военным искусством, и считаются грозными бойцами. Они были хранителями мира в Зерзулле, их сияющими стражами, за что арнистрийцы прозвали их Эо Кирэ — Звездные Защитники, а еще Сау’Шул Кирэ — Защитники с Холма. Они стали стражами этих мест, и долго хранили мир в долине, принимая на себя удары северных племен злобных карликов — казирэмов, а также их кровных родственников — зоарийцев. Кирэ живут гораздо дольше, чем обычные люди, и Валь-Мал’эналь правил множество столетий, прежде чем трон занял его сын Ралавье. И в отличии от своего прагматичного и прямолинейного отца, он, как ты уже понял, был непревзойденным алхимиком и великим философом. Но это совсем не значит, что он не унаследовал таланта своего отца, и был плох в созидании. Вместе с потрясающим мастерством кузнечного дела, которое он перенял от отца и дяди — Валь-Эльраналя, Ралавье смог усилить армию, проведя реформы и первым укомплектовав ее отрядами боевых алхимиков, да и улучшить жизнь кирэ в целом. Это он придумал рахафол — особый сплав, способный растягиваться и сжиматься, который в Стелларии называют «горней сталью». А затем, когда судьба вынудила его покинуть это место, он построил великие корабли и отправился на Новый континент, где обучил кузнечному искусству норнов и пиктов, которые поселились у хребтов Ос, и после чего уже предки самих норнов основали Амбосгот.

— О, я слышал про Амбосгот! — оживился Феликс, обрадованный тем, что тоже может поделиться знаниями, и не выглядеть полным невежей и простаком. — Им ведь правила династия Экхардов. На моей родине они очень известные мастера кузнечного дела.

— Именно. — улыбнулась Анья. — Как раз Экхардов и обучил Ралавье кузнечному мастерству и тонкому ювелирному делу. Но так как среди них не было ни одного человека, способного перенять истинное искусство изменение Порядка, то и работы Экхардов не шли ни в какое сравнение с теми шедеврами, которые производил на свет Ралавье. Ты и сам можешь в этом воочию убедиться, взглянув на клинок этого неотесанного олуха, с мозгами медузы. — она кивнула в сторону Ареля.

— А я уж думал ты и не заметишь, гнилая ты коряга. — Арель был явно доволен таким вниманием. Снова вытащив свою саблю, он бережно провел по клинку ладонью. — Ивальзир. Хотя я не считаю, что оружию нужно давать имена до того, как оно себя проявило, но этот полностью заслужил свое название — Отражающий Небо. Наверное, это одна из последних работ Ралавье.

Феликс раньше никогда не обращал особого внимание на оружие его спутников, и приглядевшись к сабле Ареля, был поражен тем, что до этого не замечал ее уникальной красоты. Лезвие блестело, словно застывшая гладь ртутного озера, и на нем были выведены красивые узоры из птиц и цветов. Рукоять тоже была выполнена с ювелирной изящностью, и выглядела как гигантский осьминог с переплетенными щупальцами, пытающийся ухватить навершие в форме солнца. От взгляда Феликса так же не ускользнула странная полоса на острой части лезвия, будто оно было покрыто тонкой коркой инея. И тут он заметил то, что заставило его еще больше расширить глаза от удивления: в глубине рукояти, между переплетением щупалец, он увидел стеклянную оправу, в которой, словно полчища синих многоножек, мерцали бесчисленные вспышки света.

— Ты умеешь ловить молнии?! — восторженно произнес Феликс.

— А то! — гордо заявил Арель, снова проводя рукой по рукояти. — А ты разве думал, что я обычная корабельная крыса, малец?

— Думать так было бы великим преувеличением и оскорблением всех несчастных крыс. — вставила Анья, тоже не сводя глаз с оружия.

— Еще хоть одно слово в мою сторону, и я отрежу твой гнилой язык, старая ведьма. — злобно рыкнул Арель, наставив саблю на капитана пиратов.

— Ну что, что вы. — поспешил вмешаться Феликс, прыгнув между ними, и в душе удивившись тому, что так бесстрашно встал перед направленным на него клинком. — Господин Арель, мы же все понимаем, что это все шутки. Ваше оружие, бесспорно, выполнено рукой настоящего мастера, и достойно своего владельца. А я нисколько не сомневаюсь, что вы говорите правду о том, что его изготовил тот великий правитель, о котором мы сейчас говорили. И даже госпожа Анья с этим согласна.

— Я не говорила, что он достоин…

— Поэтому прошу…! — повысил голос Феликс, перекрывая последние слова Аньи. — …мы по достоинству оценили красоту работы непревзойденного мастера Ралавье, а поэтому не могли бы вы убрать саблю обратно.

Арель состроил кислое лицо, а затем заткнул свой клинок за пояс, и недовольно скрестил руки на груди. Убедившись, что напряжение между двумя морскими капитанами уменьшилось, Феликс продолжил разговор, так как ему все еще было интересно узнать, что именно произошло в этих землях, хотя ответ на этот вопрос уже давно посетил его голову.

— Прорвало платину. — ответила Анья, когда Феликс задал ей свой вопрос. — Но это произошло тогда, когда свет цивилизации кирэ начал угасать, и многие из них уже давно покинули город. Тогда правители Зерзуллы, которым и служили кирэ, тоже оставили эти земли, и цветущие сады начали приходить в упадок. Большая часть кирэ отправилась обратно в Эоэль Шулиль, став называться шалсиналь — опавшие листья, а потом, после образования новых диалектов, их название сократилось до шалаль. Но многие, в том числе и сам Ралавье, построили великие корабли из синлиун — вечного древа, а также синэльрэм — лазурной кости, а затем держали свой путь на запад, в новые земли. Достигнув Северного моря, у притоков реки Вальки, он затопил корабли, чтобы те не попали в злые руки. Для этого Ралавье пришлось даже прибегнуть к рунной алхимии, так как обычные силы не способны были навредить тем кораблям. Говорят, что Ралавье долго пробыл у подножия хребтов Ос, в землях горных никсов, а затем взял путь на восток, где основал новое королевство в скрытых от любопытных глаз недрах леса Тумал, между Белтейном и королевством Лин. Говорят, что там он породнился с мелкими правителями приграничных земель — Драганами, Валаками и Аль-Басарабами. Платину же прорвало уже после того, как последние кирэ покинули дома. Наверное, это сделали ашурийцы, которые так и не смогли завоевать эту страну, когда она была в рассвете своего могущества. Время не могло так быстро победить творение Валь-Мал’эналя, и я не удивлюсь, если окажется, что ашурийцы, из своей гложущей зависти и беспомощности перед силой кирэ, разрушили ее, не в качестве какого-то тактического маневра, но как низкий и подлый знак, показывающий их силу и неудержимость.

— Как печально, что с творениями великих людей так бессовестно обходятся, и что боги никак не наказывают за такие варварские поступки. — вздохнул Феликс, еще раз оглядывая застывшие в воде шпили зданий. Но сейчас, услышав историю этого места, и по-другому взглянув на случившиеся события, он увидел в открывшихся ему затопленных пейзажах новую красоту. Спокойная гладь местных вод, и хрустальная чистота неба над ними, придавали этому потерянному месту странную, неприкосновенную и незамутненную красоту, превращая это место в безмятежное царство снов и забытых желаний. Феликс увидел, что даже злые стремления, движимые низменными пороками к разрушению и обогащению, могут невольно создать нечто новое и прекрасное.

