Рука Феликса сама по себе потянулась к поясу за мечом, но ничего не найдя, маленький никс с сожалением повернулся к выходу. Там, в золотистом свете от уличных фонарей, стояла Приветочка, а вместе с ней и Серафиль, который теперь зажал испуганному Милу рот и приставил лезвие своего кривого меча к его горлу.
— Не учусь на ошибках, говорите? Как раз наоборот. — ответил Феликс, почувствовав прилив уверенности и злости. — Я очень хорошо учусь на чужих ошибках, дорогая леди, а иначе бы не предал словам Милу такого пристального внимания. Выходит, Серафиль тоже за вас? — он посмотрел на наемника презрительным взглядом.
— Не стоит его винить, ведь он стал моим союзником не по собственной воле, да и на совсем короткий срок, но достаточный, чтобы вынуть из памяти трех любопытных мышек все, что они тут успели разнюхать. — сказала Приветочка, вытаскивая трубку и высекая над чашей искру с помощью маленького кресала.
В свете этих вспышек Феликс смог увидеть, что глаза Серафиля покрывала молочная пелена, и стоит он словно застывшая кукла.
— Постарайтесь подумать о чем-нибудь хорошем, господа, обещаю, это будет совсем не больно. — все так же холодно сказала Приветочка, засовывая в рот трубку.
— То же касается и тебя, если, конечно, ты не вздумаешь сопротивляться. — раздался за спиной Серафиля настороженный голос Эскера, и тут же руку одурманенного наемника перехватила лапища Синоха, который с легкостью скрутил немого наемника, и уложил его на землю. Освобожденный Милу быстро вбежал внутрь кареты, встав между Приветочкой и Феликсом. В дверной проем просунулись два заряженных арбалета, направленные на хозяйку фургона. Рольф еще был перевязан, но свое оружие держал уверенно. За спинами наемников с мрачным видом стояли Хольф и Арель.
— Брось свою трубку. — настороженно сказал Эскер, не выпуская из рук арбалета.
— Да пожалуйста. — беззаботно проговорила Приветочка, откинув трубку на ближайший столик.
— Это все бесполезно, Эскер. — сказал Рольф, пристально глядя на Приветочку. — У этих колдунов в каждой щели припрятаны их дьявольские снадобья.
— Значит разденем до гола, если придется. — сказал Эскер, отступая в сторону от двери. — Прошу на выход, леди.
Надменно хмыкнув, Приветочка вышла из фургона, а за ней последовали и все остальные. Когда же Феликс выбрался наружу, то сразу приметил, что к ним уже идет одна из древесных ведьм с копьем на перевес.
— Хиусаша эхша. Драки запрещены. — сказала она потусторонним голосом, уверенно подходя к Эскеру, который все еще держал под прицелом Приветочку.
— Никто пока не дерется. — спокойно ответил он, но арбалет не опустил. — У нас тут возникло одно занятное дело, и если вы не желаете видеть тут драк, то можете постоять рядом, пока мы расспросим эту загадочную особу, что это в ее фургоне делает мертвое тело короля Вестерклова.
Эти слова быстро освежили разум Феликса, который ненадолго впал в глубокий ступор от столь стремительно развивающихся событий. Он еще раз посмотрел через плечо на застывшее тело Анастериана, который совсем не выглядел мертвым. Маленький никс даже удивился, почему это грудь Анастериана не поднимается, как это должно быть у дышащего человека.
— Драки запрещены, да? — проговорил маленький никс, поворачиваясь к ведьме. — А дурманить разум своих гостей, значит, можно?
— Вы, господин вор, кажется, не особо возражали против дурмана, когда мы ходили встретиться с арлекинами. — хитро вставила Приветочка. — А вы, — она посмотрела на Рольфа, — были не столь враждебны, и не наставляли на меня оружие, когда я лечила вашу рану.
— Кто знает для чего ты это там ее лечила. — неуверенно проговорил тот, и еще крепче перехватил арбалет, кинув быстрый взгляд на Эскера. — Вас, алхимиков, не разгадать. Правильно что Небесный Синод считает всех вас еретиками.
— Ой, какое у вас здесь интересненькое собранице. — раздался позади всех звонкий голос Нананиль, а затем из-за спин Хольфа и Ареля, прямо в центр всего сборища, вышла и сама особа в ярких бренчащих одеждах и в сопровождении все тех же внушающих силу охранников. — Сцапали, проказницу.
— Сцапали. — со вздохом повторила Приветочка, но в ее голосе прослеживалась нотка веселого безумия. — Сейчас, наверное, вешать поведут.
— Так. — проговорил Эскер, и опустив арбалет, подал знак Рольфу чтобы тот проделал то же самое. Видимо решил, что свидетелей достаточно, чтобы Приветочка не смогла сбежать или начать сопротивляться. — Для начала я хочу знать, кто ты, прокляни тебя Силестия, такая? И почему у тебя труп короля в фургоне?
— Пусть сначала покажет лицо. — вставил Арель. — Юлит тут, понимаешь, как треска. Давай-давай, снимай-ка маску, зараза мелкая.
— Я вам уже говорила, что это может повергнуть вас в ужас. — сказала Приветочка. — Хотя…, - она посмотрела на тело Анастериана и тяжело вздохнула. — Теперь-то уже все равно… — и она, ослабив ремешки, сдернула с себя расписную деревянную маску. Увидев ее лицо, Феликс, почему-то, не особо удивился, хотя и не смог удержать гневного возгласа, разглядев под ней чистое юношеское лицо.
— Это же Зено Дастинес! — воскликнул маленький никс, тыча пальцем в ухмыляющуюся Приветочку. — Прихлебатель Анастериана!
Эскер недовольно перевел взгляд с Зено на Феликса.
— Зено Дастинес ведь правая рука Анастериана, так? Параконсул Вестерклова. Я его, конечно, ни разу не видел, но слышал, что он мужчина, проживший уже сороковой десяток. Правда, я так же слышал, что тот действительно выглядит довольно молодо для своих лет.
— Ну так, а это кто такой, по-вашему?! — воскликнул Феликс, указав на ухмыляющуюся особу. Самому Феликсу уже доводилось несколько раз видеть западного параконсула, и Приветочка была его точной копией — свежее лицо, прямой нос, лисьи глаза и светло-золотистые волосы, которые теперь были чуть длиннее обычного, и спадали до плеч. Феликс ощутил, что большинство присутствующих сейчас смотрят на него, притом с явным недоумением, с каким обычно смотрят на пьяного глашатая, во весь голос горланящего что на город напали разбойники.
— По-твоему она похожа на сорокалетнего мужчину? — с недоверием спросил Эскер.
— Да «он» это, «он»! Зено — мужчина! — продолжил стоять на своем Феликс.
— Говори как знаешь, но вот эта точно дева. — вставил Хольф, грубо указав на Приветочку пальцем, которая только что сняла с себя маску. — Сено, или как ее там?
Феликс видел, что абсолютно все присутствующие совершенно не верят ему, да и он сам уже сомневался в своих словах. Да, он видел Зено, и притом довольно близко, но вот общаться с ним ему не приходилось. А Приветочка, как ни крути, но была женщиной, и по виду, и по манерам. Так выходит, что женщина все это время притворялась мужчиной, а не наоборот.
— Сейчас это не важно, — сказал он, когда отрицать очевидного уже не было смысла, — главное, что она враг, который… который…
— Который — что? — холодно спросила Зено, сузив глаза. — Спас ваши жизни?
— Мы столько лет боремся против тирании Тенебрисов! — возразил Феликс. — Эта злобная семья пожирает все больше земель, строя бесчисленные козни, а страдают из-за этого простые люди!
— Да что вы знаете о господине Анастериане?! — не выдержала Зено и подалась вперед. Сейчас ее хорошенькое лицо исказилось в гримасе гнева. — Вы даже и представить не можете, на какие жертвы он пошел…
— Жертвы! — сорвался Феликс. — Он убил сотни невинных людей! Узурпировал трон! Он убил Эльзу Стоун!
Зено поджала губы, и выглядела так, будто готова залепить Феликсу пощечину. Но в конце концов она пересилила себя, и устало опустилась на скамейку, понуро опустив голову вниз.
— Мой господин делал все, что только можно, чтобы избежать смертей невиновных людей. — хриплым, от сдерживаемых слез голосом процедила она. — Но великие планы ведь не обходятся без великих жертв, так? Мой господин корил себя за каждую из них. — тут она подняла на него свои поблескивающие глаза. — Поверьте мне, мы на вашей стороне.
Феликс стоял и чувствовал, как его сжимают невидимые путы холодной тревоги и цепи совести. С одной стороны, он ощущал, что Зено говорит правду, но принять ее просто так, после долгих лет борьбы, он просто не мог. Он не хотел отпускать охвативший его праведный гнев, так как знал, что если сделает это, то уже никогда не сможет вновь разжечь его яростное пламя, и обвинить Приветочку в пособничестве злу. А что если она врет? К тому же этот гнев еще подпитывало горестное разочарование из-за того, что все его многотрудные усилия оказались напрасны.
