Большая расплата

Глава 14

Студенты притихли, когда Гамаш вышел в центр аудитории.

Он заговорил лишь когда всеобщее внимание было приковано к нему.

Он рассказал им о произошедшем. Говорил просто и понятно, не принижая ужаса от убийства профессора в кампусе, но и не превращая все в мелодраму.

Он дал им ровно столько информации, сколько требовалось, чтобы прекратить злобные спекуляции, при этом не скомпрометировать следствие.

Про револьвер упоминать не стал. Просто сообщил, что профессор ЛеДюк был убит одним выстрелом в голову.

И не сказал ничего о карте.

— Есть вопросы? — спросил, когда закончил.

Вверх поднялась сотня рук.

— Только без всяких «известно ли нам, кто убил профессора Ледюка?» — уточнил Гамаш, и большинство рук было опущено. — Или «знаем ли мы, почему его убили?».

Не осталось почти ни одной поднятой руки.

— Да, кадет Тибодо? — Гамаш указал на третьекурсника, тот поднялся.

— Когда нам можно будет вернуться в наши комнаты?

Гамаш смотрел на него несколько секунд.

— Вы интересуетесь, будет ли то, что найдено при осмотре ваших комнат, использовано против вас? Наркотики, например. Или выпивка. Или украденные экзаменационные листы.

По аудитории прокатился гул.

— Мы переговорим обо всем найденном с каждым, но оставим все втайне, кроме случаев особо тяжких нарушений, или если найдем улики.

Кадет Тибодо кивнул и сел, явно расстроившийся, но одновременно успокоенный.

Было еще несколько вопросов по поводу процедуры расследования, по поводу занятий, а так же о том, что они скажут свои семьям.

— Расскажите им правду, — посоветовал Гамаш. — Некоторых из вас допросит шеф-инспектор Лакост и следственная группа убойного отдела. В основном, тех, кто был студентом профессора ЛеДюка или встречался с…

— Лжец!

Гамаш приложил ладонь ко лбу, чтобы лучше рассмотреть говорившего, но человек предпочел отсиживаться среди толпы.

— Если вам есть что сказать, поднимитесь и скажите всё мне в лицо, — произнес Гамаш тихим спокойным голосом, слышимым даже в противоположном конце аудитории.

Кадеты стали озираться по сторонам.

Гамаш ждал. Когда никто не поднялся, он продолжил так, словно его и не прерывали.

— В свои комнаты вы сможете вернуться в течение часа. Если вам известно что-то, что может помочь в расследовании, каким бы тривиальным оно вам не казалось, держите это при себе, пока не сможете поговорить с кем-то из следователей. К несчастью, вы получили шанс наблюдать за процессом расследования убийства изнутри. Это совсем не не привлекательно. И не захватывающе. Наружу выплывет много такого, что люди пытались скрыть. А не только содержимое ваших комнат.

Послышались нервные смешки. Когда все вновь стихло, коммандер продолжил.

— Не обманывайтесь, всё тайное станет явным. Лучше добровольно все рассказать, а не ждать, когда это вытащат на всеобщее обозрение.

— Лицемер! — выкрикнул тот же голос.

На этот раз аудитория зашумела. Кто-то негодовал. Кто-то радостно предвкушал дальнейшее развитие событий.

Коммандер Гамаш пристально рассматривал собрание студентов и те понемногу успокаивались. Все замерли в ожидании его ответа, приготовившись гневной отповеди.

И через несколько очень долгих мгновений коммандер Гамаш сделал то, чего от него никто не ожидал.

Гамаш улыбнулся. А когда улыбка на лице растаяла, заговорил. Говорил он мягко, но слова его достигали каждого уха.