Следующие несколько дней пути прошли как нельзя спокойно. Феликсу казалось, что теперь, когда утром тихую гладь озер окутывал серебристый туман, он слышал в его непроницаемых недрах еле уловимый смех и шепот, хотя и понимал, что это всего лишь капли росы падают в безмолвно застывшие воды с листьев цветов, которые все чаще попадались им на пути, растущие на шпилях и крышах похороненных под водой зданий. Вскоре им стал виден горный хребет, о котором упоминала в своем рассказе Анья. Он выполз из предвечной дымки тумана, которая все время скрывала от них горизонт, словно огромная карета великана, везущего свои пожитки в черное, усеянное звездами небо. Сначала появилась центральная часть, ничем не примечательная, кроме своих размеров. Но Феликс, житель севера, видевший гораздо большие горные пики, не особо восхитился размерами Эоэль Шулиль. Но затем, по мере приближения, из тумана выходили все новые скалы — где-то длинные, а где-то толстые и широкие, словно неухоженные зубы пьяного конюха. А по прошествии еще одного дня, когда серебряная вуаль тумана окончательно спала с горизонта, а произошло это под вечер, Феликс не смог удержать восторженного возгласа, при виде открывшегося ему вида. Над самой высокой частью горы, которая походила на скрюченный коготь, загорелись неисчислимое количество мерцающих синевой звезд. Казалось, что они водили хоровод вокруг загнутой вершины горы, словно ангельский нимб над головой святого, и Феликс наконец понял, почему эту гору называли Звездосветной. Он уже перестал удивляться тому, что созвездия в этих местах не похожи на те, которые можно увидеть в Стелларии, но все же не удержался, и зарисовал их на отдельный пергамент, который потом бережно спрятал между толстыми шкурами в своей сумке.

— Ты, если мне не изменяет память, говорил, что города арлекинов спрятаны где-то глубоко в горах. — проговорил Феликс, когда рано утром помогал Эскеру привязывать седельные сумки к одной из лошадей. Они были уже практически у подножия гор, и тень каменных исполинов уже давно нависла над их головами. — Как же мы их отыщем, если они скрыты от глаз?

— Нам не нужно их искать, так как это не под силу сделать никому, кроме самих арлекинов. — ответил Эскер. — Но тут есть провожатые, которые помогут нам в пути.

— Нам завяжут глаза, или что-то в этом роде? — поинтересовался Феликс, и тут же услышал за спиной громкий смех. Это были наемники, Алим — у которого была маска в виде клубка змей, а с ним еще и Хьефф, который еще не оставлял упорных попыток обучить Феликса фехтованию, особенно после прошлых событий с убийцами. — Я сказал что-то смешное? — обиженно спросил Феликс, так как был уверен, что они смеются именно над его словами.

— Даже если ты обзаведешься еще одной парой глаз, и запомнишь каждый камень, и зарисуешь их на свои бумажки, то даже тогда ты не сможешь повторить путь, проделанный вместе с арлекинами к их подземным городам. — поведал ему Хьефф. — И ни свет звезд, ни течение рек, тебе не помогут отыскать правильный путь, парень. Дороги в арлекиновых горах знают лишь их хозяева. Так что незачем нам завязывать глаза.

Феликс не стал с ним спорить, так как услышал в его словах правду, с которой он уже успел столкнуться и сам. Звезды тут и вправду не могли помочь ему отыскать дорогу, так как почти каждую ночь таинственным образом меняли свое расположение. Он не мог дать этому какое-нибудь внятное объяснение, да и чему тут удивляться, когда вокруг него происходят более загадочные и необъяснимые вещи.

Когда они подступили к горам, и затопленная долина оказалась позади, а с ней и ядовитые джунгли с рыщущими по ним воинственными ашурийцами, над головами путешественников уже стало смеркаться. Шли они медленно, выбирая безлюдные тропы, так как даже тут могли поджидать коварные засады врагов, или обычных разбойников, которых, по словам Эскера, тут тоже водилось немало. Но проход внутрь горы, как оказалось, тут был всего один, и к счастью около него не оказалось никаких препятствий. Это были грандиозных размеров каменные ворота, по бокам которых возвышались исполинские статуи преисполненных благородства владык, облаченные в царские платья и выполненные из гладкого белого камня, похожего на мрамор. Феликс надеялся увидеть за ними узкие горные тропы, которые обычно можно было встретить в таких местах, но за ними оказалось удобная широкая дорога, не уступающая размерам имперскому тракту. По ней свободно могли двигаться несколько карет, выстроенных в ряд. Ни людей, ни каких-либо сторожевых вышек или постов со стражей тут тоже не было.

— Где же обещанные провожатые? — спросил Феликс, когда они прошли через ворота, которые были украшены филигранной резьбой, изображающей звездное небо с космическими телами.

— Будем двигаться вперед, и обязательно их встретим. — сказал Эскер. — Здесь нам нечего опасаться, так как столкнуться внутри горы с кем-то другим будет очень непросто, но и потеряться здесь тоже очень легко, так что лучше держаться вместе и не расходиться.

Феликс посмотрел назад, чтобы проверить все ли на месте, и увидел, что пейзаж за воротами, которые они только что миновали, внезапно изменился. Маленький никс был точно уверен, что за его спиной еще можно было увидеть несколько обломков руин, выглядывающих из воды, а теперь за каменными створками просматривался один из каменных хребтов, опоясывающих затопленный город, который до этого находился по правую сторону от ворот. Пройдя некоторое время в полном молчании по горной тропе, они оказались в ветвистой цепи тоннелей, которые, время от времени, выводили их на открытые участки пространства. Иногда это были уже более узкие тропы, расположенные на отвесных скалах, а порой и небольшие гроты, в которых искрились горные озера под серебряным светом луны, пробивающейся сквозь расщелины в потолке. В одном из таких гротов они и устроили ночлег.

Когда же утром Феликс открыл глаза, то увидел в свете костра двух незнакомцев, которые вели разговор с Эскером. Высокие, они тоже носили маски, которые выделялись яркими узорами и были сделаны из отполированного дерева. Одежда же их была не такой цветастой, как маски, и больше походила на гербовые туники, поверх легких панцирных доспехов, выкрашенных в голубой цвет. С первого же взгляда Феликс узнал в них тех самых арлекинов, которые порой посещают Стелларию и другие королевства со своими передвижными ярмарками и представлениями. И так же, как и их собратья, эти двое общались с Эскером с помощью одних только жестов. Еще никому в Стелларии не удалось услышать от этого таинственного народа хоть одно сказанное вслух слово, и все общение с ними проходило с помощью простых жестов.

— Все хорошо, они проводят нас до Уамаль Эошул — их города. — с радостными нотками в голосе проговорил Эскер, когда двое стражников отошли в сторону.

Феликс, который еще до конца не проснулся, начал готовиться к походу, собирая свои вещи, одновременно пытаясь уместить в голове еще одно сложное название, которое ему будет очень трудно запомнить. Другие члены команды тоже стали один за другим подниматься со спальных мест. Они не стали в этот раз раскладывать палатки, так как стены грота хорошо защищали их от непогоды, да и особой надобности в этом не было, так как место это было тихим и спокойным. Когда же все вещи были уложены, а лошади запряжены для дальнейшего похода, и они были готовы двинуться в путь, к Феликсу подошла Анья.

— Мне придется на время оставить вас, так как моему присутствию будут не рады в Подзвездном Городе. — сказала она, закидывая на плечи походный мешок. — Я отправлюсь вперед, и разведаю обстановку у прохода Фераса. Эскер сказал, что вы пробудите там пару недель, этого времени мне хватит, чтобы разведать опасные тропы.

Феликс не стал спрашивать, почему Анье запрещено входить в город арлекинов, так как уже и так, как ему казалось, догадался в чем обстояло дело. Пиратам мало где были рады, тем более таким знаменитым и кровожадным, как суммийские. Когда они распрощались с Аньей, двое безмолвных провожатых повели их сквозь цепи многочисленных по формам и составу пещер, пронизывающих горы. У арлекинов тоже были лошади, правда те отличались от всех других, виденных Феликсом раньше. Это были не громоздкие самсонские жеребцы, и даже не горгоны — существа, лишь отчасти напоминающие лошадей. Животные, на которых ехали их высокие провожатые, были тонкие и грациозные, чем-то напоминающие морских коньков. У них были длинные и искривленные шеи, а также сама морда была более тонкая и вытянутая, похожая на музыкальную трубу. Еще у них имелась короткая белоснежная шерсть, как и у обычных лошадей, а вот гривы были пышные и волнистые, и спадали чуть ли не до самой земли. Помимо этого, так же, как и маски их хозяев, тела животных были разукрашены светящимися в темноте узорами, которые плавными линиями переходили от головы на тело. Двигались они абсолютно бесшумно, словно летели по воздуху, хотя Феликс и видел, как они ступали подкованными серебром копытами по твердой скальной породе.