— Ты говоришь «мы». — раздался будто бы издалека голос Эскера. — Есть кто-то еще?
— Ну… — Зено еще раз бросила взгляд на обложенное цветами тело Анастериана, и Феликс посмотрел туда же.
— Он что, живой? — без особого удивления спросил Феликс.
— Выглядит живым, только вот рана-то на сердце явно смертельная будет. — сказал Рольф, прищурившись.
— Сейчас мой господин на пороге между миром живых и загробным. — сказала Зено. — Мне удалось замедлить губительные процессы с помощью знаний зоарийцев — в период своего расцвета их королевство не знало равных в бальзамировании и даже больше… У них есть ларийские гробницы, с помощью которых можно вернуть покинутую жизнь в тело.
— Чудотворные гробницы. — раздался голос Нананиль, и в нем уже не было того веселого задора как раньше, и больше слышался мрачный укор. — Они предназначены не для смертных людей.
— Меня это мало волнует. — сказала Зено, взяв себя в руки и натянув на лицо свою привычную ухмылку. — Я знаю, что Арка Лайстунга так же возродили с помощью этих волшебных гробниц. Об этом есть упоминания в некоторых древних источниках, авторитетность которых не ставится под сомнение.
Феликс застыл, слушая слова Зено. Ему вспомнился вещий сон, где Арк стоит на коленях, уложив голову на плаху, и мрачный палач, занесший над ним огромный уродливый топор-полумесяц. А затем и ужасный шрам на шее Арка, уже в другом сне. Феликсу вдруг стало очень дурно от этих воспоминаний, но он нашел в себе силы устоять на ногах, и нащупав на шее «Розу Силестии», крепко сжал медальон в похолодевшей ладони. Так он простоял несколько долгих секунд, пока в его голове не зародились новые вопросы.
— Если Анастериан тут, выходит, что повстанцы победили? — с надеждой спросил он. — Гантэр ведь победил, так?
Зено устало подняла на него свой взгляд, и встретившись глазами с Феликсом, тут же отвела их в сторону.
— Повстанцы победили, но, как мне не прискорбно об этом говорить, Гантэр де Сильво умер.
У Феликса будто в одночасье отняли все силы. Ноги его подкосились, и он опустился на скамейку рядом с Зено. Эта горестная весть не могла быть правдой, ведь Гантэр был непревзойденным бойцом, и его семья веками выполняла обязанности по обучению лучших защитников империи. Гантэр, которого он знал половину своей жизни, вдруг взял и умер? Эти мысли, будто пропитанные ядом стрелы, заставили его тело покрыться холодным потом, а пальцы так и вовсе стали неметь, теряя силы. Слезы покатились из глаз Феликса, и он, утерев их рукой, твердо посмотрел на Зено.
— Как это так? Это ведь невозможно. Как он умер?
— Его сердце пронзил темным клинком один из проклятых королей, которых возродили зоарийцы. — ответила Зено. — Такое оружие не убивает сразу, но высасывает жизненную силу и передает ее своему нечестивому владыке. Гантэр до конца сопротивлялся этой губительной силе, и даже вышел на поле боя, но его смерть была лишь вопросом времени.
— А что с остальными? Кто сейчас правит Вестеркловом? — голос Феликса дрожал, и его раздражали долгие паузы Зено, во время которых она, по всей видимости, обдумывала ответы. — Говорите же, прошу вас!
— Если вы хотите узнать о приближенных Гантэра, то все они уцелели. Мавис, его дочь, тоже жива, и теперь под присмотром Делроя Корво.
— Делрой стал новым претором Вестерклова? — Феликс был уверен, что это будет так, ведь кому еще, как не ему — заместителю Гантэра, претендовать на этот титул? Мавис слишком молода и слаба для такой великой ноши, а Зенон Таранис — глава ордена громовержцев — наоборот, уже в преклонных годах, да и не согласится он на такую высокую должность. Задав этот вопрос, Феликс увидел, как на лице Зено снова засияла хитрая улыбка, уже более веселая и даже наполненная душевной теплотой.
— Нет, королем стал не лорд Корво. — ответила та, еще больше улыбаясь. — Вы ведь должны знать, что Корво не имеют право претендовать на правящую власть, так как связанны особыми соглашениями с правителями Лимминг Мун. Нет, новым претором западной провинции стал пеплорожденный по имени Ингораш.
— Милостивая Силестия! Но разве пеплорожденные не преследуются Небесным Синодом как пособники дьявола? — вставил Эскер.
— Архиепископ и владыки церкви пересмотрели свое решение, в связи с недавними событиями. — сказала Зено. — К новому претору на время приставили двух опытных инквизиторов, и провели несколько таинств, чтобы убедиться, дабы в нем не таилось зло. Хотя, этим мудрым господам из церкви, следовало бы поставить перед Инго не святые принадлежности, а набитый кошель с деньгами. Вот тогда бы они точно узнали все сокровенные тайны нового претора западных уделов. Но на самом деле Инго хороший парень, немного заносчивый, конечно, но в его возрасте это в порядке вещей. К тому же у него теперь целая прорва отличнейших советчиков, да и сам он тот еще хитрый лис.
— Сейчас эти новости для нас не имеют значения, и куда важнее решить, что теперь с ней делать. — сказал Рольф, кивком указав на Зено.
Феликс не слышал, что сказали на этот счет другие, кто сейчас находился рядом. До его ушей долетали лишь невнятные звуки, какие-то слова будто бы на неведомом языке, которые были совершенно ему не интересны. Сейчас он думал лишь о том, что ему делать дальше, и о том, как он сильно подвел всех своих друзей. Феликс обещал им найти войско умелых воинов, но мало того, что не выполнил своего обещания, так и сам не явился в решающий момент, чтобы быть с остальными. Феликс ощущал подавленную горечь и сильную злость на себя и на злую судьбу, которая свела его с Хепзибой и сделала из него клятвопреступника. А затем он почувствовал себя еще хуже, ведь в его голову закралась гадкая мысль все бросить, на зло тем, кто заманил его в эту опасную авантюру, и вернуться обратно в империю.
— «Не выполнил одну клятву, и уже хочешь отречься от другой? Какой же ты жалкий, маленький человечек.» — подумал про себя Феликс, и сглотнув горькие слезы, уверенно поднялся на ноги.
— Тут и думать нечего. — громко и твердо произнес он, да так, что все снова обратили на него свои взгляды. — Раз уж леди Зено — надеюсь хоть это ваше настоящее имя? — не проявила к нам враждебности, помогла Рольфу и не стремилась навредить нам, а судя по всему это ей не составило бы особого труда, то и отказываться от ее помощи я не собираюсь. Если хочет помогать нам, то пусть помогает. Только вот сначала пускай расскажет, что ей известно, и почему это Анастериан вдруг оказался не злодеем, как я думал, а совсем наоборот. И кого теперь, кроме вороньих всадников и зоарийцев, нам еще следует опасаться?
— Только гляньте, какой важный гусь — сказал всем: «Тихо! Сейчас я делом займусь!». — потренькала на своей арфе Нананиль, сопроводив это звоном бубенцов.
— С большой охотой отвечу на ваши вопросы, только давайте для начала найдем, что ли, более уютненькое местечко, а то уже ночь на дворе, и стало холодать.
— И пива, что ли, тогда уж найдем. — вставил Арель, повернувшись к ведьме. — Есть тут у вас пиво, а, дамочка?