— Будьте осторожны. Наступило опасное время. Среди нас убийца. Почти наверняка он находится в этой комнате, — Гамаш сделал паузу, а потом посмотрел на них с такой заботой во взгляде, что некоторые выдохнули, избавившись от напряжения, накопившегося, едва ли, не за целую жизнь. — Подпитывать злость очень легко. Слишком малодушно разжигать ненависть. Вы должны заглянуть в себя и решить — кто вы есть, и кем хотите стать. Личность не формируется в такие времена, как это. В такие времена личность проявляется. Это время для попытки. Время испытания. Будьте осторожны.

Араман Гамаш сошел с кафедры.

— Трус! — крикнул голос ему во след.

Слово ударило в спину, потом отскочило от Гамаша, не повредив. Гамаш не замедлился, не поколебался, продолжил стремительный шаг.

Амелия склонилась вперед, в сторону кафедры. Коммандер ушел, а она так и сидела, уставившись на опустевшее после его ухода место в центре аудитории.

Коммандер обращался ко всем и каждому, в том числе и к ней. Но его глаза задержались на одном молодом человеке. Тогда же изменилось выражение его лица. Во взгляде появилась почти болезненная обеспокоенность.

Он точно знал, кто прокричал ему, выстрелил в него теми словами. И Гамаш обращался именно к этому человеку. Будь осторожен.

— Хм! — хмыкнула Амелия.

— Что? — спросил сидящий рядом кадет.

— Отвали, — без энтузиазма ругнулась она. И погрузилась в свои мысли.

Шеф-инспектор Изабель Лакост стояла в дальнем углу аудитории рядом с Жаном-Ги Бовуаром.

— Они разве не знают? — резко выдохнув, прошептала она.

— Какой он? — спросил Бовуар. — Либо не знают, либо им всё равно. Серж ЛеДюк постарался отравить колодец до прихода Гамаша, и продолжал подкидывать дерьмо последние пару месяцев.

— А он не мог ему противостоять? — спросила Лакост.

Аудитория вокруг них гудела от предположений. Говорили про убийство, про слова, брошенные в коммандера.

— Это его выбор, — сказал Бовуар. — Он считал, что ЛеДюк намеренно отвлекает внимание, да и дел было слишком много, чтобы тратить время на войну с Дюком.

— Они глупые.

— Не все.

Для Лакост было ясно — и она вполне понимала причины — что Гамаш потерял контроль над Академией. Жану-Ги Бовуару происходящее в аудитории виделось совсем в другом свете.

Как и ей, ему был очевиден вызов, брошенный Гамашу. Но еще Бовуар видел зарождавшиеся островки тишины — некоторые из кадетов обдумывали только что произошедшее, включили мозги.

— Ты идиот, — шипела Хуэйфэнь.

— Чего? Да все думают, как я, — ответил Жак.

— Не все. По крайней мере, теперь.

Её острые глаза отслеживали окружающую их активность. А в некоторых случаях и бездействие. Задумчивость, охватившую немалую часть ее сокурсников-кадетов.

Она посмотрела на Жака. Такой красивый. Тонкое, интеллигентное лицо. Мускулистый от занятий греблей, скалолазанием и хоккеем. Его тело излучало здоровую энергию, которую девушка находила почти непреодолимой. Она мечтала пробежаться пальцами по этим напряженным мышцам, даже если уже делала это. Она мечтала обхватить его руками и ногами, даже когда именно это и делала

Но сейчас, и уже не впервые, она задумалась, что еще скрыто под этой прекрасной оболочкой. В этой черепной коробке. И что случится, если сдерживающие ремни когда-нибудь порвутся.

Когда Хуэйфэнь вернулась в свою комнату, то обнаружила, что ее ожидает женщина, а личные вещи досматривает полицейский агент.

— Кадет Клотье?

— Oui.

— Я шеф-инспектор Лакост из убойного отдела. Пожалуйста, присядьте.

Хуэйфэнь села на краешек кровати и стала наблюдать, как агент роется в содержимом платяного шкафа.

Лакост уселась на стул и закинула ногу на ногу, чтобы было комфортнее.

— Где вы находились прошлой ночью, между десятью вечера и двумя часами утра?

— Здесь. В постели.