Как только Феликс начал привыкать к новым спутникам, он стал замечать и другие странности, происходящие на их пути. Дорога сквозь пещеры временами выводила их на поверхность, но теперь, когда Феликсу казалось, будто они двигаются вниз, вглубь земли, они оказывались на продуваемыми всеми ветрами верхушках заснеженных гор, где шли по узким скалистым выступам. А иногда и наоборот — долго поднимаясь по выдолбленных в камне виляющим красивым ступеням, они оказывались у подножия все тех же гор-исполинов. Да и сами пещеры меняли свои каменные одежды то на гладкий базальт, то на черный обсидиан или даже изумрудный малахит. Были на их пути и обработанные человеческой рукой камни, которые превосходили по красоте все работы зодчих, виденные Феликсом прежде. В основном это были витиеватые ступени и богатые арки, но порой встречались и целые залы с колоннами и статуями, где струились ручейки и рос соленый мох, который с большим аппетитом щипали лошади.

Когда же, по прошествии нескольких часов, их провожатые внезапно остановились, Феликс подумал, что они, наконец, добрались до нужного места, но потом до него дошло, что он сильно ошибся в своих предположениях. Все еще не слезая со своих тонких скакунов, оба арлекина достали из седельных сумок по флейте, а затем одновременно сняли маски. Феликс изумился этому жесту, так как знал, что арлекины никому не показывают свое лицо. В Стелларии многие пытались узнать, что находится под этими цветастыми масками, но все попытки оказывались тщетными, и любопытные смельчаки сами не понимали, как оказывались лежать где-то в подворотне, а некоторые так еще и теряли память о прошедших событиях. Поэтому некоторые люди придумывали разные небылицы — якобы под узорчатыми масками арлекинов прячутся огнедышащие демоны, или что у них там птичьи клювы, так как те очень любили наряжаться в яркие костюмы из разноцветных перьев. Но Феликс не увидел ни клыков, ни рогов, ни клювов. Под деревянными масками прятались лица молодых юношей, с острыми вытянутыми лицами, и красивыми глазами. Единственным, что сильно отличало их от обычных людей, были очень длинные брови, смахивающие на усики бабочек. Ну и сами их лица с волосами были очень ухоженными, и в них можно было заметить заплетенные украшения из перьев и переливающихся всеми цветами радуги драгоценных камней.

Приложив флейты к губам, оба провожатых заиграли плавную и тягучую мелодию, словно расплавленный мед, искрящийся на полуденном солнце. Продолжая издавать эту мелодию, они двинулись дальше, и теперь чудеса еще сильнее обступили Феликса. Следуя за ними по длинным горным коридорам, Феликс видел, как оживал камень, и стены вращались вокруг них, словно шестеренки в часах. Тяжеленые булыжники расступались перед ними, а затем снова смыкались за их спинами, стоило им пройти дальше. Когда же их путь выходил на поверхность, то над их головами двигалось само небо, будто невидимая рука вертит его по своему усмотрению. Месяц и звезды плыли в обратном направлении, а за ними следовало и яркое солнце, но гораздо с большей скоростью, чем это было им предписано. И все эти чудеса происходили в полной тишине, если не считать мелодии флейт, которые на протяжении всего пути меняли ритм, становясь то звонкими и быстрыми, как маленькие горные ручейки, а то медленными и сонными, как тяжелые осенние ветра. Стоило ли удивляться выдержке самих проводников, которые играли эту необыкновенную музыку, не переставая, на протяжении еще нескольких часов.

Когда же они преодолели еще одну пещеру с вращающимися вокруг них каменными сводами, перед глазами Феликса возникли высокие арочные ворота, чуть меньше тех, через которые они прошли день назад, но все равно достаточно широкие, чтобы через них могли спокойно проезжать груженые товаром караваны. А еще, в отличии от предыдущих ворот, эти были украшены яркими разноцветными фресками, напоминающие изображения святых, которых можно было встретить на стенах храмов Силестии и Шести Владык. На главном рисунке, который находился в самом центре, был изображен, по всей видимости, какой-то святой король, так как на его длинных темных волосах покоилась корона из зеленых листьев и серебра, а вокруг головы сиял огненный нимб. Окруженный светом звезд, он приветствовал людей, плывущих к нему на белоснежной ладье, по реке, которая разлилась прямо по небу. Люди выглядели величественно, и были облачены в белоснежные развивающиеся одежды, а в их руках пылал золотой огонь, разгоняя нависшую над королем ночь. И только приглядевшись, Феликс увидел, что позади короля тоже стоят люди, но более робкие и забитые, которые склонили свои головы в смирении и покорности. Лишь лица некоторых из них были обращены на плывущих в лодке людей, и в них читался благоговейный страх и ропот. А еще Феликс приметил, что частью ночного неба были большие черные крылья, укрывающие собой испуганных людей, и которые тянулись от святого короля.

Как только они приблизились к воротам, арлекины заиграли новую мелодию, наполненную множеством новых звуков и быстрых переливов. Феликс даже оторвал свой взгляд от необычной фрески, так ему понравилась эта музыка, которая, как ему показалось, не могла исходить от обычных флейт. И тогда он понял, что это не музыкальные инструменты издавали ее, а сами арлекины. Они плавно напевали ноты, которые отскакивали от стен, и смешивались в гармонии друг с другом. А когда массивные ворота пришли в движение, к их пению прибавилась и новая тема, исходившая из открывшегося проема. Феликс почувствовал, как в такт их красивым голосам, у него под рукой завибрировала скрижаль, словно ласковый котенок.

Когда же они двинулись за провожатыми, Феликс был готов к новым потрясениям и открытиям, и все же представший перед ним вид был слишком ошеломляющим и неописуемым, чтобы быть к нему готовым в полной мере. Город арлекинов потрясал воображение своими размерами и преисполненными гипнотическими веяниями улицами, которые можно встретить разве что в сказках. Это был Уамаль Эошул — Подзвездный Город, расположившийся в центре самой высокой горы. И первое, что увидел Феликс, были белоснежные стены города и искрящийся серебром водопад, который падал прямо с голубых небес. Это никак не укладывалось в голове Феликса, так как он понимал, что такого просто не может быть. Летнее солнце играло в его водах, которые падали с десятков шагов абсолютно бесшумно и плавно, словно шелковый платок.

— Укуси меня Силестия, или вода и впрямь течет с неба? — спросил Феликс у Эскера, когда они направлялись по белой плитке к крепостным стенам.

— Присмотрись повнимательнее к потолку, мой маленький друг, и ты поймешь, в чем тут фокус. — посоветовал ему наемник, и в его голосе слышалось веселое лукавство.

Феликс и до этого не отрывал взгляда от чистого неба, которое, на его памяти, должно было быть погружено в облака, да и воздух, как ему, северному жителю, было известно, на вершинах гор был гораздо холоднее и враждебнее. Он видел небо, и в то же время, за невесомой лазурной пеленой проглядывались грубые каменные своды пещеры. И тогда до Феликса дошло, что все это было лишь волшебной иллюзией, дымкой, имитирующей настоящие небеса. Туман, который покрывал весь потолок огромной пещеры был наполнен небесными красками, и даже светом самого солнца, что, впрочем, все равно оставляло в голове Феликса множество неразрешимых вопросов о том, как такое возможно. Воздух здесь был свежим, а не таким, каким обычно бывает воздух в пещерах — затхлым и тяжелым. Казалось, что город и впрямь стоит на вершине горы, окруженный каменными зубьями. Солнце, или то, что его имитировало, несло настоящее тепло, и вряд ли обычный человек смог бы отличить его от настоящего. Но маленькому никсу недолго пришлось любоваться зачарованным потолком, так как его внимание быстро перешло на сам город.

