— Теперь Владыки точно проклянут нас, и привяжут наши души к своим золотым колесницам, чтобы мы мучились, вспоминая свои грехи, когда они будут таскать нас по всем уголкам ада. — грустно проговорил Милу, шагая рядом с Феликсом. Он выглядел невероятно подавленным, и походил на преступника, смерившегося со своей безысходной участью и бредущего на виселицу. — Боги не простят нам убийства, которые мы сотворили с теми людьми. Преподобный был прав, я точно попаду в ад.
— Не говори ерунды. — хмуро ответил Феликс. И все-таки маленький вор был удивлен тому, как быстро Милу отошел от потрясения и смирился с происходящим. Самому Феликсу понадобилось гораздо больше времени, прежде чем его руки перестали трястись как у прожженного пьяницы. — Ты никого не убивал, да и в Книге Эрна сказано, что лишение жизни врагов Господа не является грехом.
С момента нападения зоарийцев прошло уже несколько часов, и сейчас Феликс вместе с Милу медленно брели по рассветным улочкам Меридиана, направляясь на окраину города, где находился трактир «Красный рог», в который Феликс и собирался пристроить Милу. Им пришлось потратить большую часть ночи чтобы избавиться от трупов, которые источали неприятный, въедающийся в одежду сильный запах дыма и железа. Даже после того, как Феликс смыл с себя всю черную кровь и поменял одежду, он все равно ощущал этот мерзкий запах у себя в носу. Но самое странное было то, что неожиданное нападение зоарийцев не вызвало у него ничего, кроме раздражающего гнева. Даже руки у него дрожали не от страха, а из-за того, что хотели сомкнуться на бледном горле этих проклятых созданий, посмевших так вероломно напасть на него. Феликс и сам не ожидал от себя такой воинственной злобы, но ничего не мог поделать с внезапно нахлынувшим чувством. Хепзиба же оказалась потрясена больше всех, и ей понадобилась помощь Камалладина, у которого, к счастью, имелись нужные успокаивающие порошки. Сам не понимая зачем, но Феликс оставался с ней до тех пор, пока дама не пришла в спокойное состояние, а затем, обменявшись своими мыслями по поводу этой ситуации, Феликс покинул кабинет безумного астролога, даже не взяв причитающуюся ему награду. Он еще до конца не решил, что ему делать дальше, но недавние события перевесили чашу весов в сторону опасного путешествия в Самсонскую пустыню. Возможно, всему виной эта внезапно появившаяся злоба, которая разогнала его кровь и придала уверенности. В любом случае сейчас он решил закончить дела с Милу, и отдать того на попечение своему знакомому трактирщику.
— А вы не боитесь, господин Феликс, что эти… эти злые люди опять нападут на нас? — шепотом спросил Милу, когда они вышли на торговую площадь, которая в утренние часы уже была переполнена снующим в разные стороны народом.
— Нет. — солгал Феликс. И заметив, что его слова не успокоили Милу, быстро добавил: — Если ты откроешь глаза, то увидишь, что тут на каждом шагу стоят стражники, которые смогут нас защитить, если вдруг случиться беда. Тебе уж, с твоими-то мускулами, бояться этих злодеев точно не стоит.
На это замечание Милу ничего не ответил, и Феликсу понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что мальчика рядом с ним нет. Оглядевшись, Феликс заметил его у небольшого прилавка, рассматривающего сверкающие побрякушки, которые были выставлены на витрине. Торговая площадь, на которой они сейчас находились, не была такой же большой, как Водный рынок, и все же даже тут можно было встретить множество любопытных вещей, которые могли удивить даже такого человека как Феликс. В основном, тут располагались небольшие лавочки и скрытые в темных проемах между зданий разномастные прилавки, в которых продавали контрабанду или предлагали свои услуги самозваные колдуны и гадалки.
— Смотрите, господин Феликс, как чудно. — заворожено улыбаясь, проговорил Милу, когда Феликс встал рядом, чтобы посмотреть, что же именно так заинтересовало мальчишку. Перед ним, на прилавке лежали прозрачные бутылки, внутри которых находились маленькие модельки кораблей и знаменитых имперских замков. — Интересно, как их туда засунули?
— Ну, видимо нашли маленьких рабочих, и они построили внутри бутылок эти сооружения. — пошутил Феликс, тоже рассматривая сверкающие в лучах утреннего солнца товары.
— Мне так никогда не суметь. — все еще излучая детское удивление, проговорил Милу. — Преподобный говорит, что я слаб умом, и поэтому мне нужно больше молиться Владыкам, чтобы они исправляли все ошибки, которые совершают мои руки.
— Дурак твой преподобный. — фыркнул Феликс. — Ты же совсем недавно мне жизнь спас, разве это не одно из самых великих деяний, которым каждый праведный релиморец вправе гордиться?
— Ну я же всего лишь толкнул того злого человека. — проговорил Милу, с непониманием посмотрев на Феликса. — Это же совсем не важный поступок.
— Тем не менее он спас мне жизнь. Не все великие деяния должны иметь сложный выбор и структуру. Как и не все корабли, которыми ты сейчас так восхищаешься, умеют плавать.
— Эти корабли не плавают? — озадаченно проговорил Милу, и его удивленный взгляд вновь устремился на прилавок.
Феликс рассмеялся такой детской реакции.
— Пойдем, — весело проговорил он, по-доброму хлопнув Милу по спине, — посмотрим на настоящие корабли, а не на эти подделки. Тут как раз рядом штаб Железных Масок, из которого они отплывают в экспедиции. Уверен, их корабли куда более интересные, чем эти стекляшки.
Когда Феликс уже собирался отойти от прилавка, его взгляд скользнул по темному проему, в которых обычно располагались лавочки с менее добродушными продавцами и куда более опасными вещами, нежели обычные побрякушки. Тогда, среди пыльных кувшинов и кривых тележек, Феликс заметил гадалку, которая склонилась над железной чашей, испускающей клубы черного дыма. В какой-то момент плотная дымовая завеса, словно шаль, накрыла морщинистое лицо старухи, и Феликс увидел сквозь эту дымку золотые глаза, пронзительно смотрящие прямо на него. Это вызвало в его памяти какое-то смутное воспоминание, словно камень, брошенный в воду, и создающий небольшие волны. Воспоминание было столь далеким и глубоким, что Феликс не был даже уверен, принадлежало ли оно ему, или он просто надумал его, вообразив его в своей голове. Тем не менее ему стало казаться, что это воспоминание очень важно для него, и он сам не заметил, как подошел к старой женщине, которая, как Феликс и предполагал, не сводила с него своих глаз. Ошибся он лишь в их цвете, и зрачки оказались не золотыми, а зелеными.
— Никуда не уходи. — бросил он через спину, обращаясь к Милу, а затем снова перевел взгляд на гадалку.
— Готовишься к путешествию. — прохрипела старуха, и по ее интонации Феликс догадался, что это был не вопрос, а утверждение. — Звезды и кости располагают к началу пути.
Ее голос прозвучал гулко, словно доносился из глубокого дупла старого дерева. В любой другой ситуации Феликс бы прошел мимо, но мысли и неясные воспоминания, которые были потревожены гадалкой, раззадорили его интерес, и он решил послушать, что же еще скажет ему эта костлявая мошенница. За клубами черного дыма он разглядел странные обрывистые движения головы старухи, которые отдавали чем-то птичьим. Ее голос, словно скрип ржавых петель, проникал в его уши, и оседал в черепе, будто тяжелый песок, принесенный пустынными ветрами.
— Держи путь к началу восхода и заката, туда, где рождается солнце и умирает луна. — продолжила скрипеть старуха. — Через земли вечных тиранов и неживых королей. Сквозь вечнозеленые равнины М’нур и хищные леса Зерзуллы. Через царство звезд и покрытые слезами леса Унхэльсин. Сквозь боль Алгобсиса! Туда, где светит Звезда Короля-Ворона!
Феликс зачарованно слушал старуху словно в каком-то полусне, который обычно наступает в перед самым пробуждением. Его мысли путались из-за незнакомых названий и назойливого скрипучего голоса старухи, который раздражал его слух и, казалось, доставал до самого мозга. Ему стало казаться, будто он теряет способность соображать, как человек, которого разбудили посреди ночи и заставили решать сложные задачки. Едкий дым из чаши добрался до его ноздрей, и противный горелый запах еще сильнее затуманил его разум. Он чувствовал, будто проваливается в глубокую темную яму, у которой нет дна. Маленький переулок вытянулся и сомкнулся над его головой, заслонив небо и погрузив все окружающее во тьму.
Нахлынувшие тени стерли разум маленького вора, но лишь на короткий миг. Всего несколько ударов сердца Феликс не осознавал себя, и его душа будто бы отделилась от смертного тела. Он забыл где он, и как сюда попал. Он даже забыл собственное имя. Но затем яркая вспышка вернула все на место. Новые воспоминания влились в его голову, смешавшись с остатками мыслей и вопросов, на которых он уже не ожидал получить ответа. Но эти воспоминания были не теми, которые он хотел заполучить. Старая гадалка, растерянный Милу и утренний город расплывались, словно остатки неважного сна, заменяясь другими, теми, что дремали на дне его памяти. Он словно очутился по другую сторону зеркала, где сон стал явью, а реальная жизнь растворилась в туманах забвения.
Феликс вдруг вспомнил об молодом Арке, и как тот нашел сверкающий меч. Как он вел армию гордых ферасийцев, в стремлении разбить несметные войска ашурийцев, облаченных в жуткие железные доспехи. Феликс вспомнил как изменился первый претор юга, когда заполучил меч, превратившись из худого мальчишки в стройного юношу с длинной повязкой на левом глазу. И последнее воспоминание, которое загорелось, словно путеводная звезда перед его взором, было то, как Арка ведут несколько ашурийцев, закованного в тяжелые цепи и опустившего голову в горестном поражении.
