Большая расплата

Глава 22

— Ха! — хмыкнул Шарпантье, увидев карту, заключенную в рамку.

— Ха? — переспросил Гамаш, сняв карту со стены и протянув её профессору. — Не могли бы вы выразиться более конкретно? Есть в этой карте что-то ценное или нет?

— Ни в малейшей степени.

И, тем не менее, Шарпантье продолжал изучать карту.

— Боюсь, мне нужно идти, — Гамаш бросил взгляд на часы, было около семи вечера. — Но утром я вернусь. Шеф-инспектор Лакост и кто-то из её команды остаётся, как и инспектор Бовуар. Утром у них будет отчёт о судебно-медицинской экспертизе.

Гамаш потянулся за картой, но Шарпантье, казалось, не хотел её отдавать.

— Я еду с вами, — сказал он.

— Зачем? — поинтересовался Гамаш. — Не хочу показаться грубым, но мне не совсем понятно ваше желание.

— Я коллекционирую карты. Этот экземпляр любопытный. Да ещё, как вы сказали, есть её изображение на витраже в церкви?

— Oui.

— Мне бы хотелось на него взглянуть.

— Но вы же сами сказали, что в карте нет ничего ценного.

— Всё верно. И, тем не менее, она для вас важна, — ответил Шарпантье. — Как карта, или как что-то иное?

Гамаш помолчал, наблюдая за потеющим мужчиной, потом принял решение:

— Упакуйте вещи и ждите меня у главного входа через четверть часа.

Когда Шарпантье укатил, Гамаш взял карту. Стекло покрывали пятна пота. Гамаш аккуратно перевернул рамку и осторожно высвободил листок.

Они прибыли в Три Сосны к половине девятого, и отправились сразу в часовню Святого Томаса, окна в которой всё ещё горели.

Когда они вошли, к ним обернулось восемь голов — четверо односельчан и четверо кадетов. Такой толпе позавидовал бы любой министр.

— Арман, — проговорила Рейн-Мари, подходя к мужу для приветствия. Затем обернулась к субтильному мужчине, опирающемуся на костыли. Арман предупредил её о позднем госте, но не стал распространяться о нём подробно.

Если люди в основном состоят из воды, то этот молодой парень человек больше, чем кто либо.

— Это Хуго Шарпантье, — представил его Гамаш. — Он профессор.

— Вы один из наших преподавателей, — узнал его Жак. — Читаете «Современные методы тактики”.

— А вам бы, кадет Лорин, быть повнимательнее на занятиях, — сказал Шарпантье. — Помнится мне, на последних двух тактических занятиях вы были застрелены, и взяты в заложники на третьем. Тест проводился в помещении завода. Вы провалились.

Хуэйфэнь попыталась сдержать улыбку, Амелия с Натэниелом смотрели на Жака с интересом. Золотой мальчик не просто лишился сияния, он помертвел.

Хуго Шарпантье повернулся к коммандеру.

Гамаш встретил его взгляд, точно зная, о чем тактик думает.

Четверо кадетов. Не в Академии, а в крошечной часовне за много миль от города. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сделать вывод, что их тут спрятали, хотя сами они этого не понимают.

— Профессор Шарпантье коллекционирует карты, — объяснил Арман. — Думаю, он может помочь. Вернее, он думает, что может помочь.

За всю дорогу сюда Шарпантье не сказал ни слова о карте или ещё о чем-то. Это молчание вполне устраивало Армана. Ему было о чём подумать.

— Вот она, — сообщила Рейн-Мари, направляясь к витражному окну. — Как же мы раньше не замечали?

— И не должны были, — сказал Шарпантье. — Посмотрите на его лицо.

Двое солдат были изображены в профиль и устремлялись вперед. Но этот юноша смотрел прямо на зрителей.

— Вот на него вы и должны были смотреть, — Шарпантье указал одним из своих костылей на мальчика. — Выражение его лица такое выразительное, что отвлекает внимание от всего, в том числе и от карты.

— Полагаете, внимание от карты отвлечено намеренно? — спросила Мирна.

— Внимание перенаправлено, — уточнила Хуэйфэнь, вычитавшая это в своем учебнике по тактике. Авторства Х.Э. Шарпантье.