Феликс не мог точно сказать, видел ли он где-то еще такую потрясающую воображение архитектуру. В длинных белоснежных шпилях просматривалось что-то от загадочного Арно-Очинг, но все же сами здания здесь были более плавными и тягучими, словно ювелирная работа мастера-стеклодува, которую он случайно создал в порыве вдохновения от дурманящего бокала крепкого вина и любви к прелестной послушнице, после чего сам не понял, как он это сотворил. Многие постройки можно было увидеть не только в центре самой пещеры, но и на ее стенах, будто мраморные гнезда ласточек, встречающие путников разноцветными красками, и заставляющие подолгу рассматривать их, словно произведения искусства. Многочисленные улицы пронизывали город далеко вглубь, как настоящий хрустальный муравейник. Но в отличии от зловещих, наполненных криками и тяжелым воздухом улиц Ашура, многие из которых тоже находились под землей, тоннели и залы Уамаль Эошула были наполнены озерной свежестью и музыкой ветра. Куда не посмотри, везде можно было увидеть яркие краски, которые, как казалось Феликсу, меняли свои цвета на другие, стоило ему лишь ненадолго отвести свой взгляд.

Шагая по улицам, Феликс видел множество молодых людей, таких же необыкновенно красивых, как и их провожатые. Даже городской шум в этом месте таил в себе плавность и неспешность, словно это были не хаотичные голоса жителей, ведущих каждый свои беседы, а одна большая мелодия, пронизывающая город задуманной великим композитором темой. Многие из жителей обращали на гостей заинтересованные взгляды, плавно двигая своими непривычно длинными бровями. Как и в Ашуре, многие тут любили красить волосы и лица, но вот только не в золото или серебро, а в более плавные, природные оттенки — голубые, розовые и другие летние цвета. Одежды их были легкими и простыми, но не настолько открытыми, как в том же Меридиане или Эль-Хафа. Женщины носили длинные платья, сотканные из материала, похожего на шелк, и украшенного солнечной канителью и звездными узорами. Мужчины же предпочитали тоги и широкополые штаны, в которых были вплетены колокольчики. Лица их, хоть и были похожи на обычные, все же отдавали таинственной миловидностью. Как и у стражников, которые привели их в город, лица горожан были тонкие и вытянутые, а глаза большие и глубокие, как у сказочного оленя.

— Жаль, что Господь не наградил меня талантом слагать песни или стихи. — все еще завороженно пробормотал Феликс, рассматривая открывшийся ему вид. — Будет настоящим кощунством если эта красота так и останется похоронена в этих каменных пещерах.

— Не стоит тревожить свое сердце этим вопросом. — проговорил за его спиной голос одного из наемников, которого Феликс не узнал, так как был полностью поглощен чарующей властью Подзвездного города. — Даже если бы ты был самым именитым поэтом Стелларии, тебя бы все равно опередили хозяева этих мест.

Кто бы это ни был, но он оказался прав. Стоило ушам Феликса привыкнуть к легкой, переменчивой и струящейся атмосфере Уамаль Эошула, как он начал улавливать в хрустальных отголосках, наполнявших улицы, мелодии песен и стихов. Они эхом отскакивали от стен, сливаясь с общим потоком голосов, и дополняли их своими правильными ритмами, значение которых Феликс не мог понять, так как исполнялись они на языке арлекинов.

— Похоже на красивую ракушку, правда же, господин Феликс? — сказал Милу, когда они ехали к городу.

— Что? — все еще витая в своих мыслях переспросил Феликс.

— На ракушку. — повторил Милу. — Преподобный иногда водил нас на Малое море, рядом с Банафритом, и там мы собирали разные красивые ракушки. Преподобный говорил, что внутри каждой из них Господь запрятал частицу моря, чтобы его могли услышать даже те, кто никогда не был около него. И эти звуки, они чем-то напоминают те, что мы слышим в ракушках, не правда ли?

— Я бы так не сказал. — помотал головой Феликс, который уже начинал привыкать к удивительному городу, и поэтому смог ненадолго отвести взгляд чтобы посмотреть на своего собеседника. — Скорее это река, или даже ручеек. Для моря здесь уж слишком тихо и спокойно. Впрочем, если ты имеешь в виду звук какой-то особенной ракушки, которую превратили в тонкий и дивный музыкальный инструмент, то здешняя атмосфера и впрямь чем-то напоминает его.

Чем дольше они шли, тем больше Феликс проникался плавной атмосферой, примечая все новые детали. Например, он заметил, что на улицах совсем нет детей и стариков.

— Арлекины живут гораздо дольше, чем отведено обычному человеку. — поведал ему Эскер, когда Феликс высказал свои наблюдения вслух. — А поэтому и дети у них рождаются не так часто, а когда это происходит, то, конечно, они устраивают по этому поводу грандиозные празднества. Да и не стареют они.

— Но почему об этом никто не знает? — удивился Феликс. — Ни в одной книге про это не написано, если, конечно, не брать в расчет детские сказки.

— Отчасти в этом-то и состоит вся беда, мой маленький друг. — ухмыльнулся Эскер. — Ты бы поверил, если вдруг услышал о таком народе от кого-то другого, а не увидел все своими глазами? Попасть в этот город не легко, что уж говорить про сам Третий континент. Да и арлекины, как ты знаешь, не показывают своих лиц за пределами Уамаль Эошула, и не рассказывают своих секретов кому попало.

Это объяснение не вполне устроило Феликса, и в его голове тут же вспыхнула новая мысль.

— Первосвященник Ашура! — неожиданно громко выкрикнул он, и сам устыдился своего несдержанного возгласа. Но никто из прохожих не обратил на него укоризненного или недовольного взгляда. Тем не менее Феликс понизил свой голос почти до шепота. — Первосвященник Ашура. — повторил он. — Ты ведь говорил, что он тоже долгожитель. Может ли оказаться так, что он из рода арлекинов?

— Ларийский певец не из нашего племени. — услышал Феликс приятный голос почти у самого уха, и чуть было не слетел с лошади, так это было для него неожиданно. Но рядом никого не было, а тот, кто говорил, находился впереди, приветствуя гостей с распростертыми объятиями. Это был мужчина с длинными светлыми волосами и расшитыми серебром царственными одеждами. Как и все вокруг, он был красив и молод, но взгляд его был полон мудрости, и было ясно, что ему гораздо больше лет, чем кажется.

— Рад приветствовать храбрых путников и наших друзей с другого берега моря. — сказал мужчина, и все еще держа руки разведенными в стороны, немного склонил голову в учтивом приветствии.

— И нам приятно встретить вас, принц Фараиль, сын Валь-Фараюма. — поклонился Эскер, быстро спрыгнув со своей лошади. — Мы очень благодарны вам за то, что вы позволили нам ненадолго остаться в вашем прекрасном городе, чтобы восстановить силы, и то что вы оказали нам такую великую честь лично решив поприветствовать нас.

— Не в наших правилах отказывать друзьям в трудные времена. — мягко ответил Фараиль, сложив, наконец, руки на груди, и спрятав их в широкие рукава своих тяжелых, расшитых звездами, халатов. — И друга из храма Раджна мы тоже с честью приветствуем. — прибавил он, обратив свой взор на Синоха.

Рядом с принцем Феликс приметил и его внушительного вида телохранителей. Четверо высоких воинов в узорчатых синих латах выглядели так же стойко и непреклонно, как и Синох. Разве что сравнить их можно было с куда более изящными скульптурами, нежели скалоподобную фигуру монаха, которая выглядела всего лишь как грубая заготовка.

— Не буду скрывать правды, ибо почтение мое обусловлено не одним лишь теплым гостеприимством. — продолжил говорить Фараиль, жестом приглашая следовать за ним.

В этот момент Феликс ясно услышал рядом с собой тихий шепот Эскера:

— Поскорее слезь с лошади. — быстро сказал ему наемник, и Феликс поспешил выполнить его совет, а после него спешились и остальные.

— До наших земель долетают разные слухи. — услышал Феликс слова принца. — И нам в радость увериться, что многие из них оказались не злыми наветами, а истинной, какой она есть. В ваших руках действительно оказалась Синэль Онуаль — Заветы Миру.