— Одна?

— Да.

— Вставали ли вы, чтобы сходить в ванную? Или выпить воды?

— Нет, я спала. У нас плотный график занятий — учеба, спорт. Это сильно выматывает.

Лакост улыбнулась.

— Припоминаю, каково это. Какими были ваши отношения с профессором ЛеДюком?

— Я одна из его студенток. Полагаю, вы можете смело считать его моим наставником.

— Он вас выбрал, или вы его?

Хуэйфэнь разглядывала шефа-инспектора. Та задала ей очень точный и неприятный вопрос.

— Он выбрал меня. Когда я была первокурсницей, он предложил мне приносить ему утренний кофе. Потом, через какое-то время, стал приглашать к себе в комнату по вечерам.

— Для чего?

— Поговорить. И не наедине, — поспешно добавила Хуэйфэнь, — если вы об этом подумали. Ничего такого. Он просто говорил с нами, о работе полицейского, о Сюртэ. Он был заинтересован в некоторых кадетах.

— Наверное, его смерть стала шоком.

И, тем не менее, Лакост ясно видела, что девушка совершенно не шокирована. И даже не опечалена. Но очень нервничает.

— Это так, — ответила Хуэйфэнь.

— Всего несколько месяцев до вашего выпускного, после которого вы станете агентом Сюртэ, поэтому вам отлично известно, как протекают расследования. Есть идеи, кто бы мог его совершить?

— Думаю, вам стоит спросить коммандера.

— Правда? А почему?

— Они друг друга ненавидели. Это было очевидно.

— Как это?

— Ну, они болтали друг про друга всякое.

— Что профессор ЛеДюк говорил о коммандере Гамаше?

— Что тот слабак, и что ослабляет Академию и Сюртэ. Что он трус.

Лакост сжала губы на несколько секунд, а когда снова обрела способность говорить, спросила:

— А что коммандер Гамаш говорил про профессора ЛеДюка?

Хуэйфэнь открыла рот, потом медленно закрыла, ломая голову над ответом. Что же она слышала от коммандера про Дюка?

Она посмотрела на шефа-инспектора Лакост, которая понимающе смотрела в ответ.

— Ничего, так ведь?

Хуэйфэнь согласно кивнула.

— Вы не очень хороший агент, если принимаете слухи за факты, кадет Клотье.

Полицейский, обыскивающий небольшую комнату, шепнул что-то на ухо Лакост, потом вручил ей какой-то предмет. Взглянув на находку, Лакост поблагодарила агента.

— Пожалуйста, упакуйте кое-какие личные вещи, — попросила она девушку, и поднялась, — Вещи, чтобы переночевать. И обязательно возьмите с собой вот это.

Лакост вручила обалдевшей девушке карту Трех Сосен, и вышла из комнаты.

Инспектор Бовуар покинул комнату Жака Лорина.

— Я на сто процентов уверен, что именно он оскорблял месье Гамаша, — сообщил Бовуар Лакост, как только оба следователя снова встретились.

— Почему?

— Почему я так думаю, или почему он оскорблял?

— И то, и другое.

— Потому что парень был одним из ЛеДюковых миньонов. И был его прислугой, в свою бытность новичком.

— Как и кадет Клотье, — она указала на комнату Хуэйфэнь. — Ты нашел карту?

— Да. Она всё ещё у него.

— Как и карта кадета Клотье. Итого, две карты.

— Я попросил его собрать вещи и прихватить карту, но не сообщил, куда он отправится. Мелкий говнюк выглядел испуганным.

— Но если профессор ЛеДюк был их наставником и пользовался их уважением, то его наверняка убили не они, — сделала вывод Лакост.

— Ну, я бы не стал этого исключать, — заметил Бовуар. — У молодежи любовь быстро превращается в ненависть. Может, ЛеДюк нашел себе новых фаворитов.

— Типа двух других кадетов, — сказала Лакост. — Новичков?

— Может быть.