Стремительно проплыв перед его глазами, эти воспоминания плотно закрепились в его памяти. Осознав их, Феликс понял, что уже не чувствует того беспокойства, которое охватило его, когда все вокруг поглотила тьма и он упал в опустошающие разум объятия забвения. Да и сами тени начали отступать, и теперь он отчетливо мог рассмотреть отличающуюся очень большими размерами площадь, наполненную гомонящим народом и издающими разные звуки животными. То, что это не Меридиан, было ясно сразу. Небо над головой было затянуто тяжелыми стальными тучами, а здания, которые окружали площадь, были выполнены из белого мрамора, а многие из них к тому же были обтянуты невесомым черным полотном, похожим на шелк, который плавно двигался, подобно воде. Это удивляло и завораживало воображение Феликса, который никогда прежде не видел, чтобы такие высокие здания накрывали тканью, и не понимал, зачем вообще нужно было это делать. Разглядывая площадь, он невольно подумал об одном из священных таинств релиморской церкви, когда зеркала в доме умершего так же накрывали плотной тканью, только не черной, а красной. Те же здания, что еще оставались видны, так же поражали своей непривычной и красивой архитектурой, в которой сочетались плавные линии и богатая лепнина. Жители также сильно отличались от мередианцев. Многие, хоть и были облачены в богатые сутаны и изысканные платья, не были такими же яркими и легкими, в какие обычно облачались жители южной провинции. Они были громоздкими, расшитые золотом и драгоценными камнями, которые, при всем своем богатстве, не радовали глаз своими переливающимися цветами, а скорее наводили мрачное восхищение, которое обычно возникает при виде сверкающего клинка, обагренного кровью. Так же Феликс отметил, что многие из людей имели тот самый бледный оттенок кожи, а лица их были красивыми и молодыми. Все вокруг было чужеродным, притягивающим взгляд и одновременно отталкивающим. Архитектура города имела непривычные, искаженные черты, которые одновременно пугали и восхищали, словно талантливые мазки кистью сумасшедшего художника.
Разглядывая незнакомое ему место, Феликс обратил внимание на центр круглой площади, где находилась каменная сцена, которая на фоне гладкого мраморного города выделялась своими грубыми и первобытными формами. И только сейчас до Феликса дошло, что это был вовсе не обычный помост, а настоящий каменный эшафот. Как и все остальные строения в городе он отдавал некой потусторонней красотой, и все же Феликсу показалось, что это сооружение во много раз древнее самого города, который, при всей его чистоте и плавном изяществе, так же источал необъяснимое древнее наследие. По бокам огрубелого помоста шли витиеватые золотые узоры, а в нижней части имелись желоба, без сомнений, предназначенные для стекающей крови. Присмотревшись повнимательней, Феликс понял, что казни здесь проводились с завидной регулярностью, так как весь камень был пропитан засохшей кровью, с которой, как видно, не справлялись желоба. Вся эта сцена напоминала больше место для колдовских практик, нежели обычное место казни.
Феликс вновь посмотрел на людей, которых здесь было так много, что некоторым приходилось ждать по несколько минут, чтобы протиснуться в другой конец площади. Многие с нетерпением смотрели на каменный помост, другие же, воспользовавшись таким скоплением народа, громко предлагали свои экзотические товары, которые были развешаны на железных повозках или расположены прямо на спинах вьючных животных. Торговцы, в основном, были не бледнолицые, а их загорелые лица больше напоминали ашурийцев. Площадь была погружена в повседневный гам, который обычно можно было встретить на любом приличном рынке какого-нибудь крупного города. И все же, сомневаться не приходилось, все эти люди собрались здесь чтобы увидеть смертельное представление, которое вот-вот должно было разыграться на каменной сцене.
И действительно, не прошло и пяти минут, как из гомонящей толпы на эшафот поднялся мрачный палач с огромным двуручным топором, напоминающим полумесяц, причем лезвие было расположено вогнутой частью к древку. Он был облачен в странные латы, напоминающие длинные одежды священников. Железная юбка была очень гибкая и сделанная из какого-то шершавого эластичного сплава, который при движениях издавал неприятный скрежет. А на голове у палача имелся пирамидальный шлем, похожий на железный птичий клюв. Чтобы лучше его рассмотреть, Феликс прошел сквозь толпу и тоже поднялся на помост. Он вспомнил, что все это сон, и что все действия никак не смогут ему навредить.
Пока он шел, на сцену взошли еще несколько необычных людей. Все они были одеты в белоснежные монашеские платья с длинными тканевыми капюшонами, полностью скрывающие их головы. Феликс сразу же вспомнил цепных ведьм, которые тоже покрывали свои головы белыми саванами в знак отказа от прежней жизни. Но в отличие от белланийских воительниц, эти люди явно не были такими же умелыми бойцами, хотя, как показалось Феликсу, они, как и ведьмы, тоже имели отношение к какой-то строгой религии. Медленно передвигаясь, каждый из них нес в руках тяжелый валун, которые, как и сама сцена, были испещрены вырезанными на них узорами. А один из этих монахов нес еще и небольшую клетку, которая тоже была укрыта белой тканью. Уместив свою ношу на середине помоста, странные монахи удалились, и Феликс снова перевел взгляд на внушающего страх палача. Вблизи он казался еще более грозным и пугающим. Как и положено человеку его профессии, он имел сильное тело и высокий, даже по меркам северян, рост. Его доспехи, как и сам помост, казались очень древними и преисполненными мрачного величия. Смазанные маслом, они отражали тусклые лучи солнца, пробивающиеся сквозь затянутое серыми тучами небо.
Феликс так был заинтересован необычным видом палача, что не заметил, как на сцену поднялись еще люди. Он увидел их лишь тогда, когда на него упала большая тень от их необычной и пугающей ноши. Около дюжины человек, таких худых, что можно было сосчитать все их выпирающие ребра, несли на плечах каменный гроб, одного вида которого было достаточно, чтобы в течении долгого времени страдать от ночных кошмаров. Феликс и сам не понимал, что именно его напугало в этом грубо вырезанном саркофаге, но тем не менее он чувствовал неотвратимо злую силу, исходящую от этого страшного предмета. Многие жители, в основном это были люди с обычной кожей, тоже явно испугались этого древнего гроба, а некоторые даже затаили дыхание, будто оказались в кустах рядом с голодным хищником, который может в любой момент учуять их страх.
Прошагав по сцене, костлявые носильщики, на которых были лишь грязные набедренные повязки, установили гроб позади палача, а затем опустились на колени, приняв молитвенные позы. Каждый из них был прикован толстой цепью, которая тянулась от их тонкой шеи к тяжелой крышке саркофага. Повернув свою птичью маску в сторону гроба, видимо, для того, чтобы убедиться, что все приготовления завершены, палач поднял вверх свою закованную в железо ладонь, и в это же мгновения все разговоры на площади мигом стихли. Даже животные, которые до этого разбавляли людскую речь своими протяжными звуками, смолкли, и лишь время от времени можно было уловить еле слышное блеянье или постукивание копыт о белую брусчатку. Город застыл в ожидании казни.
Оглядываясь по сторонам, Феликс, наконец, увидел то, что и ожидал. Небольшой отряд крепких воинов толкал к помосту огромную железную клетку на колесах, в которой сидели несколько пленников. И только когда их стали выводить наружу, Феликс заметил, что каждый из них в два раза больше обычного человека, и лишь последний приговоренный был нормального роста. Арк Лайстунг практически не изменился с того момента, когда Феликс видел его в последний раз. Он был все еще в сильной физической форме, и все так же смотрел на собравшихся людей ненавистным взглядом. Разница была лишь в пробившейся темной бородке и в повязке на глазу, которая на этот раз отсутствовала. Его левый глаз ничем не отличался от правого, не было даже шрама или какой-либо другой раны, и было непонятно, зачем он вообще ее носил.
Совершенно не глядя себе под ноги, Арк шагал вслед за худым ферасийцем, ориентируясь лишь по натянутой цепи, которой были скованны между собой пленники. Его взгляд был направлен на собравшихся горожан, и в нем читалось лишь глубокое призрение и ненависть. Пройдясь глазами по головам зевак, Арк поднял взгляд на хмурое небо, словно стараясь разглядеть что-то сквозь тяжелые тучи. Феликс тоже поднял голову, и ему даже показалось, будто среди серой массы облаков и вправду промелькнула какая-то быстрая тень, очертаниями напоминающая птицу, но при этом невероятных, исполинских размеров.
Когда же Феликс опустил взгляд вниз, то увидел, что приговоренных подвели к жутким валунам, которые до этого вынесли белые монахи. Воины, которые сопровождали пленников, начали ставить тех на колени, а затем продевать цепи, которыми были скованны их тела, сквозь металлические звенья, вделанные в эшафот. Таким образом каждый пленник был прикован к каменному полу, а их головы теперь покоились на валунах, что в свою очередь раскрывало истинное предназначение этих предметов. Неровные камни со странными письменами служили в качестве плах.
Когда все приготовления были закончены, и стражники ушли со сцены, палач перехватил свой огромный вогнутый топор одной рукой, и вытянув ее вперед, направил оружие в небо, будто бросая ему вызов. Феликс ожидал, что на эшафот выйдет судья или глашатай, который зачитает приговор, или может быть местный священник, чтобы объявить приговоренных пособниками зла, но, похоже, все обвинения уже были давно сказаны, и слова больше не имели никакого смысла.
Закончив свой непонятный ритуал, палач взял топор двумя руками, и направился к первому ферасийцу. Не дожидаясь какого-либо знака о начале казни, и не проронив ни одного слова, палач занес свой топор, а затем, в полной тишине, уронил острое лезвие на шею великана. Хоть Феликс раньше никогда и не присутствовал на казнях, но он много раз видел, как инквизиторы Ярички наказывали преступников розгами, и все происходящее сейчас имело мало общего с публичными представлениями, которые были призваны развлечь, и в то же время запугать толпу. На лицах присутствующих людей с бледной кожей не было восторженной радости, да и страх, по больше части, был виден лишь в глазах некоторых молодых женщин и детей. В большинстве же люди смотрели равнодушно, словно это было частью их повседневной рутины, как дождь или поход на рынок.
Тем временем палач пододвинул обезглавленное тело таким образом, чтобы кровь стекала в желобки. Маленькие алые ручейки стали течь по стенам эшафота, заполняя вырезанные письмена, и начиная источать какой-то запредельный красный свет, будто солнечные лучи проходили сквозь драгоценный рубин.