Феликс инстинктивно схватился за сумку со скрижалью, почувствовав сквозь толстый материал ее приятное тепло и успокаивающие вибрации. Похоже, что святая табличка не была настроена враждебно или настороженно, как это было, когда на него напали зоарийцы. Он хотел было спросить у принца, что тому известно про скрижаль, но быстро сообразил кто стоит перед ним, и дозволено ли ему вообще вот так просто заговорить с представителем королевской семьи. Поэтому Феликс решил оставить свои вопросы на потом, когда получше изучит традиции этих мест.

— Мой благородный отец, король Валь-Фараюм, пожелал встретиться с тем человеком, кто несет Синэль Онуаль. — продолжил говорить Фараиль. Принц повернулся, и обвел пронзительным взглядом своих гостей. — Только с ним одним. Остальные могут с честью быть приняты в наших гостевых домах. — его взгляд остановился на молодом ювелире, и Феликсу показалось, что на секунду они расширились, будто при сильном удивлении. Но этот порыв быстро сменился привычным, чуть надменным взглядом. Повисла недолгая пауза, и Феликс почувствовал, как чья-то рука легонько подтолкнула его вперед.

— Он говорит про тебя, мой друг. Иди, не бойся. — сказал Дэй.

Тихонько кашлянув, словно для того, чтобы принц заметил маленькую фигурку среди высоких спутников, Феликс сделал шаг вперед.

— Я тот человек, о котором вы говорите, ваше высочество. Мое имя Феликс Лихт. — поклонившись, представился Феликс.

— Тогда прошу следовать за мной, Феликс Лихт. — сказал Фараиль, и развернувшись, направился дальше.

Впрочем, идти пешком им пришлось недолго, и в конце улицы их поджидала усеянная серебряными звездами карета, по строению ничем не отличающаяся от подобных ей в других королевствах. Феликса очень беспокоило молчание принца, который за время их поездки не проронил ни слова, зато с нескрываемым интересом рассматривал своего гостя с ног до головы. Сам же Феликс не решался завести разговор, так как все еще не был уверен, что ему дозволена такая привилегия. Маленький никс, хоть и был чрезмерно любопытен, но далеко не глуп, и поэтому не хотел портить о себе впечатление, хотя, оно и так было изрядно подпорчено его неряшливым внешним видом, хоть он и старался ухаживать за собой, когда выдавалась такая возможность. По крайней мере он уже был доволен тем, что успел умыться этим утром, и одежда на нем была не такая уж измазанная, так как Феликс заранее приготовился, зная, что вскоре они вступят в исключительный по красоте и богатству город. Но он никак не мог предположить, что там он будет встречаться с настоящим королем! Призывая к себе все красноречие, которым его одарили боги, Феликс нервно теребил край своей куртки, стараясь не встречаться взглядом с Фараилем, который все еще с интересом рассматривал его. Несколько раз Феликс глубоко вздыхал, пытаясь найти в себе силы заговорить, но так и не решался этого сделать, и поэтому умолкал.

Спустя недолгое время карета домчала их до внушительных размеров королевского замка. Вытянутое здание, выполненное из голубого мрамора, который больше всего прочего преобладал в этом городе, было возведено на небольшом островке посередине тиховодных заводей. Именно в них, с каменных высей тихо падал, словно застывший во времени, горный водопад. От этих же озер следовали маленькие ручейки, расползаясь по всему городу журчащей паутиной из расписных акведуков и выложенных мозаикой каналов. Сам же замок чем-то напомнил Феликсу красивую обсерваторию, так как у него было очень много башен с острыми шпилями, которые были расписаны звездными узорами.

Выбравшись из кареты, Феликс тут же заметил, что волшебное небо, созданное таинственным мороком и иллюзиями, уже укрылось звездным покрывалом ночи. Теперь город купался в лунном свете, и тесные улочки, в какой бы цвет они не были украшены до этого, теперь приобрели единый, голубоватый оттенок. Создавалось впечатление, что мозаики, плитки и фрески — все светилось одним лишь звездным светом.

Феликс так был поражен этим необычным явлением, что засмотревшись, чуть было не упал, когда поднимался за принцем по широкой парадной лестнице. Решив, что время насладиться чарующими красотами города у него еще будет, и лучше бы ему сейчас смотреть под ноги, Феликс перевел взгляд на Фараиля. К этому времени к принцу уже подошла его королевская свита, состоявшая из десятка, как думалось Феликсу, дворян, которые, как и принц, смотрели на маленького никса любопытными взглядами, и в которых так же можно было приметить свойственную таким высокородным людям гордость и надменность. Когда они все вместе вступили в широкие залы, Феликсу пришлось прибавить шаг, так как все его спутники были большого роста, и шли быстро, так что он чуть ли не бегом следовал за этими высокими, во всех смыслах, людьми. Феликс чувствовал себя маленькой дворцовой болонкой, которая вынуждена на своих коротких лапках следовать за избалованной принцессой, которой и вовсе нет дела до нее. Внутри королевского замка оказалось довольно уютно, и даже Феликс, привыкший больше к теплым каминным тонам севера, почувствовал расслабление, увидев большие синие шторы с гобеленами, которые покрывали высокие потолки и стены замка. Было там и много прекрасных картин, и статуй, и разного рода интересных измерительных инструментов, о назначении которых Феликсу оставалось лишь догадываться. Так же в каждом проходе стояла неусыпная дворцовая стража, держа в своих крепких руках наполированные до сверкающего блеска алебарды.

Принц быстро довел его до больших дверей, которые вели в тронный зал. Подходя к ним, Фараиль жестом показал стражникам открыть двери, и когда они выполнили его приказ, провел своего гостя внутрь. Вся свита принца тут же, словно крадущиеся замковые мыши, побежала вдоль высоких стен, рассаживаясь на маленькие скамейки, где уже сидели и другие такие же знатные люди.

Тронный зал был больших размеров, с куполообразным потолком, затянутым легкими полупрозрачными занавесками. Посередине же высился каменный трон с удобными подушками, а по обе стороны от него, полукругом, стояли еще дюжина каменных мест, но поменьше. Все они были заняты величественными на вид мужчинами в роскошных одеждах, которые вели оживленную беседу, каждый поддавшись вперед как мог, устремив свой взгляд на короля. Феликс сразу отметил, что трое из этих молодых мужчин имели на лицах серьезные увечья. У одного была так обезображена половина лица, что рот постоянно кривился в злобном выражении, и казалось будто его хозяин готов в любой момент сорваться на злобные речи. Сам же король Валь-Фараюм, как и его сын, был одарен необычайной красотой и торжественной статью. На его длинных белоснежных волосах покоилась красивая корона, похожая на высокий серебряный колпак со множеством маленьких бубенчиков и драгоценных камней, которые при каждом его движении издавали еле слышный звон, больше похожий на эхо падающих капель в тихую заводь. Также корону украшали выполненные из хрусталя и расходящиеся во все стороны ветви дерева, своей лаконичной симметрией становясь похожими на рога сказочного животного.

Появление принца, как и самого Феликса, казалось, никто из присутствующих не заметил. Лорды, сидевшие рядом с королем, продолжали с жаром что-то обсуждать на своем напевном языке, много жестикулируя и временами задевая пальцами вплетенные в длинные волосы колокольчики. Лишь когда Фараиль уселся на одно из свободных мест, рядом со своим отцом, король обратил свои серые глаза на пришедших. Обменявшись парой быстрых фраз с сыном, Валь-Фараюм с вниманием посмотрел на Феликса, и у того все сжалось внутри, так сильно он волновался. Еще ни разу в жизни ему не приходилось говорить с правителем целого королевства. На всякий случай он поспешил упасть на одно колено и опустить голову, отчасти чтобы выразить свое почтение, но в большей мере чтобы просто отвести взгляд, и не смотреть, разинув рот, на короля.

— Ваше величество. — пробормотал Феликс в повисшей тишине. — Для меня великая честь встретиться с правителем этих дивных мест, и выразить свое глубочайшее почтение.

— Нам тоже в радость принять такого редкого гостя. — услышал он приятный, наполненный молодостью голос, который, впрочем, не был лишен силы и величия. Он был похож на голос Эна. — Можешь встать, человек из северных краев.