— Возьми на себя девушку, — попросила Лакост. — А я снова поговорю с Натэниелом Смитом. Посмотрю, найдет ли он свою копию карты.

Натэниел предъявил карту Лакост.

— Bon, — бегло изучив листок, она вернула экземпляр владельцу. Три экземпляра в наличии. — Вечером, когда ты встречался с Сержем ЛеДюком, чем вы занимались?

— Как вы узнали, что я с ним встречался? — юноша невообразимо побаровел.

— Я говорила с другими кадетами, как ты знаешь.

— Нас там была целая куча, — уверил Натэниел. — Мы не часто встречались, только когда Дюк приглашал нас.

— То есть, всегда был кто-то еще? А наедине вы когда-нибудь оставались?

— Никогда.

— Прошлой ночью?

— Я поужинал, потом была хоккейная тренировка, потом я вернулся сюда и делал домашнюю работу. Мы должны были пошагово разработать расследование по поводу проникновения со взломом.

— Когда ты лег спать?

— Кажется, около одиннадцати.

— Как ты считаешь — кто-нибудь особенно недолюбливал профессора ЛеДюка?

— Ну, он не был самым популярным из профессоров, — ответил Натэниел. — Но народ относился к нему с уважением.

— Уважал или боялся?

Натэниел промолчал.

— А ты? Что ты к нему чувствовал?

— Я его уважал.

— За что?

— Я… Мне..

— Ты его боялся, так? — тихо спросила она.

— Ничего подобного! Я был ему благодарен за то, что он меня выбрал.

Лакост кивнула. Это могло быть правдой. Пока куратором Натэниела был Дюк, остальные кадеты оставляли парня в покое. Но ЛеДюк, конечно же, отлично помнил, что юноша — один из тех, кого он не принял в Академию, и после это его решение было отменено лично коммандером Гамашем.

Не поэтому ли ЛеДюк пригрел парня? Потому что тот понравился Гамашу? Ему хотелось испортить всё и вся, становившееся для коммандера особенным?

— Упакуй, пожалуйста, немного вещей на пару дней, — попросила она, поднимаясь. — И захвати карту.

Натэниел вскочил.

— Зачем? Что такое?!

— Вас учили ставить под сомнение приказы?

— Нет.

— Тогда исполняй, пожалуйста.

Качая головой, Лакост удалилась. Теперь ей было очевидно, с чем каждый день приходится сталкиваться Гамашу на посту коммандера.

— Она где-то тут, — уверила Амелия.

Под присмотром Жана-Ги Бовуара комната была обыскана сначала агентом Сюртэ, потом самой студенткой.

Много времени на это не потребовалось. Только кровать и стол. Комод и небольшой шкаф с униформой.

В комоде не было ничего кроме ящика с носками и нижним бельем.

Но сколько книг! Над столом, на полу, вдоль стен. Амелия соорудила самодельные книжные полки, используя кирпичи и старые доски-сороковки.

Она заглядывала в каждую книгу, трясла ее. Но не находила ничего.

— Ладно, оставь, — сказал Бовуар. — Карты тут нет.

Он жестом попросил её присесть на кровать. Сам уселся на стул возле письменного стола, потом наклонился к Амелии и спросил:

— Где она?

— Не знаю.

Девушка казалась искренне озадаченной.

Бовуару не нравилось то, что он видел, когда смотрел на Амелию Шоке. Но надо было отдать ей должное — с самого начала занятий кадет Шоке никогда не претворялась кем-то, кем не была.

Это одновременно внушало надежду и настораживало.

Но, конечно же, не означало, что она не способна лгать.

— Ты отдала карту профессору ЛеДюку?

— Чего?! — возмутилась она. Конечно, нет! Зачем мне это?

— Когда ты видела ее в последний раз?

— Не помню.

— Вспоминайте, кадет.

До сей поры этот чем-то привлекательный человек был для Амелии всего лишь профессором. Читал лекции по методике работы на месте преступления. Как ей было известно, он всегда был замом коммандера Гамаша.