Пока кровь заполняла эшафот, палач подошел ко второму пленнику, и Феликс поразился холодной выдержке приговоренных к смерти воинов. В их глазах не было ни страха, ни обреченности, и в них читалась лишь уверенность и непокорность. Когда палач вновь занес свой кривой топор, позади Феликса раздался странный звук, похожий на глухой скрежет камней. Обернувшись, маленький вор заметил, что крышка странного гроба немного сдвинулась вбок. Пока он с недоумением смотрел на молящихся рядом с саркофагом людей, стараясь понять, не они ли сдвинули ее, палач уже казнил второго ферасийца. Как только тело великана сползло с камня, Феликс снова услышал скребущий звук трущихся друг о друга камней. Теперь он точно увидел, как крышка старого саркофага некоторое время дрожала, будто кто-то был заперт внутри и предпринял очередную слабую попытку выбраться наружу. И хоть чувства Феликса сейчас находились в необъяснимой гармонии и спокойствии, он не смог подавить промелькнувший в его сердце леденящий страх, при мысли о том, что же могло скрываться под этой тяжелой каменной плитой. В какой-то момент ему даже захотелось убраться подальше от этой наводящей ужас сцены, но тут он вспомнил, что все это всего лишь сон, и любопытство с новой силой разгорелось в его сердце.
Отойдя в другой конец эшафота, подальше от проклятого саркофага, Феликс стал наблюдать как палач расправляется с очередным заключенным. После казни третьей жертвы крышка гроба уже задрожала с удвоенной силой, будто внутри разразилась сильная буря, которая угрожала вот-вот вырваться наружу. Когда очередная голова покатилась по окровавленному полу, уже весь гроб зашелся в бешенной тряске. А когда пятый пленник был принесен в жертву, каменный саркофаг оторвался от земли и повис в воздухе, удерживаемый натянутыми цепями, которые были прикреплены к худым шеям молящихся носильщиков. Теперь было отчетливо слышно, как внутри гроба что-то вертится и бьется о внутренние стенки, в тщетных попытках вырваться из своего заточения. Вместе с этим Феликс услышал еле уловимые напевы, которые издавал приятный женский голос. Прислушавшись повнимательнее, он понял, что слова исходят из небольшой, накрытой тканью клетки, которую принес на помост один из монахов. Феликс совсем забыл про нее, так как клетка стояла у самого края, и не привлекала к себе особого внимания, будто и вовсе была принесена сюда по ошибке. Вслушиваясь в мелодичные напевы, которые были похоже на голос молодой женщины, Феликс задавался вопросом, как в такой маленькой клетке, которая была лишь в половину его роста, могла уместиться взрослая женщина? А пока он над этим думал, каменный гроб продолжал дергаться в воздухе, удерживаемый толстыми цепями, словно дикий зверь на привязи. Спустя несколько секунд гроб вспыхнул белым пламенем, длинные языки которого двигались в разы медленнее обычного.
Глядя на пылающий в воздухе гроб, Феликс невольно заметил промелькнувшую в серых тучах тень. На этот раз это была тень огромного раскачивающегося колокола, который, тем не менее, не издавал ни единого звука. Несколько раз лениво качнувшись из стороны в сторону над головами изумленных горожан, колокол растворился в серых небесах, словно капля чернил в мутной воде. И пока мрачные лица всех жителей были направленны на небо, грозный палач расправился с предпоследней жертвой. В живых оставался лишь прикованный к полу Арк.
Наблюдая, как облитый кровью палач медленно подходит к последней жертве, Феликс не мог поверить в то, что сейчас должно было произойти. С огромного лезвия топора потоками лилась кровь, и Феликсу даже показалось, что ее куда больше, чем следовало быть, будто с оружия лилась кровь всех его предыдущих жертв. Когда тень неотвратимой смерти повисла над Арком, на Феликса накатила волна нестерпимого ужаса, будто внезапно открылась дверь, впустив ледяную стужу в теплое помещение. Но это был не страх смерти, а гораздо хуже. Это был страх вечного забвения и горя, сулящего лишь бесконечную пустоту за пределами смертного мира. Он исходил от гроба, из которого теперь выливалась какая-то черная жидкость, похожая на кровь. До конца не осознавая происходящее, Феликс помчался прочь от ужасного места, словно от быстро надвигающегося неотвратимого пожара. Пробегая сквозь горожан, он стремился убежать, спрятаться, забиться в темный угол, только бы не видеть того, что должно было появиться, когда крышка гроба будет сорвана. Спеша спастись, Феликс чувствовал, как его ноги погружаются в вязкую теплую жидкость. Кровь, которая текла с эшафота, теперь заполнила всю площадь, и было совершенно непонятно, как столько много жидкости могло вытечь из шести трупов. Когда же кровь достигла его колен, и стало трудно передвигать ногами, Феликс не удержался, и бросил взгляд на каменный помост.
Палач все еще держал занесенный топор над головой Арка, а за его спиной тяжелая плита саркофага уже еле держалась на своем месте. Одна из цепей была сорвана, а труп носильщика, к которому она была прикована, лежал рядом с переломанной шеей. Когда же крышка в очередной раз приподнялась, Феликс увидел под ней промелькнувшие черные перья и длинный птичий клюв, покрытый золотом. Терзающий сердце страх снова сжал его ледяной хваткой, и Феликс зажмурился, так и не увидев, как искривленный топор упал на шею Арка.
За место тьмы, которая должна была прийти после того, как он закрыл глаза, Феликс снова увидел длинный скалистый коридор с каменными фресками и черной рекой. Вместе с этим пришло и понимание, что глаза его все еще открыты, а он теперь безмятежно плывет вдоль вырубленного в камне канала. Но теперь Феликс плыл не на спине, как раньше, а находился в деревянной лодке, на носу которой располагался старый фонарь, источающий холодный голубоватый свет. Мысли о том, что он убрался подальше от того страшного места с парящим саркофагом, успокоили его бешено колотившееся сердце. Немного отдышавшись, Феликс стал осматриваться по сторонам, чтобы решить, что теперь делать. Ему вдруг пришла в голову мысль сойти с лодки, но в тоже время он понимал, что лучше оставаться на месте, ведь света на берегу не было, а снять единственный фонарь с носа лодки у него не получилось. Время от времени он проплывал мимо темных проходов, в которых находились комнаты. Иногда это были холодные и наводящие тоску казематы с грубыми спальными местами, высеченными в стенах; иногда монашеские кельи, со множеством заплывших свечей и сгорбленными фигурами священников, которые читали охриплыми голосами тихие неразборчивые молитвы. А один раз он увидел в проходе величественный актовый зал, такой яркий, что его золотой свет ненадолго ослепил Феликса, и ему пришлось несколько секунд поморгать и протереть глаза, чтобы вновь привыкнуть холодному свету лодочного фонаря. Когда он это сделал, то комната пропала, а за место нее осталась лишь голая скалистая стена.
Через некоторое время река сделала крутой поворот, и Феликс обнаружил, что его лодка уперлась в тупик. Перед ним была ровная, ничем не выделяющаяся стена, если не считать гладкого рисунка, изображенного на специально подготовленной поверхности, похожей на кирпичную стену с желтоватой штукатуркой. По стилю рисунок напомнил Феликсу изображения, которые можно было увидеть на древних церковных фресках и картинках в святых писаниях. На рисунке был изображен грубый профиль бородатого мужчины, прикованного цепями к еще двум другим высоким людям. Из-за того, что свет был очень тусклым, Феликс не мог разглядеть лица этих людей, и поэтому немного наклонился вперед, в надежде, что под другим углом у него получится их рассмотреть. Но как только его руки коснулись рисунка, он почувствовал, как маленькая лодка под его ногами резко пошла ко дну. Руки среагировали быстрее, чем мозг успел все осознать, и Феликс успел ухватиться за небольшую выпуклость, которая была в стене. Повиснув над черной рекой, Феликс увидел, что свет вокруг стал более теплым и мягким, будто в пещеру откуда-то пробилось утреннее солнце. Как только он об этом подумал, то тут же осознал, что уже не висит, а лежит на горизонтальной поверхности. Рисунок вдруг потерял свои четкие очертания, превратившись в потертую мозаику из грязной разноцветной плитки. Несколько секунд Феликс лежал, пытаясь осознать происходящее, а затем, прямо около его головы, опустилась большая волосатая нога. Посмотрев наверх, Феликс увидел, что над ним навис какой-то мужчина, который, как и следовало ожидать, смотрел перед собой, и совершенно не замечал распластавшегося у его ног маленького человечка.
Поднявшись на ноги, Феликс смог лучше осмотреть помещение, в котором он внезапно очутился. Сейчас он находился в просторной квадратной комнате, сильно напоминающей имперские бани с их мозаичными стенками и похожими на высокие ступени скамейками. Такое впечатление дополняли и маленькие окна, которые находились у самого потолка, что в свою очередь говорило о том, что помещение находилось под землей, так как через них была видна выложенная желтыми камнями дорога и пробивающиеся в комнату яркие лучи солнца. На этом сходство с банями заканчивалось, так как на маленьких окнах, за место красивых витражей, Феликс увидел грубые решетки, а само помещение было грязным и затхлым. Кое где на стенах были видны пятна крови, повсюду была разбросана старая солома и какие-то тряпки, а посередине комнаты располагался небольшой очаг, едкий дым от которого выходил сквозь прутья решеток на окнах.
Пока Феликс осматривал помещение, мужчина, который стоял рядом с ним, отошел в другой конец комнаты, и усевшись на каменные скамейки, принялся что-то вертеть у себя в руках. Теперь, когда Феликс привык к полумраку помещения, он сумел разглядеть еще несколько силуэтов людей, большинство из которых, так же, как и мужчина, сидели на высоких помостах, словно курицы на насестах.