То, что с ним заговорили в таком дружелюбном, для правителей, тоне, придало Феликсу решимости, и он быстро встал на ноги. Теперь он будто бы оттаял от охвативших его тревог, и готов был вести долгие беседы, не боясь, что сболтнет чего-то лишнего. Сейчас он увидел, что король смотрит на него так, словно старался разгадать, что же прячется за личиной этого маленького человечка. Пока король молча рассматривал его, Феликс отметил, что у всех мужчин, как тех, что сидели сейчас возле короля, так и тех, которых он видел на улицах, не было бород. Их лица были гладкими, как у младенцев, зато прически у каждого были настоящими шедеврами искусства, а волосы ухожены и чисты. У некоторых из лордов в локоны были вплетены по несколько драгоценных гребней за раз.

— Нам уже давно стало известно, что Синэль Онуаль вновь вернулась на наши земли. — раздался голос короля, выведя Феликса из раздумий. — Знаешь ли ты, гость из далеких земель, какая сила сейчас таится в твоих руках?

— Мне не ведомы секреты всего мира, ваше звездное величество. — ответил Феликс, посмотрев прямо в глаза короля. — И ответить утвердительно на ваш вопрос было бы с моей стороны ложью. Но за долгое время я понял, что эта сила не из нашего мира, как и то, что подчинить ее не в моей власти.

Феликс увидел, как после его слов несколько приближенных мужчин обменялись с королем парой коротких и мелодичных фраз, которые он не смог понять. Некоторые усмехнулись, но не Валь-Фараюм. Его взгляд стал еще более любопытный.

— Мы слышим в твоих словах высокую речь. Ты говоришь не как простолюдин. — проговорил король, подавшись немного вперед. — Стоит ли мне думать, что передо мной стоит потомок благородных Леонхардов?

Феликс почувствовал, как на его лице против воли натянулась льстивая улыбка, и он тут же снова опустил голову, чтобы скрыть ее.

— Мне приятно услышать такие похвальные слова от вас, о правитель дивной страны, но боюсь, что во мне нет и капли благородной крови. Отец мой писарь, а мать — горничная, и с Леонхардами меня роднит разве что преданность к империи и родной земле.

И снова лорды рядом с Валь-Фараюмом стали переговариваться между собой на своем напевном наречии. Феликсу, который до этого не слышал подобного языка, было приятно просто слышать эту необычную речь, в которой сплеталась красота и сила.

— Ты низких кровей, но взваливаешь на себя бремя королей. — после недолгих переговоров сказал Валь-Фараюм. — Лофэй ри васау юмуа са зоах, мунэфа лу энва зиэрун. — говорим мы. Судьба подобна благородной деве — своенравная, но покоряется мужеству и упорству. Ты идешь путем великим, но полным опасностей, и это делает тебе честь. Но вижу и то, что не знаешь ты всего, и многое тебе предстоит узнать самому, ибо, как и тебе, неведанно нам этого. Такой путь предводителей, по которому когда-то прошел и Гелиос Леонхард.

Феликс вновь посмотрел на красивое лицо Валь-Фараюма, которое все еще выражало доброе любопытство. Лица его приближенных также, по большей части, были наполнены добрыми знаками, и лишь у некоторых проглядывалась хмурая задумчивость.

— Для меня станет бесценным подарком узнать хотя бы малую часть тех древних секретов, с которыми я сталкивался на протяжении этого непростого пути, и с которыми мне еще предстоит встретиться. — сказал Феликс.

Прежде чем ответить, король быстро переглянулся с некоторыми из своих подданных.

— Перед этим мы хотели бы взглянуть на Синэль Онуаль. — сказал он, и в его серых глазах вспыхнули алчные нотки. Он еще сильнее поддался вперед. — Она ведь у тебя с собой?

Феликсу не понравился этот странный взгляд короля, будто в одночасье зал наполнили холодные ветра, сковав его своими ледяными объятиями, и в больших глазах правителя на секунду вспыхнул темный огонь. Но это наваждение быстро прошло, когда Фараиль окликнул своего отца, назвав его по имени. Взгляд короля сразу же стал мягче, а Феликс почувствовал невероятное облегчение. Кивнув, он стал развязывать ремешки на своей сумке, а затем вынул каменную табличку, прислонив ее к груди и развернув лицевой частью к трону.

Словно околдованный, Валь-Фараюм слепо поднялся со своего трона, вытянув перед собой руку, и остальные лорды тоже поспешили встать со своих мест. Феликс и опомниться не успел, как вокруг него столпились десятки высоких фигур, прожигающих жадными и восхищенными взглядами святую скрижаль у него в руках. За их спинами был слышен шепот, и Феликс скорее почувствовал, чем увидел, что и остальные, менее знатные люди из свиты, которые сидели вдоль стен зала, тоже встали со своих мест чтобы получше рассмотреть то, что сейчас твориться в центре. Феликс ощущал теплоту и успокаивающие вибрации скрижали, и сердце его очистилось от мимолетного страха, который налетел на него, стоило ему оказаться в этом кольце взглядов и роскошных одежд.

Пока вокруг него десятки лордов шепотом вели беседы, король медленно протянул усеянную сверкающими перстнями руку к табличке, и нежно провел по ней. И там, где он проводил пальцами, оставались огненные следы, расползающиеся во все стороны, словно масляные пятна на воде. Шепот стих, когда скрижаль в руках Феликса полностью запылала золотым огнем, который уже был знаком Феликсу, а поэтому он не боялся пламени, потому что знал, что оно ему не навредит. Золотой свет от огня играл в больших серых глазах Валь-Фараюма, словно утренние лучи в весеннем тумане. Тут Феликс почувствовал, как рука короля поползла чуть выше, легко приподняв прядь его черных волос. В этот момент на лбу правителя залегла маленькая морщина, но никто, кроме Феликса этого не заметил, так как все были поглощены созерцанием пылающей скрижали. Некоторое время король водил пальцем по ставшей черной пряди, словно проверяя ее на ощупь, и о чем-то думал, а затем сложил руки на груди, спрятав их в широкие рукава своего звездного халата. Как только он это сделал, огонь быстро стал утихать, и теперь скрижаль была окутана лишь своим привычным остроконечным ореолом.

— Воистину, это она. — проговорил король, когда шепот придворных стал утихать. — Творение Владыки Лунного Двора.

Вернувшись на свое место, Валь-Фараюм погрузился в тяжелые мысли, уставившись невидящим взглядом перед собой и все еще держа руки в рукавах. Лишь спустя минуту или две он отошел от своих глубоких раздумий, и одарил застывшего на месте Феликса взглядом, словно совсем забыл про него, и тут неожиданно снова вспомнил, что его гость все еще перед ним.

— Как было обещано, я открою тебе то, что знаю сам. — проговорил король, глядя в глаза Феликса. — В руках твоих сокровенные тайны мира, упрятанные в слова, которые некогда начертал на небесном камне и передал в дар своим детям Иакир — наш любящий Владыка. И не только им, но и детям своего младшего брата, Короля-Ворона Хасиналя. То есть всем нам. И знания эти дороги еще и тем, что были актом безграничной любви Иакира, и его чистых мыслей. А посему до поры запечатаны они, а сам Иакир, после передачи этих знаний, ушел в изгнание со Святых Уделов, и приказал своим сыновьям заковать его в заграничных мирах, где приковали его семью цепями к каменному трону на вершине Перевернутой Горы — Оэаль Шулмун, и семь небесных орлов кружат над его головой, и ослеплен он был, и обезмолвлен. И лишь когда наступит нужный час, слова эти должны быть открыты миру.

— Вы говорите о богах? — шепотом спросил Феликс, чувствуя, как бешено колотится его сердце в предвкушении новых тайн. — И как получить эти знания?

— Ведомо мне еще многие тайны, но не все ты должен услышать из моих уст. — более властным голосом ответил король. — Отправляйся в Аль’эшул ра Синмал, там ты найдешь ангела Рануила, он и поведает тебе об остальном.

