Большая расплата

Глава 25

И действительно, кадеты ожидали Гамаша и Шарпантье в столовой B&B.

Тут же были Клара и Мирна, решившие составить своим квартирантам компанию, но усевшиеся за отдельный столик. Сидели они у камина, и уже доедали свои французские тосты с беконом и кленовым сиропом, когда Гамаш остановился, чтобы поздороваться с ними. И спросить:

— Как всё прошло?

— Прошлой ночью? — уточнила Мирна. — Отлично. Я улеглась под простыни, как только попала домой. Думаю, он проделал то же самое со своими простынями. Потом проверю их — нет ли прорезей для глаз. И поищу остроконечную шляпу[3].

Арман одновременно усмехнулся и виновато поморщился:

— Прости меня за это.

— Амелия милая девочка, — сообщила Клара. — Проснулась чуть свет. Заправила постель и даже переделала кое-какую работу по дому, пока я спала. Когда я спустилась, кофе был уже готов.

— Да ну?! — удивились в один голос Арман и Мирна.

— Нет, конечно же, нет, — бросила им Клара. — Сказала мне «от***сь», когда я постучала в дверь спальни, чтобы разбудить её полчаса назад. Потом запросила кофе. Это как жить с росомахой. Кстати, как там Грэйси?

Арман одарил её легкой улыбкой.

— С ней всё в порядке.

Он покинул их и присоединился к кадетам и Шарпантье. Студенты только что доели завтрак, и Габри принёс каждому кофе с молоком.

— Вы будете завтракать? Есть блины с черникой, французские тосты, яйца «Габри».

— Яйца Габри? — переспросил Гамаш. — Что-то новенькое.

— Я добавляю немого лимонной цедры в голландский соус.

Арман обдумал сказанное, потом улыбнулся:

— Маленькая плюшка.

— Маленькая шлюшка[4], — Габри с большим достоинством поклонился.

— Мне яйца «Габри», s’il vous plaît, — заказал Арман.

— А вам, месье? — спросил Габри у Шарпантье. Тот заказал блины с черникой, сосиски и сироп.

— Мы с профессором Шарпантье возвращаемся в Академию, — сообщил Гамаш кадетам. Шарпантье, сидящий напротив него, удивленно выгнул брови. — Но когда я вернусь вечером, то хочу услышать рапорт о том, что вам удалось узнать насчет карты.

— Да ладно! — начал Жак. — Это не имеет никакого смысла, вы же знаете. Я хочу вернуться в Академию. Вы не можете удерживать нас здесь.

Он вперил взгляд в коммандера, остальные трое переводили глаза с одного на другого. Ясно, что Жак никогда не был фанатом нового коммандера, но теперь его презрение достигло новых высот. Или глубин.

Даже Габри, несший Кларе с Мирной небольшую сырную тарелочку, притормозил, и теперь он и дамы смотрели, что будет.

Мирна озадаченно склонила голову.

— Возможно, ты и прав, — ответил Гамаш, ставя на стол свою большую чашку. — Карта может ничего не означать. А если ты ошибаешься?

— Не верь всему, о чём думаешь, — процитировала Амелия.

— То есть, теперь ты на его стороне? — спросил её Жак.

— На стороне? — удивилась Амелия. — Да тут нет никаких сторон.

— Ой, себе-то не ври. Стороны есть всегда.

— Довольно! — Отрезал Гамаш. Впервые он повысил голос, и все они моментально повернулись к нему. — Меня утомило ваше ребячество. Прекратите эту перепалку. Вы не на школьном дворе. Вы кадеты академии Сюртэ. У вас попросили помощи в расследовании убийства. Да вы хоть знаете, сколько кадетов захотели бы оказаться на вашем месте? А вы глумитесь. Хотите уйти? Забрать свои бирюльки и смотаться домой? Потому что не получили на руки улику, залитую кровью? Да откуда вам знать, что важно, а что нет? Если уж мне это неизвестно, то тем более вам.

Под его взглядом один за другим они опустили глаза.

В том числе и Жак.

Клара и Мирна посмотрели друг на друга.

Так несвойственный ему, в голосе Армана звучал гнев. Но за гневом слышалось кое-что ещё. Гамашу было страшно. Страшно, что эти четверо не принимают ничего всерьёз. Подобное легкомыслие приводит зачастую не только к неудовлетворительным оценкам, оно ведёт к могиле. Кто-то совершил убийство, и станет убивать вновь.