Подойдя к ближайшей фигуре, Феликс без промедления признал в ней Арка. Первый претор теперь выглядел точь-в-точь таким, каким он изображался на многочисленных статуях и рисунках, которые можно было увидеть по всей империи. Средних лет мужчина, не высокий, но и не низкий, он мог бы стать идеальной моделью для скульптора, решившего слепить статую типичного солдата. Тело Арка теперь было еще сильнее развито, а на выпирающих мышцах появились еще более глубокие и уродливые шрамы. Но самым заметным был шрам, который огибал его крепкую шею. Он был грубым, похожий на работу неумелого портного, по пьяни взявшегося за иглу. Изменилось и лицо воина, которое теперь было более угловатым, с квадратной челюстью и небольшой бородой. Темные волосы были коротко подстрижены, и на них был надет железный обруч. Одежда же на нем была свободной, как и у того мужчины, который недавно стоял около Феликса, и походила на невзрачную тунику, а на ногах были надеты сандалии. Другие люди, которые сидели рядом с Арком, тоже были одеты в одинаковые поношенные и грязные туники. Все это навело Феликса на мысль, что первый претор Стелларии все еще находится в плену у ашурийцев. Только вот непонятно, как ему удалось выжить? Может быть палач решил не убивать свою последнюю жертву? Но почему-то Феликсу в это мало верилось, особенно когда он увидел безобразный шрам на шее у Арка.
Пока он раздумывал, одна из неясных фигур, которые можно было увидеть сквозь поднимающийся к решеткам дым, встала на ноги, а затем, пройдя несколько шагов, упала, и Феликс отчетливо услышал звон цепей, за которым тут же последовал негромкий детский вскрик.
— Сколько можно! Сиди на месте, мелкая дура! — злобно прорычал бородатый мужчина, который недавно стоял около Феликса. — И чего твои ноги все не уймутся? И как только земля выдерживает такую недотепу как ты? О милостивые боги, ну куда ты опять собралась?
Фигура, которая была ростом не меньше Арка, уже успела подняться на ноги, и снова по-детски всхлипнув, посеменила в другой конец комнаты, где находилась железная дверь. Схватившись за ручку, она потянула ее на себя, но дверь не поддалась.
— Успокойся, дуреха. — пригрозил бородатый мужчина, и поднявшись на ноги, направился к двери. — Тебе так не терпится отдать свою жизнь?
Пройдя вместе с мужчиной, Феликс увидел, как фигура у двери сжалась в комок, но все еще не выпускала из рук железную ручку. Сначала Феликс подумал, что это взрослая девушка, но как только подошел достаточно близко, чтобы рассмотреть ее лицо, понял, что перед ним сидит совсем еще ребенок. Если судить по ее испуганному лицу, то ей было не больше восьми — девяти лет, но вот только ее большой рост вводил в заблуждение. Догадаться было не сложно, что перед ним сидела ферасийка.
— Ну и чего ты собралась делать? — нахмурив брови, спросил мужчина. Он был обычного роста, и если бы его лицо размалевать узорчатыми татуировками, то он без труда смог бы сойти за никса.
Услышав недовольный голос мужчины, девочка резко отпустила дверь, и накрыла голову руками, словно боясь, что тот сейчас ее ударит. Снова послышался звон металла, и Феликс только сейчас увидел, что мужчина и девочка были скованны одной длинной цепью. Заметив ее испуганный жест, глаза мужчины на секунду смягчились, а затем вновь наполнились ворчливой угрюмостью, которая обычно бывает у стариков, отчитывающих молодежь за их разгульное поведение.
— Если боги, кроме твоего роста, не наделили тебя какими-нибудь небесными силами, которые могли бы помочь нам выбраться отсюда, то лучше больше не совершай такие глупые поступки, как ты сделала сейчас, девочка. А если бы стража увидела это?
Но девочка, казалось, не слушала его, и хоть мужчина говорил не так уж и громко, она при каждом его слове резко вздрагивала, закрывая голову руками, будто получала удар плетью. За звоном цепей можно было уловить, как она тихо плачет.
Увидев, что обычными словами ему ничего не добиться, мужчина наклонился, и с неожиданной силой, легко поднял большую девочку, а затем поставил ее на ноги.
— Как тебя хоть звать? — поинтересовался он, уже более добрым тоном, хотя и с примесью грубого хрипа, который можно услышать у заядлых пьянчуг.
Девочка что-то еле прошептала губами, а затем вновь загородилась руками от невидимой опасности.
— Что ты там прокурлыкала? — подставив мозолистую ладонь к уху, переспросил мужчина. — Как, говоришь, зовут?
Но в ответ девочка лишь снова всхлипнула.
— Оставь ее, Скали. — раздался позади ровный и спокойный голос Арка. — Не видишь, что ей и так плохо, а еще, понимаешь, тут какой-то немытый пес ей в няньки записывается.
— А чего это она нас подставляет. И я не пес! — возмущенно проговорил Скали, а затем, поджав губы, снова посмотрел на девочку. — Ладно, дуреха, иди, вон, сядь туда. Не бойся, тут тебя никто не обидит. Поняла, дуреха. Точно! Буду звать тебя Дуреха, раз уж ты не можешь совладать со своим языком, и рассказать нам, как тебя назвали родители.
Еще раз всхлипнув, девочка быстро посеменила к тому месту, на которое указал Скали. Проводив ее недовольным взглядом, бородатый мужчина повернулся и посмотрел на железную дверь. Несколько секунд он глядел на нее, злобно сдвинув брови, а затем плюнув на железную обшивку, повернулся и направился к своему месту. Другие люди, которые в дыму казались мутными тенями, проводили его взглядом. Сейчас, когда Феликс смог к ним лучше присмотреться, он понял, что большинство из них такие же дети ферасийцев, как и маленькая Дуреха. И лишь несколько взрослых мужчин, которые не были ферасийцами, смотрели на все происходящее равнодушными взглядами смерившихся со своей участью рабов. Все они были одеты одинаково, а у некоторых в руках имелось ржавое оружие, которое они смазывали маслом и точили о шершавые точильные камни. Как и Скали, все взрослые мужчины были соединены длинными цепями с одним или двумя детьми-великанами.
— Повезло тебе, с твоими-то парнями. — хрипло проворчал Скали, глядя на Арка. Сейчас, когда из ближайшего решетчатого проема на него падали яркие лучи солнца, Феликс заметил, что Скали совсем не такой уж и старый, каким он показался изначально. Это был жилистый мужчина, примерно одного с Феликсом возраста. У него был длинный нос, впалые щеки и хитрые глаза. Возраста же ему придавала нечесаная борода.
— О чем это ты? — непонимающе переспросил Арк нахмурив черные брови.
— Будто не понял. Вон, о этих вот двух, что с тобой рядом. Боги дали им крепкие руки и быстрый ум, не то что этой Дурехе. — он кивком указал на поджавшую под себя ноги девочку. — Судьба небрежно со мной поступила, приковав меня к этой девчонке. И что я такого совершил, чтобы меня так мучать, а?
Арк бросил взгляд на испуганную Дуреху, а затем опустил голову и принялся точить меч, который до этого лежал рядом с ним.
— Если будем действовать сообща, то сможем выжить. — угрюмо пробормотал он, и с еще большим остервенеем принялся водить камнем о лезвие. — Осталось выдержать пять дней. Не разбегайтесь, если хотите выжить! — последние слова, как понял Феликс, были адресованы всем, кто находился в комнате. Несколько теней, за пеленой густого дыма, уверенно кивнули, но большинство просто испуганно переглянулись.
Сейчас дым скрыл почти всех людей, и даже Арк стал растворяться в его серых объятиях. Феликсу стало казаться, что так не должно быть, но, когда он успел хоть что-то решить, широкая комната полностью погрузилась в непроглядную дымку, и было слышно лишь звук точильных камней да приглушенный звон цепей, который время от времени смешивался с далеким журчанием воды. Но дым продержался совсем недолго. Буквально через несколько секунд он растаял, и Феликс увидел, что теперь он находится в новом месте.
Это была небольшая арена, которая по размерам напоминала больше загон для мелкого скота, чем турнирное поле. От одного конца до другого было не больше двадцати шагов, а по бокам высились каменные трибуны с восседающими на них зрителями. И хоть площадка была довольно маленькая, она явно предназначалась для каких-то торжественных мероприятий. Камень, из которого она была сделана, был искусно отшлифован и напоминал малахит, а богато одетые зрители явно были из верхних слоев общества. Рядом с некоторыми из них стояли чисто одетые рабы с подносами, на которых покоились горы фруктов и другие изысканные деликатесы. На лицах многих из господ читалось веселое ожидание, смешанное с надменным высокомерием.
Увлеченный разглядыванием трибун, Феликс в скором времени увидел, как на арену вышла группа рабов. Это был Арк и другие люди, которых он видел в задымленной комнате. Все они, как и раньше, были скованны цепями друг с другом, и выглядели очень настороженными. Где-то цепи сковывали по двое, где-то по трое. Скали стоял позади Арка, и от его шеи тянулась длинная стальная цепь к тонкой шее Дурехи. Сам же Арк был скован сразу с двумя детьми, которые оказались двойняшками — мальчик и девочка. У них были одинаковые темные волосы, и крючковатые носы, похожие на орлиный клюв. А еще они были немного старше Дурехи, и обоим нельзя было дать больше тринадцати лет. И, как и у Арка, в их глазах читалась упрямая озлобленность и холодная решимость. Если бы не их молодые лица, то можно было бы подумать, что перед Феликсом стоят два прошедших бесчисленные сражения воина, которые видели смерть и не страшились ее принять. И в отличии от Скали и Дурехи, эти трое были соединены цепями по рукам и ногам. Левая рука и нога мальчика были соединены с правыми конечностями Арка, так же, как и правая рука и нога девочки соединена с левой стороной взрослого воина. Помимо этого, почти у каждого раба было какое-нибудь оружие или щит. У Скали был длинный топор, а Дуреха испуганно сжимала в руках ростовой щит, обшитый железными полосками для прочности, который, впрочем, уже был испещрен глубокими вмятинами и проколами в нескольких местах. Двойняшки же более уверенно держали в руках свое оружие, что еще сильнее делало их похожими на искусных бойцов. У девочки был круглый кожаный щит, а у мальчика длинное зазубренное копье с наконечником, который был сделан из кости. У остальных людей тоже было потасканное оружие, вид которого говорил о том, что оно уже прошло немало сражений. Безоружным был лишь Арк. И это было не удивительно, если учесть, что все его руки и ноги были соединены с двойняшками.