— Какая-то цель преследовалась, — согласился Шарпантье. — Но была ли она в сокрытии карты? Не понимаю, зачем кому-то помещать карту на витраже, а после смещать общее внимание на что-то другое.

— Почему бы не оставить всё как есть, имеете вы в виду? — спросила Рейн-Мари.

— Или сделать карту заметной, — сказала Мирна.

— Может, карта не важна. Просто деталь, — предположила Клара. — Как пуговицы, или грязь, или револьвер в кобуре. Просто чтобы добавить достоверности.

— Достоверности? В карту со снеговиком? — спросила Рут. — С кем, по-твоему, канадские экспедиционные войска воевали? С Фрости-фрицами?

Гамаш достал оригинал карты, и Шарпантье забрал её у него из рук без всякого спроса. Сравнил с той, что на витраже.

Карта была та самая.

Копии карты были разбросаны по скамьям, среди тарелок с остатками говядины, рукколы и камамбера на багетах. Среди цыплят, песто и нарезанных яблок на свежем мультизлаковом хлебе из пекарни Сары. Среди бутылок с пивом и напитками полегче.

Впервые попав в Три Сосны и узнав, что местные жители время от времени устраивают в часовне своего рода пикники, Арман и Рейн-Мари были смущены. И даже, пожалуй, возмущены.

Но через пару месяцев Рейн-Мари спросила:

— Кем установлено правило, что в церкви не едят и не пьют?

И они испробовали это на себе. Сначала ощущали себя странно, неправильно. Как будто Господь обидится на людей, принимающих пищу в Его доме. Пока не поняли, что есть, пить и смеяться в церкви не кощунственно. Кощунственно оставлять церковь пустой.

— Как ты её заметила? — коммандер Гамаш спросил Амелию.

— Как вы проглядели её? — в ответ поинтересовалась Амелия.

Клара хотела цыкнуть на неё, но успела остановиться, осознав всю справедливость вопроса. Как они проглядели? Неужели их так приковали к себе солдатские лица, что всё остальное стало фоном, как и предположил молодой профессор?

И что ещё больше настораживало — было ли это преднамеренным отвлекающим маневром?

— Я смотрела на неё, — Амелия указала на Рут. — Она была на чём-то зациклена.

— На истинной природе мужчин и их месте в универсуме, — сообщила Рут, обратившись к Шарпантье. Казалось, она восхищалась двумя его костылями, сравнивая их со своей единственной тростью. — В основном, на смысле жизни.

— Конечно, — сказал молодой человек.

— … Потому я сосредоточилась, — продолжала объяснять Амелия, — на окне позади неё. И тут же увидела.

— Может, переместимся куда-нибудь в другое место? — спросил Жак, поднимаясь со скамейки. — Задница затекла.

— Да, у меня тоже заноза в заднице, — заметила Мирна, взглянув на своего жильца.

— Пошли, — согласилась Клара. — Я устала, и Лео пора прогуляться.

Маленький лев дремал на её коленях, в то время как Анри и Грейси спали на полу у скамейки Рейн-Мари.

Оказавшись снаружи, Амелия расслышала, как две женщины в темноте упрашивают питомцев: «Ну, пописай! Ну, покакай!».

Она остановилась на дорожке в ожидании. Спиной к церкви, спиной к окну.

— Писай! Какай!

Отвечая на вопрос, как она нашла карту, Амелия не была вполне откровенна. В то время, как всех привлекало лицо солдата, её оно отталкивало.

Точнее, отталкивало выражение ужаса.

Но главным, что заставило её содрогнуться и отвернуться, была мольба о прощении, написанная на лице юноши.

Поэтому, в отличие от остальных, она была вольна, вынуждена смотреть в другой угол витража.

И тогда заметила карту.

Наконец, сделав свои дела, Лео был подхвачен Кларой, которая передала теплый комочек Амелии.

— Пошли домой.

Придя домой, Арман показал Хуго Шарпантье его комнату на первом этаже и душевую, потом сам переоделся, а Рейн-Мари включила чайник и стала готовить скорый ужин.

Двадцать минут спустя Шарпантье показался в домашнем халате, благоухал мылом и вытирал свои тусклые каштановые волосы.

Гамаш расположился в гостиной, возле камина. Ужин состоял из вареной сёмги со спаржей, и ожидал их на раскладных столиках.