Пива у ведьм не оказалось, но зато в земляных погребах нашлись отличные запасы хмельного меда, да такого необыкновенного, что никто прежде такого и не пробовал. Но на самом деле никто не удивился, ведь каждому было понятно, что древесные девы особо чтили пчел, и те отвечали им взаимностью. Рассказ Зено занял целую ночь и все утро. Она поведала о том, что в империи на самом деле таиться зло, и не одно. Мать Анастериана — Моргайза Тенебрис — оказалась главной заговорщицей, которая заключила тайный договор с зургалами и зоарийцами. Со слов Зено, семья Тенебрисов испокон веков служила другим хозяевам, темным и скрытным, а Моргайза ревностно соблюдает эту священную покорность и поныне. Но не ее старший сын Анастериан. Как только он стал достаточно взрослым, чтобы ему доверили секреты рода, то тут же решил, что должен помешать страшным планам свершиться. Естественно, ему доверили не все секреты, и Анастериан, в пылу своей юности, не особо скрывал жгучего презрения к семье, а поэтому его не подпустили к сокровенным тайнам, и стали следить за его действиями с большой осторожностью. Но и Анастериан, с возрастом поднабравшись ума, и обзаведшись не менее умным и преданным слугой, стал вести себя более осторожно. Многие из семьи решили, что тот, наконец, взял их сторону, но Моргайза до сих пор не доверяла своему старшему сыну. Тем не менее она позволила ему стать претором запада, ведь так ее власть смогла бы еще больше укорениться и в без того прогнившей почве Стелларии. Анастериан же стал вести свою игру чрезвычайно осторожно, не вызывая подозрения, и пытаясь разведать истинные планы своей злой матери. Вместе с Зено он узнал о зоарийцах и их перерожденных покровителях — зургалах. Но как бы он не старался, выяснить что именно они хотят, Анастериан так и не смог. А пока он безрезультатно пытался разгадать планы врагов, то подружился с принцем Лимминг Мун — Рейном Вермиллионом. И тогда раскрылась еще одна ужасная тайна, которая еще большим бременем легла на их плечи. На севере стали пробуждаться кровавые культы каннибалов, и в империю стали просачиваться их безумные сектанты. Рейн взял на себя борьбу с ними, а Анастериан продолжал противостоять темным заговорщикам из проклятых земель. Но в какой-то момент оба заметили, что скверна, против которой они ведут борьбу, стала проникать и в них самих. Рейна стали охватывать приступы кровавой лихорадки, а Анастериан чувствовал на себе ледяную хватку замогильных королей. Они не могли понять с чем это связанно, и боялись поведать это императору, который и так был при смерти, угасая от неизлечимой болезни — которая, как думал Анастериан, тоже была делом рук заговорщиков. Вскоре император скончался, а королева покончила с собой от горя, и трон перешел в руки молодого принца Алисандра. К тому времени пагубное влияние скверны уже полностью охватило Анастериана и Рейна. И только год назад им удалось, наконец, приоткрыть тяжелую завесу тайн, и узнать к чему так стремятся их враги. В темных подземельях Белтейна они нашли древние писания, которые поведали им о том, что это уже не первый случай, и что зургалы на самом деле хотят освободить своего низвергнутого в ад повелителя — Ашримуна. Уже не первый раз они предпринимают такую попытку, и каждый раз она с треском проваливалась из-за неясных событий, в которых фигурировали небесные скрижали. Эти святые писания уже привлекали внимания Анастериана, но тогда он не нашел никаких связей с зоарийцами. Когда же он понял это, одна из скрижалей уже была украдена, а времени у претора Вестерклова уже почти не осталось. Рейн же узнал об еще одной беде, которая таиться в далеких и холодных северных горах. Кровавые культы хотят привести в этот мир некого Короля Каннибалов, которому они поклоняются уже много веков. В тот же момент оба претора узнали и о причине скверны, которая захватила их тела и разум. Из тех же источников они проведали, что все дело в моменте рождения и звездах, которые в это время сияли на небе. Так уж вышло, что оба они родились ночью, когда небесные огни выстроили роковые для них знамения. Врагам стало легче овладеть их душами и телами, и заполонить их своей пагубной тьмой. Рейн и Анастериан в итоге по собственной воле придались в руки смерти, передав свои знания близким союзникам. Рейн доверился своей сестре — Эрике Вермиллион; а Анастериан — бесконечно преданной слуге Зено. Но сама Зено не была готова смириться с потерей Анстериана, и решила попытаться возродить своего любимого господина, а заодно и помочь Феликсу с его нелегкой миссией. Она все еще не знала, что их ждет, когда святая скрижаль прибудет в Храмы-Города, и поэтому Феликс рассказал ей про то, что ему поведала Унлаха.
— Материал, значит? — задумчиво проговорила Зено, погладив рукой по светящейся поверхности скрижали, которая теперь лежала перед ней на столе. — В старых заметках Гелиоса мы не нашли ничего, что могло бы указывать на это. Видимо, первый император решил довериться не перу и чернилам, а преданности своих соратников. Значит он доверил эту тайну избранным, которые уже передавали ее своим потомкам.
— Но знал ли он о Тенебрисах? Вот тоже нелегкий вопрос, на который хотелось бы получить ответ. — сказал Феликс, облокотившись о стол. — И самое главное — что же он такое смастерил в тех храмах из своей скрижали.
— Ваши мысли направленны в правильное русло, но вы не видите главного. — ответила Зено, налив себе еще немного меда из резного кувшина. — Не важно, что именно он смастерил — важно узнать для чего ему, да и нам тоже, вообще понадобилось переплавлять эти каменные таблицы. Какой в этом смысл?
— Видимо, об этом нам поведает ангел Рануил, который, по словам арлекинского владыки, будет ждать нас в конце этого сложного пути.
В комнате было тихо, хотя народу тут было довольно много. За длинным дубовым столом сидели Эскер, Феликс, Зено, Серафиль и Синох. У стен же, в полутьме, тихо переговаривались Хольф и Арель. Эн как всегда немного угрюмо сидел в большом кресле, уложив руки на подлокотники. Его взгляд казался отрешенным и задумчивым. Милу с Рольфом уже видели третий сон, распластавшись на еще одних креслах, уморенные медом и долгими разговорами. Так же к их беседе зачем-то присоединилась маленькая Нананиль, которая за время всего разговора не проронила ни слова, а лишь время от времени показывала на пальцах какие-то знаки своим охранникам, которые ей даже не отвечали. Из всей их компании, с которой Феликс прибыл сюда, отсутствовал лишь Дэй, которого маленький никс не видел со дня прибытия, и это его немало беспокоило. Эн сказал, что Дэй скоро вернется, но когда это «скоро» наступит, молодой ювелир умолчал.
— Имею должность согласиться с Феликсом Лихтом. — сказал Синох своим низким басом. — Все ответы нам предложат в конце пути, а до этого лучше не наполнять голову лишними мыслями.
— Вы ведь, если не ошибаюсь, монах ордена Раджна, так? — заинтересованно повела взглядом Зено. — Вас не просто же так отправили помогать нести эту табличку. Неужели у вас нет хоть каких-то ответов?
— Мы не хранители разгадок, а лишь послушные слуги Господа, который указывает нам путь. — ответил Синох. — Много времени мы хранили указания, которые теперь исполняем.
— Ну, сегодня я услышал достаточно, чтобы в очередной раз убедиться в важности нашего похода. — высказался Эскер хриплым голосом от долго молчания. — Если наши преследователи и правда хотят освободить из заточения врага всего человечества, то нам не стоит медлить. И та черная звезда, горевестница, тоже тому подтверждение.
— Признаться, мне и самой в это с трудом верится. — развела руками Зено. — И я понятия не имею, какую такую награду может получить Моргайза от этого предательского союза. Хотя, скорее всего, она просто безгранично предана своим темным хозяевам, и на самом деле в ее поступках нет и капли предательства.
— Выходит, что святые писания в Книге Эрна были верны, и близиться Судный Час. — вполголоса сказал Феликс, уставившись на пламя лампы. — Дьявол Ашримун выберется из ада…
— Альсинамун никогда не считался тем, кого вы именуете «дьяволом». — вдруг подала голос Нананиль. — Если уж так хотите знатиньки, то Альсинамун — есть никто иной, как братик создателя вот этой вот штуковинки. — она ткнула пальцем в скрижаль. — Того самого, чье имя не произносится в этой деревеньке.
— Вы говорите об…, - тут Феликс понизил голос и огляделся, — … об Иакире?
— Так и говорю. — звякнула колокольчиками на своем колпаке Нананиль. — Оба они были первыми сынами Чудесного Света, первыми живыми и бессмертными. Вот такие вот делишки получаются у нас. Оба они были равны друг другу, и никто не был выше их, так как никого тогда и не было вовсе. И потом, когда появились другие, то все равно эти двое не знали себе равных, и стояли выше всех остальных.
— Но ведь, — Феликс снова понизил голос, — но ведь Иакир, как я понимаю, был добрый, так? Судя по тому, что я про него слышал. Почему же тогда его брат, — Ашримун ведь его брат, так? — почему же он считается у всех народов дьяволом? Ведь во всех известных мне религиях, так или иначе, появляется его имя.
— Они оба были добрые. — Нананиль снова провела по струнам своей арфы, и будто бы углубилась в свои мысли, и голос ее наполнился тяжестью раздумий. — Но прошло время, и Чудесный Свет явил своему златорогому сыну предвиденье.
— О, я конечно не сомневалась, что такой всезнающей особе, как вы, известны некоторые разгадки, интересующие нас. — улыбнулась Зено и подалась вперед. — Скажите пожалуйста, это как-то связанно с именем Саузирэль?
— Это еще кто такой? — непонимающе спросил Эскер, а Феликс увидел, как Эн в кресле подался чуть вперед.
— Мы с господином Анастерианом несколько раз, во время своих долгих поисков, натыкались на это загадочное имя в старых манускриптах, и все время оно стояло рядом с именем Иакира, но никакой конкретной информации мы так и не смогли выудить, так как старые диалекты очень сложны в переводе. — объяснила Зено.