Как только эта группа людей вышла на середину арены, опасливо прижимаясь друг к другу спинами, чтобы не дать себя окружить, где-то сверху раздался громкий голос оратора, наполненный радостным восторгом. Язык, на котором он говорил, был незнаком Феликсу, но по торжественному тону он подумал, что это было какое-то важное мероприятие. Вспомнив слова Арка о том, что им придется продержаться несколько дней, а затем взглянув на цепи и детей ферасийцев, Феликс догадался, что это были смертельные представления, повествующие о восстании рабов. В Стелларии тоже проводили нечто подобное, но вот уже многие столетия такие представления были тщательно отрепетированы, и в них уже никто не подвергался смертельной опасности, и выступали на них тренированные и красивые атлеты. Но затравленный вид пленников, а также настоящее оружие, говорило о том, что в этом представлении предполагаются смертельные исходы.
Закончив свой приветственный монолог, голос оратора смолк, и Феликс увидел, как на арену из противоположной двери вышла вторая группа участников. Это были ашурийские воины, или бойцы, облаченные в доспехи ашурийцев. Дюжина крепко сложенных мужчин окружила кучку прижавшихся друг к другу пленников, и направила на них заостренные копья и мечи.
— Стоять! — взревел Арк, а затем, посмотрев на мальчика, того, что был прикован к нему, прибавил: — Давай!
Быстро кивнув, тот резко воткнул свое копье в землю, а затем, выхватив у стоявшего рядом ребенка тяжелую булаву, со всей силы метнул ее в голову одного из солдат. Мальчик, как оказалось, обладал не малой силой, а поэтому булава с неприятным треском проломила череп зазевавшегося воина. Трибуны же встретили смерть веселым воплем и овациями, которые показались Феликсу далекими, словно принадлежащие иному миру. Увидев гибель своего товарища, другие ашурийцы разом бросились на пленников, но как только первый из нападавших достиг переднего ряда рабов, его голову снес длинный топор Скали.
— Держи щит перед собой, Дуреха! — проревел он, размахивая окровавленным топором, и не подпуская других солдат.
В это время, отделившись от общей массы прижавшихся друг к другу рабов, вперед вышли Арк с двойняшками, и Феликс поразился их общей слаженности. Впереди со щитом стояла сестра, принимая на себя основные удары, а Арк, вместе с ее братом, стояли за ее спиной. Мальчик-ферасиец очень умело орудовал копьем, нанося колющие удары через плечо и сбоку сестры. Арк же прикрывал их спины с помощью еще одного щита, который он подобрал у убитого до этого бойца. Солдаты ашурийцев были растерянны, и не знали, кого им атаковать первым. С трибун неслись громкие возгласы, и временами Феликс слышал знакомую речь, которая весело подбадривала солдат идти в атаку. Тем временем Арк с двойняшками уже отошли в другой конец арены, собрав вокруг себя половину из оставшихся ашурийцев. Даже Феликсу, который не так хорошо разбирался в военном искусстве, стал понятен исход этой битвы. Получив значительное преимущество в живой силе, пленники ринулись в атаку на разрозненную горстку солдат, которые криком стали подзывать своих товарищей, и которых Арк увел в другой конец поля. Но когда до тех солдат дошла вся серьезность их невыгодного положения, большинство их товарищей уже были мертвы. В прорезях шлемов ашурийцев можно было увидеть животный страх, когда они поняли, что им не выбраться живыми. Скорее всего, это были наемники, которые не знали строя, и привыкшие убивать за деньги. Увидев легкую добычу, они пошли за ней, за что и поплатились.
Но конца сражения Феликс так и не увидел, так как арену вновь заполонил серый туман. Было лишь видно неясные очертания людей, мелькавших в густой дымке, и временами выкрикивающие короткие приказы. Феликс стал замечать, что туман со временем стал наполняться чернотой, и в конечном итоге он приобрел темно-синий оттенок, как сливовое вино. А через несколько сердцебиений дымка растворилась, открыв Феликсу новую картину.
На этот раз он вновь попал в просторное помещение, в котором содержались рабы. Но сейчас за решетчатыми окнами виднелось темно-синее небо с яркими, похожими на дорогие самоцветы, звездочками. Костер посередине комнаты уже давно потух, и свет исходил лишь от маленьких окон, через которые пробивались холодные лунные оттенки. Люди, находившиеся внутри комнаты, крепко спали. Большинство лежали на высоких ступенчатых скамейках, и лишь некоторые расположились вокруг догоревшего костра, укрывшись грязными мешковатыми тряпками.
Рассматривая мирно посапывающих людей, Феликс не сразу заметил, что двое из них еще бодрствуют. Они сидели в темном углу, склонившись над лежавшим около них человеком. Подойдя поближе, Феликс увидел, что там сидел Арк и та плаксивая девочка — Дуреха. Третьим же был Скали, который лежал, укутанный кровавыми тряпками, и его грудь тяжело поднималась и опускалась, хотя воин не издавал и звука. Рядом с ними стояло ведро с мутной водой, в котором Дуреха смачивала обрывки серой ткани. Когда же она отодвинула тряпки, которыми был укутан Скали, Феликс увидел длинный порез, тянувшийся через всю грудь воина. Стерев новую кровь, Дуреха негромко всхлипнула.
— Хватит уже носом шуршать. — стараясь придать своему голосу уверенный тон, проговорил Скали. — Спать мешаешь.
— Тебе здорово досталось. — угрюмо сказал Арк. — Уверен, что не нужна помощь?
— А? Что ты там сказал? Ты про эту царапину, что ли? — хмыкнул Скали, ткнув себя в грудь большим пальцем. — Если бы люди умирали от таких ран, то дворовые кошки уже давно бы истребили всех, кто наступает на их хвосты. — сказав это, он грубо отпихнул руку Дурехи, и повернулся на бок. Но почуяв, что девочка все еще сидит рядом с ним, коротко прибавил: — Иди спи.
Девочка замерла, не зная, как ей поступить. Рана Скали, хоть и сильно кровоточила, не выглядела такой уж опасной, хотя Феликс понимал, что даже такая рана может оказаться смертельной, если ей не уделить должного внимания. Растерянная, девочка вопросительно посмотрела на Арка. Окинув ее своими карими глазами, тот глубоко вздохнул, а затем оторвал длинную тканевую полоску от края своей туники.
— На вот. Перевяжи, а потом иди спать. — быстро сказал он, и отошел в другой конец комнаты.
— Вы как кровососы, которые слетелись на запах смерти — такие же назойливые. — проворчал Скали, поднимаясь с места, и позволяя Дурехи перевязать его рану. — Боги точно желают мне худшего, если даже не дают спокойно выспаться.
Когда дело было закончено, лицо Дурехи уже не было так омрачено, и она даже позволила себе тихонько улыбнуться.
— Все сделала? Ну а теперь вали отсюда. И тряпки свои забери, они пахнут. — махнул рукой Скали, бросив груду сухого тряпья в руки девочки. Хоть в помещении стоял голубоватый полумрак, Феликс отчетливо увидел в свете луны, как изо рта воина при каждом слове вырывались облачка пара. Ночь была холодной. Когда Дуреха улеглась рядом с тлеющим костром, комната полностью погрузилась в сонную дремоту. Теперь Феликс не понимал, что именно он должен тут увидеть? Спящих людей?
Пошарив глазами, он отыскал Арка. Тот забился в угол, и прижав колени к груди, обнял себя руками, чтобы было не так холодно. Феликс увидел, как он устало закрыл глаза, а затем резко их открыл, будто его кто-то окликнул. Какое-то время он сидел, медленно обводя комнату взглядом. Видимо убедившись, что ему это показалось, он снова закрыл глаза, а затем снова их открыл. На этот раз он медленно поднялся со своего места, и стал смотреть на яркую звездочку, которую можно было увидеть в одном из решетчатых отверстий. И только спустя несколько секунд, Феликс увидел, что рядом с окном по другую сторону кто-то стоит. Маленький вор видел лишь темный кожаный сапог, который почти слился с ночным небом, а его железные пряжки сверкали во тьме, и походили на мерцание ночных огней.
Оглядевшись по сторонам, Арк быстро вскочил на ноги и подобрался к окну. Феликс последовал за ним, чтобы послушать, о чем тот шепчется, но не смог разобрать слов, так как тот говорил на другом языке. Он успел увидеть лишь как бледная рука передала сквозь железные прутья небольшой тканевый сверток, а затем сапог исчез из виду. В этот момент лунный свет начал становиться все ярче, пока не заполонил всю комнату, ослепив Феликса, и заставив его зажмурить глаза. Несколько мгновений он опять видел каменную пещеру с темной рекой и фресками на грубых стенах. Его глаза были открыты, но в тоже время он чувствовал, что это не конец. Могучим усилием воли он заставил себя поверить в то, что его глаза еще закрыты, и, будто у него появилась вторая пара век, он вновь приподнял их. Сверкнула вспышка, и Феликс увидел, что переместился из пещеры на середину арены, где недавно сражались Арк и другие пленники.
Все казалось в точности таким же, каким было и в прошлый раз. На трибунах восседали знатные гости в дорогих одеждах, а слуги преподносили им свежие фрукты и наполняли золотые кубки мягким, словно шелк, вином. Оглядевшись, Феликс увидел, что сражение идет в самом разгаре, но на этот раз воинов ашурийцев было намного больше, и экипированы они были в тяжелые латы, полностью защищающие все тело. По их виду было понятно, что они во много раз превосходят в военном мастерстве своих неудачливых предшественников. Несколько пленников уже валялись на земле мертвые или близкие к смерти, тогда как среди закованных в железо воинов не было даже раненых бойцов. И это понятно, учитывая, что на этот раз пленникам выдали лишь несколько деревянных щитов и дубинок, в перевес смертоносным лезвиям, которые были в руках у ашурийцев. Феликс увидел, как Дуреха сжалась за своим щитом, и зажмуривая глаза каждый раз, когда кто-то рядом принимал очередной удар булавы или меча на свой щит. По ней удары не проходили, так как ее загораживали Скали с двойняшками, и еще одним мальчиком-ферасийцем. Приглядевшись, Феликс увидел, что в этот раз никто из пленников не был скован цепями.
Солдаты наступали со всех сторон, не давая отдыха пленникам, нанося яростные удары, и тут же уступая место своему товарищу, словно накатывающие волны на хрупкую деревянную лодку. Маленькая арена превратилось в место казни, и не было никакой надежды на спасение. Но ашурийские солдаты не торопились убивать пленников, раззадоривая зрителей быстрыми атаками на стену из деревянных щитов, и время от времени нанося легкие раны своим жертвам. Но вот, когда очередной закованный в латы воин пошел в атаку, в него, неизвестно откуда, влетела полностью сделанная из железа стрела, которая в один миг пробила его шлем, застряв в черепе, и вместе с этим переломив ему шею своей чудовищной мощью, с какой ее выпустили.
