Звезда Ворона

Глава 25. Свет истин

Таинственная темнота, которая окутывала внутреннее помещение башни, была чем-то похоже на ту, которую Феликс видел в Каирнале. И хоть у него в руках не было ни факела, ни лампы, он все равно мог различить очертания каменных стен и проходов, и даже увидеть на грубых и неровных стенах красивые фрески, которые словно дорогие картины в старом особняке, порой попадались на его пути. Они были выполнены очень искусно, и в тоже время они выглядели невероятно древними. В точности такой же стиль рисунка Феликс видел на фреске перед входом в Уамаль Эошул. Поначалу, засмотревшись на эти завораживающие картины, Феликс забыл о том, что ему нужно идти дальше, а не глазеть по сторонам.

Маленького никса все еще беспокоил Гелиос, на лице которого застыла хмурая маска недовольной озабоченности. Первый император уже несколько раз пробормотал себе под нос то, что не ощущает в этих темных коридорах присутствия Рануила. Но, чтобы там не говорил Гелиос, Феликс знал, что впереди их точно кто-то ждет. И это заставляло его нервничать еще больше, ведь было не ясно кто именно это был. Он крепко сжал Эльзир и первым пошел по окутанным непроглядной тьмой старым тоннелям, а остальные шли за ним. Те же, кто ничего не видел, помимо того, что обвязались длинными веревками, еще и положили руки друг другу на плечи, так как идти в кромешной тьме было делом не из легких. Из-за этого им приходилось двигаться гораздо медленнее остальных.

— Эх, как же много вы упускаете, уважаемый лорд Декстер. — раздался глубоким эхом голос Зено. — И вы, господин Анастериан. В этих коридорах полным-полно фресок, с которыми вполне могут посоревноваться даже расписные стены Храмов Шести Владык и соборы святых роз Силестии.

— Я сюда не за любованием пришел. — буркнул себе под нос Декстер. — Как вы, леди Зено, можете говорить такие простые вещи, когда впереди нас ждет сам посланец Господа?

— Так вы верите, что нас и вправду встретит ангел? — ухмылка в голосе Зено стала еще более явной. — Конечно, за последнее время мы пережили множество разных чудес, но все же я считала вас более приземленным в таких вопросах. Вы же командующий имперской армией, и должны на все смотреть сухим и трезвым взглядом.

— То, что я отвечаю за жизни тысяч солдат заставляет меня еще больше уверовать в высшие силы. И да, я верю, что нас встретит ангел, потому что так сказал тот, кто его уже видел, и в чьих словах я не смею сомневаться.

— Я не хочу подвергать слова достопочтенного императора Гелиоса сомнениям, но не он ли сказал, что тот посланец, что ждет нас впереди, сам назвался ларийцем? — теперь в голосе Зено еще чувствовалась и легкая злорадность. — По воле случая мне доводилось уже несколько раз встречать это название в некоторых древних фолиантах, и все они никак не были связанны с какой-либо из наших религий.

— Бога ради, леди Зено! — громкий возглас Декстера наполнил коридоры словно внезапно налетевший ветер. — Совсем недавно мы видели чудо воскрешения, а вы до сих пор не верите в ангела?

— О, позвольте себе не искажать мои слова, Господин-Хитрый-Лорд. Я всего лишь сказала, что не считаю, будто впереди нас ждет…

— Зено, прошу, прекрати трепать нервы нашему старому командиру, а иначе он того и гляди меня задушит. — спокойным голосом сказал Анастериан. — Вы были правы, лорд Декстер, силы в руках вам точно не занимать.

Феликс был уверен, что в этот момент Зено с опаской оглянулась, чтобы проверить все ли в порядке с ее драгоценным господином.

— Сейчас уже не разберешь что праведно, а что ложно. — прибавил Эскер. — Кто-то говорит, что вера в Силестию несправедлива, а другие утверждают, что поклонение Владыкам — это наследие язычества. Ну а третьи, не зная, как им поступить, так и вовсе принимают старую ценебрийскую веру в Короля-Бога. И это только в Стелларии. А ведь мы все знаем, что в разных землях поклоняются разным богам.

— Давайте уже оставим эту сложную тему в покое, ладно? — попросил Феликс, предвидя новый спор. — Лучше взгляните сюда.

Он заметил это всего секунду назад, и поэтому не был до конца уверен в том, что увидел. Когда же Феликс подошел к серой стене, где находилась очередная каменная фреска, то заметил, что на ней и вправду изображен человек, сильно напоминающий Гелиоса. На рисунке, длинна которого была в несколько шагов, был запечатлен весь путь первого императора по Самсонским пустошам, когда он в прошлый раз нес скрижаль.

— Что там такое? Враг? Святая Дева-Искупительница, скажите же нам, мы ведь не видим! — обеспокоенно произнес Декстер, когда вокруг воцарилась давящая тишина.

— Всего лишь рисунок на стене. — быстро произнес Гелиос. — Ничего особенного, лорд Декстер.

Но Феликс так не считал. Ему хотелось еще лучше разглядеть все детали этой фрески, но Гелиос мягко подтолкнул его в спину, без слов намекнув на то, что следует идти дальше. Немного расстроившись, Феликс вновь повел всех вперед. Оглядевшись, чтобы убедиться, что никто не отстал, он приметил то, что Эн, хоть и не держал в руках шепчущей девы, спокойно шагал рядом с Дэем, а его золотые зрачки светились в полутьме, словно яркие звездочки на ночном небе. Но внимание маленького никса быстро переключилось на Хольфа, который вновь, как и в Каирнале, предстал перед ним с белоснежной бородой и длинными, до спины, пышными, словно грива льва, волосами. Даже морщины, и те немного разгладились, будто это и не он вовсе, а какой-то мудрый правитель. И судя по тому, как безразлично вели себя остальные его спутники, видел эти изменения в Хольфе лишь один Феликс. А поэтому, чтобы не тревожить остальных, маленький никс решил повременить с вопросами и сконцентрировать свое внимание на поиске пути.

Феликс уже не удивлялся тому, что внутри старая башня совершенно не соответствовала своим внешним размерам. Они шли вперед уже больше десяти минут, а темная пещера так никуда и не свернула, оставаясь прямой. И лишь спустя еще некоторое время они добрались до первой развилки, где, словно в молитве, стонали ветра. Черная река, что текла посередине пещеры, так же раздваивалась, словно язык змеи. На развилке же, упав на колени, стоял бородатый монах с завязанными глазами, и набирал воду из реки в треснувший глиняный кувшин. Краем глаза Феликс заметил, как рука Эскера потянулась к мечу, но ее быстро остановил Гелиос.

— Что там опять? — послышался сзади голос главнокомандующего. — Еще один рисунок?

На этот раз ему никто не ответил, и даже Зено промолчала, настороженно глядя на незнакомца.

— Мы принесли скрижаль. — первым заговорил Феликс, делая шаг к монаху и поднимая перед собой сумку с табличкой, хотя и не был уверен, что монах ее сможет увидеть с завязанными глазами. — Скажите нам, тут ли ангел Рануил? Куда нам идти?

Старый монах приподнял голову, и Феликс увидел иссохшее и изможденное лицо, по которому нельзя было определить точный возраст. Старец ничего не ответил, так как губы его были заняты бесконечной и беззвучной молитвой, но подняв сухие руки, он указал пальцем на темный проход, что находился по правую сторону от него. Тогда Феликс увидел, что его руки на запястьях были плотно обмотаны веревкой таким образом, чтобы он мог свободно двигать лишь своими ладонями, словно узник.

Феликс испуганно глянул на Гелиоса, но тот уверенно кивнул и снова подтолкнул маленького никса вперед. Когда же Феликс вновь посмотрел на старого монаха, то тот уже поднял связанные руки над головой, сотворив позу, которую Феликс уже неоднократно видел в своих снах — соединил руки в «замок», будто намереваясь обрушить всю свою немощность на невидимого врага. Так он и стоял, пока остальные с опаской проходили мимо него.

— Тут кто-то есть, Зено? — послышался сзади настороженный голос Анастериана. — Это к нему обращался наш маленький провожатый?

— Это был всего лишь старый монах, мой господин. — ответила Зено. — Он не представляет опасности.

— Вы знаете, кто это? — спросил Феликс у Гелиоса, когда они прошли достаточное расстояние и темнота скрыла от них фигуру молящегося монаха. — В смысле, это ведь был обычный человек, так?

— Смотря что мы подразумеваем под словом «обычный». — задумчиво произнес Гелиос, глядя перед собой. — Вряд ли в этих местах есть хоть что-то, привычное нам. Что же до обитателей этой башни… Мне удалось узнать, что эти люди когда-то были служителями в храмах Ва-Келья. Но какому божеству они поклонялись, мне не ведомо. Возможно, это был сам златорогий Иакир или какие-то древние и забытые боги. После Исхода и Эпохи Греха они не покинули проклятые земли и остались единственными живыми людьми в этих местах. Мои мысли склоняются к тому, что они служили каким-то своим, старым богам. Эти девы, кстати, тоже были послушницами. — Гелиос приподнял рыбу с женской головой, которую держал в руках. — Их приносили в жертву древнему морскому божеству… и это все, что мне удалось узнать.

Феликс понял, что больше не хочет продолжать этот разговор. Страшные сны и так преследуют его, грозясь свести с ума, так что не следовало прибавлять к ним еще и новые. А пока он раздумывал над тем, стоит ли ему заводить разговор на какую-нибудь более мирную тему, или лучше промолчать, впереди появился еще один связанный монах. Он, как и другой его собрат, стоял на коленях, прислонившись щекой к стене, будто пытаясь подслушать чей-то тайный разговор.

Так они шли по каменным коридорам, вдоль черной реки, время от времени натыкаясь на очередного безликого монаха, замершего в той или иной позе. Несколько раз Феликсу вновь приходилось выбирать путь, и на этот раз он делал это сам, моля Силестию и собственную удачу, чтобы они показали ему верное направление. Сзади него тихо переговаривались остальные его спутники. В основном Феликс слышал размеренный голос Анастериана, который теперь принялся расспрашивать Дэя. И маленький никс вполне понимал любопытство бывшего претора, и практически ощутил его разочарование, когда Дэй сказал, что не может ответить на все его вопросы.

— Дело не в том, что я не хочу этого делать. — сказал сиф спокойным голосом. — Клянусь всем, что у меня есть, я не скрываю от вас ничего, что могло бы помочь нам в борьбе со злом. Но мои воспоминания давно померкли, и я не могу быть уверенным в том, что буду говорить правду, отвечая на все ваши вопросы. Так что пусть лучше мы будем осторожно ступать во тьме, с опаской прощупывая путь, чем слепо будем следовать за ложным светом, который приведет нас к бездонной пропасти.

Продвигаясь вглубь по каменным коридорам, Феликсу стало все больше казаться, что эти грубые скалистые стены никогда не закончатся. Несколько раз он слышал, помимо разговоров своих спутников, и другие еле различимые звуки, которые исходили от стен. Он уверял себя, что это просто шум подземных водопадов, которые вполне могли находиться в таких пещерах, но в то же время он слышал в этом далеком шуме голоса и лязг железа, будто это было эхо забытых сражений. Ни голода, ни жажды Феликс тоже не ощущал, но был уверен, что прошло уже множество часов с того момента, как они вступили в древнюю башню, и эти тревожные мысли еще больше сеяли страх в его сердце. Что будет если они опоздают? Что если так и останутся бродить в этой тьме, как это было в Каирнале? Выйдут из пещеры, а мир уже поглотило вселенское зло, и все их непомерные усилия и великие жертвы останутся тщетными. Феликс боялся даже подумать, что случится, если то, что похоронено под ужасным обелиском, который стоял в Пределе Скорби, вырвется из своего предвечного заточения. Вряд ли обычные люди смогут сохранить свой разум, если мир коснется все это небывалое зло. Даже Декстер с Эскером потеряли сознание, хотя и обладали поистине крепкой волей!

— Кто-нибудь мне скажет, один я это вижу или остальные тоже? — прервал раздумья Феликса, обеспокоенный голос Декстера. — Клянусь всеми святыми и демонами, я вижу свет!

— Теперь, когда вы это сказали, я тоже его увидел. — присоединился Анастериан.

Феликс почувствовал, как на его плечо легла огромная рука Синоха. Тот подошел и посмотрел на маленького никса своим обычным, каменным, ничего не выражающим взглядом.

— Соблюдайте великую осторожность в действиях, Феликс Лихт. Я чувствую близость к цели нашего пути.

Феликс кивнул и посмотрел перед собой. Там, впереди длинного коридора, и вправду мерцал яркий свет, будто выходящий из приоткрытой двери, которую невозможно было разглядеть из-за теней, окутавших проход. Еще раз глубоко вздохнув, Феликс обратился к Гелиосу.

— Вы до сих пор не ощущаете присутствия Рануила, господин Гелиос?

— Нет. — помотал тот головой. — И пусть меня проклянут все добрые боги, если я вру. Но поверь мне, мой дорогой друг, Рануила невозможно забыть. Я не ощущаю ничего из того, что видел и чувствовал в прошлый раз. — Гелиос вдруг напрягся, словно кошка, услышавшая громкий звук и приготовившаяся бежать. Оглянувшись назад, он резким движением вынул свой меч. За ним то же самое сделали и Эскер с Декстером. — Синох прав, будьте наготове. — с обеспокоенностью проговорил первый император.

— Эй, там, мертвяк. — раздался голос Хольфа. — Вот, держи-ка подарочек.

Феликс услышал легкое позвякивание у себя за спиной, а затем голос Анастериана.

— О, надо же, у вас есть лишний клинок! Очень признателен вам, э-э-э… Хольф, верно я помню? Вы ведь не возражаете если я возьму в руки меч, лорд Декстер?

— Даже если бы от этого зависела моя жизнь, и если бы небеса развезлись, и пресвятая мученица Зулу лично спустилась, ткнув в ваш лоб пальцем и сказав: «Вот он, мой избранный воитель»… даже тогда бы я не доверился вам, лорд-претор.

— Но сейчас ведь не время это обсуждать, так? — хитро проговорил Анастериан, увидев недовольную гримасу на лице Декстера.

— Но мы обязательно обсудим это после. — закончил тот. — А пока что ступайте впереди меня. Я человек старый, а поэтому, так уж и быть, уступлю дорогу молодым.

— Вы уже можете видеть, господин Анастериан? — волнительно спросила Зено.