— Тот, кого вы сейчас назвали, был одним из семи сыновей Златорогого Владыки. — раздался из темного угла мистический голос Унлахи, которая плавно вышла на свет. Феликс и не подозревал, что она все это время была тут. Главная ворожея снова выглядела как засохшее умертвие, окутанное святым ореолом. — Именно со своими сыновьями, — продолжила говорить она, — Златорогий Владыка добровольно покинул Святые Уделы, чтобы те приковали его к трону на Перевернутой Горе. Вот все имена тех благородных сифов: Старшим был Иливэль — говорящий устами своего Отца. Вторым был Кирфаэль — хранитель негасимого пламеня. Ниже них стоял Онурэль — тот, кто видел истину. Потом шел Кирэгарэль — сдерживающий грехи. После них был Асинзурэль — держатель смерти и приходящий последним. Предпоследним шел Сунлоэль — знающий цену всего. И самым младшим стал Саузирэль — владетель меча и силы. И именно с него, Саузирэля, и начался Великий Исход, и наступление Эпохи Греха и Упадка. — закончила говорить Унлаха.
— Я слышал эту историю, — вдруг раздался спокойный и размеренный голос Эна, — и так же до меня доходили слухи, что младшего сына Иакира обманули зоарийцы вместе со своими темными владыками.
— О чем это вы? — Феликс переводил взгляд с Эна на Унлаху, а затем и на Нананиль. Кажется, лишь эти трое сейчас понимали, о чем идет речь. Остальные же в комнате тоже растерянно переглядывались, пытаясь понять древние ответы, которые скрыты от них толстой пылью загадок и недомолвок. — Это как-то связанно со священной скрижалью и нашей миссией?
— А как же иначе? — сказала Нананиль, и к ней снова вернулся ее звонкий задор. — Все жизни человечков связанны с этими штуковинками.
Тут она вдруг замерла, и Феликс сразу понял, что случилось нечто нехорошее. Встрепенувшись, словно кошка почуявшая испуганную мышь, Нананиль обратила свой взгляд к окну, и Унлаха, быстрыми шагами, прильнула к другому, находившемуся рядом.
— Какие, однако, наглецы. — с мрачным весельем сказала Нананиль.
— Вернее будет сказать — глупцы. — сказала Унлаха, отворачиваясь от окна.
— Что случилось? — Феликс, а вместе с ними и Эскер с Зено, вскочили на ноги.
— Враг подступает к нашим стенам. — впервые в голосе Унлахи промелькнула злость. — Большое войско, несколько тысяч копий.
Хольф с Арелем после ее слов тоже вскочили на ноги, обменявшись зловещими усмешками. Серафиль что-то показал на пальцах, а затем быстрым шагом вышел из комнаты. За ним последовал и Синох. Сидеть остался лишь Эн и все еще дремлющие Милу с Рольфом.
— Сами, значит, пожаловали на наши мечи, и звать не пришлось. — прохрипел Хольф.
— Мне казалось, что наши враги боятся этого места, и не станут понапрасну рисковать. — испуганно сказал Феликс, поглядывая в окно, и не видя ничего, кроме пробивающихся сквозь деревья багровых лучей утреннего солнца. В его сердце стал подкрадываться ползучий страх, смешанный с необъяснимым предвкушением и жаждой действовать.
— Безумцы не ведают страха, а к нам идет именно такое войско. — спокойно ответила Унлаха, и Феликс увидел, как пчелы из воскового кокошника стали с остервенеем кружить вокруг ее головы, словно тоже готовясь к битве.
— И что нам теперь делать? В деревне ведь всего пара сотен человек, как нам дать отпор многотысячному воинству? — растерянно пробормотал Феликс.
— Если бы нас можно было побороть столь малыми силами, то деревни уже давно не существовало. — сказала Унлаха. — Вопрос состоит в том, почему они так решительны в своих действиях, и почему так уверенно наступают.
— Вы же только что дали ответ на свой вопрос, назвав их безумцами, разве нет? — Феликс все еще был напуган и растерян. Ненадолго его мысли разбежались, и он не мог сообразить, как ему поступить дальше.
— Безумие бывает разным, и то войско идет к нам ровным строем, а не несется сломя голову, как разъяренное стадо. Это и вызывает вопросы. — Унлаха вновь покосилось на окно, и ее глаза-светлячки будто бы наполнились тревогой. — В любом случае мы окажем достойный отпор. И вот еще что…
Тут к ней подошла еще одна ведьма, которая держала в руках длинный тканевый сверток. Феликс сразу догадался, что именно скрыто под тонкой шелковой тканью. Развернув алый сверток, перед Феликсом предстал перекованный Эльзир, еще более сверкающий и наполненный неземным светом. И хоть формы он не поменял, Феликсу показалось, что в нем что-то, да изменилось. Может быть прибавилось несколько черных завитушек на лезвии, и еще блеск словно бы хранил в себе глубокую тень, словно в наполированном металле отражалось что-то еще, чего не было в реальном мире. Когда маленький никс подошел чуть ближе, до его ушей донеслось звучание, которое исходило от клинка, и которому Феликс не мог дать точного определения. Это походило на далекий шум, какой можно было услышать в ракушках, если их поднести к уху, но при этом более мистический, будто бы рождающийся где-то в запредельных глубинах космоса.
— Мы хотели вернуть его через день, чтобы провести некоторые таинства, но раз уж ситуация складывается не самым лучшим образом, то правильнее будет отдать его сейчас. — сказала Унлаха.
Феликс не отрываясь глядел на новый меч, и к нему постепенно приходило понимание всего происходящего, и еще того, что ему предстоит сделать. Он протянул руку и взял сверкающий клинок.
— Раз уж битвы не избежать, то пусть будет так. — уверенно сказал Феликс. — Правда, толку от меня, боюсь, будет мало. Может быть господин Эн возьмет его?
— Мне будет достаточно и одного меча. — сказал молодой ювелир, поднимаясь на ноги. — И он у меня уже есть.
— Что это все такие беспокойные сегодня? — Милу наконец проснулся, и тяжело разлепив глаза, окинул всех заплывшим взглядом. — Это сейчас что, утро уже?
— Утро-то утро, только вот совсем не доброе, как хотелось бы. — сказал Феликс. — Давай, поднимай-ка свой зад, да иди поищи Дэя. Только смотри, не сильно задерживайся… — Феликс посмотрел на Унлаху вопросительным взглядом. — Сколько у нас времени?
— Пара часов, прежде чем враг подступит к деревне. — ответила та.
— Если у нас есть столько времени, то не лучше ли нам уйти сейчас, — тут же сказал Феликс, — ведь очевидно, что враг идет за нашей каменной скрижалью.
— Отсюда есть лишь несколько путей, и все они перекрыты крупными отрядами врага. Пробиться через них будет очень трудно, и лучше будет остаться здесь и подождать подкрепления. Не бойтесь, в деревню враг не вступит.
— Подкрепление? У вас есть еще воины? — удивленно проговорил Эскер.
— У нас — нет, но в деревне, помимо вас, находятся еще и другие уважаемые гости. Высокие гости, которые располагают достаточными силами, чтобы разгромить те безумные отряды, которые движутся сюда. — сказав это, Унлаха посмотрела на Нананиль. — Не имею сомнений, что к вечеру они уже прибудут к нам на помощь.
И все же слова предводительницы ведьм не могли полностью успокоить сердце Феликса. Он и представить себе не мог, как они собираются сдерживать многотысячное войско такими малыми силами. Да и сами стены этой необычной деревни совсем не были похожи на неприступную твердыню. Больше всего они напоминали обычный частокол, который вырос из-под земли.
Оставив приготовления обороны тем, кто в этом хоть что-то смыслит, Феликс взял скрижаль, которую во время ночной беседы принес с собой, и поднялся к себе в комнату чтобы положить ее обратно в сумку. Сердце его полнилось тревогами, и даже теплая пульсация каменной таблицы не успокаивала его. Более того, на его левой руке вдруг стал болеть давний шрам, который достался ему от богохульного ритуала пиктов. Раздражающее покалывание усиливалось с каждой минутой, и в какой-то момент Феликс даже выругался на такое положение дел.
— Безумная Дочь, что за новые беды ты нам уготовила! — воскликнул он, сжав кулак, пытаясь унять еще и подступающую дрожь, которая теперь прибавилась к боли.
Повесив сумку со скрижалью на плечо, Феликс взял Эльзир в больную руку, надеясь, что холодная рукоять немного уймет раздирающую его боль. И к его удивлению это действительно помогло! Боль все еще была, но уже не такая сильная, будто далекое эхо.
— Вот бы еще левой рукой научиться драться. — вполголоса проговорил Феликс, понимая, что если отпустит меч, то боль снова вернется. — Ну, на крайний случай, возьму в обе руки.
И Феликс, перехватив рукоять обеими руками, сделал несколько нерешительных взмахов мечом. Ярко сверкнуло серебро, и воздух наполнился музыкальными нотами, какие не под силу издать обычному земному клинку.
— Неплохо-неплохо, — раздался у двери бодрый голос Зено, — но будет еще лучше, если вам удастся разрубить им не только воображаемых, но и вполне реальных врагов.
Феликс покраснел, и хотел было убрать меч в ножны, но быстро сообразил, что ножен-то у него и нет. И почему, собственно, ему не использовать ножны от другого меча? Ведь таскать всюду оголенный клинок не дело, так и пораниться не долго, да и неудобно это.