— Ждёте меня? — спросил Шарпантье. — А где мадам Гамаш?

— Я просил её присоединиться к нам, но она предпочла ужинать в спальне. Хотела оставить нас наедине для разговора.

— Нам есть о чем поговорить?

— Думаю, есть. Как, по-вашему? Бокал вина?

— С удовольствием, патрон.

Не многих людей Хуго Шарпантье называл патронами, но месье Гамаш удостоился этого звания.

Араман налил им двоим по бокалу вина.

— Зачем здесь эти студенты? — спросил Шарпантье.

Именно этого вопроса ждал Арман Гамаш.

— Эти четверо были близки к профессору ЛеДюку. Кадеты Клотье и Лорин выпускники и были его протеже почти три года.

— Полагаете, он их заразил своими идеями, — сказал Шарпантье. — Слишком близки, и на такое долгое время, к этой чуме ЛеДюку.

Гамаш не мог не согласиться.

— Двое других — первокурсники. Свежие протеже ЛеДюка.

— Почему он их выбрал?

— Не знаю. Возможно, мы этого уже не узнаем никогда.

— О, ну предполагать-то мы можем, не так ли? Кадет Смит — англо и гей, к тому же очень хочет понравиться. Гибельная комбинация в руках такого, как ЛеДюк. А остальные? Девица-гот. Кадет Шоке. На нее достаточно просто посмотреть, чтобы разглядеть незажившие раны. Подобный ЛеДюку проползёт сквозь них внутрь.

Тактик изучающе смотрел на Гамаша.

— А теперь вопрос, коммандер. Вы привезли их сюда для их собственной безопасности или чтобы оградить от них остальных студентов? Вы доставили в свою деревню потенциальную жертву или убийцу?

— На днях, на одной из вечеринок, я поручил им расследование насчет карты, — сказал Гамаш, предпочтя не отвечать на вопрос напрямик. — Чтобы они оттачивали мастерство сыска. Сегодня утром я сообщил им, что одна из копий карты найдена в прикроватной тумбочке ЛеДюка, и то, что начиналось, как обычное задание, стало частью расследования убийства.

— Умно. Это дает вам повод привезти их сюда, и поручить заняться чем-то по-настоящему важным.

— Что ж, мои опасения не вполне беспочвенны.

— Что вы имеете в виду?

— Копия действительно была обнаружена в тумбочке ЛеДюка.

Хуго Шарпантье округлил глаза. Сложно удивить человека, специализирующегося на вычислении всех возможных вероятностей, однако он был удивлен.

— Как она туда попала?

Гамаш пожал плечами.

— Чья она? — продолжил Шарпантье. — Одного из студентов? Должно быть, именно так. Но чья же именно?

— У Амелии Шоке пропала карта.

Шарпантье закивал, его голова задёргалась, как игрушка на приборной панели.

— В прикроватной тумбочке, — наконец проговорил он.

— Oui, — согласился Гамаш. — Меня это тоже зацепило. Карта просто лежала там, её никто не прятал.

— Убийца не искал её, — сказал Шарпантье. — То есть, карта не имела для него никакого значения, только для ЛеДюка.

— Но зачем она ЛеДюку?

Оба посмотрели на карту. Отсвет огня в камине окрасил карту в розовый цвет.

— Имеется еще один вариант, — сказал Гамаш.

— Карту поместил туда убийца, чтобы бросить подозрение на одного из студентов, — предположил Шарпантье. — Пропала копия Шоке? Значит, она следующая жертва. Он обставит все как самоубийство. Проблемная, ранимая студентка-первокурсница убивает профессора, а затем кончает с собой, когда следствие приблизится к ней.

Данный сценарий Гамаша не удивил. У него уже возникала подобная версия.

Именно об этом он и подумал, когда на несколько минут остался наедине с телом ЛеДюка.

Каков смысл карты. Куда она может их привести. И что с этим делать.

Единственный ответ на всё заключался в том, чтобы спрятать четырех кадетов в безопасном месте. Быстро, по-тихому. Прежде чем убийца приступит к следующей фазе своего плана.