— Да. Как и сказал наш подозрительный друг, я вижу впереди свет. — ответил Анастериан.

— Выходит, эти дьявольские создания нам больше ни к чему. — сказал Эскер, бросив озадаченный взгляд на шепчущую деву в своих руках.

— Возвращаться-то ты как будешь, умник? — тут же ответил ему Арель. — Ладно, хватит тут же задаром воду мутить. Слышишь, чего говорю, парень? Иди давай, а мы уж за тобой.

Прикрыв на секунду глаза и попросив еще раз помощи у Господа и его святой Дочери Силестии, Феликс взял в руки Эльзир и направился к светящемуся проему. Скрижаль в его сумке с каждым шагом все сильнее пульсировала в такт биения его собственного сердца. Когда он оказался в нескольких шагах от выходившего света, то и вправду увидел приоткрытую деревянную дверь, такую же ветхую, как и двустворчатые ворота башни, в которой они находились. От нее веяло холодом и чем-то свежим, знакомым Феликсу. Ему вдруг вспомнилось детство, и чистый морозный воздух, которым был пропитан весь северный край. Феликс видел яркий свет, который не могли создать обычные светильники — это был дневной свет.

Чувствуя, как все вокруг замерло, маленький никс взялся за ручку двери и уверенно потянул ее на себя. Свет, еще более яркий и ослепительный, выплеснулся на него, словно беспощадная лавина. От неожиданности Феликс зажмурился, но меч из рук не выпустил, выставив его перед собой, на случай если впереди окажется враг. Его лицо обдало дуновением морозного ветра, а легкие еще больше наполнились природной свежестью. Ощущая даже сквозь закрытые веки яркий дневной свет, Феликс все же решился немного приоткрыть глаза. Осторожно, он открыл сначала правый глаз, и привыкнув к свету, открыл и левый.

Сначала Феликс подумал, что оказался в еще одной странной пещере, похожей на Подзвездный Город, наполненной светом солнца и мягкими облаками. Но потом он осознал, что это вовсе не пещера, а сам он стоит на вершине заснеженной горы, и перед ним простирается бескрайняя небесная гладь. Но самым впечатляющим оказалась огромная перевернутая гора, что повисла над его головой прямо в небесах, словно отражение в воде. Ее острая верхушка, будто невероятных размеров сталактит, высовывалась из-за белых облаков, которые облепили практически все ее основание, из-за чего невозможно было понять, как она вообще держится в этой небесной пустоте.

Пораженный таким невероятным видом, Феликс не сразу заметил, что все его спутники куда-то пропали. Кроме того, его одежда тоже изменилась, и теперь Феликс стоял в длинной белоснежной мантии с капюшоном, похожей на одеяния неофита во время ночного бдения перед посвящением в рыцари. Меч и сумка со скрижалью тоже исчезли. Феликс был абсолютно один, на вершине заснеженной горы.

Ощутив, как его тело пробирает новый порыв ледяного ветра, Феликс собрался уже начать искать спуск, как вдруг с перевернутой вершины на него с ужасающей силой обрушились слова:

— ОНУЛО НАЛКАЭЛЬ!ЛОСУН ЗУР ГУРСАУШАЛ!ОНУЛО СА ЭНСО КИРСАО ЗОАН АИНЭ СА РИА!

Феликс думал, что его сейчас разорвет на части. Сила этих слов была такой невыносимо давящей, что он рухнул на колени под их нестерпимой тяжестью, будто на его плечи и вправду опустилась целая гора. Не в силах пошевелиться, он ощутил, как из его глаз сами собой покатились слезы. Сквозь их прозрачную пелену он увидел, как небеса под ним разверзлись, открывая вид на многочисленные земли у подножия горы. Феликс увидел бесчисленные города и степи, уходившие вдаль, среди которых узнал и множество знакомых и любимых с детства мест.

Но стоило ему оправиться от первого впечатления, как грянул гром, и в одночасье все изменилось. Землю под ним окутала вечная тьма, и реки обратились в кипящую кровь. Феликс видел орды ужасающих воинов, облаченных в кости и меха, спускающихся с гор и сметающих все на своем пути. Они жгли леса, убивали людей и обливались их кровью. Словно обезумившие, они пожирали мертвецов и творили такое, что Феликс тут же хотел забыть и никогда больше этого не видеть. Небо затянули пожары, но с юга надвигалась еще более черная туча, а с ней и мрачные бледнокожие воины, с красивыми и безжизненными, словно восковые маски, лицами. Они несли свое зло, холодное и замогильное, вырывающее из тело все чувства, кроме отчаяния и страха. Надвигаясь одной сплошной тенью, они пели нечестивые гимны, в которых не было ничего естественного и привычного, словно они не предназначались для людей, а были частью того зла, что эти темные воины несли вместе с собой. Феликс смотрел как эти две силы разрушают города, и как люди бьются в агонии, не зная где найти спасения. Вечные тучи затянули небо, и в них ходили ужасающие тени, и солнце погасло, и наступила тьма.

Сам не понимая почему, но Феликс сжал свои руки в «замок» и поднял над головой, как это делали виденные им монахи. В этот момент его пронзила острая боль, и маленький никс увидел, что ладони проткнул ржавый меч, пригвоздив его к верхушке горы. Боль была невыносима, и мир стал вращаться, будто сама гора меняла свое положение, подобно стрелке часов. Феликс кричал и видел, как мир поглощает безжалостный огонь и реки гнилой крови. Никакими великими стараниями и молитвами нельзя было возродить его из поглотившего все земли хаоса. Можно было лишь наблюдать как в безумном водовороте гибнет человечество, а затем сходить с ума от невыносимой боли, истошных криков и колокольного звона.

Феликсу казалось, что он вертится, прикованный к горе, целую вечность. Его белые одежды уже давно должны были сгнить и порваться, а тело истлеть. Но он все еще вращался и кричал, слушая нескончаемый вой колоколов. В его голове не было мыслей, словно он был рожден лишь для того, чтобы висеть на горе и мучиться от боли, наблюдая за концом мира. Но затем, словно искорка пламени в темном пространстве, в нем зародилась крохотная мысль. В промелькнувших в его голове воспоминаниях он увидел себя и своих товарищей, а затем снова почувствовал боль. Но теперь она была другая, и не такая мучительная, как раньше. И снова вспышка новых воспоминаний, после которой вновь последовала боль в щеке. Только тогда Феликс осознал, что кто-то с силой бьет его по лицу.

Он открыл глаза. Почему они были закрыты, Феликс не знал. Теперь он не был прикован к горе, а сидел на холодном полу пещеры, а перед ним маячило обеспокоенное лицо Зено. Некоторое время Феликс сидел, не понимая, что происходит, и тяжело дышал, обливаясь холодным потом. Наверное, то же самое испытывал Анастериан, когда только очнулся от своего могильного сна. Воспоминания будто и не уходили, а все пережитое казалось дурным сном во время лихорадки.

— Все хорошо, просто небольшой обморок. — проговорила Зено, обращаясь к кому-то за спиной Феликса. Она помахала рукой перед его глазами, будто проверяя, может ли он за ней уследить. — Вы как, слышите меня, господин Феликс?

— Д-да… — ответил он, и поморщившись, схватился за голову, хотя она и не болела. Затем Феликс посмотрел на свои ладони, и с облегчением увидел, что никаких ран от ржавых мечей на них нет. Все это действительно было сном, ну или предвиденьем.

Эта мысль, словно сильный удар кнута, заставила его вскочить на ноги и оглядеться. Первое, что он увидел, это был лорд-главнокомандующий, который стоял на коленях, и прижав ладони к груди, с благоговением смотрел куда-то вперед. Рядом с ним, так же на коленях, стоял Эскер, но на его лице уже не было того трепета, как у Декстера, и оно, по большей части, выражало богобоязненный страх, смешанный с удивлением. Положив руки на колени, он тоже смотрел перед собой.

— Что случилось? — Феликс посмотрел назад и увидел остальных своих товарищей. Некоторые из них смотрели куда-то поверх его головы. — Что с лордом Декстером?

И только сейчас до него дошло, что они достигли своей конечной цели. Резко обернувшись, он посмотрел на противоположную стену пещеры, туда, где подрагивал еле уловимый золотой свет. Он исходил от одной единственной свечи, что стояла на булыжнике перед большим и древним каменным троном. Тогда же Феликс увидел и его…

Человек, в три или четыре раза больше обычного, сидел на том старом троне, откинувшись назад, словно стремясь укрыться в тенях. Лишь его белоснежные руки и нижняя часть молодого лица были видны в этой полутьме. И только спустя несколько мгновений Феликс догадался, что это не тени скрывают от него черты незнакомца, а плотная белая ткань, которая была накинута на его голову и плечи. Тогда же Феликс увидел, что эта самая ткань за спиной сидевшего широко расходится в разные стороны и еле подрагивает, будто и правда накрывает собой два больших и мощных крыла. Так же маленький никс ощутил волны необъяснимой силы, что исходила от этого существа. Он не мог сказать точно, что это было за чувство, будто накинутая ткань скрывала от него не только облик незнакомца, но и природу этой самой таинственной силы. Это немного смутило Феликса, и только еще спустя несколько секунд он понял, что испытывает глубокое разочарование, будто золотая монета, за которой он спустился в глубокий колодец, на деле оказалась лишь солнечным зайчиком.

Закончив рассматривать фигуру на троне, Феликс обратил внимание на другие предметы интерьера, которые выхватывал священный свет, исходящий от единственной свечи. Первое, что он заметил, это было нечто, похожее на небольшой ров, наполненный черной водой, который опоясывал трон, словно маленькую крепость. Еще он увидел десяток других фигур поменьше, в основном женских, которые так же были накрыты белой тканью, и смиренно сидели прямо на полу около стен пещеры. Как понял Феликс, это были слуги Рануила, если тот человек, который сейчас сидел на троне, и вправду был им. Маленький никс еще раз бросил недоверчивый взгляд на огромную фигуру ангела, и только сейчас заметил за его спиной странное отверстие в стене, величиной с колесо кареты. Оно находилось у изголовья трона, и было идеально круглой формы, с обрамленным золотом краями, на которых были высечены неизвестные руны. В какой-то момент Феликсу показалось, что в этом отверстии что-то движется, но в эту секунду его отвлек страшный звук за спиной, в котором слышался надрывный голос Хольфа, будто тот увидел нечто настолько оскорбительное, что готов был разрыдаться от гнева.

— КТО ТЫ ТАКОЙ, ДЬЯВОЛ?! — воскликнул Хольф дрожащим голосом.

Феликс и глазом не успел моргнуть, как рядом с ним промелькнула белая борода старого никса, а за ней еще что-то огромное. Он успел увидеть, как Хольф, подняв боевой топор, готов был уже перепрыгнуть через ров, но в последний момент его успел схватить Синох и отбросить в сторону. Но Хольф не собирался так просто сдаваться, и поднявшись на ноги, забыв даже о топоре, который после удара о землю отлетел куда-то во тьму, с диким ревом снова бросился на каменный трон. Но и тут его перехватил крепкий монах, схватив его ладони своими. Словно два разъяренных быка, сцепившиеся рогами, они давили друг на друга всем своим весом, при этом старый никс даже не смотрел на своего противника, и его взгляд был устремлен лишь на скрытый тенями трон.

— КТО ТЫ?! — снова прокричал Хольф, стараясь оттеснить Синоха. — ТЫ НЕ ОН!

— Господь милостивый, этот никс обезумел! — очнувшись от своих мыслей воскликнул Декстер.

Вместе с Синохом, он повалил Хольфа на пол, но даже вдвоем они не смогли сдержать его яростный напор. Еще раз громко взревев, старый никс приподнялся на руках, пока сверху на него давили двое крепких мужчин.

— Да помогите же нам! — крикнул Декстер через плечо, тщетно пытаясь сдержать Хольфа.

К борющимся мужчинам подбежали Арель с Эскером, и уже с их помощью кое-как удалось скрутить все еще сопротивляющегося никса. Чтобы тот не оглушил никого своим громогласным голосом, рот Хольфа перевязали тряпкой. Феликс же растерянно наблюдал за всем этим со стороны, и заметил, что не только старый никс выглядел встревоженным.

Гелиос по-прежнему держал в руках меч и не сводил недоверчивого взгляда с трона. Нерешительно, словно робкий юнец, который в первый раз взял в руки меч, он направил свое оружие на темную фигуру ангела.

— Назовись, кто ты есть. — слабым, будто бы от отчаяния, голосом проговорил первый император.

Феликс почувствовал, как позади него встал Дэй, а затем рядом с ним прошел Эн, держа в руках свой обнаженный меч. Подойдя к краю рва, он сощурил свои золотые глаза, стараясь лучше разглядеть того, кто сидел на каменном троне. То ли от слов Гелиоса, то ли от проницательного взгляда Эна, но фигура незнакомца пошевелилась, и Феликс увидел, как еще больше расправилась ткань, словно ангел раскинул свои огромные крылья, чтобы показать свое величие.

— Тебе известно мое имя, мудрый царь. — раздался голос, который заставил всех присутствующих с трепетом замереть. Феликс никогда прежде не слышал подобного звучания, и даже не мог определить, мужчине он принадлежал или женщине. Но то, что в этом неземном голосе таилась великая сила, было понятно всем.

Феликс кинул взгляд на Хольфа, который все еще был прижат к полу, но уже не сопротивлялся. Его глаза были широко открыты, будто перед ним предстала не таинственная личность, а самый настоящий божий посланец.

— О, да благословит нас всех Господь, это действительно он! — с благоговением произнес Гелиос и упал на колени. — Это посланник божий Рануил!

Один за другим, остальные тоже стали опускать головы и вставать на колени. Даже Зено, увидев, что Анастериан склонился перед троном ангела, тоже опустилась на одно колено, хотя по ее лицу было ясно, что делала она это лишь из-за уважения к своему господину. Поддавшись общему настроению, Феликс тоже уже готов был склониться, но тут он заметил Эна, который по-прежнему стоял, гордо выпрямив спину, и с недоверием смотрел на ангела. Выражение лица молодого ювелира заставило Феликса остановиться, будто кто-то дал ему хороший подзатыльник, перед тем как он совершил страшную глупость. Застыв на секунду, Феликс вновь распрямил спину, уставившись на Рануила.

— Прошу простить нас, о небесный владыка, за то что не узнали тебя. — вновь заговорил Гелиос. — За столько лет мои воспоминания померкли и смешались с несбыточными мечтами.