— Что-то потеряли? — продолжила разговор Зено, облокотившись о стену и скрестив руки на груди.
— Да вот, хочу отыскать ему ножны, раз уж мне велено им владеть. — ответил все еще красный Феликс. — После рубки воздуха нужно и передохнуть малость.
— Вам же было сказано, что Эльзир отвергает любые ножны. — с усмешкой напомнила Зено.
— Не знаю, что вы имеете в виду, но, как говорят умные люди: не попробуешь — не узнаешь.
Феликс наконец отыскал что хотел, взяв в руки ножны, которые остались от арлекинского клинка — Альвакира. По размерам они были как раз впору Эльзиру, хотя, как заметил Феликс, этот полный загадок клинок волен был сам менять размер, по крайней мере, когда его держали ведьмы, он был в несколько раз длиннее.
Секунду постояв, и зачем-то дунув в тонкое отверстие ножен, Феликс осторожно вложил в них клинок. Тот вошел невероятно тихо и плавно, без единого звука. И Феликс было обрадовался, но через секунду с громким возгласом и руганью уронил меч на пол. Руки его обдало жаром, и он увидел как запылали изящные ножны, в момент превратившись в горстку пепла, на котором остался лежать Звездорожденный клинок.
— Проклятая Дочь, мать всех безумцев! — воскликнул Феликс, потирая обожженные ладони о куртку, под звонкий смех Зено.
— А интересное оружие вам досталось, господин Феликс. — все еще посмеиваясь сказала Зено, подходя к мечу и беря его в руки. Феликс было хотел предостеречь ее от такого глупого поступка, но потом понял, что вряд ли Зено совершала бы такие необдуманные действия. И верно, меч, похоже, уже остыл, и не навредил рукам веселой спутницы Феликса. Зено бережно провела пальцами по лезвию, внимательно изучая выгравированные на нем черные и золотые завитушки. Пока она вертела клинок в руках, Феликс увидел, что тонкие узоры меняют свой цвет в зависимости от того, какой стороной повернут клинок. — Видимо, это какие-то древние алхимические письмена, скорее всего шутовские. — сказала она, переворачивая меч в руках. — Понятия не имею, что они означают, но в них вся сила и содержится. Металл, на первый взгляд — обычный сплав. Я попросила бы у вас его на время одолжить, чтобы изучить получше, но, как видно, вам сейчас он нужнее. — и она протянула меч обратно.
— Вы ведь не затем только пришли, чтобы сказать мне эти приятные слова. — с подозрением сказал Феликс, забирая меч обратно.
— Ну, вообще-то, тут вы правы, я действительно пришла не только за этим. На самом деле я хотела извиниться за, так сказать, долгие годы нашей вражды. Понимаю, вам не легко будет принять меня, и куда тяжелее господина Анастериана, но мы и правда не желаем зла ни вам, ни семье де Сильво.
— Да… Да, я принимаю ваши извинения. — после недолгой паузы ответил Феликс. — После того, что я услышал и увидел… Вы тоже простите меня за столь резкие высказывания. Мне не стоило говорить такие слова. Кстати, о семье Гантэра — вы толком и не рассказали, что там с его дочкой Мавис.
— О, не беспокойтесь, с ней ничего страшного не случилось. Более того, как оказалось, предки Эльзы Стоун, — матери Мавис, — оказались в родстве с детьми де ла Игнис, и Мавис унаследовала ту редкую силу, которая подчиняет себе огонь. Сейчас она состоит при дворе нового претора запада. — после этих слов Зено хитро усмехнулась.
В этот момент где-то за стенами протрубил гулкий боевой рог, да так напористо, что у Феликса волосы встали дыбом.
— Было бы интересно побольше узнать об этом вашем пеплорожденном Ингораше, который вдруг стал претором, что он за человек и все такое, но время, как вы успели заметить, совсем не подходящее. — мрачно сказал Феликс, и тяжело вздохнул. — Надеюсь наши боги уберегут сегодня всех нас от бед.
Войско врага еще не подошло к стенам деревни, но когда Феликс вместе с остальными вышел на улицу, то увидел, что на хаотично росших корнях и ветках уже заняли свои позиции высоченные воительницы с серебряными луками в человеческий рост. Они стояли неподвижно, словно сами стали частью этих корней, и выглядели намного более устрашающе, чем прежде. Еще несколько десятков ведьм заняли позиции вдоль стен, взяв в руки длинные мечи. И один отряд, во главе с Унлахой, встал у самых ворот, держа в руках ростовые щиты и копья. Так же на стену вышли королева Шалунвье со своими молчаливыми охранниками в длинных темно-синих накидках, и Нананиль, уже с другими воинами, облаченными в яркокрасочные кольчуги рамуа. Феликс ума не мог приложить, зачем понадобилось этой маленькой шутихе участвовать в обороне деревни. Да и королеве стоило быть осторожней, и спрятаться где-нибудь подальше, вместе с придворными дамами. Но, видимо, они были уверены в своих силах, и в том, что подкрепление арлекинов подоспеет вовремя. Феликс тоже на это надеялся всем сердцем, хотя где-то в глубине души и понимал, что рассчитывать в первую очередь придется на свои силы.
Встав вместе с остальными на стену, Феликс окинул взглядом всех присутствующих защитников. С первого взгляда воинов казалось достаточно, чтобы некоторое время удерживать оборону стен. Он смог насчитать четыреста бойцов, и еще пару сотен лучниц, расставленных на верхних ярусах. Но все равно, сколько бы их не было, в полной мере определить шансы на победу было невозможно, так как Феликс не видел сил противника. По словам Унлахи, врагов было несколько тысяч, а это уже серьезная разница в численности.
Пока они в полной тишине ждали противника, из леса вышли несколько стай диких зверей. Они не стали близко подходить к деревне и затаились в высокой траве, выжидая прибытия врага. Такому необычному подкреплению Феликс совсем не удивился, и поэтому перевел взгляд к воротам. Среди застывших у стен древесных воительниц затесались две низкие фигурки Ареля и Хольфа, которые, по всей видимости, захотели ворваться одними из первых в самую гущу битвы. Одарив их мрачным взглядом, Феликс вновь оглядел опушку леса.
— Милу с Дэйем уже вернулись? — спросил он у ведьмы с именем Нунлах, той самой, что встретила их, когда они только прибыли в деревню. Теперь она стояла со своими подчиненными на стене. — Это наши товарищи, вы должны их знать. Один такой большой кудрявый здоровяк, а другой однорукий пастух с повязкой на глазу. Он присматривал за нашими лошадьми.
— Никто не возвращался. — ответила та. — Но если они и придут, то со стороны озера. Впереди нас идет враг, и там нет тех, о ком вы говорили.
Феликс нервно стал постукивать мечом по полу в тревожном ожидании. Боль в шраме на руке уже не замечалась, и все его мысли были лишь о том, как пережить этот трудный день. И чего он вообще тут делает? Сидел бы сейчас вместе с остальными арлекинами, кто не умеет сражаться, в укромных комнатах, и ждал бы окончания сражения. Но он встал вместе со всеми на защиту, и никто, даже Синох, не воспротивился этому решению. Правда, вежливый монах, как и прежде, не отходил от него ни на шаг, словно огромная тень. Так же рядом с Феликсом встали Эн и Эскер, так что боевая компания у него самая что ни на есть надежная. А еще, через некоторое время, к ним присоединилась и Зено, принеся с собой целую связку кривокосых курительных трубок, похожих на духовые инструменты.
Спустя час ожидания, Феликс, наконец, услышал вдали первые признаки приближения врага. Далекий вой боевых рогов и нарастающий злой шум барабанов стал наполнять окрестности леса. Он не умолкал ни на секунду, а спустя еще несколько долгих минут, на горизонте повалил черный дым, заслонив собой яркий свет утреннего солнца. Таящие в себе зло тучи сгущались над старой деревней, и тени удлинялись, неся в себе вражью тьму. С каждым тяжелым ударом барабана Феликс ощущал, как на него накатывают волны неумолимой злости к врагу, который так открыто решил выступить против них. Не прошло и получаса, как с другой стороны показалось большое войско противника. До него было еще несколько лиг, но даже с такого расстояния Феликс узнал уродливые деревянные доспехи и шлемы, и могучих самсонских жеребцов, которые несли на своих спинах жутких всадников, измазанных в крови и грязи. Это были пикты, и возглавлял их никто иной, как сам Изеул Исказитель.