Феликс тут же поник, услышав слова короля. Он уже воображал, что услышит ответы, но получил лишь еще больше вопросов. Он и так держал путь в Храмы-Города, так что совет Валь-Фараюма не сильно ему помог, хотя немного и приоткрыл завесу тайн. По крайней мере теперь он знал, что ему нужно делать по прибытии в то таинственное место, хотя и не мог поверить, что где-то на земле может сидеть ангел рассказывающий божественные секреты.

— Ну, а пока ты еще тут, — продолжил король, и в его голосе уже звучало куда больше обыденности и теплого гостеприимства, — прошу с почестями оставаться в моих владениях. Я распоряжусь чтобы и к твоим спутникам отнеслись с должным уважением. А Синэль Онуаль прошу оставить тут, я уберегу ее до момента, когда ты снова отправишься в путь.

Сказав это, король подал знак, и один из лордов, тот что с ужасным шрамом на половину лица, мигом подозвал к себе несколько стражников. Сразу восемь крепких воинов вышли вперед, держа в руках железные носилки. Глядя на них Феликс сразу догадался, что это не было обычным совпадением, и арлекины, или как их назвала Анья — шалаль, заранее подготовились к этому. Интуиция ему подсказывала, что лучше не противиться этому предложению, и предоставить охрану скрижали владыкам этого города. Он не верил, что такой человек как Валь-Фараюм станет нарушать данное слово и отнимать скрижаль, а поэтому Феликс колебался лишь секунду, прежде чем положить каменную табличку на шелковую подушку, которая тут же промялась под ее весом. Некоторое время он наблюдал как стражники спокойно несли ее, но у самых дверей стало видно, как внезапно они напряглись, почувствовав на себе беспощадную тяжесть сакральных знаний.

Пока Феликс наблюдал как уносят скрижаль, к нему подошел один из слуг короля, и учтиво предложил сопроводить маленького никса в гостевой дом. Так Феликс поселился в Подзвездном Городе.

Теперь, помимо Синоха, за Феликсом неустанно следовал кто-то из слуг короля или закованные в блестящие кольчуги стражники. Обычно это был Шалавье — высокий мужчина с черными волосами до пояса и разукрашенными витиеватыми узорами глазами. Он был один из мудрецов этого города, и мог многое рассказать Феликсу о жизни своего народа, хотя и не с большой охотой делился своими знаниями. Так, например, Феликс узнал, что шалаль не единственные в своем роде, и что есть еще несколько племен арлекинов, которые, в основном, ведут кочевой образ жизни. Самые многочисленные из которых рамуа — Веселые. Именно рамуа больше всего любили путешествовать по другим королевствам, развлекая народ своими яркими представлениями, и торгуя разными занятными безделушками, которые они мастерили в своих передвижных домах. Были еще лумуа — Забытые, которые жили в безмятежных храмах пустыни Сим-Нал’сош, предпочитая вести уединенный и мирный образ жизни, предаваясь общим молитвам и групповым танцам, похожими на кружение песка; и муакиры — Служащие Матери, о которых было мало что известно даже самим шалаль, так как они были очень скрытым народом, нашедшие свой приют рядом с Алгобсисом; ну и конечно зоарэ — Светлые, бледнокожие предатели всего рода кирэ, которые жили на западе континента, и где даже само небо было осквернено их злой силой. Шалаль, как и другие народы арлекинов, порой присоединялись к караванам рамуа, и отправлялись на их расписных кораблях в далекое путешествие по королевствам, облачаясь в яркие одежды и маски, и на время становясь немыми артистами. Как объяснил Феликсу Шалавье, потеря голоса является важно частью общей истории кирэ и их древних традиций. Что когда-то их народ совершил непростительный грех, и в качестве искупления поплатился своим голосом, и что теперь самые прекрасные голоса среди кирэ ценятся куда больше, чем горы золота и драгоценных камней, а поэтому их рьяно берегут и любуются ими лишь на своей земле. Так же Феликс узнал, что есть и другие города шалаль, которые тоже спрятаны под звездными хребтами.

— У нас редко появляются дети, — рассказывал Шалавье о том, почему им так нравится устраивать представления для других народов, — а поэтому нам в радость дарить веселье нашим далеким предкам, которые когда-то служили эйнам — сынам Короля-Ворона Хасиналя и Хранительницы Древа Эль’ЛаЛафэй.

Феликс так и не смог как следует понять, кем именно были эти странные Хасиналь и Иакир, о которых с таким почтением говорил Валь-Фараюм. Все старые книги в многочисленных библиотеках Подзвездного Города были написаны на айнале — языке кирэ, а сами хозяева города с большой неохотой и крайней осторожностью говорили на эту тему. Так что единственное, что понял из всего этого Феликс, что Хасиналь когда-то правил всеми смертными людьми вместе с некой «Хранительницей Древа», которая приходилась ему женой, и что именно он был изображен на фреске у входа в город. Когда же Феликс спрашивал, что с ними стало потом, Шалавье с грустью опускал голову, и отворачивал взгляд, намекая на то, что не намерен продолжать разговор. То же случалось и с другими жителями, а поэтому Феликс решил больше про это не спрашивать, и разузнать обо всем у Аньи, когда они вновь встретятся.

Поняв, что стоит ненадолго отбросить терзающие его волнения, Феликс с упоением проникся удивительной жизнью овеянного древними тайнами и кристальной чистотой города. Каждый новый день открывал для него что-то неведанное и загадочное, что до этого он мог считать лишь вымыслом, и вряд ли кто-то сможет ему поверить, если он начнет рассказывать о том, что ему удалось тут повидать. От иллюзорного неба, которое было создано умелыми алхимиками, до самых глубоких шахт, где не покладая рук трудились в поисках самоцветов лучшие в мире горняки — все было окутано доселе невинной и сокровенной, как сами кристаллы, первостатейной красотой.

Феликс сразу приметил, что в Уамаль Эошул царил культ чистоты, странным образом сочетающийся с любовью народа шалаль к кузнечному и горному делу. В подземном городе было столько удивительных кузниц, что с ним мог сравниться разве что легендарный, ныне похороненный в заснеженных горах Амбосгот, или мифический Металлгард, который, по легендам, тоже запрятан где-то под землей, в ледяных лесах Поларвейна. Но не в одной из виденных ранее Феликсом кузниц не царила такая слаженная и четкая работа. Мастера шалаль с большой охотой и без устали трудились в наполненных звездным дымом и разноцветными искрами мраморных плавильнях, расположенных рядом с подземными реками, создавая настоящие шедевры искусства. Даже в том, как они это делали, прослеживалась торжественная грация и стать. Работая небольшими группами по несколько человек, они гордо выпрямляли спины, раз за разом занося свои серебряные молоты и обрушивая их на раскаленные детали. А порой, в самых загадочных и мистических из всех кузниц, можно было увидеть, как за место обычного угля, сталь плавилась на испускающих голубой жар кристаллах, что еще сильнее разжигало в Феликсе любопытство. До этого он не сильно интересовался этим, как ему казалось, слишком тяжелым и грубым ремеслом, но увидев работу кузнецов шалаль он понял, что даже самая грязная и не отличающаяся красотой вещь может стать настоящим шедевром, если за нее возьмутся руки мастера.

Но кузнечное ремесло было лишь одним из множества дивных секретов, которыми полнился город. И одним из таких чудес оказался сам король Валь-Фараюм. Как ценители всего прекрасного, шалаль находили развлечение в музыке и танцах. Где бы не находился путник, и в какие бы краски не было украшено волшебное небо, была ли это лазурная луна, или золотое солнце, всегда можно было услышать пение, разносящееся по городу, словно аромат цветущего сада — невидимый, но такой ощутимый и чарующий. Множество певцов было в Подзвездном Городе, но никто не мог сравниться в красоте голоса с Валь-Фараюмом. Каждый день король поднимался на вершину своей лунной башни и пел сладкозвучным голосом, окутывая каменные стены города песней, заставляющей в безмолвии замереть все, что только есть, и лишь безмятежные озера в эти моменты оживали, сплетаясь своими водами с голосом правителя, резонируя и разнося его ласкающую слух песню по всем уголкам дивного города. Кузни замолкали, воды переставали журчать, и даже само время, казалось, останавливало свой ход, пока, наконец, не умолкала песнь подземного короля. Каждый раз, когда Феликс ее слышал, а происходило это под вечер, во время восхода луны, ему казалось, что он переставал дышать, так силен был голос правителя шалаль. Это время, и эмоции, которые он испытывал, Феликс никогда не сможет передать обычными словами.