— В этом нет твоей вины, дитя Аина. То место, что ты помнил, изменилось вместе со мной. — снова проговорил Рануил своим выразительно-ласковым голосом, который наполнял комнату, словно жар волшебной кузницы. — Время властно даже над бессмертными, хоть и не в той мере, как над обычными людьми.

— Мы принесли, что было велено. — все еще глядя в пол, проговорил Гелиос. — Мы принесли Синэль Онуаль, владыка. Феликс, умоляю тебя, отдай ему скрижаль.

— Нет. — Феликс нисколько не удивился своим словам. Он был готов сказать это с того момента, как увидел Рануила, сидящего на темном троне и укрытого тканью. А недовольный взгляд Эна еще больше вызвал у него подозрения, которые не смогли развеять ни Гелиос, ни Дэй, который, как и все остальные, тоже встал на колени перед троном. — Я всем сердцем уважаю ваше мнение, господин Гелиос, но я все еще не убежден, что перед нами именно тот, кто именуется ангелом Рануилом.

— Прости его слова, владыка. — Гелиос еще ниже опустил голову перед троном, почти касаясь лбом холодного камня. — Он сам не ведает, что говорит. На его плечи выпало столько испытаний, и его разум помутился.

— Я полностью владею своими мыслями. — Феликс посмотрел сверху вниз на того, кто совсем недавно вызывал у него уважение и гордость, а сейчас распластался на голой земле, словно жалкий раб. — Прошу извинить меня, господин Гелиос, но сейчас я не могу верить тому, кому верите вы. — он перевел взгляд на Дэя, который хоть и стоял на коленях, все равно был выше Феликса. Сейчас молодое лицо сифа превратилось в ничего не выражающую маску, будто он глубоко погрузился в свои мысли. Тогда Феликс понял, что сейчас от Дэя тоже не добиться никаких ответов.

— Ради всего святого, Феликс, как ты можешь такое говорить? — голос Гелиоса стал надрываться. — Ты разве не слышал его праведного голоса?

— За свою немалую жизнь я слышал много разных голосов, мой уважаемый Гелиос, и если бы по ним можно было судить кто есть ангел, то сейчас я назвал бы вам еще дюжину имен таких вот небесных посланцев. — пока Феликс говорил, он вспомнил голос, что обрушился на него с Перевернутой Горы, и в котором было в сто крат больше силы.

— Что ты хочешь услышать от меня, дитя? — снова раздался голос ангела, окутав тело маленького никса приятным теплом. Фигура на троне подалась чуть вперед, и Феликс увидел золотистые волосы, а затем и молодое лицо, не уступающее красоте Дэю и Эну. Но было в нем что-то странное, неживое, что одновременно и отталкивало, и в то же время притягивало взгляд. Феликсу хотелось получше его рассмотреть, но с каждой секундой в его сердце нарастала тревога, будто он опустил голову в нору с ядовитыми змеями. — Какие слова мне произнести, чтобы ты мне поверил, раз уж чудо воскресения тебя не убедило. — ангел медленно перевел взгляд в сторону, где стояли Зено с Анастерианом.

В сердце Феликса закралось еще больше гложущих сомнений, и теперь он сам не знал, чему верить. Он знал, перед ним сидел не смертный человек, но что-то мешало Феликсу поверить, что это был действительно божий посланец Рануил. И тут он встретился с проницательным взглядом Эна, который до сих пор не проронил и слова.

— Если ты действительно вестник Господа, которому было велено нас встретить, то расскажи мне как все начиналось. Расскажи мне про мир и бога. Ты ведь должен это знать.

Услышав слова Феликса, покрытая тканью фигура вновь откинулась на спинку трона, укрывшись в холодных тенях.

— Да будет так, как ты этого просишь. — раздался сильный голос ангела.

В этот момент свеча, что горела золотым светом перед каменным троном, резко вспыхнула. Комната наполнилась приятным мягким свечением, и Феликс увидел темную фигуру крылатого посланца в центре этого золотого света, будто растекшееся пятно чернил. А затем все переменилось. Весь божественный свет будто бы влился в черную тень ангела, и тот засиял как солнце. Свет стал тьмою, а тень обратилась в свет. И теперь все, кто был в комнате, стояли в бескрайней космической пустоте, в которой сияла, словно драгоценное солнце, фигура ангела. Феликс видел его крылья и тело, и все это состояло из волн чистого и божественного света.

— Все было тьмой. — раздался запредельный голос Рануила, и маленький никс увидел, как подрагивают золотистые нити света в такт его словам. — Не было ничего и никого. А затем в этой вечной тьме зародилась Мысль. Великое Звездное Чудо! То был Отец всего сущего, Эум ИаЭль, как его называют сифы. Одинокая и первозданная, Ищущая Мессия. И тогда, узрев тьму и заветную пустоту, Великое Чудо обратилось во Свет!

В этот момент божественная фигура Рануила засияла, озарив все пространство новой яркой вспышкой, и Феликс увидел, как в темноте, что окутала их, стали зажигаться бесчисленное множество маленьких звездочек и переливаться космические миражи.

— И отделились в тот момент от Великого Чуда многие дети его — первородные и бесформенные духи, которые назвались эвами. — продолжил говорить голос. — И затанцевали в вечной пустоте, облекаясь светом и творя Миры. И закружились в темной пустоте нескончаемыми хороводами. Возрадовалось Чудо глядя на танцы детей своих и их творения, и пронесся его восторг по Мирам, облекая Свет во Слово!

— «ЭУМ! ИА!» — возликовало Чудо. — «ВСЕ ЕСТЬ Я, ИБО Я ЕСТЬ ПЕРВООСНОВА, ОБРАТИВШАЯСЯ ВО СВЕТ, И ТЕПЕРЬ ГОВОРЮ Я! ИА! ЭЛЬ! ТАНЦУЙТЕ ЖЕ ДЕТИ, И ТВОРИТЕ ВСЕ!»

И вновь Рануил озарился яркой вспышкой, и все услышали, как полилась незабвенная космическая мелодия, которую никакой инструмент не способен был воссоздать, настолько загадочной и невыразимой она была.

— И услышали первородные духи голос Отца своего, и передалось им его веление и радость! Тогда они запели многими голосами, что появились у них, и еще большая радость наполнила их. Затанцевали они тогда огненными хороводами, и в танце этом обрели формы. Было их тогда превеликое множество, но могущественных из них было всего шесть. И названы они были вальдэвами. Были они первые, кто обрели сознание и облеклись в тела. Вот их имена:

— Иакир и Эумаль! То были двое самых старших и равных между собой вальдэв.

Феликс увидел, как из завихрения звезд появились два ярких сгустка света, похожие на тот, в который превратился сам Рануил, только не имеющие очертания ангела.

— Ниже них стояли средние сестры Ингораш и Шиамэль! После них двое младших, брат и сестра — Рауналь и Нюла.

— Увидев детей своих, Чудо вновь возликовало радостью, ибо вместе с ними зародились и новые чувства. И пожелало тогда Чудо увидеть еще большее и зародить новое, и сказало тогда слова своим детям:

— «ЭУМ! ВОТ НОВОЕ, ЧЕГО НЕ БЫЛО ПРЕЖДЕ, И ВЫ ЕГО ТВОРЦЫ! ДЕЛАЙТЕ ТАК, И РОДИТЕ НОВЫЙ МИР!»

— Услышав наказ Отца, первородные духи возрадовались и запели великие гимны еще сильнее, и затанцевали еще яростнее! Но шестеро высших были особо усердными в танцах, и пение их было чудеснее всех остальных!

В этот момент Феликс увидел, как звезды стали кружить вокруг него, словно огромные водовороты света, сталкиваясь друг с другом и порождая вспышки разноцветных молний. Мелодия стала еще более волнительной, и казалось, что еще чуть-чуть, и сердце маленького никса разорвется на части от этих запредельных звуков.

— И облекли вальдэвы с помощью пения и танцев свет в другое. Иакир облек свет во Камень, а Эумаль во Огонь. Другие же, младшие, облекли свет в Воды, и соединилось это все вместе, и создалось бытие!

— Издеваешься? — вдруг раздался в пустоте твердый голос Эна. — Ты действительно собираешься поведать нам все, начиная от зарождения мира? — Феликс заметил, как в темной пустоте, где все еще кружился теплый свет, к нему медленно подошел молодой ювелир с горящими золотом глазами. — У нас нет на это времени. — проговорил Эн, обведя взглядом всех остальных его спутников, которые, как и Феликс, замерли в благоговейном трепете, увидев тайны мироздания. — Мы хотим знать про того, кого зовут Ашримуном, посланец! Расскажи про то зло, что похоронено в запредельной пустоте между мирами!

— Да будет так, как ты того пожелаешь! — раздался голос Рануила. — Но не узнав одного, ты упустишь другое. Я сокращу свой рассказ, поведав лишь необходимое знание.

Конечно, Феликсу хотелось узнать все более подробно, но в то же время он был согласен с Эном, и выслушивать всю историю с зарождения мира было бы очень долгим, хоть и безумно увлекательным занятием.

— Прошли многовечные циклы, прежде чем образовалась земля и на ней зародилась жизнь, и была она многогранна и многолика. — продолжил говорить Рануил. — Зародились тогда и многие Миры, но два из них были самыми любимыми эвами, и именовались они Риа и Аин. Риа был первым из зарожденных, и туда спустились шестеро вальдэв вместе с другими старшими эвами. Аин был вторым, и туда спустились многие другие духи, и жили там, творя новое.

Так прошли бесчисленные времена, прежде чем Эум ИаЭль и шестеро великих детей его обратили на Аин свое внимание. Тогда увидели они новое, что создали младшие, и поразились великолепию его. Но время не щадило младших, и увидели тогда шестеро и Отец их, что пришел печальный конец Аину, и безликая и неуловимая Смерть прошлась по нему. Зародилось тогда в первородных новое чувство, что именовалось печалью, когда узрели они разоренную Смертью, опустелую землю. Тогда же сказал Эум ИаЭль:

— «ЭА! ВОТ МИР, ЧТО ПОТЕРЯН НАМИ! ВОЗРОДИМ ЖЕ ЕГО В НОВОМ СВЕТЕ! ИБО Я ЭЛЬ, И ГОВОРЮ БЫТЬ ЭТОМУ!»

Но не все было утеряно, и нашел вскоре Эум ИаЭль молодое древо и дев-хранительниц вместе с их предводительницей Лалафэй, что спали предвечным сном в его белых корнях. Поразились тогда Старшие эвы и Отец их новым девственным формам, неведомым прежде, и возлюбили Старшие их больше чем свои, и облеклись в них с надеждой оставаться такими впредь и навеки!

Все, о чем говорил Рануил, представало перед глазами Феликса, будто сны наяву. Он видел пустую и выжженную долину, где росло лишь одно белое дерево, и как сгустки разноцветного света обретали человеческие тела рядом с ним. Так перед маленьким никсом предстали шестеро самых прекрасных существ, что он когда-либо видел прежде. У Иакира были длинные белоснежные волосы и золотые оленьи рога, а у Эумаля за спиной раскинулись два светлых крыла. И остальные так же не уступали им в красоте. Новые тела вальдэв соединили в себе волшебную гармонию человеческих форм и самых удивительных природных явлений. Всю их светлую кожу покрывали переливающиеся серебряные узоры, а глаза горели чистым огнем.

— После слов своих, Эум ИаЭль в третий раз озарился светом и разбудил древесных дев, а из света его пришел новый Высший, именуемый Хасиналем. Тогда сказал Отец:

— «ВОТ СЛОВА МОИ! НАКАЗЫВАЮ ВАМ ВОЗРОДИТЬ АИН В НОВОМ СВЕТЕ, И КОГДА СЛУЧИТСЯ ЭТО, ПРИДУ Я ВНОВЬ И БУДУ ТУТ, ИБО Я ЕСТЬ СВЕТ, И СВЕТ ЕСТЬ ВСЕ!»

Ушли тогда шестеро вальдэв, оставив своего брата Хасиналя и дев-хранительниц в ночном Аине, озаренного звездами. Но так был велик их восторг по новому Миру, и по красивым формам, которые они в нем узрели, что начали они облагораживать Риа, который в те времена был еще сосредоточением света и безликих форм. Тогда создали вальдэвы землю и небеса, а Отец их воссиял Солнцем над их творениями.

Прошло еще немалочисленные циклы, прежде чем Высшие вновь обратили свое внимание на Аин. И увидели они что брат их Хасиналь, вместе с девой Лалафэй и старшими эвами, сотворили новых созданий из плодов древесных, ветра и земли. И были это эйны — первые люди. Тогда снова удивились Высшие, и возжелали тоже сотворить похожее, чтобы наполнили они Риа новой красотой и жизнью. Каждый из шестерых пытался сделать по-своему, но умелее всех вышло у Иакира. Тогда пришли в их мир ильвы, рожденные из водного света и тумана, что клубился над звездными озерами Риа, и все эвы были рады им, и каждый из Высших наградил их дарами. Увидел тогда Эум ИаЭль творения рук детей своих, и задумал свести их с эйнами, чтобы наблюдать за их жизнью и радоваться. И предстал он тогда перед Высшими в последний раз, и сказал им:

— «ЭВА! ДЕТИ МОИ, РАДОСТНО МНЕ СМОТРЕТЬ НА ТРУДЫ ВАШИ! ДЕЛАЙТЕ ТАК, КАК ВЕЛЮ Я! ПРИШЛО ВРЕМЯ СОЗДАНИЯМ ВАШИМ, ИЛЬВАМ, ВОЙТИ В АИН И ПОРОДНИТЬСЯ С ЭЙНАМИ! ВОИСТИНУ БУДЕТ ТАК, КАК Я ГОВОРЮ! ТЕПЕРЬ ЖЕ Я ВЗОЙДУ НА НЕБО И БУДУ СВЕТИТЬ ВО ВСЕХ МИРАХ, ИБО Я ЕСТЬ СВЕТ! ИА!»

И было так, как сказал Отец. Но перед тем, как навеки засиять Солнцем, Эум ИаЭль возложил на старшего сына своего, златорогого Иакира, новую благодать, и получил тот дар провиденья, дабы управлять всем Порядком!

В этот момент свет, что исходил от Рануила немного померк, и Феликс ощутил, как вокруг него сгущаются холодные тени. Ему стало страшно.