Вот кто действительно вызвал у Феликса настоящий гнев, смешанный с глубоким отвращением. Остатки благородного величия полностью покинули этого обезумевшего старца, и теперь он был неотличим от фанатика-людоеда. Его белоснежные одежды сменились на окровавленное тряпье, запачканное грязью и черной копотью. Все его тело теперь еще больше покрывали ритуальные шрамы и криво вырезанные руны, а на обожженной голове блестело, словно сырой желток, расплавленное золото. Видимо в своей фанатичной дурости он облил себя им, и теперь мог видеть лишь одним здоровым глазом — второй был полностью покрыт расплавленным металлом. На голове же его покоился венок из черных и белых перьев. Но не это было самым страшным в его новом виде. К спине Изеула был привязан корявый ствол дерева в форме креста, на самой верхушке которого находилось золотое гнездо, а на нем лежала отрубленная голова его покойного сына — Труцидара. В отличии от изуродованного лица своего сумасшедшего отца, да и всех остальных пиктов, которые выглядели словно кровожадные дикари, голова покойного воина выглядела чисто и невинно, облаченная в светлый венок из полевых цветов, и не тронутая тлением. Даже длинные волосы выглядели ухоженно, и в некоторых местах заплетены в красивые косы. Феликсу даже показалось, что голова живая, хотя, как это может быть, если внизу нет никакого тела?
Подступающее войско шло медленно, выстроившись в несколько линий, неся в руках зажженные факелы, от которых было больше черного дыма, чем самого огня. Вскоре все небо вокруг окуталось непроглядной мглой, и казалось, будто в одночасье наступила глубокая и безлунная ночь. За спиной Феликса тоже зажглись огни, и стены деревни будто бы засияли изнутри дневным солнечным светом, в противовес удушливому и коптящему алому пламени врага. Феликс видел, как все новые отряды выходят из леса, и среди них были закованные в кровавые латы воители, такие же, каких он видел несколько дней назад, когда на них напал патрульный отряд Алгобсиса. Значит, в этом безумном войске были не только пикты. Один из таких наполненных болью отрядов тянул за собой огромного идола — то был обычный круглый обломок скалы с красными письменами, из-под которого высовывались скрюченные руки, застывшие в молитвенных позах, которые принадлежали расплющенным телам священнослужителей Алгобсиса.
От этого вида Феликсу стало еще более противно, и он оглядел своих товарищей, дабы убедиться, что он не один такой. Но все остальные, кто был рядом, смотрели на врага безжизненными и хладнокровным взглядами. Эскер был в маске, поэтому понять его чувства было невозможно, а Синох с Эном и так никогда не показывали своих чувств. Даже Зено беспечно хмыкнула, будто глядела на унылую драку пьяных забулдыг.
Тем временем вражье войско уже почти приблизилось на расстояние полета стрелы. Как и сказала Унлаха, в их действиях прослеживалась строгая дисциплина, а поэтому они не стали сразу бросаться в бой, и выстроились ровными рядами перед деревянными стенами поселения. Их реющие на ветру знамена смешивались с черным дымом от факелов, но даже так можно было разглядеть на них вышитого «Придавленного», о котором Феликсу рассказывал Эскер, а также и другие, не менее жуткие изображения, самым безобидным из которых был рисунок головы с тремя красными языками, высунутыми изо рта. Противники заняли свои позиции довольно быстро, и пяти минут не прошло, как они уже стояли плечом к плечу, но нападать так и не спешили. Ведьмы тоже оставались крайне спокойными, ожидая действий противника, ведь главное для них сейчас было выиграть побольше времени, прежде чем подоспеет подмога. Феликс даже подумал, что все можно будет урегулировать переговорами, хотя, о чем можно было договориться с такими лишенными рассудка людьми, как Изеул?
И только Феликс об этом подумал, как сумасшедший грязный старик вышел вперед своего многочисленного войска, а рядом с ним появился еще один рослый воин. Сначала Феликсу показалось, будто тот натянул на голову шлем в форме лошади, но как только оба пикта приблизились к стенам деревни, маленького никса обуяла новая волна страха и отвращения, так как шлем на деле оказался настоящей мертвой головой лошади, пришитой к телу. Тут же Феликс приметил и рану на груди воина, которую оставил меч Эна. Рядом с Изеулом вышагивал его собственный, когда-то мертвый сын, а точнее его молодое тело, с пришитой головой убитого коня. Голова животного казалась безжизненной, а из ее выколотых глаз безостановочно текли ручейки алой крови.
— Святая Дева Искупительница, спаси нас от этого нечестивого вида. — прошептал Феликс, не сводя глаз с воскресшего Труцидара.
Пока он молился всем известным богам, Изеул остановился напротив отряда Унлахи, и подняв руку, начал говорить:
— Порождения забытых времен, много веков мои благородные предки чтили ваши законы и границы! Мы закрывали глаза на ваше богопротивное существо, и не стремились к кровопролитной войне! Всеблагое Чудо милостиво даже к таким несчастным тварям, как вы! И впредь мы обещаем не пересекать ваши границы, а взамен вы отдадите нам предателей и лжецов, которых вы укрыли на своей забытой земле!
Тут Изеул повернул голову назад и взглянул на кого-то среди красных воинов Алгобсиса, будто бы хотел посмотреть на реакцию того человека, и убедиться, правильно ли он все сказал. Феликс тоже посмотрел в ту сторону, и тогда увидел, среди закованных в кровавое железо воинов, женщину, восседающую на жутком подобии сказочного единорога, рог которого больше походил на закрученный ржавый гвоздь. Сама же женщина была не молода, но красоту свою еще сохранила, и еще больше в ней было благородной стати. Феликс вспомнил, что уже видел ее, когда покидал Ашур, а еще до этого и на лесной поляне, где на него напал один из зургалов.
— Смотрите, — прошептал он стоявшей рядом с ним Зено, кивком указав на женщину с длинными седыми волосами, — это, как мне полагается, и есть Моргайза?
— Да, это она. — мрачно подтвердила Зено. — Будет очень неплохо, если нам удастся одолеть ее тут, хотя, вряд ли она будет принимать участие в битве. Матушка моего господина не так искусна в битвах, как мне известно.
Тем временем окрестности наполнил властный, поражающий своей мощью, и не допускающий возражений голос королевы Шалунвье.
— Меня ли ты называешь предателем, ты, ничтожный раб собственных иллюзий?! Здесь нет богохульников, кроме вас самих, и если вы не покинете это место сей же час, то ваши тела навсегда останутся на этой земле! Выбор за вами!
— Горная владычица не смеет указывать путь праведникам! — возмущенно крикнул Изеул, выпучив свой единственный здоровый глаз. — Мы не побоимся выступить даже против твоего заклейменного народа, ибо нас ведет праведная вера! Мы не побоимся тебя, подземная королева!
— Тогда, может быть, ты побоишься меня? — вдруг раздался громкий и полный тайн голос маленькой Нананиль, и Феликс увидел, как та вышла из-за ворот в сопровождении своих охранников. — Две королевы — это не одна, вождь диких людей.
Феликс внимательно посмотрел на низенькую шутиху, которая в этот момент совсем не выглядела такой уж безобидной. В том, как она стояла, в ее голосе и движениях проснулось что-то древнее и грозящее опасностью, наполненное таинственной мудростью.
— Что она имела в виду? — проговорил Феликс, не сводя глаз с еще больше возмущенного Изеула, которого, похоже, испугали слова новой собеседницы.
— Только то, что вы сейчас услышали. — сказала Зено. — Ведь не думали же вы, что у арлекинов лишь одна королева?
— Так это… — начал Феликс, указав пальцем на маленькую фигурку среди рослых охранников.
— Нананиль Звонкая — повелительница рамуа. — просто ответила Зено. — Я и сама, признаться, недавно узнала об этом. Мне почему-то казалось, что она немного иначе выглядит. Все-таки она прапрабабушка королевы Шалунвье, и самая взрослая из всех арлекинов, а тут, получается, какая-то девчушка. Хотя, может быть с возрастом все арлекины теряют в росте и прибавляют в дурости, кто их знает.
— Ты тоже об этом не знал? — обратился Феликс к Синоху. — Ты ведь из этих мест, не так ли?
— Знал. — ответил монах. — Только вот толку говаривать вам про это не имело смысла. У кочевого народа кирэ свои цари, и они не имеют высокомерности в традициях, а поэтому с ними можно говаривать как с обычными людьми.
Пока они беседовали, Изеул все еще молча стоял, и видимо слова Нананиль всерьез встревожили его, поэтому он обдумывал свои дальнейшие действия. Снова посмотрев на Моргайзу, которая одарила его властным и уничижительным взглядом, он повернулся к Нананиль, которая, уперев руки в бока, ждала его решения.
— Те, кто не чтит посланцев Всеблагого Чуда, не достойны его милости! — выкрикнул он. — А посему мы смоем ваши грехи кровью и выжжем святым огнем!
Он выхватил меч, и с задних рядов затрубили рога, кони заржали и ринулись на стены, а вместе с ними в воздух поднялись сотни черных стрел, выпущенных врагом с задних рядов. Феликса охватила волна страха вперемешку с яростью, но не успел он сориентироваться, как вой труб и гул разъяренных голосов перекрыл другой, более мелодичный звук арфы. Горящие стрелы, которые летели на стены деревни, вдруг мигом рухнули вниз, а ряды всадников разом попадали на землю, схватившись за свои уши. В это же время из кустов на них накинулись дикие животные, разрывая и топча их корчащиеся в агонии тела.