В миг над ареной повисла звенящая тишина, и можно было услышать, как где-то вдалеке журчит вода и как иногда всхлипывают некоторые дети, сбившиеся в центре. Затем раздался пронзительный свист, похожий вой дикой северной вьюги, после чего небо затмили сотни новых стрел, которые стальным дождем обрушились на головы ашурийских воинов и трибуны со знатью. А еще через секунду началась настоящая паника и давка. Испуганные люди, спотыкаясь об пронзенные трупы своих соседей, разом ринулись с арены, истошно крича и в страхе толкая друг друга на отполированные зеленые ступеньки. Некоторые были все в крови, другие же падали в обморок, видя, как рядом с ними очередная стрела пронзает тела их слуг и соплеменников.
Воодушевленные таким поворотом событий, рабы ринулись на оставшихся солдат, которые с растерянностью смотрели на смерти их господ. Но не прошло и минуты, как на поле высыпался еще один отряд закованных в латы солдат. Арк к этому моменту успел подобрать меч у одного из убитых стрелой воинов, и вместе с двойняшками, ринулся убивать выбежавших на поле бойцов. Несколько ашурийских воинов из первой группы, которым удалось пережить ливень стрел, уже успели ранить разбежавшихся во все стороны пленников. Феликс наблюдал, как один из новоприбывших солдат рванулся на растерянную Дуреху, которая дрожа и плача, топталась в самом центре событий, прикрывая голову руками. Свой щит она где-то выронила, и теперь была полностью открыта для удара. Все были так увлечены сражением, что не заметили, как железный воин в несколько быстрых шагов преодолел расстояние между ним и плачущей девочкой, и занес свой меч, готовясь нанести последний удар. Но в этот момент сбоку появился Скали, и перехватив лезвие солдата на полпути своей рукой, издал громкий клич, словно бешенный медведь, и с силой ударил своим лбом о высокий шлем, который закрывал лицо воина, оставив на нем глубокую вмятину. И прежде чем Феликс успел обрадоваться такому неожиданному спасению, другой солдат, который успел только что убить одного из взрослых пленников, метнул свой окровавленный дротик, и тот проткнул тело Скали насквозь. В этот же миг в небо взмыл второй залп железных стрел, убив большую часть выбежавших солдат. Феликс поразился насколько филигранно действуют лучники, и задался вопросом, как им удается так метко стрелять, не поражая при этом бегающих по арене рабов.
Во втором залпе, помимо обычных стрел, были еще и странные снаряды со стеклянными наконечниками, в которых плескались разноцветные жидкости. Разбиваясь, они заволакивали те места, куда падали, плотной дымовой завесой. Постепенно вся арена погрузилась в непроглядный черный туман, в котором теперь к испуганным крикам и плачу добавлялись отдаленные раскаты грома и вспышки молний, высвечивающие силуэты убегающих в страхе ашурийцев. Вместе с этим, где-то в отдалении, Феликс вновь услышал гнетущие молитвы, которые теперь смешивались со звуками битвы.
Спустя некоторое время крики испуганных людей стали стихать, но звонкие удары железа не прекращались. Пробыв в этой странной дымке несколько минут, Феликс начал различать, что металлические звуки сменили свой ритм, и теперь больше походили на то, будто кто-то работает киркой или молотом, пытаясь пробить крепкую горную породу. Как только Феликс об этом подумал, то плотная завеса из дыма начала расползаться, и он увидел, что стоит в глубокой подземной пещере. Сначала он подумал, что опять очутился в каменном туннеле с черной водой, но потом до него дошло, что это были какие-то темные шахты, расположенные в широкой извивающейся расщелине. Скудный свет падал вниз из узкой полоски над его головой, похожей на приоткрытый рот каменного великана. Присмотревшись, он увидел множество людей, которые долбили неровные каменные стены и возили большие тележки, нагруженные непомерно тяжелыми валунами и кусками горных минералов.
Подойдя к одному из этих людей, Феликс увидел, что это были уже взрослые ферасийцы. Все рабочие были прикованы цепями к тяжелым валунам и гирям, и им приходилось прилагать немалые усилия, чтобы сдвинуть эту ношу в сторону, дабы добраться до очередного куска скалы. В темных углах Феликс так же увидел и угрюмых надзирателей, которые с недовольным видом наблюдали за их работой. Но вот один из солдат что-то приметил наверху, и пихнул своего товарища локтем, одновременно показывая пальцем наверх. Остальные ферасийцы, один за другим, тоже стали поднимать головы, обрадованные тем, что надзиратели не смотрят на них, и они могут сделать небольшую паузу в этой тяжелой работе.
Феликс тоже поднял взгляд, и увидел на фоне голубого неба, пробивающегося сквозь расщелину, целую толпу людей, которые смотрели вниз, словно кровожадные коршуны на умирающую жертву. Некоторые из них что-то поднесли к краю обрыва, а затем к ногам надсмотрщиков, с приглушенным звоном, упали несколько набитых мешков. Один из них тут же порвался, и из него, будто обглоданный кочан капусты, выкатилась изуродованная голова, облаченная в ашурийский шлем. Прокатившись, она, словно зная куда ей нужно повернуться, встала перед ногами надсмотрщиков, обратив застывший в гримасе боли и ужаса взор на своих собратьев. Гончие, которые стояли у ног солдат, принялись громко лаять на голову, боясь приблизиться к ней, как если бы это была опасная рептилия.
Прежде чем солдаты смогли опомниться, вслед за мешками, полетели слова, такие твердые и наполненные уверенностью, что быстро наполнили расщелину своим сильным эхом, будто расплавленная сталь, которая заполняет форуму будущего меча.
— Va aurana! Undana!
И не успело эхо этих слов достигнуть самых отдаленных участков пещеры, как с неба на надсмотрщиков обрушились длинные копья, пригвоздив растерянных солдат к скале. Феликс увидел, как от того места, куда вонзились копья, пошли глубокие трещины, и он в который раз поразился этой невероятной силе, которой боялись и уважали все, кто хоть раз слышал о ней.
Глядя на каменную породу, которой с такой легкостью пронзали все новые копья, он вдруг приметил, что камень в тех местах стал намного светлее, словно на него кто-то направил яркий фонарь. Обернувшись, он понял, что пещера исчезла, и теперь он стоит в пустынном каньоне, с двух сторон окруженного выпирающими каменными пиками скал, и редкими сухими деревьями, которые пробивались сквозь крошащийся камень, словно истлевшие руки потревоженных мертвецов. Это было бы совершенно покинутое место, если бы не многочисленная армия огромных воинов, вышагивающая вперед, будто железные волны неистовой реки, которая только что прорвала хрупкую платину. Тысячи ферасийских мужчин шли ровным строем, и их тяжелая поступь вызывала небольшие обвалы камней, заставляя испуганных ящериц, греющихся в лучах белого солнца, забиваться в щели между выжженными камнями. В главе же этой армии ехал Арк, верхом на рыжей горгоне. Сейчас он напоминал настоящего рыцаря, которыми особенно восхищаются в Бреталии и в набожной Яричке, где дают святые обеты белые капелланы и мрачные инквизиторы. Его блестящие доспехи имели темный цвет с красной окантовкой, а длинный алый плащ покоился на задней части его скакуна. Стальной шлем, с пышной гривой конских волос, сейчас был прикреплен к седельной сумке, и можно было увидеть, что левый глаз Арка прикрывала странная повязка, с металлической пластиной.
Рассматривая это гордое войско, Феликс попытался сосчитать сколько воинов находилось в каждом из рядов, и получилось, что не так уж и много. Всего в отряде было шестьсот солдат. Наверное, его ввел в заблуждение высокий рост воинов, и то, с какой силой они ступали по земле.
Пристроившись к переднему ряду, он пошел позади раскачивающейся в седле фигуры Арка, стараясь прикинуть, сможет ли такое войско победить ту многотысячную армию, которая когда-то разрушила их солнечный город, и заковала высокий народ в цепи. Пораздумав, Феликс пришел к выводу, что если Арк грамотно распределит свою военную компанию, и будет планомерно истреблять небольшие отряды ашурийцев, то вполне реально, что к решающему сражению ряды его врагов заметно поредеют, а его собственная армия обзаведется новыми союзниками. Вот только Феликс сомневался, что военачальники ашурийцев будут сидеть сложа руки, поэтому он пришел к другой мысли, что сейчас Арк ведет в бой лишь часть своего войска.
Пока он думал над этим вопросом, армия ферасийцев замедлила свой марш, и теперь было видно, как с другого конца длинного каньона на них движется еще одна группа людей. По мере приближения, она все разрасталась, словно грозовая туча, и вскоре заполонила весь горизонт. Тысячи ашурийцев стояли не только внутри каньона, но и на его высоких выступах, постепенно окружая отряды Арка и беря их в полукольцо. Но великаны никак не реагировали на такую опасную ситуацию, и продолжали смиренно стоять, словно ожившие мраморные статуи древних воителей. Лишь Арк бродил туда-сюда на своей горгоне, чего-то явно ожидая, но при этом не показывая ни страха, ни озабоченности. Сейчас по его лицу было трудно что-либо прочитать, так как оно выражало лишь небольшой интерес, как лицо не знающего чем себя занять пастуха, который смотрит на белые облака, стараясь разглядеть в них причудливые формы.
А тем временем ашурийцы все еще прибывали, покрывая своими искаженными темными формами все видимые участки земли. Тысячи копий ощетинились, направив зазубренные концы на бесстрашных воителей, которые смотрели на них, как на досадное препятствие, небольшую расщелину, возомнившую себя краем всей земли, и не видящую что позади нее растянулось золотое поле, уходившее за горизонт. Но Феликс не мог разделить их уверенности. Ашурийцев было в десятки раз больше, и это были явно не все их силы. Только безумец стал бы надеяться на победу в такой ситуации, но по лицу Арка было видно, что он не страдает слабоумием. Так почему же он такой спокойный?