И его зятем. Она поняла это по фотографии в дома Гамашей. Знание это она придерживала, чтобы использовать в подходящий момент.

Но Амелия никогда не думала о профессоре Бовуаре как о действующем инспекторе отдела по расследованию убийств или как об одном из влиятельных офицеров Сюртэ. Она даже не предполагала до этой минуты, что он таковым является.

Прямо на ее глазах профессор Академии превратился в инспектора убойного отдела.

Покачав головой, Амелия вскинула руки в знак смирения.

— Я не знаю, где карта.

— Профессор ЛеДюк просил тебя стать одной из его прислужников, — продолжил Бовуар.

— Он не просил, — поправила его девушка, — Он поставил перед фактом. И не называл это прислуживанием. Считалось, что нам оказана честь, что нам повезло.

— Ты на это так смотришь?

— Не думаю, что у нас был выбор. Я просто делала, что говорят.

— Звучит так, словно профессор тебе не нравился.

— А мне вообще никто не нравится, — сообщила она.

— То есть, ты испытывала к нему неприязнь?

— Я ни к кому не испытываю неприязни.

— Правда? Ты выше всех этих противных человеческих особей?

— Послушайте, я здесь, чтобы стать настоящим агентом Сюртэ, а не для того, чтобы заводить друзей.

— Ты в курсе, что люди, которых ты тут повстречала, впоследствии станут твоими коллегами на долгие годы? Возможно, тебе пора научится любить. Или испытывать неприязнь, как вариант.

— Так точно, сэр!

Наблюдая за ней, Бовуар отметил ум в ее взгляде. И если не страх, то уж точно некоторое беспокойство.

У неё, он знал, есть причины для беспокойства. И даже причины для страха.

Её экземпляр карты пропал. Либо она сама отдала карту ныне покойному профессору, либо кто-то взял и поместил карту в тумбочке ЛеДюка. В обоих случаях все внимание приковано к ней. Всё сходится на кадете Шоке. Бовуар это понимал. Ей это тоже было ясно.

— Собери кое-какие вещи, пожалуйста. Ты уезжаешь отсюда на пару дней. Тебя сопроводит агент.

— Зачем? Из-за карты? — прокричала ему вослед Амелия, но ответа не получила.

— Можно? — спросила Лакост, входя. — Встреча с шефом полиции и мэром состоялась?

Поднявшись из-за стола, Гамаш поприветствовал её, указал на кресло возле дивана, сам занял соседнее.

— Oui. Бедный парень. Сочувствую ему. Последние несколько месяцев я пытался завоевать доверие мэра. Наконец, вопреки своим советникам, на последнем городском собрании он одобрил программу волонтерства, а тут такое случилось.

— Но это же никак не связано, — заметила Лакост.

— Нет. Но это выставляет Академию в очень неприглядном свете, разве ты не видишь? Один из наших профессоров убит? Откуда мэру знать, что приходящие к нам в бассейн или на хоккейные поля дети в безопасности?

— Понятно, — сказала Лакост, отметив, как искренне опечален Гамаш. Но совсем не из-за жестокого убийства одного из своих коллег. Его расстраивало, что отличный мужик, каким был мэр, а так же дети общины в очередной раз пострадали по вине Сержа ЛеДюка.

— Шеф полиции настроен более оптимистично, — продолжил коммандер. — Предложил помощь.

Изабель Лакост расправила складочку на брюках и взглянула на Армана Гамаша.

— Я и не представляла, насколько это враждебная среда, патрон.

Он улыбнулся:

— Я тоже, если честно. Когда я впервые приехал сюда, то ожидал сопротивления, и Господь свидетель, мои ожидания оправдались. Я ожидал, что Серж ЛеДюк попытается контролировать и смущать настроения в кампусе. Он так и поступал. Я предположил, что третьекурсники — испорченное поколение. Так и есть. Ну, почти так.