Нананиль к этому времени уже отошла за высокие спины ведьм, которые, одновременно издали шипящий боевой клич, и выставив перед собой щиты, ощетинили копья, готовясь встретить новую волну страшных всадников с горящими факелами. Битва началась, и войско Изеула, словно беспощадные волны бушующего моря, накатывало на стены деревни, и каждый раз их теснили выпущенные с высоких насестов исполинские стрелы-копья, которые, порой, пробивали насквозь сразу всадника и его скакуна. Где-то внизу неистово ревел во всю глотку Хольф, рубя топором латников Алгобсиса, а Арель выпускал на волю яркие дуги молний.
Феликс в панике метался из стороны в сторону, не зная куда ему податься, пока откуда-то сбоку не появился отряд пиктов, которые смогли взобраться по незащищенному участку стены. Бой был недолгим, но все равно каждому досталось по противнику, а то и не по одному. Феликс даже опомниться не успел, как Эльзир в его руках разрубил пополам огромного верзилу, словно раскаленный нож масло. Зено ловко расправилась с двумя противниками, метнув в них пузырьки со взрывчатым зельем, а Синох раскроил черепа еще двум дикарям, скинув их тела на головы лезущих снизу врагов.
Увидев великую силу Звездорожденного клинка, Феликс внезапно воспрянул духом, и уже без страха в сердце вступал в бой с новыми противниками. Прошло два часа, прежде чем отряд Унлахи отошел за стены деревни и забаррикадировал ворота с помощью тяжелых бревен. К этому времени лес вокруг них уже вовсю полыхал, сжигаемый оскверненным огнем, но стены деревни все еще противостояли этой яростной стихии. Лишь спустя еще час западная их часть воспламенилась, подняв в воздух темный столб дыма. К этому времени Феликс смог расправиться еще с пятью прорвавшимися противниками, и был весь залит их кровью. Со стены он видел, как к воротам подкатили уродливый костяной таран, а вместе с ним подошли и мускулистые, закованные в тяжелые панцири молотобойцы, но расписные двери стойко выдерживали первые стенобитные удары этих чудовищных орудий.
— Нужно потушить огонь. — с потусторонней злобой в голосе сказала Нунлах, указывая на западную часть деревни, где плясали жгучие языки удушливого пламени.
— Я могу это сделать! — тут же вызвался Феликс. — Так от меня будет побольше пользы, нежели на стене.
— Ты и так уже не мало сделал, мой маленький друг. — сказал Эскер, похлопав его по плечу. — Раз так, то я тоже пойду с вами.
Небольшой отряд быстро был сформирован, и в него вошли Феликс, Эскер, Синох и еще пять ведьм. Спустившись со стены, они, извилистыми улицами, направились к задымленной части деревни, прихватив с собой ведра. По словам Нунлах в той части был колодец, а поэтому доступ к воде был, но Зено все равно дала им пару своих алхимических глиняных пузырьков, которые должны были помочь потушить вражье пламя. По пути они наткнулись на еще один отряд пиктов, которые, по всей видимости, забрались под покровом дыма, а затем потерялись в лабиринте улиц. Феликс не успел вовремя среагировать, и один из нападавших больно порезал ему руку, чудом не дотянувшись до шеи. Благо, что ранение было не смертельным, но довольно болезненным.
— Ничего, жить будешь. — сказал ему Эскер, когда с пиктами было покончено, и он перевязал рану Феликса оторванным лоскутом одежды. — Идти то хоть сможешь?
— Да. — морщась от боли промолвил Феликс, опираясь на меч. Ему стало казаться, что ранена не только рука, но и нога, так как острая боль расходилась по всему телу. — Слава Силестии, я в порядке. Будем надеяться, что у этих негодяев не отравленные клинки.
— Все хорошо, пикты презирают любые яды, но их костяное оружие может принести не меньше боли, чем самый страшный яд. — рассказал Эскер, осматриваясь по сторонам, чтобы убедиться, что враг больше не нападет. — Ну что, идем дальше?
Так, в коридорах из едкого дыма и копоти, они добрались до горящего участка деревни. Огонь уже разросся до такой степени, что обычными ведрами с водой его было не потушить, а поэтому Феликс передал приготовленные зелья Эскеру — сам он вряд ли бы смог так хорошо их метнуть, при его-то ране. Покрутив в пальцах пузырьки, Эскер перевел взгляд на огонь, а затем с силой метнул один из них в багряные языки пламени. Раздался странный треск, словно ломался хрупкий лед, а затем свист и шипение. Прямо на их глазах алый огонь перестал танцевать, замер, и превратился в оранжевые сосульки, некоторые из которых под своим весом тут же обломились.
— Вот бы и дым еще так же разогнать! — воскликнул Эскер, метя в еще один полыхающий дом.
Таким образом, зельями и водой, им удалось потушить самые опасные очаги пламени и попутно расправиться с еще несколькими врагами, решившими проникнуть в деревню под прикрытием пожарища. Вскоре к ним подоспел еще небольшой отряд ведьм вместе с разноцветными латниками рамуа, которые встали на защиту этого участка деревни. Устало облокотившись о стену, залитый водой, кровью и потом, Феликс вдруг увидел, как сбоку, где был навален дымящийся мусор и доски, вырвался еще один здоровяк, весь в саже и грязи, словно огородное пугало. Эскер уже было поднял свой меч, но Феликс успел остановить его, так как узнал этого до смерти напуганного недотепу.
— Милу! — встревоженно воскликнул маленький никс, и поковылял на встречу испачканному мальчишке. — Ты где так долго пропадал? С тобой все нормально? Где Дэй?
— Господин Феликс? — испуганно пробормотал Милу, встревоженно озираясь по сторонам. — Так это… бегал по вашему указу, как вы мне и сказали, за господином Дэем.
— Ну так не на другой же конец мира ты за ним бегал? Времени-то уже! — удивился Феликс. — И где же сам Дэй?
Побитый и дикий вид Милу не на шутку встревожил Феликса. Тот был вроде бы как не в себе, а на его одежде, помимо грязи, была еще и запекшаяся кровь. Все еще вертя головой, будто высматривая чего-то, здоровяк, казалось, совсем не слышал, что ему говорит Феликс.
— Милу! Милу! Да успокойся ты, неугомонное создание! — воскликнул Феликс, встряхнув Милу за воротник. — Скажи же нам что с тобой приключилось! Где Дэй?!
— Он… — начал бормотать Милу. — Господин Дэй… Мы вместе шли по лесу, а потом напали эти, с факелами. Мы отбились, но набежали еще, и кроме них другие, железные. Господин Дэй сказал мне уходить, что он, мол, сам со всеми разберется. И я было со страху убежал, но затем воротился за ним, а потом…
— Что потом? — с замиранием сердца спросил Феликс. К его горлу подступил холодный комок.
— Не помню. — из глаз Милу покатились слезы, он спрятал лицо в ладонях и помотал головой. — Делайте что хотите, но не помню. Я, вроде как, бежал. Сквозь огонь, и люди сильно кричали… — тут Милу поднял на Феликса заплаканные глаза и жалобно промолвил: — Господин Феликс, давайте возвратимся домой.
Боль в сердце Феликса перекрыла даже боль от раны на руке. Он как мог обнял Милу, и похлопал его по спине. — Возвратимся, конечно. Только вот пережить бы этот день. Ты как, сможешь драться?
Милу жалобно посмотрел на него, но в этот раз растерянности в его взгляде немного поубавилось, и он сделал один единственный кивок.
— Вот и ладно. — сказал Феликс, и подобрав с трупа пикта небольшой костяной топор, передал его Милу. — За стены не лезь, держись поближе к Эну или ко мне с Синохом. Да, лучше не отходи от меня далеко.
Управившись с остатками пожара, они поспешили обратно к воротам. Пока они бежали обратно тем же путем, где-то со стороны ворот начали слышаться хлопки.
— Видать наша Приветочка пустила в ход свои зелья. С алхимией-то нам гораздо проще. — подумал вслух Феликс.
Небо все еще было затянуто тяжелыми мрачными тучами, но даже так Феликс видел среди этих густых темных красок еще более глубокую и черную звезду, которая прорывалась своей бездонной мглой сквозь клубы дыма, и казалось, будто вся эта чернота и беды исходят именно от нее, водя вокруг ее зловещих лучей свой богомерзкий хоровод. Феликс даже в порыве чувств пригрозил ей кулаком, и громко воскликнул:
— Ну что смотришь, горевестница! Даже не надейся, не забрать тебе наши души!
Подойдя к воротам Феликс увидел, как те все еще доблестно выдерживают напор костяного тарана, и поразился, откуда в них столько силы. Другие такие же ворота уже давно бы разбились, а этим хоть бы что. С высоких помостов и парапетов все еще летели огромные стрелы, выпускаемые лучницами и Серафилем, который вместе с раненым Рольфом так же присоединился к стрелковым отрядам. Но были и более горестные виды. Рядом с одним из домов расположились несколько десятков длинных тел, накрытых белой тканью. Маленькие ручейки светлой крови, солнечной и чистой, словно расплавленный янтарь, стекали от них, и там, где они текли, распускались неведанные доселе цветы.
