Под тремя коронами

XXXV

Чтобы не допустить повышения популярности вдовствующей королевы, которая, проживая в своих имениях, всячески поддерживала православных, католические магнаты еще более ожесточенно вели с ней откровенную борьбу. Магнаты, конечно же, видели, что влияние ее при дворе ослабевало, а положение становилось даже шатким, что она уже не могла воздействовать на ход политической жизни, как это было при Александре. При новом государе на первый план выдвигались другие люди. Поэтому наездами и грабежами ее имений они стремились подорвать и имущественное положение, и авторитет вдовствующей королевы и великой княгини. Причем нападения были не только в западных, но и в восточных воеводствах, где преобладало православное население. Осенью 1511 г. одна из шляхетских банд разгромила Тетеринский двор, находившийся недалеко от Могилева. Причем не только пограбили, взяв все ценное, но и сожгли все строения, в том числе и дом княгини. Поэтому приехав в Тетерино, она остановилась в более-менее зажиточном крестьянском доме Игнатия Кожанова, семья которого, чтобы не стеснять такую знатную гостью, переселилась в обширную хозяйственную пристройку.

Наступило время свадеб, и Елена с интересом присматривалась к совершавшимся обрядам в крестьянской семье Игнатия. Как и в целом среди восточнославянского населения, здесь в свадебном обряде были три основные этапа: сватовство, заручины, т. е. непосредственное сватовство и сама свадьба или веселье. Но еще перед этим Елена заметила, что в семье Игнатия на правах мужа его дочери Феклы жил молодой мужчина из соседнего двора.

Спрашивать у самого Игнатия Елена не стала, но ее управляющий, человек уже немолодых лет, пан Сокольский пояснил:

— Да, Федор живет вместе с Феклой как бы временной супружеской жизнью. Это нечто вроде пробного брака. Раньше, в незапамятные времена, этот обычай в здешних краях был распространен широко, но сейчас встречается редко…

После завершения всех осенних работ в поле и в целом в хозяйстве, когда мороз начал сковывать и землю, и воду, в дом к Игнатию явились сваты. Дядя жениха Ефим и другой, тоже уже немолодой и, по всему, пользовавшийся уважением. С собою у них был хлеб, бутылка водки и деревянные посохи. Вместе с ним пришел и жених со своим ближайшим другом. Но в дом они не зашли, а остались в сенях.

Войдя в комнату, сваты перекрестились на икону, и Ефим сказал:

— Мы охотники и охотимся на куницу, что спряталась в этом доме…

После этих слов сваты передали хозяевам хлеб. В это время жених и дружка силою тащили в комнату Феклу, которая отчаянно сопротивлялась. Ей, наверно, было лет двадцать пять. Она была рослая и ширококостная, с крутыми плечами, роскошной шеей и грудью; цвет кожи имела смугло-желтый, глаза карие. Богатые, пышные каштановые волосы просто не знали куда деваться — так их было много, что хватило бы на две головы. Зубы белейшие. Ее спокойный, кажущийся безучастным, взгляд свидетельствовал о том, что ее жизнь была-таки не без приключений.

Затем сваты попросили мать девушки отдать дочь в жены их парню. Мать и отец спросили у Феклы, согласна ли она взять этого жениха в мужья. Она молча повязала каждому свату через плечо вышитый рушник, а жениху сунула за пояс вышитый платок. Это означало ее полное согласие. Родители подали сватам свой хлеб.

Через несколько дней состоялись заручины. Снова сваты поведали об охоте на куницу и были повязаны полотенцами. Но теперь в качестве выкупа за невесту сваты вручили хлебную водку и подарки. Затем жениха и невесту благословили хлебом и усадили на посад, т. е. почетное место в переднем углу, где была расстелена меховая шуба. С этого момента хор начал исполнять свадебные песни.

Свадьба была назначена на праздничный день следующей недели. День был жаркий, наполненный сияющим светом. Не только близкие родственники, но и жители всей деревни собрались у дома жениха. Все — в лучших одеждах. Мужчины в длинных, до середины бедра, белых рубахах, отороченных внизу красной вышивкой и подпоясанных разноцветными поясами. Поверх рубах короткие, до пояса, безрукавки. Все в узкополых шляпах — либо войлочных, либо соломенных, и, конечно же, в кожаных, обильно смазанных дегтем, сапогах. Но особым разноцветьем отличались женские наряды. В соответствии с христианской установкой о греховности человеческого тела женщины всех возрастов прятали его под тканями. Кофты с длинными, до запястьев рукавами, расшитыми вдоль всего рукава красной либо вышивкой, либо набиванкой. У других — широкой полосой на предплечье. Преобладали длинные, до самой земли, косоклинные сарафаны, но встречались и поневы из нескольких полотен ткани. Богатым разнообразием, даже фантазией отличалась вышивка фартуков или занавесок. По вышивке знающий человек мог определить сколько лет женщине, замужем ли она и сколько имеет детей. Головной убор был особым, только для этой женщины предназначенным. Причудливой формы, но, как правило, высокий. У молодых — несколько облегченный, у пожилых, замужних — более высокий и более громоздкий. Перед тем как свадебная процессия тронулась к дому невесты, мать жениха, одетая в вывороченную наизнанку шубу и меховую шапку, верхом на вилах трижды проскакала вокруг квашни, на которой лежал хлеб. Она разбрасывала зерно, а на конец ее вил лили воду из горшка, который затем разбили. Вилы хозяин двора тоже разломал и выбросил.