— И как только это случилось, в мире зародилось новое Зло. Эумаль, завидев, что Отец возложил благодать только на Иакира, хотя сам он был равен ему, породил у себя в душе новое чувство, и была это зависть. В то время Высшие уже многое переняли из Аина, где царствовал их звездокрылый брат Хасиналь. Лики их были подобны людским, и жизнь их все больше пропитывалась смертным духом, потому что любили они его. Подражая Хасиналю и эве Лалафэй, они завели семьи, и рождали они детей своих через плоть, как рождали их люди, и звались эти дети сифами. Эумаль взял в жены лунную предвестницу, эву Минэа. Иакир же породнился с эвой Дэйной, которая любила преображаться в небесную лань, а из-под ее копыт вытекало золото и серебро. Другие Высшие тоже породнились с эвами, кроме Ингораш, которая являлась загадкой даже для самих Высших, и о чем она думала, никто не мог знать.

Так в Риа появились множество Дворов, и самыми великими из них были дворы Луны и Звезд, которыми правили Иакир и Эумаль. К тому времени в душе Эумаля еще больше укоренилась зависть к брату, ибо видел он, что двор Луны куда более любим всеми. Тогда он еще больше в тайне возненавидел брата своего и творения рук его.

Когда же пришло время ильвам спуститься в Аин, Иакиру снизошло предвиденье, и узнал он тогда какая судьба их ждет, и погрузился в глубокие мысли. Ничего он не сказал другим Высшим, и это еще сильнее тревожило сердце Эумаля, и зло еще больше укоренялось в нем, ибо думал он, что брат скрывает от него волю Отца, и сам хочет царствовать над всеми, когда придет время. Еще больше его разозлило то, что Иакир после долгих раздумий вышел к нему во владения и просил его поделиться Первородным Огнем, который Эумаль создал из света в начале времен, и который теперь хранился в храме Ла’Ра а потому именовался ларийским. Но не захотел тогда Эумаль показывать свое подозрение, и поделился с братом Огнем, а сам в тайне проследил за Иакиром. И увидел тогда Эумаль, что брат заточил Огонь в тринадцать камней, что были взяты им из корней святого Уа, Первородного Камня, что смертные потом будут именовать луною. После чего Иакир собрал совет вальдэв, и сказал им:

— «Вот камни, коим велено в нужный час явиться в Аин, дабы противостоять Злу! Было мне видение грядущего, и велено было сделать так, как я сделал. Камни эти будут использовать люди дабы отгонять Зло!»

Не понравились слова эти Эумалю, ибо увидел он, что Иакир принес лишь десять камней, а три из них утаил. И видел он, что и другие вальдэвы недовольны словами старшего брата, а особенно недовольна была краснорукая Шиамэль. Знал Эумаль, что и многоликая Ингораш была недовольна, ибо любила людей более всех, так как радостно ей было наблюдать за их непостоянством и хаосом жизни. Буреокий Рауналь же подчинился Иакиру, ибо верил в слова его, а двухвостая Нюла ушла в сторону, и не было ей дело до этого.

Встал тогда Эумаль, и тоже воспротивился брату, и сказал ему, что тот утаил камни, тем самым еще сильнее посеяв смуту среди Высших, и возрадовался тогда в мыслях своих тому, что содеял. Но сказал Иакир:

— «Верны слова твои, брат. Воистину я утаил камни, но не ради темных мыслей, ибо велено было мне творить из них нужные вещи.» И явил тогда Иакир всем три великие вещи, и были это белый Сао и черный Бал — колокола Жизни и Смерти. Третей же вещью был Эх — золотой язык, без которого не звонили колокола. И сказал тогда Иакир: — «Будут звонить они в нужное время, но глас их слышен будет лишь в Аине. Таков будет Порядок».

Еще больше удивилась и воспротивилась Шиамэль поступку брата своего, и вступила в долгий спор, ибо испугалась она, что потеряют многое, что было создано до этого. И вступился тогда за старшего брата Рауналь, и раззадорили они младшую и вспыльчивую Нюлу, а Ингораш смотрела в стороне. Эумаль же кружил среди них в огне, и разжигал новое недовольство своими коварными словами, дабы еще пуще прежнего разгорелся их спор. Тогда переросли слова в большее, и Шиамэль подняла космические ветры, и Нюла обрушила звездные дожди, и загремели святые молнии Рауналя. И не удержал тогда Иакир сокровенный язык Эх, и выпал он из рук его, и стукнулся об черный Бал, колокол Смерти. Пролетел тогда его погибельный глас по всему Риа, и упали тогда многие эвы замертво, и была среди них предвестница Минэа, любимая жена Эумаля. Мерцающий дух ее взошел на небо, и отразил во все Миры свет Уа, Первородного Камня, и люди увидели его, и потом стали величать его «луною».

Увидев, что содеяли они, Высшие в молчании разошлись в стороны, и Эумаль ушел глубоко скорбеть по Минэа, и укоренил злость свою на брата еще сильнее, ибо считал его повинным в смерти жены. Но еще сильнее ненавидел он ильвов, ибо никто из них не умер, так как Иакир защитил их от пагубного гласа Бала. Стал тогда Эумаль вынашивать злость, выжидая время.

И вот, настал час, когда ильвы должны были прийти в Аин и породниться с эйнами. И вручили каждый из Высших им по великому дару, что было велено разделить с эйнами, ибо те были не сведущие во многом. И увидел тогда Эумаль в этом шанс посеять новое зло, и дал ильвам в дар свой Первородный Огонь, а в душе затаил страшное злодейство.

Спустились тогда ильвы на белоснежных ладьях в ночной Аин, и встретили их эйны в трепетном страхе, и были сыны Хасиналя поражены красоте небесных братьев своих, а также великим дарам, что те с собой принесли. Но более всех их восхитил Первородный Огонь, который не был сравним ни с чем, виденным прежде. Мог он исцелять любые раны, и можно было насытить им тело, а потом долгое время не испытывать потребностей, и многие другие добрые вещи творились с его помощью. Первородные Творения вальдэв могли даже исполнять людские желания. Ильвы же поразились Великому Древу Элун, что за вековечные годы возросло многократно, и укоренилось в земле, а крона была выше небес. Радостна была их встреча, и солнце взошло над Аином, и эвы запели чудесные песни, и отступила вечная ночь, и наступила весна дня.

Долгое время прошло после этого, и как завещал Отец, породнились ильвы с эйнами, и переняли многое друг от друга. Ильвы научили своих земных братьев искусству смены малого Порядка, что потом стало именоваться ваэлен — алхимией, а также подарили власть над природой огня и гроз. Эйны же были сведущи в работе с железом и драгоценными камнями, и построили многие города для ильвов, где потом те жили. Построили они также и Рафамал — белокаменную звездную башню, в которой хранилось Первородное Пламя. Ильвы же ценили дар Эумаля превыше других, и делились им неохотно с эйнами, и яростно охраняли от посягательств…»

Глядя на невероятные образы, которые показывал Рануил, Феликс не мог сдержать обуревающих его эмоций. Каждый раз, когда перед ним появлялась новая волшебная картина, он боялся, что ненароком воскликнет от несдержанного восторга, а поэтому прижал руки ко рту, чтобы случайно не прервать рассказ ангела. И все же он не смог сдержать вздоха, когда впервые увидел Короля-Ворона Хасиналя. Как и у Эумаля, у него тоже были крылья за спиной, но они были черные, словно самая прекрасная ночь, и когда он расправлял их, то в перьях загорались бесчисленные маленькие огоньки-звездочки, и они захватывали все небо, словно сами были частью его. Да и лицо его, как и у других вальдэв, имело нечеловеческие черты. На месте бровей у него имелись маленькие черные перья с радужным отливом, а серебристые глаза имели вертикальные золотые зрачки, как у кошки. Весь его вид был преисполнен гордости и величия, и будь он реален, то Феликс тут же бы упал на колени, признав его своим единственным повелителем. И он не сомневался, что так же бы поступил любой живущий сейчас на свете добрый человек, не важно какого сословия и чина он был. Феликс также отметил, что во взгляде Хасиналя была видна куда большая мудрость, чем у его братьев и сестер, глаза которых пылали огнем, что придавало им более мистический тон. Остальные, кто пришел вместе с Феликсом, тоже с трепетом наблюдали за туманными миражами, и смотрели как над их головами вырастает огромная сверкающая башня, на вершине которой, словно свет маяка, горел золотой огонь, окруженный сказочным ореолом из ярких радуг и многоцветных переливов.

А тем временем Рануил продолжал свой рассказ:

— Долгие века Эумаль таил свою злобу, и не показывал ее миру. Но пришло время, и явился он в Аин во всем своем божественном величии, и стал творить свои дела. Многими силами обладал он тогда, и мог с легкостью проникать в слабые мысли людей, и менять их на свой лад. Начал он тогда сеять смуты среди королей эйнов и первых людей, что жили вместе с ними, и говорил им, что ильвы хотят единолично править Аином, и что принесли они Огонь, дабы поджег он Великое Древо Элун. Ильвам же он шептал другие слова, и говорил, что эйны хотят полной власти над Первородным Пламенем, и что если в скором времени не получат его, то обрушат белокаменный Рафамал, а Первородное Пламя погребут под его останками, чтобы не досталось оно никому. Но сильна была любовь ильвов, и чисты были их помыслы, а поэтому трудно было Эумалю склонить их ко злу.

Но настал день, и удалось Эумалю посеять великую злобу в сердцах некоторых эйнов, среди которых больше других было чистых и прекрасных зоарэйнов — самых добрых и любимых сынов Хасиналя. Собрались они тогда под покровом ночи, и в тенях проникли в города ильвов, среди которых был и белосветный Эо-Харафэй, и убили в нем многих из сынов Иакира. Была тогда среди убитых прекраснейшая из принцесс, Уаваль, что особо была любима и чтима ильвами. После этого назвалась та ночь — Нуэ Гармуваль — «Ночью Великого Злодеяния». Увидели тогда сыны Иакира что содеяли эйны, и как низменно надругались они над телом их принцессы, и посеялось в их сердцах злое семя Эумаля, и тоже склонились они ко злу. Обрушили они тогда божественные бури и грозы на храмы эйнов, и пороняли алтари Великого Древа Элун в моря.

Обозлились тогда оба племени друг на друга, и начали готовиться к войне. Увидел Хасиналь, что творится неладное, и стал спрашивать своих подданных королей-вассалов, что случилось. Сказали тогда короли о всем, что услышали от Эумаля, и вызвал Хасиналь своего старшего брата к себе в высокий древесный дворец, чтобы тот явил перед ним правду. Много времени они говорили за закрытыми дверями, и Эумаль был избирателен в речах. Сказал он тогда Хасиналю, что брат их, Иакир, замыслил править Аином, и что сотворил он колокол Смерти, чтобы разом погубить всех эйнов. Хасиналь, как и другие Высшие эвы, тоже обладал многими талантами, и мог видеть ложь в любых сказанных словах. Но не усомнился он в Эумале, так как тот и сам верил в то, что говорит. Рассказал тогда Эумаль о том, что случилось на совете Высших в Риа, и как погибли от гласа колокола Смерти многие эвы, и что не было среди них ни одного ильва, так как защитил их Иакир и не властен был над ними смертоносный Бал. Решил тогда Король-Ворон говорить с самим Иакиром, так как думал, что сможет вразумить его и уладить споры.

Но Эумаль опередил его, и первым пришел к Иакиру, и говорил ему, что младший брат Хасиналь прибудет к Лунному Двору, дабы убить его. Сказал Эумаль, что Король-Ворон возгордился, и хочет сместить Иакира с его небесного трона, так как боится его дара предвиденья и страшится силы ильвов.

Молча слушал Иакир слова брата своего, но по завершению благодарил его за них, что вывело из себя Эумаля. Утратил он на мгновение контроль над собой, и охватила его лютая ненависть, что передалась во все его создания, и воспылали они яростным пламенем во всех Мирах. Свирепо и яростно вспыхнул и Первородный Огонь, и увидели эйны как неотвратимо пылает Рафамал, и уверовались еще больше в слова Эумаля, что ильвы стремятся поджечь Великое Древо, дабы навеки сгорело оно.

Пришел тогда Хасиналь со своими подданными ко Двору Луны, и говорил открыть ему двери, дабы он мог общаться с братом своим Иакиром. Но не открыли ему двери, и Иакир прогнал его со Двора. Когда же уходил Хасиналь со своей свитой, сказал ему вслед Иакир: — «Великое Древо Элун будет гореть! Так говорю я!». И увидел тогда Хасиналь правду в его словах, но сдержался от гнева, и ушел в Аин в холодном молчании.

Много еще сделал зла Эумаль в то время. И пока братья готовились к войне, он тайно склонял на свою сторону древних царей людей, обещая им защиту, и говоря сладкими речами, что лишь он может всех спасти. Эйнам он обещал уберечь Великое Древо, ибо властен он был над любым огнем во всех Мирах. Ильвам же он обещал уберечь от посягательств Первородное Пламя, и уверял, что любимы ильвы ему более других, ибо долгое время жили они в Риа вместе, и что сам он приложил силы для их рождения, а эйны для него чужаки. Многие года он тайно обучал тех и других темным искусствам, которые сам и придумал, дабы те направили их друг против друга. И многие цари тогда прельстились темными дарами, и тайно присягнули на верность Эумалю. Все больше наливались сердца их тьмой, и сила их росла вместе со злобой. Эумаль же отправился на север Аина, и нашел там загробные проходы, что сгинули перед пришествием Высших, там же он нашел могилы гурха — мертвых великанов. И сделал так, чтобы они ожили, но до поры не показывались никому. Собрал он и других своих слуг, темных духов, чтобы потом самому вступить в войну. И была его армия больше других, но таилась в тенях и подземных корнях.