Новая волна злости на пиктов и на их обезумевшего вождя накатила на Феликса, и он, сжав Эльзир, поспешил к стенам, на подмогу защитникам. Там он быстро отыскал Зено, которая раскуривала сразу три своих трубки.
— Подержите-ка. — не дав Феликсу вставить и слова, сказала она, и передала в руки маленького никса одну из кривых как рог трубок, которая светилась изнутри пульсирующим алым светом. — Эх, было бы у меня больше времени… Тогда можно было бы приготовить куда более хитрые западни. — и с этими словами она выпустила из трубок фонтан многоцветных брызг, который окатил пиктов, толкающих таран, шипящим дождем из прожигающих плоть капель. Тут же раздались истошные крики, и Феликс увидел, как дикари, выхватив оружие, стали рубить друг друга в порыве слепой ярости.
Изеул уверенно направлял на стены все новые войска, умело расходуя силы, а в другом конце поляны его колдуны проводили кровавые ритуалы, разводя костры и протыкая мечами уродливые человекоподобные деревья, которые они принесли вместе с собой. Одному из отрядов пиктов удалось проломить брешь в стене, и теперь ее, со звериными воплями, удерживал Хольф, безжалостно расправляясь с каждым высунувшимся оттуда противником, наряду с безмолвными воинами арлекинов, которые помогали ему в этом.
Спустя еще час к стенам выступил конный отряд Алгобсиса, который своим видом ненадолго поверг Феликса в неописуемый ужас. Бледные, болезненного вида лошади без упряжи, несли на себе голых седоков с приколоченными к лысым головам железными венками, изображающие множество маленьких оторванных рук. Держась от стены на расстоянии нескольких десятков шагов, они разворачивались и метали в защитников дымящиеся зелья, а затем быстро возвращались обратно. Вокруг все шипело, горело и корчилось в агонии, и надежда таяла на глазах. Феликс не знал, сколько они смогут еще продержаться. Ворота уже не могли выдерживать таран, и Милу с Феликсом таскали к ним разный мусор и тела поверженных врагов, чтобы хоть как-то забаррикадировать их.
— Уходи в безопасное место! — наконец крикнул Феликс, когда стена из мусора, которую они так упорно строили последние полчаса, начала рушиться.
— А как же вы? — испуганно проговорил Милу, глядя своими большими голубыми глазами на Феликса. — Пойдемте все вместе.
— Я еще останусь. — сказал Феликс, и опустил руку на сумку со скрижалью.
Феликс уже давно думал над этим. Что если вытащить эту небесную табличку перед войском противника? Может быть тогда она снова явит какое-нибудь светлое чудо, и они все спасутся. Быстро откинув клапан сумки, он уже готов был вытащить скрижаль, как его руку кто-то перехватил. Подняв взгляд, он увидел лицо Эна, который смотрел на него сверху вниз своими золотыми, как солнце, зрачками. Сейчас, в красках от пожара, молодой ювелир казался словно призрак войны, который вот-вот решит исход сражения.
— Еще не время. — сказал он, отводя руку Феликса.
— О чем это вы… — начал Феликс и осекся. Он вдруг понял, что больше не слышит криков и звуков битвы. За стенами все стихло, и лишь где-то вдали слышались протяжные стоны умирающих врагов.
В полной растерянности Феликс забрался на стену и увидел, что войско противника и правда начало отступать к опушке леса. Некоторые пикты бежали с такой резвостью, будто увидели нечто пострашнее смерти, вереща и роняя на бегу оружие, запинаясь о кочки и трупы своих товарищей. Феликс сначала не понял, что могло так напугать этих безумных дикарей, пока не увидел перед воротами одинокую фигуру, держащую в левой руке волнистый посох. У Феликса на секунду перехватило дыхание от радости, когда он увидел живого и невредимого Дэя. Он уже хотел было окликнуть его, чтобы Дэй побыстрее спрятался за крепкими стенами, но тут на его плечо упала огромная волосатая лапища Хольфа, который, тяжело дыша, тоже встал рядом с Феликсом.
— Подожди, человечек. — настороженно промолвил он, не спуская пристального взгляда с пастуха. — Сейчас лучше запрятаться тут.
Феликс нахмурил брови и снова посмотрел на Дэя, который, как ему показалось, будто бы даже прибавил в росте. Он стоял, не сводя полного ненависти взора с Изеула и его уродливого сына, с пришитой головой коня, которые были единственные, кто не отступил. Лицо сумасшедшего вождя пиктов было искажено гримасой дикой злобы и ненависти. Огни разросшегося пожара, пожирающего лес, отражались на расплавленном золоте, покрывающего лицо предводителя дикарей, и делали его тусклым и невзрачным, словно обычная ржавчина.
— Что вы творите?! — захлебываясь слюной прокричал Изеул, обращаясь к своим воинам. — Не сворачивайте с праведного пути, не показывайте спину демонам! Жгите, палите, очищайте это гнездо зла от языческой скверны!
Многие, услышав его слова, остановились, но снова нападать на деревню пока не решались. Феликс увидел, как между вековых сосен и дубов скачет небольшой отряд всадников Алгобсиса, стремясь убраться прочь, и среди них, на истерзанном подобии сказочного единорога, скачет и Моргайза. Что же всех их так напугало? Неужто приход Дэя?
И тут на всю поляну грянул новый голос, принадлежавший однорукому пастуху, но не обычный, а наделенный древней силой, проникающей в самое сердце, и заставляющий разум дрожать от одного лишь его звука.
— Убирайся прочь из этого леса, и забирай с собой все свои беды, вождь-исказитель. Тебе не найти здесь ничего, кроме смерти, ибо на пути твоем встал сын первого вальдэва!
— Мне не указ никто, кроме Господа и Его наместников, что несут святое Слово! — выкрикнул Изеул и поднял меч. — Не указ! — и он, вместе с воодушевленными фанатиками, в слепой ярости снова ринулся на деревню.
Феликс видел, как Дэй повернул свою голову в сторону деревянных стен, встретившись взглядом с Унлахой.
— Когда-то мое племя вершило бесчестие и принесло вам раздор и беды, благородная эва старого Аина. Так позволишь ли ты мне явить свою силу, но уже ради защиты того, чего мы в былые времена так стремились разрушить? — спросил он, и Феликс не сразу понял, что слова эти Дэй произнес на арлекинском языке, который вдруг стал ему понятен.
— Делай что должен, потомок Златорогого Властителя, грехи твои давно уже были прощены. — ответила ему Унлаха.
Дэй низко поклонился ей, а затем снова развернулся к бегущим на него обезумевшим пиктам. И тогда Феликс успел увидеть, как лицо пастуха тронуло глубокое отвращение и ненависть. Он поднес свой посох к груди, а затем приподнял обрубок своей правой руки, и тогда его одежда вспыхнула яростным пламенем. Прямо из воздуха у Дэя сформировалась пламенеющая правая рука, и схватив верхушку своего посоха, он сделал движение, будто вынимает меч из ножен. И в этот же момент посох распался, и в руке пастуха и вправду оказался объятый пламенем волнистый клинок. Но не только посох изменился — вся одежда Дэя поменяла свой вид, и теперь перед полуразрушенными воротами стояла высокая фигура огненного рыцаря в длинных красных одеждах и колпаком на голове, та самая фигура, что когда-то спасла Феликса от клинка зургала в темных улицах Забытого Королевства.
Многие из пиктов, завидев это преображение, остановились, но было уже поздно. Дэй, так же, как и Изеул, поднял свой меч над головой, и пламя, в стократ нещаднее, чем в самых жарких кузнях Поларвейна и Белланимы, вырвалось из него, и могучей волной накрыло все окрестности. Дрожала земля, и люди кричали, но Феликс не чувствовал ничего, кроме теплого ветерка, ласкающего его лицо. Огонь Дэя не вредил защитникам, но безжалостно уничтожал всех врагов, что не успели вовремя отступить в лес. Посмотрев вверх, Феликс увидел, что и сама черная звезда, которая до этого роняла на них непроглядную тьму, вдруг вспыхнула, превратившись в огненный крест. Огонь закручивался танцующими вихрями и сжигал врагов, и не было от него никакого спасения. Дэй несколько раз опускал свой пламенный меч, и каждый раз земля содрогалась под его ногами, дыбясь и покрываясь трещинами. Те пикты, кому удалось спастись, бежали в лес, вопя от страха, где их встретили подоспевшие на помощь войска арлекинов. Затрубили звонкие рога, и сотни всадников на грациозных конях топтали их, пронзая длинными копьями и рубя волнистыми мечами. И пламя, что исходило от Дэя, им тоже не вредило, и так продолжалось до тех пор, пока не сгинул последний враг, пораженный стрелой, выпущенной Унлахой со стены ее деревни.
Тьма расступилась, погас огонь, и в лицо Феликса ударили лучи заходящего солнца.