Прошло еще некоторое время, прежде чем главный отряд врага, тот, что был внутри каньона, приблизился к ожидающему их Арку. Теперь две армии разделяли всего лишь несколько десятков шагов, и только приглядевшись к передним рядам противника, Феликс заметил, что среди мускулистых и закованных в броню воинов, стоит белый конь, на котором восседает уже знакомый ему человек. Это был тот самый жрец в белоснежном одеянии, который выступал перед королем ферасийцев от имени императора, когда ашурийцы осаждали золотой город великанов. Сейчас, как и в прошлый раз, он сжимал в руке пылающий посох, и также, как и тогда, его лицо закрывала гладкая маска без каких-либо прорезей. Выехав вперед, он медленно направил свой огненный посох на Арка.
— Аркиракар Норнийский. — торжественным тоном произнес он, обращаясь к Арку. — Король Рабов и Владыка Цепей. Твой трон — холодный камень, а единственное царство — беспросветная тюрьма. Что ты ищешь на землях своих господ? Смерть? Разве одного раза тебе было мало? Сложи оружие, безумное создание, и император Виго пощадит твоих людей.
И снова Феликсу показалось, что голос священника необыкновенно мелодичен, и что он уж очень похож на женский. Но его мысли быстро сменились новыми, и Феликсу стало интересно, почему священник назвал императора другим именем. Похоже, что за то время, которое Арк провел в заточении, власть в империи успела поменяться.
Выслушав слова этого посланника, Арк наконец позволил своим сдерживаемым чувствам отразиться на его грубом заветренном лице. Скривив рот и нахмурив брови, он сплюнул на землю, прежде чем начать говорить.
— Плевал я на твои слова, белая гадюка, и на волю того очередного ублюдка, который заполз на ваш проклятый трон, возомнив себя чем-то большим, нежели обычный навозный жук. Если он не жалкий трус, который может говорить лишь через твой гнилой рот, то пусть выйдет и сам сразиться со мной! — последние слова Арк сказал так громко, что они долетели до вершин каньона, заставив ашурийцев переглянуться. В этот же самый момент по всей долине разнесся гулкий смех, будто сами камни источали холодящий звук, заставлявший болеть зубы и трепетать сердце.
— Ха-ха-ха! Я исполню твое желание, ничтожное создание! — прогремел голос.
После этого наступила тишина, и только спустя несколько секунд Феликс увидел, что на горизонте появилась какая-то высокая башня, похожая на кусок отколовшейся скалы. Постепенно приближаясь, она все больше увеличивалась в размерах, возвышаясь над головами ашурийцев, словно корабль, плывущий по темным волнам. Вскоре башня преодолела передние ряды солдат, и Феликс увидел, что это был просто огромный железный трон, который тянули закованную в броню риносы — существа, похожие на буйволов, но с одним рогом на конце нижней челюсти, которых Феликс раньше видел лишь на картинках. Сам же постамент, на котором находился трон, походил на груду черепов, которую залили расплавленным железом. И хоть высотой трон был в несколько человеческих ростов, Феликс смог разглядеть фигуру, восседающую на вершине этой ужасной громадины.
Новый император был прямой противоположностью предыдущего — стройного и гибкого. Человек, которой сейчас спускался по гладким бронзовым ступеням, был гораздо выше любого из ашурийцев, но не так высок, как застывшие в едином порыве великаны, возглавляемые Арком. Скорее всего в нем была смесь крови этих двух необычных рас, а, возможно, и какой-то еще. Весь его дикий вид кричал о звериной жестокости и первобытной силе. Длинная грива черных волос спускалась почти до пояса, а его упругий голый торс бугрился от распирающих мышц. В отличие от своих воинов, новый император, по-видимому, не любил железные доспехи, и поэтому на нем были надеты лишь кожаные штаны и легкая жилетка из красивой белой шерсти. На голове же была водружена корона, сделанная из черепа какого-то рогатого животного. И хоть лицо его не выделялось особой красотой и величием, и в нем имелось больше от зверей, чем от людей, Феликс смог разглядеть в его диком взгляде еле уловимую мудрость, которую тот скрывал за жестокой маской кровожадного хищника.
Как только тот достиг последних ступеней, к нему подбежали несколько ашурийцев, держа в руках два огромных топора, грубых и смертельно опасных, как и сам новый владыка. Тем временем Арк соскочил со своего скакуна, и к нему тоже подошли двое оруженосцев. Даже с закрытыми лицами, которые было не видно из-за позолоченных шлемов, Феликс узнал двойняшек, что сражались вместе с Арком на арене. Нельзя было сказать, что именно их выдало, может быть их совместная, почти зеркальная работа, или его ввели в заблуждение их одинаковые доспехи, но почему-то Феликс был уверен, что это были именно они. Сейчас они были чуть выше, чем прежде, и действовали слаженно, как две тени одного и того же существа. Когда они подошли, держа в руках железный щит и полуторный меч, Арк уже успел надеть на себя свой блестящий шлем с конской гривой, перед этим сорвав с глаза повязку, и теперь было видно лишь узкую полоску его лица сквозь закрытое забрало. Взяв из рук своих подопечных оружие, Арк размял руки, будто щит, который он держал, весил непомерно много, и нужно было время, чтобы привыкнуть к этой тяжести.
Когда будущий претор Стелларии вышел вперед, император Виго уже ждал его, уверенно расставив руки с уродливыми топорами в стороны, словно желая обнять его. Как только расстояние между ними сократилось до нескольких шагов, Виго, без какого-либо предупреждения, резко ринулся вперед, издав громоподобный клич, от которого задрожали камни и поднялся ветер. В последнюю секунду Арк успел укрыться щитом, и сокрушительный удар императора высек искры из закаленной стали. Наполненные беспощадной мощью удары сыпались один за другим, превратив грозного властителя этих земель в свирепого демона, желающего разрушить все, что встало у него на пути. Но чудовищные удары не были бессмысленными подергиваниями, как это бывает у обычных дикарей, а таили в себе определенный ритм и порядок. Виго не давал расслабиться Арку ни на секунду, заставляя того лишь закрываться щитом, и не оставляя ему шанса для контратаки, используя молниеносные, не имеющие ничего лишнего, движения. Он целился в одно и тоже место, словно выдра, которая стремиться расколоть камнем устрицу. Воздух стал наполняться подбадривающими криками ашурийцев, которые, воодушевленные мощью своего правителя, стали поддерживать его громкими возгласами, боевыми кличами и ударами копий о свои щиты. Но куда более внушительными и пугающими были ферасийцы. Великаны никак не выражали свои эмоции, все еще застыв живыми статуями посреди каньона, гордо выпрямившись, и сжимая свое оружие в руках. Сильный ветер, который поднимался после каждого удара Виго, слегка колыхал их алые плащи, и складывалось впечатление, что этот ветер был единственным, что может хоть как-то их задеть. Ни копья, ни мечи, сейчас были им не страшны.
Прошло несколько минут, но напор Виго так и не уменьшился, и создавалось впечатление, что с каждой секундой он становился еще более необузданным и животным, как раздувающийся пожар. Арк тоже не подавал признаков усталости, хотя его положение было явно слабее, чем у противника. Закрывшись щитом, он не сводил прорези шлема со звериного оскала своего врага. Феликс наблюдал как бывший раб принимает на себя удары, способные одним своим видом сломить боевой дух неподготовленного человека. Щит в его руках звенел, словно похоронный колокол, возвещающий при Таинстве Последнего Пути прожитые года усопшего. Но в глазах Арка не было страха, и в них читалась лишь холодная уверенность, будто он чего-то ждал.
«Неужели он хочет измотать противника?» — подумал Феликс, глядя на неистовый танец Виго, который высекал искры своими тяжелыми топорами.
Но тут маленький вор заметил, что в этом сражении что-то изменилось. За спиной Арка вдруг появились тени, которых до этого не было, и которые выглядели как сгустки черного дыма. Феликс тут же признал темный силуэт, который он видел раньше, и с которым беседовал Арк в сгоревшем порту, когда нашел меч. Он узнал его по золотым глазам, которые сверкали на фоне черного дыма. Но там были и другие — большие и маленькие, сгорбленные, как старики, и элегантные, как дамы. Все они стояли за спиной Арка, и, кажется, поддерживали его.
В этот же момент волна силы вырвалась из Арка, подняв в воздух каменную пыль. Все произошло в один удар сердца. Молниеносным движением он отклонил очередной гибельный удар императора, и Феликс увидел, что левый глаз у Арка почернел, а зрачок стал похож на маленькое солнце, отражающееся на дне колодца. И пока сбитый таким внезапным маневром Виго старался вернуть равновесие, рука Арка подняла полуторный меч. На мгновение застыв, словно лезвие гильотины, клинок с великой силой обрушился на закаленное тело Виго. Феликс видел, как меч разрезает воздух, как само пространство гнется под сверкающим лезвием, словно оно было материальным, как расплавленный мед.
Исход был решен. Тело Виго разорвало на куски, а волна воздуха сбила с ног первые ряды ашурийцев, облив их кровью побежденного императора.
— Ra! Undana! — проревел Арк, подняв свой окровавленный меч, словно знамя, и обращаясь к войску великанов за своей спиной.
— Un! Da! Ra! — повторили первые ряды ферасийцев, и эхо их слов, словно шквалистые волны, прокатилось по всем остальным отрядам.
— Undana! — в едином порыве отозвались последние ряды, и Феликс увидел, как ожившие великаны, подняв свои копья, метнули их в ошарашенных ашурийцев. Феликс в первый раз наблюдал нечто настолько грандиозное. Железные наконечники пробивали верхушки скал, словно раскаленный нож масло, пролетая насквозь и вызывая лавину из мертвых тел ашурийцев, которые теперь валились со своих позиций, словно обычные камни. Где-то сверху послышался боевой рог, и Феликс увидел новые отряды великанов, которые стали подниматься за спинами испуганных солдат.
Но вместе с неожиданным подкреплением пришел и шум воды. Темная река, бушующая и наполненная криками, лилась по каньонам, сметая сражающихся людей, и погружая все во мрак. Феликс не испугался этого яростного потока, потому что уже знал, что он не навредит ему. Глубоко вздохнув, он позволил темным водам подхватить его, и унести в недра новых воспоминаний.