Так настал день братоубийственной войны, и запели эвы боевые гимны, и выступили из Риа сыны Иакира, а вместе с ними и другие святые духи. На сторону Иакира встал и младший брат его, Рауналь. Другие же Высшие остались в стороне, и не пожелали участвовать в войне ни на чьей стороне. Облачили тогда ильвы свои мечи во огонь и во молнии, да так и пошли на Великое Древо Элун. Но не уступили им эйны в числе, и тоже выступили им на встречу, а вместе с ними выступили и древесные девы вместе со всеми зверьми и птицами. И тоже заиграли военные марши, и были их доспехи крепче-крепкого, а мечи не уступали в смертоносности стихиям ильвав. Так сошлись две могучие силы, и никто не мог победить. Ильвы, хоть и превосходили в мощи своих братьев эйнов, не могли сразить их, так как сыны Хасиналя были более искусны в войне, и мечи их были более крепки…»

В который раз перед Феликсом предстали волшебные миражи, но на этот раз показывающие картины ужасных сражений. Неисчислимое множество воинов шли бесконечными маршами друг на друга. Он видел прекрасных ильвов, облаченных в такие легкие кольчуги, что они больше напоминали невесомые шелка, нежели крепкое железо. А им на встречу шли закованные в драгоценные латы и крылатые шлемы эйны, подняв над головами сверкающие солнцем клинки. Одни кровопролитные сражения сменялись другими, и вскоре они добрались и до Великого Древа. Полчища новых могучих воинов эйнов выстраивались перед чрезмерно высокими крепостными стенами, чтобы не подпустить врага к его корням. Ильвы же держали в руках огненные мечи, и казалось, будто на Древо движется необузданное пылающее море, так велико было их число. С окутанных светом крон Древа на неприятеля сыпались железные стрелы, выпущенные древесными девами, а вверху парили гигантские птицы, которые сражались с ангелами Иакира.

У Феликса больно сжалось сердце, когда среди прочих он увидел Дэя, который без жалости на лице истреблял сынов Хасиналя янтарным мечем. Он не щадил никого, и вместе с другими сифами пробивал путь к Древу. В конце концов прямо на глазах Феликса сошлись двое владык, и Хасиналь с Иакиром скрестили свои мечи. Маленький никс видел, как все в ужасе бегут от них, такой яростной была их битва. Земля кипела лавой под их ногами, и молнии исходили от их мечей. Хасиналь распростер свои ночные крылья, и от них повеяло всесокрушающим ужасом. Он кружил вокруг своего старшего брата в вихре перьев и мерцающих звезд, нанося сокрушительные удары серебряным мечом.

Феликс так был поглощен этими стремительно меняющимися образами, что уже не слушал слова Рануила, ведь он и так все видел и понимал. Но в самый разгар битвы между Высшими, когда земля пропиталась кровью настолько, что вокруг все поменяло свой цвет на алый, воздух пронзил страшный вой. Забили черные барабаны, а небо затянуло могильной тьмой, из которой вышли ужасные существа, ведомые златовласым воином с белоснежными крыльями и огненным венцом. В одно мгновение они охватили все поле боя, и Великое Древо запылало огнем.

— Так Эумаль совершил свое зло. — услышал Феликс голос Рануила. — Ворвался он в гущу сражений огненным вихрем, и страшно ранил Иакира, так как считал его главным своим врагом. Озарился тогда Иакир светом, что прошел по земле и по небу, и коснулось всех живых ужасное откровение, и увидели они всю правду, но уже не в силах были остановиться. Слезы лились из их глаз, а лица наполнялись вечной скорбью, но продолжали они биться друг с другом, чувствуя как горят яростным огнем их сердца. И падали их горькие слезы на раны, и пропитались теми слезами тела их, и сладкая кровь сделалась соленой. Таким было великое зло, содеянное Эумалем, что коснулось оно Первородного Огня на белокаменной башне Рафамал, и обрушилась она в расщелину, и осквернился тот Огонь навеки. Так поселилось Первородное Зло в душах всех людей, ибо все живое в Мирах было создано из того Огня.

Увидел тогда Хасиналь, что содеял Эумаль, и первым ринулся на него, охваченный праведным гневом. И вступили они в неистовую битву, раскалывающую Аин на части. Охватил тогда всех людей великий ужас, ибо увидели они сколь страшна была та битва, как водили смертельный хоровод золотой огонь и черные перья, и некоторые бежали тогда. И порушились многие города, и моря вышли из берегов, затопив многие заповедные земли Аина. Бились двое Старших шесть дней, и на седьмой звездокрылому Хасиналю удалось нанести поражение своему брату Эумалю, ибо как ни у кого другого была велика его сила в Аине. Но не стал он убивать своего старшего брата, но обрушил на него Великие Слова, ибо властен он был над ними больше других вальдэв, и проклял имя его, назвав Альсинамуном — Первым Злонесущим. И как только прогремело это имя во всех Мирах, окончательно утратил Эумаль свой прекрасный облик. Почернели его крылья, и волосы его опали, и белая кожа покрылась пеплом и грязью, и на лбу выточился страшный знак, а к ногам его приползли все земные гады и разный гнус. Низверг тогда Хасиналь его со своей земли, и отправил через расщелину в нижнее междумирье, царство злых снов — Келип, и заточил вход святым камнем.

Когда же возвратился Хасиналь к брату своему Иакиру, то увидел, как страшны его раны, и пожелал отправить его в Риа, ибо там он смог бы исцелиться. Но тот отверг предложение Хасиналя, и вознесся в верхнее холодное междумирье, царство отражений и ожидания — Илут, заточив себя на Оэаль Шулмун, Перевернутой Горе. Устремил он тогда свой взор на заточенного внизу Эумаля, и молвил ему:

— «Я есть Предопределение Отца нашего, а ты Его неукротимый Рок! И люди стоят между нами во тьме!»

Услышал тогда слова эти Хасиналь, и вознесся на своих черных крыльях в ночную пустоту, и сказал тогда:

— «Раз так, то быть мне Вестником Рока и Началом Предзнаменования! Дабы люди знали!».

И появился тогда во всех мирах новый Порядок. Многие ильвы вернулись в Риа, так как велико было их горе о потере трех Высших, и не видели они себя в Аине. Эйнам и людям же было велено жить на земле, очищая свои души от захватившей их скверны Эумаля, и от греха, что они содеяли в Ночь Великого Злодеяния. И если праведны были дела их, то в нужный час слышали они глас смертоносного Бала, и уходили в Риа, где перерождались ильвами под песнь белого Сао. Великое Древо Элун же сгорело, а на его пепле выросли новые города и страны. Дева Лалафэй отправилась на небо, вслед за своим любимым Хасиналем. Было еще многое сказано после, и велись долгие споры среди Высших, кому восседать на покинутых тронах братьев, но так и не пришли они к согласию. Так закончился мой рассказ о появлении Первородного Зла.

Феликс стоял, широко раскрыв глаза и пытаясь уместить в голове все, что в этот момент увидел и услышал. Он думал, что сейчас пещера вновь станет собой, но теплый свет, исходивший от Рануила, померк, и ненадолго все присутствующие очутились в непроглядной тьме.

— Владыка, вы тут? — дрожащим голосом произнес Гелиос. — Ответьте же нам, умоляю!

Но Рануил молчал, и Феликса стал понемногу охватывать тревожный страх. Ему чудилось шипение, исходившее из темноты, а его лицо обдало холодным порывом гнилостного ветра. Затем Феликс увидел впереди себя еле уловимый свет, после чего тот начал расползаться, отгоняя тьму, словно стремительно убывающая ночь. Наконец Феликс очутился на заснеженном берегу широкой реки, в которой бурными потоками бежала вода. Хоть он никогда и не бывал в этих местах, но чутье северного жителя сразу подсказало ему, что это Эльва — одна из пяти главных рек Стелларии. Оглядевшись, он увидел и остальных своих спутников, которые так же, как и он, недоуменно осматривались по сторонам.

— Помилуй нас всех Господь, это еще не конец? — пробормотал Декстер, поднимаясь с колен. Феликс приметил, что хоть все вокруг было занесено глубоким снегом, воздух был совсем не таким холодным, каким должен быть.

— Наверное, это еще одно воспоминание. — сказала Зено, вставая рядом с Анастерианом.

Почти все присутствующие собрались рядом друг с другом, и лишь Ареля нигде не было видно.

— А где наш дражайший капитан? — спустя несколько секунд спросила Зено.

— Там, у берега реки. — сказал Синох, указав ладонью чуть в сторону. — Смотрит за камнями.

Все разом посмотрели в ту же сторону, и Феликс действительно увидел одинокую фигуру капитана, который стоял на мокрых камнях у кромки воды. Его взгляд был направлен на темные волны, которые с каждой секундой становились все больше и стремительнее. Налетел сильный ветер, подняв пушистый снег, и ненадолго загородив белой пеленой взор Феликса. Маленький никс слышал, как завыла налетевшая вьюга, словно звонкий клич лесного атамана, и в этой снежной кутерьме ему отчетливо послышался отчаянный женский крик:

— Рейнарель! Рейнарель!

Но продлилась эта неразбериха недолго. Буквально спустя пару мгновений вьюга утихла, и когда снег опал, то Феликс увидел, что река теперь увеличилась до размеров океана, а сам он теперь стоит вместе со всеми на пустынном скалистом берегу, в тени одних из самых необычных гор, которые он когда-либо видел. Верхушки их закручивались в разные стороны, словно рога барана, и сверкали в тусклом свете солнца железно-радужным блеском. Присмотревшись, он приметил что и небо тут какое-то непривычное. Облака закручивались маленькими водоворотами, а солнце было укрыто темной тенью, как во время затмения, но при этом света было столько же, сколько в пасмурный день.

— Это еще что за… — начал было говорить Анастериан, но остановился.

Феликс и все остальные, кто мог, выхватили свои мечи, когда над ними нависла громадная лохматая тень, а затем вышел и ее обладатель. Великан, размером с трехэтажный дом, вышагивал по берегу, неся что-то в руке. Его кожа была серая, как пепел, и покрыта белыми знаками с ритуальными шрамами. На лбу же у него был один единственный закрученный рог, а сквозь губы пробивался уродливый клык. Он выглядел как старик, а его коричневая борода доходила до пояса, где была привязана к туловищу грубым ремнем, сшитым из обрывков разномастной кожи. Можно было подумать, что кроме ремня на нем больше не было никакой одежды, но под бородой Феликс смог разглядеть мешковатую набедренную повязку.

Только оправившись от первого потрясения, Феликс сообразил, что это всего лишь еще одно воспоминание, и что чудовище не причинит им вреда. Остальные тоже это поняли, и один за другим, мечи вновь вернулись в ножны.

— Что это он делает? — нахмурив брови, спросил Эскер.

Великан и вправду вел себя странно, хотя Феликс и не мог знать, как на самом деле ведут себя великаны. Странным это выглядело для обычного человека. Поднеся кулак к губам, он что-то шептал в него, и из его рта выходили клубы черного дыма с огненными искрами. Когда же тот подошел достаточно близко, Феликс увидел, что в недрах его густой бороды, словно в накрытом сухими ветками костре, тлеют яркие угольки. Это ненадолго захватило внимание маленького никса, и только взволнованный голос Анастериана помог ему вернуться к другим мыслям.

— Да это же ребенок! В руках этого чудовища!

Присмотревшись, Феликс и вправду увидел безжизненную детскую руку, высовывающуюся сквозь громадные пальцы великана.

— Сам ты чудовище! — раздался голос Ареля за их спинами.

Посмотрев назад, Феликс заметил, каким недобрым взглядом капитан посмотрел на Анастериана.

— Объяснитесь, господин Арель! — обиженно и требовательно сказала Зено, когда тот с угрюмым видом прошел мимо них.

— Идем, сами увидите. — только и бросил он через плечо.

Делать все равно было нечего, и ни у кого не было других идей, как выбраться из этого места, а поэтому они двинулись за великаном, который уже успел скрыться в скалистой расщелине. Самому гиганту пришлось сильно потрудиться, чтобы протиснуться в нее, но для обычного человека не составило труда пройти между темных и гладких камней.

Когда все они прошли во внутрь скалы, то увидели, что на самом деле это был больших размеров грот, чем-то напоминающий тот, который находился на базе Железных Масок. Затем Феликс увидел множество предметов быта, большинство из которых были сделаны из материала, очень похожего на чистое золото, соединенного с черным мрамором. Тут были каменные стулья и столы, а в другой стороне стоял загон с громадными козами, каждая величиной с карету. Феликс отметил, что несмотря на то, что вся мебель была сделана из камня или золота, выглядела обстановка довольно уютно. С потолка свисали пучки разных неизвестных ему трав, на многочисленных полках ютилась золотая кухонная утварь, а на каменных стенах висели пушистые шкуры разных животных, которые как раз и придавали уют холодному камню и железу. Феликс даже увидел исполинские круги сыра, которые созревали на все тех же полках. Но созерцание всего этого убранства прервал детский смех.

— Что за чушь?! Так у тебя ничего не выйдет! — проговорил мальчишеский голос.

Искать долго не пришлось, и Феликс тут же увидел его обладателя. Темноволосый мальчуган, лет десяти, сидел на краю высокого стола, а рядом с ним, держа тарелку с дымящимся молоком, на корточках сидел тот самый лохматый великан. Мальчик же был почти полностью голый, если не считать рваного тряпья на поясе.

— Выйдет хорошо, уф! — голос великана был низким и тягучим, и говорил он так медленно, будто его вот-вот сморит глубокий сон. Казалось, что его слова были такими же громоздкими, как и сам гигант.

— Я же говорю, тупая ты башка, не выйдет у тебя ничего! Ты же сам уже сказал, что ничего не получается, так о чем разговор-то? С чего бы сейчас должно выйти? Сколько ты уже их потопил? Делай что хочешь, но камень есть камень, и он не может плыть по воде, сколько не пытайся. И хватит меня уже кормить с ложечки, я не маленький!

— Много ты говоришь, уф! Столько слов, нужно подумать! — медленно пробасил великан, и с каждым словом из его рта вырывался черный дым с искрами.

— Уже за тебя все давно подумали. — мальчуган скрестил руки на груди и принял самодовольную позу. — Дерево нужно, дерево!

Великан нахмурил кустистые брови, и отведя в сторону глаза, задумчиво почесал подбородок. Тут Феликс заметил, что зрачки у него тоже необычные, белые, словно у слепца, но при этом мерцающие в темноте как у кошки, от чего очень сильно походили на полную луну в ночном небе.

— Это… — проговорил ошарашенный Эскер, указав на мальчишку.

— Да, это я. — тихо пробормотал Арель, который тоже не сводил глаз с мальчика. — Я уже и не помню, сколько мне тогда лет было, ну, когда попал в этот мир. Отец умер еще до моего рождения, а дед все время рассказывал мне сказки, что, мол, где-то на берегах Эльвы можно найти проход в другие миры, которые полны сокровищ. Наверное, тогда я и решил найти их. — Арель печально отвел глаза. — Я не помню…

— Вас звали Рейнарель? — пораженно спросил Феликс, так как вспомнил про сказку, которую когда-то придумал сам. Или тогда ему это лишь показалось?