Во время самой свадьбы была разыграна сцена похищения невесты и даже военного похода против ее дома. Жених в это время не кто иной как князь, которого сопровождает дружина, в составе которой бояре — тысяцкий, т. е. начальник отряда в тысячу человек, хорунжий — знаменосец, который нес впереди свадебного поезда красное знамя — хоругвь. В составе поезда девушка-красавица, вооруженная сделанной из дерева саблей, к которой были прикреплены три перевитые ленты, ягоды калины, венок из барвинков…

Когда свадебный поезд подъехал к дому, ворота оказались закрытыми, а перед ними стояло пять-семь молодых людей, вооруженных дубинками. Начались переговоры о том, чтобы жениха впустили в дом. Внутри дома об этом же уговаривали мать невесты. В результате она в перевернутой наизнанку меховой шубе вышла навстречу поезду и протянула жениху чашку воды с овсом. Жених сделал вид, что собирается пить эту воду, но затем бросил чашку через голову назад, а дружка налету разбил ее палкой.

После этого на крыльце дома сошлись две свахи: со стороны жениха и невесты. У каждой хлеб с солью и зажженные свечи. Правыми ногами они наступили на порог, склеили свечи так, что они стали гореть одним пламенем, и поцеловались через порог.

— Это является символом заключения мира, — пояснил Елене находившийся рядом пан Сокольский. — Как и объединения очагов двух родов…

В глубоком молчании свахи обменялись хлебами.

Невеста в это время сидела за столом рядом со своим младшим братом — мальчиком. Жених, снова выдавая себя за охотника, преследующего куницу, попытался уговорить его отдать невесту, но мальчик требовал выкуп. И только получив его, залез под стол, а жених сел рядом с невестой и поцеловал ее.

Затем невесте надели на голову убор замужней женщины, который она сперва трижды бросала перед собой. После этого в дом торжественно внесли ритуальный хлеб, или каравай. Старший боярин разрезал его и раздал всем по куску.

После свадебного обеда невеста попрощалась с подругами. Все ее имущество уложили в подъехавшую от дома жениха повозку. Родители благословили невесту, а бояре стали усаживать ее. При этом бросили ей в ноги связанную черную курицу, перед этим полученную ею от матери. Жених трижды обошел вокруг повозки, слегка ударяя невесту кнутом со словами:

— Оставь отцовское, прими мое.

В воротах дома жениха зажгли костер, через который с целью очищения переезжает невеста и весь свадебный поезд. Молча войдя в дом, невеста выпускает привезенную черную курицу. Поскольку отец жениха разводил пчел, то косу невесты расплели здесь, в доме жениха, а не в ее родительском доме, как того требовал обычай. Затем ее посадили в красный угол, палочкой сняли покрывало и бросили его на печь.

На свадебном столе было все лучшее, что имелось у хозяев. Лежали также и пучки необмолоченных колосьев, которые затем использовались как целебное средство. Елену и пана Сокольского усадили рядом с невестой и женихом. Княгиня спросила у невесты:

— Крепко любишь своего Федора?

— Да, княгиня…

— А что такое любовь?

Невеста задумалась и неторопливо ответила:

— По мне любовь — это все возьми и все отдай… И когда кроме него, никого больше в сердце нет…

Внимательно слушавший их разговор, пан Сокольский попросил разрешения ответить на вопрос княгини и изложить свое понимание этого извечного явления. Елена согласно кивнула.

— Любовь это род безумия, над которым разум не имеет никакой власти. Это болезнь, которой человек подвержен во всяком возрасте и которая неизлечима, когда она поражает старика. Это по себе знаю, — добавил начинающий стареть пан Сокольский.

Помолчав, пан управляющий продолжил:

— О! Любовь существо и чувство неопределимое! Бог природы, твоя горечь сладостна, твоя радость жестока!

Выслушав его, Елена, улыбаясь, сказала:

— Ты, пан Сокольский, все знаешь о любви. Забыл только сказать, из всего вечного самым коротким является, к сожалению, она…

Свахи в это время постелили в чулане постель для новобрачных. На соломе, с мешком зерна в головах. Затем они раздели новобрачную и, тщательно осмотрев ее, надели чистую рубашку. В доме в это время продолжалось веселье: пили хлебную водку, пели свадебные песни.

Пан Сокольский пояснил Елене:

— Если жених окажется неспособным выполнить свой супружеский долг, невеста велит привести дружку. Роль жениха выполняет в этом случае, как правило, старший боярин. Окровавленную рубашку невесты показывают гостям, а к ее родителям отправляется депутация с рубашкой невесты и попадьей, т. е. бутылкой вина, к которой прикреплена кисть калины и хлебные колосья…

— Ну, а если не все так благополучно складывается у невесты? — улыбаясь, спросила Елена.