— У вас нет привилегии выбирать, когда работать, где работать, или с кем работать. Я ваш коммандер и я решил, что вы должны все вместе работать с картой. Тут нечего обсуждать. Убийца преуспевает, создавая хаос, отвлекая и разделяя. Боритесь с хаосом. Он мешает сосредоточиться и поглощает массу энергии. Вам нужно научиться ладить. Со всеми. С каждым! — он посмотрел каждому из четверки в глаза. — С каждым. От этого зависит ваша жизнь. Разве те мальчишки в окопах сражались друг с другом?

— И если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот, — продекламировал Шарпантье. — Не надо быть гением тактики, чтобы это усвоить.

— Нет, надо быть всего лишь мастером стереотипов, — пробурчал Жак.

— А вы ещё удивлялись, почему я затворник, — сказал Шарпантье Гамашу.

— О, бывают дни, когда я вообще ничему не удивляюсь, — сообщил ему Гамаш.

— Тот дом всё равно пал, верно? — спросил Жак. — Они же все погибли, те солдаты. Может, они и погибали все вместе. Но каждый из них по отдельности мёртв. На той долбанной карте не грязь. Там кровь.

Копия карты лежала на столе, и парень ткнул в неё с такой силой, что опрокинул стакан. По столу потекла вода, ручеек приближался к Гамашу.

Все отпрянули, Гамаш же не сдвинулся с места, не отрывая глаз от парня.

Жаку стало так досадно, что он готов был расплакаться. Он уставился в лицо коммандеру. Разглядел шрам на виске, перевёл взгляд на глаза.

— Они мертвы, — повторил Жак еле слышно.

— Да, многие мертвы, — согласился Гамаш, изучая лицо кадета. Затем протянул руку и отодвинул карту в сторону от лужицы воды. В безопасную сторону, поближе к молодому человеку.

Прибыл Габри с заказом, вытер воду и удалился, одарив Гамаша понимающим взглядом.

— Расскажите им, о чём говорили мне, — обратился Гамаш к Шарпантье.

— Я считаю, — профессор указал на карту, — что это ранняя карта для ориентирования.

— Для чего? — переспросила Амелия.

— Ориентирование, — проговорил Натэниел. — Это спорт такой.

— Такой же, как кёрлинг? — усмехнулась Амелия.

— Кёрлин это крутой спорт, — вступила в разговор Хуэйфэнь. — Ты хоть раз пробовала играть?

— Да нафига оно мне сда…

— О, да Бога ради! — прервал их Гамаш. — Дослушайте профессора.

— Ориентирование это такой тренировочный метод, замаскированный под спорт, — сообщил Шарпантье.

— И что он тренирует? — спросила Хуэйфэнь.

— Военные навыки. Метод применялся в Англо-бурской войне и первой мировой, чтобы научить офицеров ориентироваться на поле боя. Поэтому на этой карте есть обозначения, отсутствующие на других картах — скала, изгородь, вычурной формы дерево, брошенный дом. Но в то же время на ней есть контурные линии, как на топографической карте.

Он постучал по карте на столе.

— Тот, кто её рисовал, точно знал, как изготавливать карты, и был знаком с ориентированием, когда оно только зарождалось.

— И должен был жить где-то здесь, — добавил Натэниел.

— Думаете, её нарисовал тот солдатик? — спросила Амелия.

— Возможно, — ответил Шарпантье.

— Но? — уточнила Хуэйфэнь, уловив его сомнение.

— Карта нарисована опытным картографом. А солдат всего лишь мальчик. У него не было времени научится. По крайней мере, чтобы рисовать так мастерски.

— Её нарисовал его отец, — предположил Жак, на протяжении всего разговора не отрывавший от карты взгляда. — Чтобы сын взял её с собой.

— Чтобы она напоминала о доме, — сказал Натэниел.

— Чтобы указать путь домой, — сказал Жак.

Шарпантье взглянул на Гамаша, тот кивнул.

— Мы тоже так решили.

— С чего нам начать? — спросила Хуэйфэнь.

— Сами решим, — прервал её Жак. — Обойдемся без их помощи.

— Но…

— Если попросишь помощи, кадет, — сказал Гамаш. — ты её получишь.

— Зачем? — начал Жак. — Видел я, что случается с людьми, следующими вашим приказам.

Арман Гамаш медленно, с особой осторожностью, опустил на стол вилку и нож, и так внимательно посмотрел на кадета, что Жак задрожал. Все сидящие за столом, включая Шарпантье, отпрянули от стола.