— Такое имя дала мне мать. — кивнул Арель. — Но моему отцу было трудно его запомнить, и еще труднее произносить, поэтому я сократил его. Но даже так отцу было трудно, поэтому он всегда называл меня Аэл.

— Отцу? — Зено недоуменно переглянулась с Анастерианом. — Вы же только что сказали, что ваш…

— Это мой отец. — Арель выпятил грудь и указал на серую спину великана. — Мунглах! Его я помню лучше, чем кого-либо еще. Он спас меня, хотя мог просто съесть. Великаны, знаете ли, не слишком дружелюбные ублюдки. Но Мунглах не только спас меня, но и многому обучил. Как ловить молнии, например.

— Этому разве можно обучиться? — все еще растерянно проговорила Зено. — Я всегда полагала, что это наследственный дар.

— Не важно. — резко отмахнулся от нее Арель. — Он меня спас, и я за это ему благодарен.

— И что дальше? — Гелиос перевел взгляд на великана. — Как ты выбрался из этого места? Это ведь не наш мир, так?

— Это и дураку понятно, что не наш. — Арель издал горький смешок. — Вам ведь ничего не известно про них, так? — он снова посмотрел на спину Мунглаха, который в этот момент подчерпнул маленькой ложечкой еще горячего молока, и поднес его ко рту упирающегося мальчишки. — Когда-то они были людьми. Великаны эти. Всей их истории мне сейчас не вспомнить, хотя отец не раз мне ее рассказывал, но знаю, что когда-то они вторглись в Святые Уделы… Как этот их там назвал? Риа? Вот туда. И попытались захватить луну.

— Наверное, вы имеете Первородный Камень Уа, о котором нам рассказал сейчас Рануил? — поправил его Феликс, переглянувшись с остальными.

— Вот-вот, его. — кивнул Арель. — Их, конечно, прогнали, а затем сослали в нижний мир, где не светит солнце, и где нет ничего кроме камня и воды, которую они очень не любят. Но перед тем, как это случилось, им удалось увидеть настоящую, чистую луну, этот самый Камень, и его отпечаток навсегда застыл в их глазах. Так они стали грезить луной, и стремиться покинуть свою тюрьму чтобы вновь увидеть ее.

Пока Арель говорил, видение переменилось, и образы Мунглаха с маленьким Арелем растаяли в тенях. Бледный свет теперь стал еще более тусклым. Феликс подумал, что теперь в воспоминаниях наступила ночь, и хотел было посмотреть на кусочек неба, который был виден из этого большого грота, чтобы узнать, как этот странный мир выглядит в темное время суток. Но когда он повернулся, то увидел перед собой еще одну темно-золотую скалу, которая была настолько высокой, что терялась в непроглядных тенях потолка. И только спустя пару секунд Феликс понял, что это была вовсе не скала, а нос исполинского каменного корабля, который был раза в три больше, чем громоздкие Палмадэи, которые Феликс видел в штабе Железных Масок.

— Прокляни меня морская горгулья, я и забыл насколько он был большой! — воскликнул взрослый Арель, с ухмылкой глядя на каменное сооружение.

— Это что… корабль?! — удивленно воскликнул Декстер. — Как он может стоять на воде?

Пока Арель объяснял лорду как устроен корабль, Феликс, вместе с остальными, пошли вдоль каменного берега, рассматривая правый борт этой невероятной громадины. Из слов Ареля выходило, что основу корабля, а именно сам корпус, выточили из цельного куска здешней скалы, а мачты и другие мелкие детали достроили уже после. Пока они шли, Феликс увидел, что на улице все также пасмурно, как и в предыдущем воспоминании. На миг ему стало интересно, а сменяются ли в этом мире день с ночью, но потом его внимание привлек взъерошенный великан, который склонился около правого борта.

На этот раз старый гигант выглядел немного другим, и теперь его серое тело было накрыто большой шкурой, словно плащом, а на голове громоздилась странная конструкция, которая, как понял Феликс, должна была являться соломенной шляпой, хотя на деле выглядело все это как огромное воронье гнездо. Склонившись над черным бортом, словно художник над холстом, Мунглах водил по нему кривым пальцем, что-то шепча себе под нос, и там, где его темный ноготь касался холодного камня, на несколько секунд оставался огненный след, после чего исчезал, превращаясь в белые письмена, будто выведенные пеплом. Когда же глаза Феликса привыкли к полутьме пещеры, то он увидел, что практически все борта были испещрены такими же серо-белыми письменами. Чтобы ни говорил Арель, но Феликсу было трудно поверить, что эта конструкция может плавать.

— Не понимаю, что ты в ней нашел. — раздался сверху громкий голос, который разлетелся по всей пещере. Подняв взгляд, Феликс увидел молодого Ареля, который уже успел подрасти, и даже обзавестись юношеской щетиной. На вид ему сейчас было лет пятнадцать. Он тоже был одет в толстые шкуры, но куда более ухоженные и подогнанные, чем у Мунглаха. — Это же обычный светильник на небе. — продолжил говорить молодой Арель, наматывая на локоть веревку и глядя сверху вниз на сосредоточенного великана. — Просто яркий диск.

— Просто яркий диск? — медленно повторил Мунглах, выпуская изо рта клубы черного дыма. Теперь, во тьме пещеры, Феликс увидел, что рот великана светится изнутри, будто камин в темной комнате. — Это не просто светлый диск, уф. Говорить такие слова не нужно. Нет. Луна — это сокровище, уф.

— Много ли ты, старый пень, понимаешь в сокровищах? — усмехнулся Арель. — Сокровище — это то, что можно подержать в руках, и обменять на что-то нужное. А на что можно обменять твою драгоценную луну? На пустые обещания? Или на дырку в штанах?

— Подержать в руках — это можно. — все так же тягуче ответил великан.

— Дурья башка, как ты подержишь в руках луну? Она же на небе!

За место слов, Мунглах оторвался от своей кропотливой работы, и наклонившись, подчерпнул двумя руками немного мутной воды из грота. Вытянув ладони вперед, он показал их юноше. Феликс увидел, как в темной воде отразилось небо, на котором все еще застыло солнечное затмение.

— Вот. — проговорил Мунглах, и когда Арель с любопытством наклонился чуть вперед, чтобы лучше рассмотреть, что там ему показывает великан, тот резко вздернул руками, окатив юношу фонтаном из брызг. Пещеру наполнил громогласный смех, похожий на вой боевых рогов.

— Старый ублюдок! — воскликнул мокрый Арель, и обиженно метнул во все еще смеющегося великана свою веревку.

— А у вашего приятеля имеется чувство юмора. — заметила Зено, весело улыбаясь вместе с Мунглахом.

Феликс тоже улыбнулся, но сразу поник, когда увидел выражение лица старого Ареля. Из глаз капитана текли слезы, а сам взгляд выглядел пустым. Вряд ли он услышал последнее замечание Зено.

И снова воспоминание начало меняться. На этот раз темная вода полилась прямо из глаз и рта все еще неистово хохочущего великана, и вскоре он растаял, как сосулька. И тут же из теней, что клубились в углах пещеры, вышел новый Мунглах, и пока все отвлеклись на его неожиданное появление, огромный корабль, что до этого был лишь на начальной стадии строительства, сумел странным образом преобразиться, и выглядел уже гораздо более похожим на настоящее судно. На бортах появилась красивая лепнина, словно на стенах какого-нибудь величественного замка, а на обеих бортах образовались бесчисленные бойницы, из которых выглядывали сотни черных дул смертоносных пушек. Но самым впечатляющим был, конечно, нос корабля, на котором красовался искусно выполненный таран в виде рогатой орлиной головы, который, казалось, мог бы прорубить даже саму землю.

Отвлекшись на корабль, все присутствующие не сразу заметили, что в широком скалистом проеме, который, по всей видимости, был основным входом в пещеру, застыли еще несколько исполинских фигур. В отличии от более-менее ухоженного Мунглаха, у тех великанов почти не было одежды, и выглядели они куда более грязными и дикими. У всех, как и у самого Мунглаха, в волосах и бородах тлели маленькие раскаленные угольки, и когда они говорили, то из их ртов вырывался черный дым. Были у них и другие, более уродливые отличия. У некоторых были дополнительные глаза или рты, у других же лишними были руки или ноги. А несколько так и вовсе больше походили на уродливых зверей, с ног до головы покрытые грязной шерстью.

— О чем они сейчас говорят? — спросил Феликс, хотя по выражению лиц великанов было понятно, что они чем-то недовольны. Один из них в пылу спора так сильно ударил кулаком по стене, что в ней образовалась трещина.

— Они хотели наш корабль. — на лице Ареля появилась глубокая тень, и скорбный взгляд сменился на откровенную злобу. — Эти помойные крысы хотели забрать наш корабль!

В этот момент пещеру наполнил громогласный вой. Запрокинув голову, Мунглах издал такой дикий рык, что на полках задрожала золотая посуда, а с потолка посыпалась каменная крошка. Великаны тут же отступили назад, а некоторые и вовсе убежали, словно стая испуганных шакалов. Но несколько, из числа самых больших, все же попытались ответить таким же сильным воем, но вышло у них гораздо менее впечатляюще.

И снова, не успел Феликс толком что-либо рассмотреть, как воспоминание поменялось. На этот раз тени полностью окутали все пространство, а затем отступили, и когда это произошло, Феликс увидел, что уже стоит на самом корабле, который в свою очередь находился в открытом море, рядом с пустынным островом. И сразу же перед Феликсом открылась такая невероятная картина, что поначалу он растерянно стоял, пытаясь понять увиденное.

— Святая Дева Искупительница, да что за ужас тут происходит? — услышал Феликс голос Декстера, в котором смешался испуг и недовольство.

Небо было затянуто тяжелыми черными тучами, в которых без конца мелькали зеленые, словно холодные изумруды, молнии. Но даже в этом слабом свете можно было увидеть полчища великанов, которыми было усеяно все пространство. Сотни, а может даже и тысячи гигантов барахтались в воде, словно отвратительные угри, а по их уродливым головам шли другие, более могучие собратья, облаченные в каменные доспехи. Все новых и новых гигантов кидали в воду, где они визжали и корчились, словно попали в чан с кипящим маслом, и все ближе к кораблю продвигалась эта живая лавина из более сильных воинов. И тут Феликс увидел, наверное, самого огромного из них, на голове которого красовалась безобразная железная корона, а сам он был выше и здоровее остальных раза в два. Идя по телам своих слуг, он не отрывал жадного, и полного ненависти взгляда от корабля, волоча за собой длинный меч, размером с высокое дерево.

Пока Феликс ошарашено смотрел на это жуткое зрелище, рядом с ним что-то сверкнуло, а когда маленький никс обернулся, то увидел взрослого Ареля, который уже почти был неотличим от того, которого знал Феликс. С искаженным от злости лицом, тот поднял руку, и с неба в нее упала яркая зеленая молния, которая тут же отскочила в одного из надвигающихся великанов. Грянул еще один взрыв, но на этот раз снизу, и Феликс увидел, как в орду гигантов полетели шипастые ядра, выпущенные из пушек. Видимо, это был их единственный залп, так как повторно зарядить такое большое количество орудий за короткое время было попросту невозможно. Оставалось лишь гадать, каким образом все эти пушки выстрелили одновременно, хотя разгадка, как думалось Феликсу, крылась в серых знаках, которые нарисовал на корабле Мунглах. Сейчас они тускло светились в темноте, словно теряющий силу фосфор. Но даже этот смертоносный залп не смог остановить надвигающихся врагов, и на место погибших пришли новые противники. Главный же великан смог избежать серьезных ранений, заслонив свое тело попавшимся под руку собратом. Ревя и выкрикивая что-то на своем грубом наречии, он медленно продвигался к кораблю, не обращая внимание на кричащих под его ногами великанов, которые цеплялись своими кривыми руками за его громоздкие черные доспехи в надежде спастись. Но все их попытки были тщетными, и король гигантов просто рубил исполинским мечом тех, кто не давал ему ползти дальше.

Все, кто был с Феликсом, затаив дыхание наблюдали за этим поистине впечатляющим и ужасающим зрелищем. Даже после кровопролитных сражений ильвов с эйнами, которые показал Рануил, эта битва все еще удивляла своим размахом. Море пенилось и шло огромными волнами, которые были вызваны сотнями барахтающихся в нем тел, и с каждой вспышкой молнии великаньи орды подходили все ближе к кораблю, словно полчище голодных крыс. Из-за всего творившегося безумия, Феликс только спустя несколько минут заметил, что прямо по курсу корабля образовался бушующий водоворот, который больше напоминал широкую дыру прямо в море. Именно над этой дырой сейчас и зависло вечное затмение, которое царило в этом мире.

Но было ясно, что великаны доберутся до корабля раньше, чем тот достигнет края водоворота, который, как полагал Феликс, вел в другой мир. Еще несколько минут прошли в сумасшедшей борьбе, состоящей из громких визгов, хрипов и яростного воя. И вот Феликс увидел, как огромная кривая ручища великаньего короля схватилась за борт, а затем и все остальное его уродливое тело перевалилось и забралось на корабль. В этот же момент с другого конца палубы со свирепым кличем на него набросился Мунглах, ударив того кулаком в челюсть. Завязалась недолгая драка, после чего оба великана перевалились через перила и исчезли за бортом корабля. Перед тем, как воспоминание сменилось на другое, Феликс успел услышать встревоженный голос молодого Ареля, хотя и не смог разобрать слов.

Переход к новому воспоминанию был более плавным, чем предыдущие. Сначала стихла гроза, и тяжелые тучи растаяли в небе, открыв общему взору прекрасную картину заходящего за водный горизонт алого солнца. Феликс почему-то решил, что это был именно закат, хотя в той же мере это могли быть и рассветные лучи. Море было тихим, по крайней мере по сравнению с той неистовой бурей, которую они видели до этого. Барахтающихся великанов быстро поглотили воды, унеся прочь вместе с их истошными криками. Всем присутствующим тут же стало ясно, в первую очередь из-за лучей солнца, что они снова оказались в человеческом мире. Но единственный великан тут все же был.

Мунглах лежал на борту в луже собственной горячей крови, а рядом с ним суетился Арель, пытаясь перевязать страшную рану гиганта. У великана отсутствовала левая рука, и Арель пытался остановить льющуюся кровь с помощью веревок, которыми он перетянул рану. Грудь Мунглаха медленно поднималась и опускалась, словно заросший травой дышащий холм. Но полностью остановить кровь Арелю так и не удалось, и та горячими ручьями стекала по каменной палубе. Более того, на теле Мунглаха были и другие, не менее опасные ранения, и из всех их вытекала дымящаяся кровь. Пока Арель, ругая всеми возможными бранными словами короля великанов, пытался залечить ранения, Мунглах медленно поднял здоровую руку и указал на небо.