Какое-то время его беспорядочно кружило, затягивая в бездонную яму, в которой нет света, но где обитают ужасно холодные и грязные существа. Феликс ощущал, будто упал на дно забытого колодца, в котором свили гнездо полчища ядовитых змей. Подняв голову, он увидел окошко, в котором проглядывался кусочек чистого неба. Затем картина в этом проеме изменилась, и маленький вор снова увидел армию ферасийцев, возглавляемую Арком. Но теперь тот стоял, приклонив колено перед темноволосой женщиной в черных латах и татуированным лицом, которая сжимала в руках странную булаву, больше походившую на кадило, внутри которой были расположены тлеющие угольки. Феликс видел, как шевелятся губы первого претора, как он медленно произносит имя женщины:
— ЭНИО. — разнесся по невидимым стенам уверенный голос Арка.
В памяти Феликса мигом всплыли знания, которые прежде были похоронены под грудой других, более мелких и жизненных забот. Знания, которые он хранил, но не придавал им значения, как повар не придает значения тому, из какого сплава сделан его нож, пока тот не ломается, стоит ему приступить к работе.
— Энио Ценебрийская, дочь Энлиля Старого. — вслух проговорил Феликс, глядя на темноволосую женщину. — Жрица Зверя. Последняя королева Ценебрии. Так значит это правда, и Арк действительно служил ей?
Сцена с преклонившим колено Арком изменилась, и теперь Феликс видел множество кораблей, на которых снуют высокие фигуры, уплывая прочь от скалистых берегов. Картины менялись одна за другой, показывая многочисленные сражения, осады городов и пышные пиры. Феликс снова увидел преклонившего колени Арка, но на этот раз рядом с ним находились еще три человека. Это было похоже на какое-то торжественное мероприятие, так как все четверо были одеты в парадные костюмы, а вокруг них собрались аристократического вида люди. Тут до Феликса дошло, что он видит первых преторов, которые присягают на верность императору Гелиосу. Маленького вора заинтересовала фигура рыжеволосой девушки, которая, по всей видимости, была Линой де ла Игнис, одной из самых загадочных персон в истории Стелларии. Странно, но во всех официальных источниках она описывалась как высокая и властная особа, которая была единственным претором-женщиной за все время существования империи. Но сейчас он видел лишь заносчивую девчонку, не старше Мавис, которая не имела манер и вела себя абсолютно не подобающим ее высокому статусу образом. Пренебрегая правилами всякого приличия, она уселась на край обеденного стола и беззаботно грызла яблоко, пока другие аристократы недовольно смотрели в ее сторону и тихо перешептывались, прикрывая рты широкими рукавами бальных платьев.
Но не успел Феликс все как следует рассмотреть, как картины прошлого вновь переменились, будто их смыло сильной волной, а когда рябь утихла, он увидел, что теперь Арк сидит на высоком мраморном троне, и уже около его ног приклонил колени другой мужчина. Теперь лицо правителя было усеяно глубокими старческими морщинами, а когда-то короткие черные волосы полностью покрыла седина. И все же он держался гордо, хотя, судя по всему, давалось ему это с большим трудом.
— Встань, сын мой. — раздался в темноте голос старого претора.
Феликс был поражен. Разве у Арка был сын? Ни в одной ученой книге про это не упоминалось. Тем временем человек перед Арком поднялся на ноги, и стало видно, что это действительно был сын первого претора. Он был почти копией своего отца, разве что волосы у него были намного длиннее, и спадали на плечи, и в талии он был куда шире, чем его отец, но это и не мудрено, если учитывать, что его отец провел треть своей жизни в рабстве, тогда как сын рос в уюте и мире.
— Императора терзают тревожные мысли, Родд. Его беспокоит будущее, которое известно лишь одним богам. — по-отечески теплым голосом проговорил Арк. Помимо седых волос, он обзавелся и длинной белой бородой. — И я поддерживаю эти его мысли, и те решения, которые он хочет предпринять. Он собирается послать новую экспедицию в пустоши, и я желаю, чтобы ты возглавил поход. Я хочу, чтобы ты взял всех людей Фераса, так как мы все видим, что им не место на этих землях, и они страдают, вспоминая об утерянном доме. — глаза Арка наполнились глубокой печалью, когда он произносил эти слова.
— Как прикажешь, отец. — поклонился Родд. — Ты хочешь, чтобы я взял всех людей, или только тех, кто захочет пойти?
— Конечно, будет неправильно заставлять их, и, если найдутся те, кто захочет остаться, мы не должны препятствовать их воле. Некоторые из них, возможно, еще не понимают, что так гложет их сердца, но, думаю, большинство все же захотят по своей воле вернуться в те земли, которые они когда-то потеряли.
— Но не будет ли это слишком опрометчиво, отец? Кочевники могут снова попытаться напасть на город, когда узнают, что основные силы, которых они так страшатся, покинули его стены. — все еще приклоняя одно колено, проговорил Родд.
— Кочевники из Серых Холмов недисциплинированны и глупы как стада измученных коров, которые они пасут. Они не смогут взять наши стены. Скоро император пришлет к нам одну из своих золотых армий, которая будет постоянно находиться в провинции и защищать ее границы. Так что не испытывай тревог, сын, и направляйся в пустоши. Иди через Скальди и Норн, возможно даже тебе удастся увидеть то место, где я родился. — лицо Арка тронула ностальгирующая улыбка. — Добрые боги, надеюсь оно еще цело. До меня дошли плохие слухи, что в Ашуре вновь появился очередной самозваный ублюдок. Если это так, то напомни ему о том, как рушились железные стены этого города, когда его предшественники решили, что их ржавые цепи смогут сдержать свободные камни. Напомни ему о нашей нерушимой, как скалы Норна, воле.
— Но как же Стеллария…
— Империя сама позаботиться о своей безопасности! — резко осадил его Арк, хлопнув кулаком по гладким перилам трона. — У нас превосходная армия, машины, еще эта чертова алхимия, будь она трижды проклята… ну и эта мелкая заносчивая козявка. — он издал еле слышный смешок. — С этого дня ты являешься моим наместником в пустошах. Помни об этом, ведь рано или поздно придет день, когда нам вновь понадобится помощь сынов Фераса. Так говорит Гелиос, и я ему верю. Я выступлю перед своим народом сегодня с речью. Думаю, многие будут рады вернуться обратно домой. И вот еще что… — Арк сделал жест рукой, и к нему подошел один из слуг, неся на руках длинный сверкающий меч, который покоился на мягкой алой ткани. Это был тот яркий клинок, который Арк когда-то нашел в сгоревшем порту. — Возьми его с собой, и когда народ Фераса вновь отстроит свой город, пусть этот меч встанет на защиту его стен.
Феликс, затаив дыхание, слушал все, что говорил Арк. Армия великанов ждет, когда ее вновь призовут на службу империи! Воспоминания о его настоящей жизни вновь начали пробуждаться в голове маленького вора, вместе с новыми желаниями и страхами. Такой шанс нельзя упускать. Если он вернется с таким могучим подкреплением к Гантэру, то один только вид источающих суровое величие воинов заставит наемников Анастериана в страхе разбежаться по своим темным норам.
Пока он думал, образ Арка и его сына исчезли, сменившись обычным видом серого и ничем не примечательного неба. До Феликса начали долетать звуки ветра и нарастающее пение молитвы. Это были уже привычные для него глубокие песнопения и грубые мотивы. Скользкие твари под его ногами будто бы ожили, пытаясь ухватить его ноги, но Феликс понимал, что ему ничего не угрожает. Каменные стены его колодца начали рушиться, открывая взору бескрайний вид на огромную долину. Он очутился на вершине странной горы. Но это была не гора в ее обычном понимании, так как тут не было ни привычного снега, ни шквального ветра. Это был невероятных размеров каменный трон, к которому шли древние ступени, испещренные золотыми рунами.
У Феликса перехватило дыхание, когда он взглянул на того, кто сидел на этом большом троне. Это был молодой мужчина, закутанный в чистую, как самые невинные мысли набожного священника, белоснежную ткань, такую длинную, что она, казалось, уходила за горизонт и сливалась с небом. Он сидел с закрытыми глазами, но в то же время Феликсу пришло осознание, что тот все прекрасно видит. Его длинные серебряные волосы, отливающие таинственным металлическим оттенком, словно горный ручей, струились по его плечам, спадая до голых ступней. Пленительно красивый, он напоминал короля фей из детских сказок, а золотые оленьи рога, которые росли у него на лбу, еще больше усиливали это впечатление. Над его головой, словно нимб, сиял золотой диск солнца, который не ослеплял, а еще больше подчеркивал красоту этого незнакомого человека. И только когда Феликс смог хорошо его рассмотреть, он увидел, что у ног этого мужчины приклонили колени еще семь неизвестных ему фигур. Они были облачены в разноцветные одежды, похожие на богатые монашеские сутаны, а на их головах были водружены колпаки с величественными коронами, скрывающие лица.
Но как только Феликс успел о чем-то подумать, король, а Феликс почему-то был уверен, что перед ним сидит именно какой-то правитель, открыл глаза. И в этот же миг маленький никс вновь ощутил прилив всепоглощающего безумия. Он закрыл лицо руками, зная, что если увидит взгляд того, кто сидит на троне, то окончательно потеряет свой и без того растерзанный разум. Но даже сквозь пальцы он разглядел, как на небо в одно мгновение взошла огромная бледная луна, затмив собой свет солнца. Он ощущал такое же подавляющее разум присутствие, что и тогда, когда сумасшедший астролог призвал в свой кабинет потустороннее существо. Того ангела тьмы, что шептал ему на ухо запретные тайны.
Не понимая, на каком языке он сейчас говорит, Феликс принялся молить хоть кого-то, чтобы они избавили его от этого нестерпимого груза откровений, который стремился разорвать само его существо на мелкие кусочки. Он просил всех известных ему богов лишить его жизни, только бы те мысли, которые сейчас раздирали его голову изнутри, прекратили яростно бурлить, словно кипящий бульон из вечных знаний и запредельных секретов.
Но спасение не приходило. Не в силах больше этого терпеть, Феликс разбежался и прыгнул со скалы, в безумной надежде на то, что, возможно, смерть увидит его жалкий порыв, и заберет его с собой, пусть даже и во сне…