Большая расплата - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Луиза Пенни (Глава 30) #30

Глава 30

— Как бы ты назвала эту компанию кадетов из Сюртэ? –Мирна кивнула в противоположный край заполненного посетителями зала бистро, где четверо студентов жадно поглощали из огромного блюда, стоящего по центру их стола, картошку-фри и запивали её колой.

— В смысле? — пробубнила в свой стакан Рут. Слова, утонувшие в парах шотландского виски, звучали глухо.

— Ну, например, «стая гиен», — объяснила Мирна, наблюдая, как кадеты кормятся.

— «Выводок щенков», — предложил свой вариант Оливье, принеся ещё два пузатых бокала с красным вином к их столику у камина. — Это для Клары и Рейн-Мари. Не трогай, — он пробуравил Рут взглядом, получив в ответ не менее ледяной взгляд. — Они только что закончили выгул собак. Я ожидаю их с минуты на минуту.

— Собак? — переспросил Габри. — Не слишком ли ты оптимистичен, mon beau.

Грейси была у Гамашей уже пару дней и за это время не стала больше походить на щенка. Словом, она была не похожа ни на что, кроме Грейси.

Габри дотянулся до кусочка багета с ломтиком зрелого Стилтона и штришком красного перца сверху, изо всех сил стараясь быть подальше от Розы, не упускавшей возможности ущипнуть его всякий раз, как он проходил мимо с едой или выпивкой.

— «Полёт бабочек»[10], — сказала Мирна.

— «Конфи из утки», — Габри зыркнул на Розу.

— Вижу, — заговорила Рут, опуская на столешницу свой стакан и принимаясь за красное вино, — ты, наконец, соизволила произнести что-то интересное.

— Могу теперь помирать счастливой, — сообщила Мирна.

Рут посмотрела на неё выжидающе и, кажется, расстроилась, когда Мирна не опрокинулась с дивана.

— Ну и как ты назовёшь эту студенческую компанию? — спросила её Мирна.

— Разочарованием? — предположила Рут. — Нет, погоди. Это про детей. А про студентов… Как вы назовёте их группу?

— Привет, — поздоровалась Рейн-Мари, и они с Кларой присоединились к остальным. — О какой группе речь?

Мирна объяснила, потом извинившись, удалилась и через минуту вернулась из своего магазина с толстым справочником. Тяжело опустилась на свой край дивана, почти катапультируя Рут в воздух.

— Всегда подозревал, что Рут закончит пятнышком на стене, — сообщил Габри Кларе. — Но никогда не думал, что это может быть и потолок.

Он обернулся к Мирне:

— Я дам тебе пять долларов, если ты провернёшь такое ещё разок. А давайте устроим такую игру на следующей ярмарке? Призом будет плюшевая утка.

— Гомик, — буркнула Рут, стряхивая с Розы капли красного вина. Кажется, уже не в первый раз.

— Ведьма, — ответил ей Габри.

— Ты с этими людьми знакома? — спросила Клара у Рейн-Мари.

— Никогда с ними не встречалась, — сказала та, уселась в кресло и протянула Кларе оставшийся бокал вина.

— И если подумать, — продолжила Клара, — мы могли бы тихо-мирно выпивать и в моей студии.

Фактически таков и был план. Анри и Грейси с Лео поиграли бы вместе, пока Рейн-Мари штудировала бы бумаги исторического общества из архивной коробки, а Клара бы рисовала.

Так и планировалось, пока Рейн-Мари не пришла к Кларе и не увидела, что та сотворила с портретом.

Изначально это был автопортрет. Но что-то пошло не так. Он поменялся, эволюционировал. И отнюдь не в дарвинистском понимании. То было, по мнению Рейн-Мари, явно не улучшение.

Впервые с момента знакомства с художницей и её изумительными портретами, Рейн-Мари с тоской подумала, что Кларе изменило чувство прекрасного.

Несколько минут они в тишине сидели в её студии. Клара рисовала. Утомленный неуёмной энергией щенков, Анри свернулся калачом на диване, положив морду на колени Рейн-Мари. Хозяйка теребила его неординарные уши, и они вдвоём наблюдали за игрой Грейси и Лео.

Автопортрет Клары больше не походил на Клару. То, что раньше было выписано блестяще, теперь стало искажено. Нос отсутствовал, рот застыл в странном выражении, и что-то неправильное было с глазами.

Там появилась жестокость. Желание причинять боль. Глаза смотрели на Рейн-Мари, словно искали жертву. Она посмотрела в прислоненное к креслу зеркало, и задалась вопросом — что такого увидела в зеркале Клара, что так исказило картину.

— Как тебе? — спросила Клара, потом прикусила кисть, как удила, зубами, и уставилась на свою работу.

По признанию Клары, все её портреты начинались с комка в горле, но сейчас именно Рейн-Мари чувствовала, как ей мешает комок в горле.

— Блестяще, — произнесла она. — Это для шоу или для себя?

— Для себя, — сказала Клара, поднимаясь с табуретки.

Слава за это Господу, решила Рейн-Мари, но тут же напомнила себе, что живопись это процесс. Это процесс.

Живопись это процесс.

— Пойдём-ка в бистро, — предложила она, вынимая себя из недр дивана, не в силах больше смотреть на то, что делает Клара. — Скоро вернётся Арман, и наверняка будет искать меня там.