— О, в таком случае получается совершенно другая ситуация, — весело ответил управляющий. — Если выяснится, что невеста потеряла невинность до свадьбы и ничего об этом не сказала, на ее родителей могут надеть хомут, они подвергнутся всяческому поношению, а самой невесте поют непристойные песни.

Живя в Тетеринском дворе среди крестьян и простого люда, Елена чувствовала не только их уважение, но и восхищение и любовь. Они пленялись ее сияющей красотой и каким-то особенным, ей одной присущим, обаянием. Их изумляли ее способность все понять, терпимо относиться даже к самым сложным проблемам, всегда с уважением относиться к заботам и мнениям людей.

Не только в столице, но и во всем княжестве люди считали, что у Елены Божий дар умягчения злых сердец. И поэтому люди искали у великой княгини справедливости. Из далекого поместья приехала в Тростенец вдова пана Коротича с вопросом, что ей делать: муж ее умер насильственной смертью, завещания не оставил, детей нет, но есть приемыш-примачек. И хотя Елена после смерти мужа неохотно вступалась в подобные дела, но она решила помочь вдове вместе с властью церковной. Послали за священником, и они вместе постановили, что вдова имеет право владеть землей, людьми и всем имуществом мужа своего, поминать душу последнего, дитя свое приемное кормить и распоряжаться мужним имением в завещании как хочет…

А бывали и такие дела, что Елена не могла взять на себя ответственность быть судьей. В Бирштанах привели к ней связанного и жестоко избитого владельца небольшого имения пана Гротеволя. Влюбившись в жену соседа Иулианию и не находя в ней взаимности, он убил ее мужа, чтобы воспользоваться беззащитным состоянием жены. Но Иулиания взялась за нож: не попавши в горло насильнику, ранила его в плечо и бросилась бежать. Но Гротеволь догнал ее, изрубил мечом и бросил в реку.

Выслушав все это, Елена сказала:

— Я не могу в этом случае быть судьей… Ведите его к воеводе…

Елена предварительно решала даже наследственные дела. Особенно, если это касалось женщин, хотя для окончательного решения и отправляла просителей к великому князю. Приехали к Елене дочери Мстиславского князя Ивана Юрьевича и били челом об отчине своей. Елена приговорила: пусть едут в Мстиславль и владеют всею отчиною своею, всеми землями, которыми владел их дед и отец. Княжны пусть живут в отчине своей до тех пор, пока бог не даст им женихов-княжат, которые были бы им равны. После этого великий князь о них позаботится. Князь Мосальский просил имения в Смоленском повете, ибо владелец этого имения пан Реут умер, не оставив наследников. Оставил только жену. Елена отдала имение просителю с тем, чтобы он содержал вдову в чести, не обижал ничем до самой ее смерти. Принимала великая княгиня и более сложные решения. Просительницу из Бельзской области она оставила, как того требовала уставная грамота Александра, в имении в течение года и одной недели. Затем, взявши вено, полученное от мужа, вдова обязана была вернуться к своим родичам и вернуть им вено. Если же возвратить не захочет, то теряет права на свою долю в отцовском имуществе, сохраняя ее, однако, в материнском.

Вынося решения по справедливости, Елена помнила и о том, что в уставной грамоте ее мужа Александра было определено: «Холопу и рабе не верить и в свидетели их не принимать; с невольным человеком суда нет».

В это время она стала замечать за собой дар предсказывать будущее. На это обратили внимание жители двора и соседней деревни. В предыдущий приезд в Тетерино княгиня как-то подарила смышленому, бойкому, лет десяти от роду мальчику Томашу серебряный крестик, наказав:

— Береги его… Покуда будешь носить его на себе — и бог будет беречь тебя. Мальчик всячески берег его, но в каких-то детских забавах шнурок оборвался… А через несколько дней, купаясь вместе с ребятами на мелководье, незаметно для всех утонул… Сельская молва связала это с утерей крестика княгини.

Тогда же, во время посещения вместе с управляющим крестьянских семей, один из крестьян поделился с Еленой своей главной заботой: две дочери, двадцатидевяти и тридцати лет, никак не могут выйти замуж… Елена приняла заботу Хрисана близко к сердцу. И вдруг ей показалось, что лавка, стоявшая в хате у самого порога, сама почернела и стала испускать черный не то дым, не то пар…

— А что это за лавка? — спросила Елена у хозяина. — И почему она именно здесь находится?

— На нее обычно соседки, когда заглядывают по каким-либо делам, садятся. Свои женские новости обсуждают…

— Выбросьте эту скамейку… А еще лучше сожгите ее, — посоветовала Елена.

Она и сама удивилась, когда в следующий свой приезд Хрисан бросился княгине в ноги, не находя слов для благодарности… Оказалось, что дочери не только замуж вышли, но и каждая по ребенку уже успела родить…