Он смотрел на нее и, секунду помедлив, спросил:

— Знаешь, почему в вооруженные силы восемнадцатилетних

— Потому что они молодые и здоровые? — предположила Лакост.

— Здоровее двадцатитрехлетних? Нет. Это потому что они податливые, как пластилин. Восемнадцатилетних так легко убедить в чем угодно. Заставить сделать все, что угодно.

— То же самое можно сказать и про уличные банды, и про террористические организации. Если дать им молодежь.

Мысль зацепила ее. Она произнесла простые слова, но чтобы осознать их смысл, потребовалось некоторое время. Серж ЛеДюк, по сути, превращал Академию Сюртэ в тренировочную террористическую группировку.

За какие-то несколько лет он испортил некогда прекрасную организацию. Не только Академию — отсюда в качестве агентов в Сюртэ попадут его кадеты. И станут расти по службе. Нет, не станут. Уже стали. Они уже внутри Сюртэ.

И что хуже всего, эти юные мужчины и женщины не видят ничего плохого в том, что делают. Или собираются делать. Просто им сказали, что это правильно.

У Армана Гамаша была причина принять пост коммандера. Чтобы восстановить равновесие. И сделать всё возможное, чтобы остановить Сержа ЛеДюка.

Под ее взглядом коммандер Гамаш поднялся и шагнул к своему столу.

Лакост насторожилась — реакция, свойственная хорошо натренированным, высококвалифицированным офицерам.

Сержа ЛеДюка нужно было остановить. Окончательно и бесповоротно.

Но это сделал не месье Гамаш, уверила она себя. Он тут ни при чём. Он ни в чём не виноват. Ни в чём.

Она смотрела, как Гамаш подхватывает со стола досье и возвращается к ней.

— Вам надо было его уволить, патрон, — сказала Лакост. — Арестовать его за коррупцию вы бы, возможно, не смогли, но увольнение остановило бы его от причинения большего ущерба.

— Увольнение ЛеДюка ничего бы не решило. Проблема просто переместилась бы к кому-то другому. ЛеДюки в этом мире всегда найдут благодатную почву. Не Сюртэ, так другой полицейский департамент. Частная охранная фирма. Нет. Наступил предел. Это должно было прекратиться, и люди, которых он тут и в Сюртэ подкупил, должны были увидеть, что их философию больше не потерпят.

— Как вы намеривались добиться этого, сэр?

Он с иронией посмотрел на нее.

— Ты говоришь о том, о чём я думаю? Уж не подозреваешь ли ты, что я остановил его при помощи пули в ранний утренний час?

— Мне нужно было спросить. А вам — ответить. Это же не светская беседа.

— Согласен, — ответил Гамаша, возвращаясь в кресло. — Но ты же не думаешь, что я способен на хладнокровное убийство?

Она помолчала, не спуская с него глаз.

— Думаю, способны.

Её слова надолго повисли между ними.

— И, как бы там ни было, я тоже способна, — добавила она.

— При определенных обстоятельствах, — согласился Гамаш, медленно кивнув.

— Oui.

— Вопрос в том, какие обстоятельства считать подходящими, — добавил Гамаш.

— Должно быть, патрон, вам стало ясно, что Серж ЛеДюк побеждает. Он уже искалечил третьекурсников. Вы сами сказали, что их уже не исправишь…

— Я сказал — почти. Я еще не потерял надежду на их счёт.

— Почему тогда не взять обучение третьекурсников на себя? Вы ограничились только новичками.

— Так и есть. Старших я отдал кое-кому получше. Тому, кто сможет научить их большему, чем я когда-либо буду способен.

— Жану-Ги? — спросила она, даже не пытаясь скрыть сомнения.

— Мишелю Бребёфу.

Изабель Лакост села очень тихо, не дыша. Как если бы в комнату проникло что-то жуткое, и она не хотела привлекать его внимание.

— Знаменитый предатель, — наконец выговорила она.