— Аэл, это луна? — медленно проговорил он, тыча пальцем в пустое пространство на небе. — Я не вижу.

— Какая еще, к черту, луна? — даже не обернувшись, запыхаясь от натуги и злости, проговорил Арель. — Луна бывает только ночью. Я же тебе рассказывал про ночь, помнишь? Это когда темно. Вот сейчас солнце зайдет, и ты ее увидишь. Подожди только.

— Это хорошо. — устало проговорил Мунглах, и откинулся на палубу. — Ну, тогда я подожду…

Не успел он окончить свою фразу, как небо резко стало темнеть, а силуэт молодого Ареля растаял в тенях, а затем снова появился, но уже с другой стороны, все еще рядом с великаном. На небо, наконец, взошла светло-желтая луна, но взгляд Мунглаха был уже потухшим, а его могучая грудь больше не поднималась. Рядом с ним сидел Арель, и уткнувшись лицом в бездыханное тело гиганта, рыдал горькими слезами. Все тело никса было покрыто красными ожогами от кипящей крови, но он не обращал на них внимание. Наконец, оторвавшись от мертвого тела и посмотрев в небо, Арель издал душераздирающий рев, наполненный гневом и скорбью.

И вновь наступила тьма, в которой отчетливо были видны лишь фигуры спутников Феликса. На многих лицах застыло печальное выражение, даже Синох, и тот выглядел поникшим. Пока все они молча смотрели друг на друга, во тьме раздавались невнятные отголоски битвы, крики и ругань людей, грохот пушек и треск камней. Но продлилось это недолго, и перед всеми снова открылась новая картина.

На этот раз они увидели все тот же темнокаменный корабль, который протаранил своим орлинным носом прибрежный замок, пробив в крепостных стенах огромное отверстие. Сотни людей, в основном никсов, сновали туда-сюда, сражаясь с защитниками того старого замка. Но силы были не равны, и вскоре никсы одержали вверх. Началось разграбление, и среди прочего Феликс заметил уже знакомого ему Ареля, который ходил между рядов разных вещей, которые ему приносили его подчиненные. Но тут, внезапно, среди множества ненужного хлама и ярких одежд промелькнуло синее пламя. Феликс ошарашенно раскрыл глаза, увидев, как Арель из воспоминаний взял в руки небесную скрижаль.

— Что это значит? — Гелиос тоже был поражен увиденным. — Арель, ты тоже ее нес?! Ради всего святого, скажи, что ты ее отнес! — он подскочил к капитану и схватил того за плечи.

— Я… — Арель выглядел потерянным и опустошенным, как выеденное яйцо. — Да, наверное. Я не помню.

— Разве такое можно забыть? — нахмурил брови Эскер. — Клянусь всеми богами, такое путешествие вряд ли когда-нибудь уйдет из моей памяти.

Арель посмотрел на Эскера презрительным взглядом.

— Не говори того, чего не знаешь, олух! — выкрикнул он, указав пальцем на Дэя, который все это время хранил молчание. — Смотри, даже боги не могут запомнить всего, что же говорить про обычного человека!

Пока они говорили, воспоминание померкло, и снова наступила тьма. Но этого даже никто не заметил.

— Сколько вам лет, господин Арель? — осторожно спросила Зено.

— Не помню. — резко бросил через плечо Арель, а затем ненадолго задумался. — Кажется, когда я вернулся обратно в человеческий мир, северными землями правил то ли Угер, то ли Увель…

— Первый раз слышу эти имена. — озадаченно проговорил Анастериан, переглянувшись с Зено. — Но они похожи на норнийские, а значит это было еще до Великой Войны, и до захвата ценебрийцами северных земель.

— Выходит, что-то около двух тысяч лет? — сам не веря своим словам, проговорил Феликс. — Раз так, то выходит, что вы все-таки доставили ту табличку, правильно я говорю? — он посмотрел на Гелиоса. — Ведь хранители получают бессмертие. И не удивительно, что вы забыли про это, господин Арель. Даже камень крошится за столь долгий срок, что же говорить про обычную память смертного человека.

Взгляд Гелиоса приобрел более мягкие и понимающие черты, и он снова посмотрел на Ареля.

— Какой предмет ты создал из скрижали? Ты помнишь?

Но Арель ничего не ответил, хотя все и так уже поняли его мысли.

— Выходит, мы должны считать, что тот предмет, чтобы то ни было, утрачен навсегда, либо и вовсе уничтожен. — подытожила Зено.

— Великие скрижали нельзя уничтожить, как и то, что из них создано. — с явной грустью в голосе проговорил Гелиос. — Да и потерянное всегда возвращается. Над ними не властна ни судьба, ни время. Пока что будем считать, что этим предметом завладел враг.

— Мы можем иметь возможность смотреть дальше прошловременные видения. — сказал Синох. — Там могут быть нужные решения. Смотрите, вот еще одно наступает.

Синох оказался прав, и тьму перед ними разогнал новый свет, настолько яркий и слепящий, что Феликсу пришлось на некоторое время зажмуриться, чтобы привыкнуть к нему.

Они вновь оказались на севере, но уже в более далеких землях, чем до этого. На горизонте, уходя в бескрайнее голубое небо и теряясь в пушистых белых облаках, тянулись высокие горные хребты Денты. Вокруг все было усеяно чистым белым снегом, который отражал свет полуденного солнца и переливался мириадами маленьких бликов, очень сильно похожих на драгоценные камни. Чуть в стороне от того места, где они сейчас стояли, находился деревянный город, окруженный крепкой стеной из частокола. И снова Феликс не смог разгадать, что это за место, хотя город, если судить по удаляющимся башням и дыму от печных труб, был довольно крупным. Чуть в стороне от ворот протекала широкая река, и там же имелся каменный причал, где стояли несколько больших деревянных кораблей, украшенных на старый северный манер разноцветными рисунками завитушек и птиц. Они были довольно крепкие, и по габаритам могли потягаться даже с имперскими галеонами.

Разглядывая эти красочные корабли, Феликс заметил, как от причала к городу потянулась вереница людей вместе с длинношерстными лошадьми, нагруженными разной поклажей, и чем ближе они подходили, тем яснее проступали их суровые северные черты. Это были крепко сложенные мужчины, одетые в теплые шкуры и меха, а возглавлял их самый большой воин с седыми волосами и длинной, почти до пояса, бородой.

Тут взгляды всех присутствующих разом устремились на старого Хольфа, который, как и Дэй, в последние несколько минут не проронил ни одного слова.

— Да, это Хольф. — проговорил тот, как обычно говоря про себя в третьем лице и делая несколько шагов вперед, чтобы рассмотреть самого себя в прошлом.

— Вы, как я понимаю, тоже один из хранителей? — спросил Феликс, хотя он уже давно понял это, еще тогда, когда они только прошли Придел Скорби и вышли к Храмам-Городам.

— Это что, корона? — не дав ответить старому никсу, спросил Эскер, указывая на голову приближающегося к ним воина.

На голове другого Хольфа и вправду была надета сверкающая корона, которая больше походила на серебряный обруч, выполненный в форме сцепленных друг с другом снежинок. Глядя на него, Феликс подумал, что где-то он уже видел эту корону, только не мог вспомнить где. Пока он думал, его внимание переключилось на внешность Хольфа из воспоминаний. «Молодым» его язык не поворачивался назвать. Седые волосы и борода старого никса были такими белыми, что даже чистый снег на их фоне казался более тусклым и серым. И хоть он выглядел довольно старым, волосы Хольфа были длинными и густыми, и спадали почти до пояса, а местами были заплетены в узкие косы. С первого взгляда было видно, что тот не просто так носит эту корону.

— Старый Хольф когда-то был королем, да. — медленно проговорил никс, который сейчас смотрел на своего двойника, словно в какое-то чудное зеркало, которое делало все грязные вещи — чистыми, а простолюдинов — благородными.

К этому времени воинов, спускающихся с кораблей, стало еще больше. Из города тоже потянулся народ, и вскоре новоприбывших встречала радостная толпа. Маленькие дети весело бегали вокруг груженых телег и улыбающихся моряков, которые со смехом нахлобучивали им на головы свои расписные шлемы и закутывали их в разноцветные меха. Тут Феликс заметил, что среди всех этих людей нет ни одного темноволосого человека. У всех были пышные светлые волосы и голубые глаза. Глядя на них, Феликсу невольно вспомнился пикт Труцидар, которого победил Эн.

— Точно! — внезапно раздался голос Анастериана. — Я тут вспомнил про то, что на севере когда-то существовало одно племя светловолосых мореходцев, которые жили на западных окраинах, и прибыли сюда из утонувшего царства Гвиндора, а затем поселились рядом с Амбосготом! Точнее, они его и основали! Они и были первыми предками благородных Кальвисов и Экхардов.

— Это Амбосгот? — удивленно проговорил Феликс, указывая пальцем на деревянный город. Трудно было представить, что это поселение когда-нибудь может превратиться в неприступную железную твердыню, а также родину самых искусных кузнецов империи, которую в конце Великой Войны разрушит ценебрийская армия Лины де ла Игнис.

А пока они говорили, к светловолосому Хольфу подошел юноша, лицо которого только-только начало обрастать первой бородой. Он был высоким, и в его чертах присутствовало многое от самого Хольфа. Такой же чуть кривой нос, густые светлые брови и жизнерадостный взгляд. В руках он нес нечто большое, накрытое серой тканью. Когда же к нему подбежали дети, он резко сорвал ткань, под которой оказалась огромная голова ящера, размером с колесо кареты. Наигранно зарычав, он стал пугать ею детей, а те, с веселым визгом, разбежались кто куда. Увидев их реакцию, юноша запрокинул голову и весело рассмеялся. А пока он дурачился, к толпе встречающих горожан потянулись и укрытые теплыми мехами старики, опираясь на трости и своих молодых родственников. Феликс не сомневался, что встречать их пришел почти весь город. И все сильнее раздавались восторженные голоса, но больше всего выкрикивали имя «Фритхольф».

— Фритхольф! Фритхольф! — кричали жители.

Светловолосый Хольф улыбался и махал всем рукой, а особенно озорную и юркую девочку, которая наворачивала вокруг него круги, будто попала в сильный водоворот, сцапал, и усадил себе на плечо. Та тут же воспользовалась своим положением и потрогала его большую белую бороду.

— Фритеф. — смеясь сказала она. Видимо, правильно произнести имя она не могла, или просто не хотела.

— Помилуйте нас добрые боги, неужели с нами все это время путешествовал святой Фритьеф? — вставил Декстер, который теперь переводил ошарашенный взгляд с одного Хольфа на другого.

— Хольф? — Зено попыталась привлечь внимание старого никса, но тот с грустным лицом смотрел на юношу, который до этого пугал детей головой ящера. Теперь тот помогал другим воинам управиться с большим сундуком, которые те пытались сдвинуть с места, но у них ничего не получалось.

— Подождите, там лежит тот камень. — проговорил юноша, и открыв крышку сундука, взял в руки каменную скрижаль.

— Как так? — Гелиос переводил озадаченный взгляд с юноши на Хольфа. — Разве не ты хранитель?

Медленно, словно это ему давалось с большим трудом, настоящий Хольф поднял руку и указал на юношу.

— Это Хьярти. Сын. Мы тогда не знали, что это за табличка такая. Отняли ее у этих бледных лисиц, когда возвращались домой. Мы бы проплыли мимо, но они сами напали на нас.

Феликс видел, как молодой Хьярти показывает собравшимся вокруг горожанам светящиеся буквы на гладком камне. А затем воспоминание изменилось. Сначала, как обычно, наступила клубящаяся тьма, в которой все отчетливее стали слышны крики людей, треск ломающихся досок и звон колокола. Сквозь тьму стали проступать еле уловимые отблески оранжевого света. Где-то рядом послышался глухой топот и звук вынимающегося из ножен меча. Тут же рядом с Феликсом промелькнул большой силуэт, который одним ударом ноги выбил закрытую дверь и выбежал на охваченную огнем улицу.

Последовав за ним, Феликс обнаружил, что почти весь город был объят огнем. Тут и там кричали испуганные люди, ревел домашний скот и плакали дети. А среди них, словно темные призраки, появлялись и исчезали неуловимые фигуры зоарийцев. Облаченные в черные ткани, они не жалели никого, и убивали каждого, кто попадался им на пути. Некоторые из врагов выламывали двери необычными кривыми топорами, когда как другие выпускали горящие стрелы во все стороны.

Пока Феликс ошарашенно смотрел на разразившуюся бойню, к светловолосому Хольфу подскочил его сын. Оба были с голым торсом, хотя это не удивительно, если учесть, что на улице царила ночь, и внезапное нападение застигло их, когда те спали. Тут же из дома выбежала и женщина в ночной рубашке, с растрепанными волосами, и приятными, хотя уже и не молодыми, вольными чертами лица, которые сейчас были охвачены страхом. А вот лицо Хьярти было как у безумца. Выпучив от гнева глаза, он издал рык и уже готов было броситься вперед, но крепкая рука отца схватила его за плечо и отбросила назад к дверям.

— Иди и защищай мать! — рявкнул на сына Хольф, и убедившись, что тот услышал его поручение, развернулся и бросился на одного из бледнолицых противников, одним ударом меча отрубив незадачливому противнику голову.

Но не успел Хольф наброситься на следующего врага, как воспоминание поменялось. Люди растаяли в уплывающих тенях, а ночь сменилась на день. Теперь Феликс видел заполненную бледными телами главную площадь города, посередине которой горел большой погребальный костер, а вокруг него собрались все выжившие жители. Там же, вокруг костра, словно опавшие лепестки, лежали несколько десятков других тел, с ног до головы обмотанные в белые ткани. Феликс не мог видеть их лица, но приметил, что среди убитых были и совсем маленькие. От этого вида его сердце охватила неудержимая злоба, которая вспыхнула, словно сухой хворост, и так же быстро потухла. Рядом же с костром, на красивых резных стульях, сидели старцы с Хольфом, и с угрюмыми лицами смотрели на разгорающийся огонь.

— Я же говорил тебе отец, что мы должны были отнести его! — резко воскликнул Хьярти, которого Феликс сначала даже не заметил среди всей толпы, окружившей костер. — Ты сам все видел, они пришли именно за этим огненным камнем!