Такими же величественно-красивыми были и танцы. Как-то вечером Феликс увидел, как в одном из фруктовых садов танцует группа шалаль, и его поразила их плавность и отточенность движений. Они водили затейливые хороводы вокруг маленьких деревьев, увешанных ленточками и колокольчиками. Именно хороводы, которые сами шалаль именовали «аумалэ», особенно любили подгорные жители, так как они были глубоко связаны с их древними традициями.

Но, хоть город и его жители были окутаны множеством тайн, было в их жизни и много того, что роднило их с обычными людьми. Шалаль очень любили простое веселье, и под вечер в тавернах и питейных заведениях можно было встретить разгоряченных горожан, играющих кто в карты, а кто в кости, или соревнующихся в силе рук, а то и играющих в другие непонятные Феликсу игры. Иногда случались и драки, правда они быстро стихали, стоило городской страже появиться на пороге заведения. Но больше всего прочего шалаль находили радость в простых танцах. Они не были наполнены сакральным смыслом, как хороводы, которые казались Феликсу чем-то священным и непонятным, преисполненными древними традициями. Обыденные танцы шалаль, хоть и были наполнены неуловимой грацией, которая была наследием этого сказочного народа, все же оставались простыми и даже отчасти деревенскими. Танцев было много, и порой Феликс замечал движения, позаимствованные у других народов, в том числе и у северных никсов. Особенно шалаль ценили танцы с музыкальными инструментами в руках, и большое предпочтение они отдавали звонким бубнам, которые украшали невесомыми разноцветными ленточками, а их яркая мелодия звучала совсем не так грубо, как раздражающее дребезжание бубнов тех же северных шаманов, которые населяли леса Сиф. А еще Феликсу очень понравился музыкальный инструмент, название которого его неприученный язык не смог освоить. То были пышные веточки белоснежного дерева, увешанные маленькими колокольчиками, бубенцами и ленточками. На них обычно играли девушки, размахивая ими в плавном вальсе. Часто Феликс видел их на площадях, с заплетенными в длинные красивые косы волосами, украшенными лентами и венками из горных цветов, в основном колокольчиков, или вереска и подснежника. Несколько раз он даже не удержался, и тоже пускался в пляс вместе со всеми, хотя до плавной грации шалаль ему было далеко, и часто он слышал веселый смех, вызванный его неловкими движениями, но маленькому никсу было все равно, потому что смех этот был не злой, и ему самому было весело.

Другие его спутники тоже наслаждались временным пристанищем. Милу любил ходить на зеленые луга, которые, вопреки всем законам мира, тоже присутствовали в огромной пещере, и огибали город большим зеленым кольцом, а под вечер становясь бирюзовыми, сиреневыми и синими под светом волшебных звезд. Эн проводил время в многочисленных мастерских, черпая новые знания и делясь своими, а Дэй просиживал в наполненных тайнами библиотеках. Многие наемники, как и Феликс, бродили по городу и заглядывали в вечерние таверны и на богатые товарами рынки. Серафиль большую часть времени проводил у горних водопадов и безмолвных заводях, читаю Книгу Эрна. А вот где проводили время Хольф и Арель Феликс не знал, так как не встречал их на улицах города. Возможно их привлекали питейные заведения или мастерские, где можно было увидеть не только изящное оружие или качественную бытовую утварь, но и лодки и даже части кораблей.

Как ни странно, но горние жители очень хорошо разбирались и в судостроении. Вызвано это было не только тем, что временами им приходилось отправляться в далекое плавание по разным далеким странам, но и одной из главных реликвий города. На третий день своего пребывания, Феликс попросил Шалавье рассказать ему о красивом здании, которое высилось у самого водопада, и по стенам которого вода спадала в наполненные сумеречным светом тихие заводи. Оно, со своими высокими кудрявыми шпилями, по которым плавными потоками стекали ручейки, выглядело очень умиротворяющим и величественным, а его стены больше других были украшены цветными фресками.

— Это Зоамал Канан — Храм Первых. — объяснил Шалавье. — В нем храниться звездная ладья, последняя в своем роде. Если твое сердце так желает, то мы можем посмотреть на нее.

Феликс был удивлен и обрадован, что ему дозволено было взглянуть на еще одно сокровище шалаль. Когда они прошли через многочисленные посты неусыпной стражи, то оказались в круглом зале, где посередине, в лунном свете (хотя в это время над городом светило солнце, которое было в самом зените) купался круглый садик, своими размерами напоминающий больше клумбу. Помимо разных неизвестных Феликсу цветов, там росло и белое деревце, на кроне которого покоилась такая же белоснежная ладья, что он видел на фреске перед входом в город. В ней не было ничего примечательного, если не считать лебединых крыльев по бокам, и оформленного в том же стиле изгибающегося птичьего носа. Белые доски, из которых была сделана ладья, давно срослись с ветвями дерева, и казалось, будто лодка была вырезана из ветвей прямо на кроне этого хрупкого растения. А еще ладья источала в точности такое же остроконечное свечение, как и скрижаль, которая сейчас хранилась в королевском дворце под пристальной охраной. Именно на таких ладьях, по словам Шалавье, и спустились на землю сыны Иакира, чтобы породниться с эйнами. Тогда Феликс зарисовал ее как мог, а Шалавье позволил ему даже сорвать один из белых цветков, которые распустились на кроне деревца.

Так Феликс пробыл в городе десять удивительных дней, и узнал о жизни горнего народа, и их самых ярких традициях. Разочарованием было лишь то, что он так и не смог увидеть королеву Шалунвье, которая приходилась двоюродной сестрой Шалавье. Она в это время была в отъезде и гостила у миролюбивых лумуа, в тихих пустынных храмах. По слухам, ее голос был так преисполнен красоты и силы, что когда она пела вместе со своим мужем, королем Валь-Фараюмом, то по всему городу распускались весенние цветы, а на небе одновременно с луной всходило и солнце, появлялись радуги, и загоралось северное сияние. А еще Феликс узнал, что Фараиль был не единственным принцем, и что у королевской четы было еще четверо детей. Самая младшая была единственная дочь короля, принцесса Шалнуиль, которая тоже отсутствовала в городе, так как отправилась вместе со своей свитой и другими арлекинами в путешествие по королевствам смертных. Самым старшим же был принц Альсаиль, который был превосходным кузнецом, а за ним следовали его братья Альраиль и Фануиль. Фораиль же был самым младшим из принцев, и больше всех преуспевший в алхимии, которая в этом королевстве была обыденностью, и этим искусством владел каждый из жителей. Без нее не было бы ни синего неба, ни зеленых полей, ни солнечного света.

Так прошла жизнь Феликса в Уамаль Эошул — Подзвездном Городе, пока одним утром он не проснулся от странного, наполненного тревогами шума, который не был похож на уже ставшими привычными для него прекрасные мелодии города. Голоса, разносившиеся по пещерам и стенам города, были наполнены страхом, о котором Феликс ненадолго успел позабыть, но неохотно снова вспомнил, как только вышел на улицу.

Толпы людей стояли на площадях и на небольших мостах, перебегающих серебристые каналы. Некоторые, особо ловкие жители, сидели прямо на крышах зданий, и все их взгляды были направленны на небо. Одни плакали, другие хмурили брови и показывали пальцем в небо, третьи же складывали руки в молебнах позах, падая на колени. Но прежде чем Феликс смог что-либо сообразить, к нему уже подбежал Дэй, и ухватив за руку, повел его за собой.

— Нужно срочно уходить. — проговорил он, не поворачивая лица. — Все уже готовы, и король принес скрижаль.

— Но что происходит? — растерянно спросил Феликс, но его взор уже уловил то, что, как ему казалось, вызвало всю эту панику.

Высоко на небе, среди голубых просторов и дневного света, словно ужасная дыра в небе, сияла непроглядной тьмой черная звезда.