— Конечно, есть вероятность, что убийца случайно выбрал её карту, — сказал Шарпантье, размышляя вслух. — Возможно, её копию было украсть проще всего. Ему нужна была любая. Для убийца это было не важно. Просто нужен был козел отпущения. Связать кадета с телом. Расследование завершилось бы её самоубийством. Если только…

— Да, знаю, — то была еще одна версия, о которой размышлял Гамаш в те долгие минуты наедине с мертвым телом. — Если только не она убила его.

— Или кто-то из оставшихся трех, — сказал Шарпантье. — Тем более, именно они знали, что у неё есть карта. И кому, как не одному из них, удобнее всего оставить там карту, и свалить подозрение на Амелию? И вы привезли их сюда. Всех вместе.

— Я поселил их на разных квартирах, — заметил Гамаш.

— Разумная предосторожность, — кивнул Шарпантье. — Сложнее будет удушить подушкой среди ночи.

Профессор взял карту в руки.

— Мы можем предполагать, почему она оказалась в прикроватной тумбочке убитого. Для того, чтобы подозревали одного из кадетов. — Он внимательно посмотрел на карту. — Но зачем тебя поместили в витраж?

Шарпантье помолчал, словно ожидая, что снеговик или корова, а то и одна из сосен, ответит ему.

Потом Шарпантье улыбнулся и вернул карту Гамашу.

— Думаю, я знаю ответ.

— Карта рассказала?

— В каком-то смысле. Можно мне травяного чая? Он помогает мне уснуть.

Гамаш отправился на кухню кипятить чайник, Шарпантье прокричал ему вслед:

— Ромашкового, если у вас есть.

— Имеется.

Послышался звук наполняемого водой чайника, затем стало тихо. В этой тишине прозвучал очередной вопрос Шарпантье.

— Вы говорили, что дали им задание на одной из вечеринок? Но мне помнится, вы сказали, что старшие кадеты — люди ЛеДюка?

— Так и есть, — долетел из кухни ответ. — Он заставил их посещать мои встречи, чтобы они могли ему обо всем доносить.

Гамаш выглянул в дверь кухни, и улыбка появилась на его лице:

— Я умнее, чем смотрюсь.

— Хвала Господу, — сказал Шарпантье.

Гамаш вернулся с травяным чаем и баночкой местного лавандового меда.

Шарпантье опустил ложечку в чай и посмотрел в умные глаза собеседника.

— Вы собирались рассказать мне, почему карта изображена торчащей из сумки солдата, — напомнил Гамаш.

— Oui. Это потому что карты несут в себе волшебство.

Если до этой минуты тактику не удавалось привлечь всю полноту внимания коммандера, то сейчас это произошло. Гамаш поставил кружку с чаем на стол и уставился на Шарпантье.

— Волшебство?

— Да. Карты стали такой обыденной вещью, что о магии все забыли. Карты переносят нас с одного места в другое. Они освещают нашу вселенную. Первыми создавались небесные атласы, как вам известно. Что могли увидеть древние? Место, где живут их боги. Все древние цивилизации рисовали звёздные карты. И только потом опустили свой взор на мир, их окружающий.

— Почему?

— Именно, месье, — согласно кинул Шарпантье и с возросшим волнением продолжил. — Совершенно правильный вопрос. Почему. И Как. Сейчас все гораздо проще, но представьте первого человека, который нашел способ перенести трёхмерное изображение в двухмерное? Как изобразить расстояние и время? Ради чего столько трудностей? Им и так жилось нелегко. Итак, зачем они стали создавать карты?

— Возникла необходимость, — сказал Гамаш.

— Да, но что породило эту необходимость?

Гамаш немного подумал.

— Проблемы выживания?

— Точно! Карты давали им контроль над окружающим, впервые в истории. Они указывали путь из одной точки в другую. Сейчас это звучит просто, но несколько тысяч лет назад человеку требовались огромные усилия воображения, чтобы представить подобное. Все карты представляют собой вид сверху, с высоты птичьего полета. Именно этот вид открывался сверху их богам. Представьте себя на месте человека, впервые размышляющего над этим. Пытающегося охватить разумом земной шар, которого он никогда не видел. А потом еще и нарисовать это. Невероятно! И осмыслите пользу.

Гамаш за всю свою жизнь ни разу не думал на подобные темы, сейчас же ему стало понятно, насколько почтительно мастер-тактик относится к картам. В качестве тактического инструмента карты стали чем-то революционным и не имели себе равных. Они дарили тем, кто ими владел, непререкаемое преимущество.