— Теперь уже поздно о чем-то сожалеть, сын. — взгляд Хольфа был устремлен на огонь, и в нем было гораздо больше тяжелых мыслей, чем в глазах всех остальных старцев вместе взятых.

— Но мы не может просто так это оставить! — из толпы вышел еще один бородатый воин. — Мы должны отомстить этим белым лисицам!

Казалось, что прошло несколько минут, прежде чем беловолосый Хольф ответил, но на самом деле прошло лишь пара секунд. Обведя взглядом укрытые тканью и обложенные сухими цветами тела, Хольф издал лишь короткое «да».

На этот раз воспоминание сменилось резко, и Феликс с Зено даже воскликнули от неожиданности. Дома вдруг поплыли, а снег под их ногами моментально превратился в морскую воду. Но, к удивлению всех присутствующих, они не утонули, а остались стоять прямо на воде, глядя со стороны на большой пылающий корабль, который стоял у длинного скалистого причала, напоминающий высунутый из клыкастой пасти язык. Там же, на мокрых камнях, под шум ветра и брызги соленых волн, шло ожесточенное сражение. Расстояние до причала было небольшое, а поэтому Феликс смог увидеть среди толпы белую бороду Хольфа, которая то и дело мелькала среди черных фигур окруживших его зоарийцев. Силы были явно неравны, и людей Хольфа оттесняли друг от друга, а затем по одиночке расправлялись с ними. Битва на скале была такой яростной, что Феликс не сразу обратил внимание на корабль, а когда все-таки посмотрел на него, то с ужасом увидел, что на горящих мачтах были распяты несколько беловолосых воинов, среди которых был и Хьярти.

Но и это воспоминание продлилось не долго. Вода отступила от ног Феликса, и теперь все присутствующие оказались на том скалистом причале, усеянном трупами и обугленными досками. Сначала Феликсу показалось, что среди истерзанных тел нет выживших, но затем он увидел, как один из них пошевелился. Словно какой-то ужасный подземный зверь, вылезающий из своей темной норы, из кучи трупов выполз окровавленный Хольф. Видимо, его сильно ранили в бою, и он потерял сознание, а его товарищи, заметив это, накрыли его своими телами, когда стало ясно, что спастись им не удастся. Выбравшись наружу, он тут же схватил на руки первого попавшегося ему беловолосого воина.

— Вальмир! — закричал он, тряся бездыханное тело своего друга. Увидев, что тот уже давно мертв, Хольф, с лицом полным горечи и подступающих слез, схватился за другого гвиндорца. — Истир! Рерик!

Тут его взгляд пал на сгоревший корабль, который так и стоял, омываемый солеными волнами, задней частью наполовину уйдя под воду. Забравшись на деревянный нос судна, Хольф обвел глазами по обугленным доскам, а затем, упав на колени, осторожно, словно новорожденного ребенка, приподнял обгоревшее тело своего сына. Хьярти был почти неузнаваем из-за сильных ожогов, но Феликс понял, что это он, по татуировкам на правой руке, которые смогли уцелеть в огне. Великое горе потери отразилось на старом и испачканном копотью лице Хольфа, и он, закрыв глаза, прижал тело сына к себе. И тут случилось неожиданное. Глаза Хьярти приоткрылись, и он, из последних сил, поднял свою правую руку, схватившись за запястье отца. Почувствовав это, Хольф резко открыл глаза, и увидев, что сын еще жив, растерялся, не зная, как ему поступить.

— Хьярти! — закричал он, будто надеясь, что его слова смогут исцелить сына. — Хьярти!

Черный рот молодого никса открылся, и из него вылетел лишь невнятный хрип. Но все же Феликс смог расслышать в этих звуках несколько слов.

— Камень… камень… отнеси…

Хольф, казалось, совершенно не слышал его, и все продолжал, надрываясь звать сына, глаза которого уже завалились, а рука, сжимающее запястье отца, безвольно повисла в воздухе. Глядя на то, как старый никс рвет от горя свою бороду, Феликс перевел взгляд на настоящего Хольфа, и сочувственно посмотрел на его полное безмерной печали лицо.

А пока он это делал, воспоминание успело перемениться. Вода ушла, а под ногами всех присутствующих, словно по волшебству, выросла зеленая трава. Вокруг появились деревья, которые заслоняли собой закатные лучи солнца. Феликс очутился на опушке сумеречного леса, где ниже, около проселочной дороги, расположился чей-то лагерь. Феликс увидел около десятка человек, собравшихся вокруг костра, некоторые из которых были облачены в красные кольчуги с накидками Алгобсиса. Там же находилась и железная карета, похожая на имперскую кастеллу.

Пока Феликс рассматривал лагерь, рядом с ним в темных кустах что-то пошевелилось. Сначала он подумал, что это кто-то из его спутников, но потом вспомнил, что никто из них не может повлиять на окружающую обстановку, так как все это было лишь иллюзией. Подгоняемый любопытством, Феликс подошел чуть ближе, и когда он это сделал, то увидел, что в кустах прятался другой Хольф. На этот раз он был гораздо больше похож на настоящего, которого знал Феликс. Белые волосы были все испачканы в грязи, а когда-то ухоженные косы были наполовину распущены и спутались друг с другом. Одежда его тоже была вся порвана и испачкана, а сапоги так и вовсе отсутствовали. Единственным, что не было измазано в земле, были его серебряная корона и меч. Словно затаившийся зверь, он внимательно наблюдал за солдатами рядом с бронированной каретой. Просидев так пару минут, он наконец отошел в сторону, и начал возиться там с какой-то поклажей. Пройдя следом за ним, Феликс увидел тушу убитого волка, которого Хольф разделывал костяным ножом. Вспоров зверю горло, старый никс подставил к нему небольшую деревянную чашу, которая находилась рядом. Когда же кровь наполнила ее до краев, Хольф стал мазать ей лицо и лоб, бубня себе в бороду старые северные молитвы. Затем он снял корону, окунул ее в кровь, а потом снова надел себе на голову. После этого он выпил оставшуюся кровь из чаши, и та потекла по его бороде и шее, окрашивая ее в алый цвет.

Когда все нужные ритуалы были завершены, Хольф глубоко вздохнул и поднялся на ноги. И опять, словно крадущийся хищник, он стал медленно подбираться к лагерю, скрываясь в тенях. По пути он подобрал серый мешок, в котором что-то слабо шевелилось. Развязав его, он осторожно достал трех связанных зайцев, к шея которых были прикреплены колокольчики. Взяв их, он подобрался к другому кусту, где поднял с земли самодельный лук и несколько стрел, к которым так же были привязаны несколько звонких бубенцов. Еще Феликс увидел толстую веревку, измазанную в какой-то вязкой черной жиже, и которая уходила в разные стороны, огибая лагерь со всех сторон. Там же, спрятанные в мешке, лежало еще десяток факелов. Вытащив кресало, старый никс высек искру, и когда она попала на веревку, та тут же вспыхнула, и в одно мгновение весь лагерь пред ними оказался в плотном кольце огня и непроглядного черного дыма. В этот же момент Хольф обрезал ножом веревки у зайцев, и те сразу, звонко гремя колокольчиками, разбежались в разные стороны. Не теряя времени, Хольф стал поджигать факелы и кидать их во все стороны, создавая еще больше неразберихи и огненного хаоса, а после чего стал выпускать стрелы с колокольчиками, звон которых разносился над лагерем.

Эта внезапная атака возымела свой эффект, и растерянные солдаты тут же схватились за мечи и сбились в кучку рядом с железной каретой, встав спина к спине. По их сверкающим и ухоженным доспехам было ясно, что это не обычные рядовые солдаты, а какие-то элитные бойцы. Но какими бы искусными мечниками те не были, они не смогли дать достойный отпор тому дикому зверю, что ринулся в одиночку на всю толпу разом.

Прячась в удушливой дымовой завесе, Хольф подскочил к карете с другой стороны, и наклонившись, с громовым ревом, перевернул ее прямо на собравшихся по другую сторону воинов. Некоторые успели среагировать, но троих все же придавило тяжелой каретой. Пока остальные соображали где находится враг, Хольф уже успел зайти к одному из отбежавших воинов за спину, и вонзить в его тело меч. Увидев, наконец, своего противника, второй из врагов направился прямо на старого никса, но сделать так ничего и не смог. Сила сокрушительного удара Хольфа была настолько мощной, что противник просто не смог его выдержать, и лезвие его собственного меча, которым тот попытался заблокировать удар, вонзилось в его же собственное плечо. Казалось невероятным, что такой большой и уже не молодой воин как Хольф может так ловко передвигаться. Движения старого никса были настолько быстрыми, что казалось, будто он и вправду стал диким зверем, кровь которого он совсем недавно испил. Истошно ревя во всю глотку, он уклонялся от быстрых выпадов солдат, и умело выходил из окружения, раз за разом нанося смертельные ранения своим противникам, и используя дым как прикрытие. Стычка не продлилась и пяти минут, как все враги Хольфа были повержены. Старый никс тоже получил несколько слабых порезов на лице и руках, кровь из которых смешалась с кровью его жертв. Теперь Хольф выглядел словно восковая фигурка старого святого, которые часто продают рядом с храмами.

Весь облитый кровью, он подошел к перевернутой карете, и забравшись на нее, одним движением распахнул дверь. В этот момент из проема вырвался яркий свет, который ослепил всех присутствующих. Даже сквозь закрытые веки Феликс понял, что воспоминание вновь переменилось. Но когда он снова осмелился посмотреть, то увидел, что новая картина не охватила все пространство, как раньше. Он будто бы смотрел на отражение в воде, где теперь мелькали разные миражи. Феликс видел медленно бредущего по лесу всадника, к лошади которого была привязана грубо сколоченная повозка. Затем будто кто-то взбаламутил воду, и картинка изменилась. Теперь Хольф в одиночку, с помощью толстых цепей, тянул по белой пустыне замотанный в шкуры предмет. И снова миражи поменялись, показав маленькому никсу как Хольф, согнувшись в три погибели, несет скрижаль на спине, вступая по телам распластавшихся под ним окаменевших людей, рядом с источающим замогильный ужас обелиском. Из грязного рта старого воина шла белая пена, а выпученные глаза были налиты кровью. Было видно, что Хольф уже балансирует на грани сумасшествия, и Феликсу оставалось лишь восхититься его силе духа и тела. Возможно, в этом и кроется главная причина того, что Хольф так странно говорит, порой упоминая про себя в третьем лице, и беспричинно кривляется. Наверное, это тяжелое путешествие навсегда помутнило его разум.

Но вот окружающая тьма стала отступать, и новое воспоминание вновь стало охватывать все пространство. Теперь все увидели старого и грязного никса, который бежал через горящий город. Одежда его превратилась в рваные лохмотья, но корона и меч все еще были при нем. И только сейчас Феликс заметил, что в руках у него был Эльзир. Припомнив предыдущие воспоминания, маленький никс понял, что этот необычный меч с самого начала был у Хольфа. Но, кроме всего этого, за спиной старого никса был еще какой-то сверток, которого до этого не было.

— Что это, Хольф?! — тут же кинулся к старику Гелиос. — Это оно?! Это предмет, который ты создал?!

— Да. — нахмурив брови, угрюмо ответил Хольф, словно не хотел про это говорить. После чего он бросил быстрый взгляд на Ареля, который все еще выглядел поникшим, и сделал движение, которое выглядело как похлопывание самого себя по плечу. — Это был плащ Хольфа. Одежда-то изорвалась.

— Плащ. — завороженно повторил Гелиос, устремив радостный взгляд куда-то в пустоту.

— Вы сказали «был»? — Зено встревоженно посмотрела на Хольфа. — Что же с ним стало?

Услышав ее слова, Гелиос всполошился, и на его лице вновь появилось беспокойство.

— Ради бога, скажи, что он у тебя! Он ведь у тебя, Хольф?! — первый император посмотрел на спину никса, будто надеясь, что увидит там тот самый плащ. Но старик лишь отвел взгляд, а затем кивнул в сторону все еще мчавшегося по узким улочкам другого, более грязного и безумного себя.

Все взгляды снова устремились на мираж, и Феликс понял, что бежал Хольф вовсе не по жилым улочкам, а по охваченной огнем гавани. Непонятно, каким образом она загорелась, но Феликсу показалось, что сквозь испуганные крики людей и громкое дыхание старого никса он слышит отдаленные раскаты грома. Тогда же он увидел и тех, от кого так стремительно убегал Хольф. По меньшей мере десять бледнолицых фигур с нечеловеческой грацией бежали вслед за своей грязной жертвой, обнажив кривые клинки. Не обращая внимание ни на что, кроме как на убегающего прочь никса, они, в своих темных, похожих на шелка одеждах, напоминали мрачных призраков, способных пройти сквозь любые препятствия. Сами же видения тоже были странными, и как только преследователи со своей жертвой исчезали за очередным поворотом, то окружающая обстановка будто бы поворачивалась под другим углом, открывая всем присутствующим новый вид на погоню.

Вся эта стремительная беготня продлилось несколько минут, пока Хольф не достиг выложенного богатой плиткой причала, на котором уже во всю полыхали пришвартованные корабли. Увидев это зрелище, старый никс в отчаянии упал на колени, хотя Феликс так и не понял, на что тот надеялся. Вряд ли бы ему удалось спастись, даже если бы все корабли были целые. А тем временем черные призраки были еще на достаточно большом расстоянии от того места где остановился старый никс, и не увидели того, как Хольф, в порыве безумного отчаяния, взял в руки сверток, и засунув в него камень, метнул его в воду.

— Ты его выбросил?! — Феликс подумал, что Гелиос сейчас придушит Хольфа, но тот лишь яростно сжал кулаки, чтобы хоть как-то совладать с гневом.

— Вот уж действительно «был». — весело подметила Зено. Похоже, ее это не сильно расстроило. — Был, как говорится, да сплыл.

— По крайней мере мы теперь уверены, что он не достался врагу, господин Гелиос. — утешительно проговорил Декстер.

Гелиос хотел было что-то сказать, но смолк, когда увидел, как из темных проулков на свет выбежали зоарийцы. Первые из них тут же кинулись атаковать Хольфа, который двигался уже не так быстро, как во время нападения на отряд из Алгобсиса. Видимо, сил у него почти не осталось. И все же он смог убить двух, прежде чем кривой клинок вонзился в его живот, после чего все пространство вокруг моментально окутала непроглядная тьма.