— Пример, — сказал Гамаш. — Мощный пример того, на что способна коррупция. Она лишила Мишеля Бребёфа всего, что было ему дорого — коллег, друзей, самоуважения. Карьеры. Семьи. Он потерял всё. Серж ЛеДюк обещал кадетам власть и награды. Мишель Бребёф проверил всё это в на себе. Он пример того, что станет с коррумпированным офицером Сюртэ.

— Он знает об этом?

— Он знает, что ему предоставлен шанс искупить вину, закрыть ворота.

Изабель Лакост склонила голову, не вполне уловив аллюзию.

— Предположим, он не пытается искупить вину, — предположила Лакост. — Что, если он использует этот шанс как попытку вернуться в дело? Предположим, он встал на старую дорожку и нашел свою благодатную почву. Не страшно было соединить Мишеля Бребёфа, Сержа ЛеДюка и школу, полную впечатлительных курсантов, воедино? Не страшно, что всё обернется катастрофой?

— Конечно, страшно, — резко бросил ей Гамаш, и тут же постарался успокоиться. Он посмотрел на неё, во взгляде мелькнул отсвет гнева. — Ты не можешь искренне считать, что я не боялся этого каждый день, каждую минуту. Но только так можно потушить пожарище — при помощи ответного пламени.

— Это должно быть контролируемое пламя, — заметила Изабель Лакост и тихо повторила: — Контролируемое.

— Полагаешь, я утерял контроль?

— Недавно в морг унесли труп, а вас освистали курсанты, — она выдохнула, — Да, думаю, вы утеряли контроль. И пожалуйста, помните — я говорю это вам с огромным уважением. Если кто-то и мог решить эту проблему, то только вы.

— Ты думаешь, я сделал хуже?

Она готова была ответить, потом передумала.

— Я не собираюсь сидеть тут и заявлять тебе, что убийство Сержа ЛеДюка было частью моего плана, — сказал Гамаш. Или что я считал это отдаленно возможным. Но назад я не поверну. Ты никогда не сбегала, Изабель. Даже когда могла. Даже когда должна была, чтобы спасти свою жизнь.

Теперь он ей улыбался. Теми же знакомыми карими глазами, что смотрели на неё, когда он умирал на фабричном полу, пока она безуспешно старалась остановить вытекающую из него кровь. Тогда над головами свистели пули, стены вокруг них взрывались осколками, а воздух был плотным от пыли и криков смертельно раненных мужчин и женщин.

Она осталась с ним. Держала его за руку. Услышала слова, как они оба тогда думали последние в его жизни. Рейн-Мари.

Он передал это имя через Изабель Лакост. А с именем отдавал и всю душу, всё свое сердце. Всё своё счастье и просьбу о прощении. Рейн-Мари.

Гамаш выжил. И Изабель не пришлось доставлять ей то, последнее послание.

— Вот и я не бегу теперь, — сказал он. — Будем придерживаться прежнего курса.

— Oui, — ответила она.

— Мы бывали и в худших передрягах, Изабель, — заключил он.

— Случалось, — улыбнулась та. — По крайней мере, кадеты не вооружены и не стреляют в нас. До поры.

Гамаш издал хриплый смешок.

— Я попросил шефа полиции как можно быстрее изъять все боеприпасы из арсенала. Оружие останется, но нечем будет стрелять.

Улыбка сползла с ее губ:

— Я же пошутила. Вы серьезно ожидаете неприятностей подобного масштаба?

— Убийства я не ожидал, — ответил он, став серьезнее, чем когда-либо. — Кадеты должны быть в безопасности. Единственная вещь, которая опаснее убийцы это убийца, загнанный в угол. А сейчас он заключен в стенах Академии. И лучше, чтобы в его распоряжение не попал арсенал.

— Или целая армия, — сказала Лакост, припоминая реакцию в аудитории. — У Сержа ЛеДюка много последователей.

— Это так. Но ты заметила — хоть кто-нибудь горюет по нему?