Это было сродни магии.

— Это означало, что теперь можно планировать, разрабатывать стратегию, — продолжил Шарпантье. — Можно было заглянуть в будущее. Представить, куда они идут, и что могут там обнаружить. Племена, народы, предприятия с самыми точными картами побеждали.

— Так вы и стали тактиком?

— Да, все началось с карт. Я был неуклюжим ребенком, — он сказал это так, словно сам факт у кого-то вызывал сомнения. — Я находил мир местом, полным хаоса. Тревожным местом. А в картах находил порядок и красоту. Я люблю карты.

Преувеличением это не было. Он с нежностью взирал на бумажный лист карты на кофейном столике. Как на свежеобретённого друга.

— И даже само слово замечательное — map — «карта». Оно образовано от mappa mundi. Mappa на латыни — «салфетка». Mundi, конечно же, «мир». Ну не чудесно ли? Салфетка с целым миром на ней. Земная и величественная. Карта.

Он произнес слово, как магическое заклинание. И на мокром от пота лице молодого человека отразился мир, когда-то открывшийся несчастливому мальчишке.

Карта.

— Некоторые первые карты Европы изготовили монахи, — сказал Шарпантье. — Они объединили информацию, полученную от мореплавателей и торговцев. Их иногда называют беатусовыми картами, потому что самые ранние изготовлены монахом Беатом в восьмом веке. Он нарисовал их для своей книги «Комментарии на Апокалипсис».

— О, только не это снова, — буркнул Гамаш.

Шарпантье посмотрел на него, но вскоре вернулся к бумаге на столе.

— У каждой карты есть цель, — прошептал он. — Какова же твоя?

— Даже не предполагаете?

— Готов сообщить вам свое авторитетное мнение, основанное на годах изучения карт и тактических основ, — предложил Шарпантье.

— Отлично, — согласился Гамаш. — Я приму его во внимание.

— Эта карта выполнена картографом. Специалистом. Это не работа любителя. Тот, кто её нарисовал, определенно был профессионалом.

— И что же навело вас на эту мысль — корова или пирамида? — поинтересовался Гамаш.

— Ни та, ни другая, — не замечая иронии, ответил Шарпантье. — Судите сами, какие контурные линии. — Он указал на тонкие линии, обозначающие высоты. Холмы и равнины. — Полагаю, если проверить карту, то можно обнаружить её чрезвычайную точность.

— Не совсем. Корову давно спасли, сняв с холма, а снеговик растаял сто лет назад, и могу гарантировать, что поблизости нет ни одной пирамиды. — Гамаш указал на треугольник в правом верхнем квадранте.

— А это именно то, что делает данную карту особенно интересной, — заявил Шарпантье. — Старые карты демонстрируют историю — поселений, торговли, завоеваний. Эта же карта демонстрирует чью-то очень личную историю. Эта карта предназначена для одного человека. С единственной целью.

— И какова же эта цель? — снова задал этот вопрос Гамаш, впрочем, не ожидая ответа. Однако неожиданно получил его.

— Думаю, это одна из ранних карт по ориентированию.

— Ориентированию? Спортивному?

— Все начиналось немного не так, — стал объяснять Шарпантье. — Солдатики на витраже — ровесники Первой Мировой войны, так? Ориентирование развивалось тогда как средство для тренировки солдат в нахождении пути на полях сражений.

— То есть, это карта поля битвы? — спросил Гамаш, запутавшись.

— Конечно же нет. Тут же снеговик с хоккейной клюшкой! Это не Ипр, это ваша деревенька. Так вы хотите узнать, для чего сделана эта карта?

Позади них, в камине, угасал огонь — потух последний уголёк. Анри похрапывал на полу у ног Гамаша, маленькая Грейси перестала поскуливать.

Гамаш кивнул.

— Карта была сделана для того молодого солдатика. Как памятная записка, — проговорил Шарпантье. — Чтобы напоминать ему о доме.

Арман взглянул на три молоденькие жизнерадостные сосенки.

— Чтобы вернуть его домой, — сказал Шарпантье.

Не сработало. Не все карты, подумал Гамаш, волшебные.