— В ратуше Сен-Реми есть архив всех сделок купли-продажи, — холодно выговорил Гамаш. — Записи за последние сто лет и более. Там знают, кому принадлежало бистро, пока было частным жилым домом. Оттуда и начните.

Пока Натэниел записывал, Жак продолжал смотреть на Гамаша.

Коммандер встал из-за стола, кадеты вскочили. Медленно поднялся на ноги Жак.

— Вернусь к семи вечера. Жду от вас рапорт.

— Так точно, сэр, — выдали три кадета.

Гамаш повернулся к Жаку.

— Так точно, сэр, — проговорил тот.

— Bon, — сказал коммандер, и обратился к Мирне. — Можно тебя на пару слов?

Мирна, чувствуя себя школьницей, вызванной к директору, поплелась за Гамашем в гостиную.

— Да, он обнаружил видео, — созналась она, прежде чем Арман успел хоть что-то спросить. Тот промолчал и она кивнула. — Предполагаю, он тебя погуглил.

— Зачем?

— Зачем? Да потому что он свято верит во всё, что этот ваш ЛеДюк ему наговорил про тебя. Ему надо бы знать правду, если он хочет чему-то научиться. Где-то рядом убийца. Парню пора уже становиться разборчивее.

— Никому не нужно смотреть то видео…

— Послушай, Арман, я знаю, как ты ненавидишь всё, что там произошло. Но что было, то было. Из этого тоже можно извлечь пользу — если случившееся там научит этого молодого человека тому, как всё бывает в реальности, то возможно и от записи есть толк.

— И что, разве, похоже, что теперь он изменил свое мнение? — спросил Арман, и Мирна обернулась в сторону столовой. И отрицательно покачала головой.

— Думаю, там есть над чем поработать, — ответила она. — Я видела его лицо, когда он смотрел видео рейда. Он был потрясён. Но не просто потрясён — он буквально готов был влезть сквозь экран. Чтобы испытать всё на себе. Это редкая способность сопереживать. Равно тому, как если бы он был на рейде сам.

Взглянув на лицо Гамаша, она повторила:

— Как если бы.

Гамаш посмотрел в сторону столовой, потом снова на Мирну.

— Он видел всех, — сказал Арман. — И Реала, И Этьена, и Сару.

Он произносил имена погибших, как Рут делала накануне.

Мирна кивнула.

— И Жана-Ги. И тебя. Думаю, он впервые осознал, что на самом деле значит служить в Сюртэ. Дюк, кажется, так они его звали? — Гамаш кивнул, и Мирна продолжила: — Дюк, вероятно, пичкал их историями на тему власти и славы, а любое насилие выглядело картинным, как старый фильм о войне или вестерн. Смерть там была эстетичной, и мы побеждали там чаще, чем противник. За это они его и любили. Но видео показывает, как бывает страшна смерть на самом деле. Думаю, он ужаснулся. И возненавидел тебя за эту правду.

Гамаш понял, как ошибался. Он боялся, что кадет Лорин не воспринимает всё серьезно, в то время как кадет буквально был парализован от страха.

И, конечно же, Жак задавал себе обычный для всех них вопрос — когда столкнёшься с такой реальностью лицом к лицу, бросишься ли вперёд или сбежишь?

— Пришло время узнать, на что он способен, — сказал Гамаш. — На что способен каждый из них.

Наконец он улыбнулся, легко и искренне.

— Какая правильная мысль, Мирна. Что случившееся может послужить хорошим уроком. Те смерти спасут чьи-то жизни. Может, спасут его жизнь, особенно если это убедит его уйти из полиции.

— Думаешь, он пожелает уйти?

— Думаю, это возможно.

— Но он всё равно умрёт в назначенный час, — заметила она. — В собственной кровати, в машине, или в перестрелке.

— Ты о неизбежности судьбы? Только не начинай, — попросил Гамаш. Этот разговор они вели часто, но только не сегодня.

Мужчины ушли, как и Мирна с Кларой, четверо кадетов осталось.

Хуэйфэнь отправилась мыть посуду. Амелия с неохотой вызвалась ей помогать. К ним присоединился Натэниел. Последним в кухню вошёл Жак. Забрав полотенце у Натэниела, он оттянул его по спине.

Натэниел засмеялся, понимая, что сделано это в шутку. И всё же, что-то обидное было в этом выпаде, и в жгучей боли, которую он за собой оставил.