Лакост на мгновение задумалась и отрицательно покачала головой.

— Нет.

— Нет, — подтвердил Гамаш. — Проблема с «дыханием королей».

— Дыханьем королей?

— «Их смыло всех державною волною», — напомнил Гамаш. — Жалко, что тут нет Жана-Ги, он бы оценил.

— Очередное стихотворение, — догадалась Лакост.

— Хм. Джонатан Свифт, — он протянул ей папку, взятую с рабочего стола.

— Что это?

— Пистолет, что я держал у виска Сержа ЛеДюка. Прочти и скажи, что думаешь по этому поводу.

— Merci, — она поднялась на ноги. — Прочту. Есть тут свободный офис?

— На той стороне холла есть зал заседаний.

— Отлично.

Гамаш не торопился подняться из кресла, чтобы проводить ее. Следуя его примеру, Лакост снова села.

— Есть что-то ещё?

— В глобальном смысле, боюсь, ничего, что помогло бы вычислить убийцу, — сообщил Гамаш. — Просто некоторые соображения по работе департамента. Особенно такого, который имеет высокий статус — расследование убийств.

— Слушаю.

— Правосудие должно совершиться публично.

— Согласна.

Это была старая поговорка, даже клише, а Гамаш никогда не злоупотреблял клише. Если это происходило, на то был повод.

— «Правосудие не просто должно совершиться», — процитировал он, — «Оно должно совершиться публично».

— О чем вы? О том, что я должна провести пресс-конференцию?

— Что ж, это не самая плохая идея. Но я кое о чём достаточно деликатном. Об Академии Сюртэ. Профессорский состав в основном из бывших офицеров или тех, кто временно в отпуске, как Инспектор Бовуар, или людей, работающих на Сюртэ по контракту. Я бывший глава отдела по расследованию убийств. Ваш бывший начальник.

И тут шеф-инспектор Лакост поняла, к чему он клонит:

— Получается, Сюртэ будет вести расследование в Сюртэ.

— Расследование убийства, — усугубил Гамаш.

Она согласно кивнула.

— Думаете, мне надо позвонить шефу-суперинтенданту Брюнель и попросить ее поручить расследование сторонней структуре?

— Non. Никаких сторонних расследований. Ты должна против этого бороться. Просто попроси прислать независимого следователя. Кого-то, кто подтвердит, что проводимое тобой следствие будет честным.

Лакост задумалась. Мысли были невеселые.

— Вы уже так делали?

— Дважды. Удовольствия мало. Но это то, что необходимо сделать. И лучше, если инициатива будет исходить от тебя, чем будет навязана со стороны. Подозреваю, шеф-суперинтендант Брюнель уже задумалась над этим.

— Есть у вас на примете кто-то конкретный, кого я должна попросить? — Лакост быстро достала айфон и набрала номер главы Сюртэ.

— Нет, — сказал он, поднимаясь. — Это может всё испортить. Примешь того, кого пошлют. Оставляю это на тебя.

Гамаш шагнул в приемную одновременно с входящим туда Жаном-Ги.

— Их отправили в Три Сосны, патрон.

— Хорошо. Merci.

Сейчас, лицом к лицу, Бовуар видел, насколько встревожен Гамаш.

— И ещё, — начал Жан-Ги. — Пропал один из экземпляров карты.

— Чей?

— Девчонки-гота.

— Амелии?

Бовуар вскинул брови, удивившись такой фамильярности.

— Кодета Шоке, да.

— И что она говорит?

— Она выглядит удивленной. Отрицает какие-либо особые отношения с ЛеДюком, сознаётся только, что носила ему кофе по утрам и посещала групповые вечеринки в его апартаментах.

— Значит, это правда, — сказал Гамаш. — Она одна из них.

Гамаш глубоко вздохнул и посмотрел за порог, на пустой коридор, когда-то полный шумных кадетов, а сейчас словно лишенный жизни.

— Что я наделал… — едва слышно пробормотал он