Мирна рывком села в кровать. Ее разбудил звук, похожий на выстрел. Не вполне проснувшись, она предпочла остаться в кровать и прислушалась, надеясь, что ей просто приснилось.
Но выстрел раздался снова. Не просто выстрел, а канонада. Безошибочно она распознала в ней автоматную очередь.
А потом вопль. Визг.
Откинув в сторону пуховое одеяло, она бросилась к двери спальни и распахнула её. И только теперь сон слетел с неё, и Мирна поняла, что происходит.
Жак Лорин сидел перед ноутбуком. Экран мерцал, отбрасывая блики на лицо кадета.
Было два часа ночи, и Жак наконец последовал её совету «погуглить» Армана Гамаша.
И сразу нарвался на эту ссылку.
Кто-то выкрикивает приказы. Волевые, властные. Голос прорывается сквозь панику, через шквальный огонь, под которым агенты Сюртэ все дальше и дальше продвигаются в глубь заброшенной фабрики, тесня боевиков впереди себя. Призывая их к переговорам.
Но боевики повсюду, окружают агентов.
Смахивает на ловушку, на бойню.
Но все же, по воле одного человека, под властью его решительного голоса и по сигналу его руки, они продвигаются дальше.
Хуэйфэнь Клотье сидела на кровати.
Впервые ей выпала спокойная минута после смерти профессора ЛеДюка. После убийства Дюка.
Этим он и запомнится. Человек стёрт с лица земли убийцей. Сержа ЛеДюка больше не существует. Его никогда не было. Всё, что он натворил, умерло вместе с ним.
Развернув на коленях карту, она стала её изучать.
Лицо кадета Лорина становилось бледнее и бледнее.
Место он узнал. Тут, на этом импровизированном полигоне заброшенной фабрики, они проводили тактические занятия. Те самые, на которых он был дважды убит и один раз взят в заложники. Тут они ни разу не выигрывали.
Но то, что он видел сейчас, тренировкой не было. Всё было по-настоящему.
Запись с камеры, надетой на агента, закончилась. Точка съемки сместилась на камеру другого агента. Запись стала отрывистой, дергающейся. Агент бежал. Потом скорчился под бетонной колонной, разорвавшейся осколками от попадавших в неё пуль.
Всё чисто. Чистыми были и лица агентов. Непреклонными. Решительными. Они продолжали продвигаться вперёд. Даже если падали.
Лежа в кровати, Амелия смотрела потолок.
Укутанная теплым одеялом, она ощущала холодный свежий воздух, проникающий в комнату из приоткрытого окна. Постель пахла лавандой. Не слишком сильно, ровно настолько, чтобы успокаивать.
И постепенно ее сознание затуманилось. Исчезли звуки. Прекратилось беспокойство. Она вдыхала лавандовый аромат, и выдыхала тревогу.
Дюк мёртв. Покойся с миром. Теперь, наконец-то, и она сама может обрести покой.
Звуки раздражали сильнее видеоряда. Жак вздрагивал на каждый выстрел. Взрывались стены, пол. Агенты. Было гораздо громче, чем на занятиях в академии. Разум оцепенел, ошеломлённый грохотом, хаосом, воплями, грохотом взрывов, криками боли. Руки крепко стискивали перила кресла.
Все чувства отказали ему.
На экране монитора вперед продвигался офицер в тактическом снаряжении. Затем резко остановился, выпрямился. А потом, словно в гротескной пародии на балет, совершил грациозный разворот. Упал.
Раздался крик: «Жан-Ги!»
Жак наблюдал, как профессора Бовуара оттащили в относительно безопасное место. Потом камеру переключили, и Жак увидел коммандера Гамаша, максимально сосредоточенного. Тот быстро, не обращая внимания на канонаду выстрелов над их головами, оценил состояние раненного.
Бовуар не отрывал глаз от Гамаша, пока тот пытался остановить кровотечение. Бовуар молчал, но его глаза расширились от страха и были полны мольбы.
«Я должен идти», — сказал Гамаш, вкладывая в руки младшего товарища бандаж и прижимая его к ране. Помедлил. Склонился и поцеловал Бовуара в лоб.
Рут Зардо стояла на пороге комнаты и смотрела на крепко спавшего мальчика.
Она слышала ритм его дыхания. Прикрыв дверь, Рут спустилась по лестнице.
Старая поэтесса дано уже не испытывала потребности в длительном сне. Казалось, сон ей не нужен. Что ей требовалось так это время. Она уже видела очертания берега. Все ещё отдаленного, полагала она, но уже вполне обозримого.
Мальчишка оставил ей копию карты на кухне. Налив себе кружку ромашкового чая, Рут уселась на обычное своё место рядом с Розой, которая спала в тряпичном гнезде рядом с очагом.
— Фак, фак, фак, — бормотала во сне утка.
Рут уставилась на карту. Может быть, ей стоит написать стихотворение, думала она. Выразить свои чувства на бумаге. Как, несомненно, поступил и тот, кто нарисовал эту карту.
Но сейчас она понимала — нет такой необходимости. Карта всё говорила без слов.
Выразила всё совершенством контурных линий. Руслами рек и лентами дорог. Потерянной коровой, ликующим снеговиком.
Тремя юными, трепетными соснами.
И этими вот пятнами. То ли грязи, то ли крови.
Да, карта обо всём сообщила.
Рут подняла глаза вверх. Устремила взгляд ввысь, но не к небесам. Мысли её задержались на втором этаже её дома. Там, где юноша, только сегодня утром обнаруживший своего профессора убитым, спал сейчас, на время потерянный для мира.
Подобное, случись оно с кем угодно, навсегда оставило бы шрам на сердце человека. Прорывалось бы в сознание и наяву, и во сне.
И, тем не менее, юный Натэниел крепко спал, очевидно, совершенно не расстроенный произошедшим.
Сердце Жака Лорина выпрыгивало из груди, колотилось в висках, стучало в горле.
Боевики были мертвы. Агенты Сюртэ или мертвы, или ранены. Но — удивительное дело — несколько человек остались невредимыми. И всё благодаря спокойствию, быстрой реакции и тактическому мастерству их коммандера. Тому, кто провёл их сквозь здание фабрики, повернув изначально проигрышный сценарий в свою пользу, а теперь лежал без сознания на бетонном полу. Вокруг него работали парамедики, пытаясь справиться с кровотечением из раны на голове.
Агент, женщина, склонившись над ним, держала его за руку.
Кадет Лорин выключил ноутбук и с силой оттолкнулся от стола.