— А он вообще знает, что у него тут есть дом? — поинтересовалась Клара, положив кисть и вытирая руки.

Рейн-Мари засмеялась и подхватила коробку со старыми фотографиями, которые планировала просмотреть.

— Наш дом он считает ещё одним крылом бистро.

— Он недалёк от истины, — сказала Клара.

Пока Клара умывалась, Рейн-Мари отвела Анри и Грейси домой, и встретилась с подругой у входа в бистро.

Через окно им было видно четверых студентов, уписывающих картошку и бурно жестикулирующих, о чём-то спорящих. Было видно карту, развернутую на столе. Ребята смотрелись генералами, обсуждающими план военных действий.

Это были очень юные генералы. И очень странный план.

— Арман сказал тебе, зачем поручил кадетам расследовать историю карты? — спросила Клара.

— Нет. Думаю, всё началось как забава. Как упражнение. А после убийства превратилось во что-то иное.

— Но почему? — удивилась Клара. — Лично я не вижу связи между картой и убийством того профессора.

— И я не вижу, — согласилась Рейн-Мари. — Не уверена, что Арман видит. Может, ничего такого и нет.

— Забавно, как иногда ничто превращается в нечто, когда рядом Арман. По крайней мере, эти студенты заняты. Отсутствуют круглый день.

Обе дамы продолжали рассматривать кадетов сквозь окно. Потом Рейн-Мари заметила, что Клара смотрит не совсем на кадетов. Та очень пристально рассматривала лишь одного из них.

— Слишком тяжёлое поручение для тебя, Клара, взять её на постой?

— Ты про Амелию? — Клара немного помолчала. Продолжила изучающе смотреть на девушку. — Интересно, сколько ей лет.

— Арман должен знать. Девятнадцать или двадцать, полагаю.

— При определенном свете она выглядит очень юной. Может быть, дело в её коже. Но потом она поворачивается, и всё меняется. Она словно призма.

Ощутив холод стылого мартовского вечера, две женщины поспешили в бистро и присоединились к компании у камина.

— «Клаудер котов»?[11] — проговорил Габри, читая в толстом томе, развернутом на коленях у Мирны.

— Страдание, — сказала Рут.

— Pardon? — спросила Рейн-Мари.

— Студенты, — пояснила Рут, взболтнув свой бокал в сторону кадетов, которые оживленно беседовали между собой. — «Страдания кадетов».

— Я думал, речь была про «Страдания поэтов», — заметил Габри.

— А, правильно.

* * *

— Что нам ему сказать? — спросила Хуэйфэнь, потянувшись за картошкой, хотя чувствовала себя объевшейся до тошноты. Одним ломтиком больше, прости Господи. — Уже почти семь. Он скоро будет здесь. О, чёрт!

В окне мелькнул свет фар.

— Он уже здесь.

Фары осветили их лица, и Рейн-Мари увидела то, что имела в виду Клара. Тревога была написана на лице Хуэйфэнь. Натэниел определенно был напуган. Жак выглядел готовым к обороне, он готовил оправдания.

Амелия выглядела смирившейся. Как будто знала, что будет дальше. Словно она ждала того, что случится, очень долго, всю жизнь. А может и дольше.

Она выглядела древней. И очень-очень юной.

И немного напоминала мальчика в витражном окне.

А ещё можно было найти сходство с портретом, который писала Клара. Рейн-Мари в изумлении обернулась к подруге.

* * *

Жан-Ги и Изабель вышли из автомобиля. Снег, таявший весь день, теперь, когда село солнце и температура упала, снова застыл.

— Сок пойдёт, — заметил Жан-Ги, хлопая руками в перчатках, чтобы согреться. Он посмотрел на вершину холма, где появился свет фар, сияющих как глаза.

— Хороший год для кленового сиропа, — согласилась Изабель. — Мы возьмём ребятишек с собой на cabane à sucre на выходные.

Жан-Ги испытал мгновение абсолютного счастья, словно легкое дыхание на лице. В следующем году они с Анни возьмут своего ребёнка в «Сахарную хижину» для ежегодного празднования сбора кленового сока. Они сядут в запряжённые лошадкой сани и отправятся вглубь леса в бревенчатую хижину. Там они станут слушать, как играет скрипка и смотреть, как люди танцуют, едят яичницу с беконом, запечённые бобы и сладкий тягучий tire d’érable, а кипящий кленовый сироп будет литься на снег, превращаясь в ириски. А потом наматываться на веточку, как леденец.

Так, как было в его детстве. Это традиция, часть их patrimoine. То, что они передадут своему ребёнку. Его с Анни сыну или дочери.

Он посмотрел на бистро и заметил кадетов, тоже чьих-то дочерей и сыновей, смотревших сейчас на него.

И ощутил всепоглощающую потребность защитить их.

— Он тут, — произнесла Изабель, и Жан-Ги, обернувшись, увидел паркующуюся рядом с ними машину.

Наружу выбрались заместитель комиссара и Арман Гамаш. Желина сразу направился к ним, хрустя подошвами по льду и снегу, а Гамаш притормозив, запрокинул голову и посмотрел в ночное небо.

Потом взглянул прямо на Жана-Ги.

В этот момент Жан-Ги наконец понял, как чувствовал себя шеф-инспектор Гамаш все эти годы в качестве главы отдела по расследованию убийств.

Что значит командовать молодыми агентами.

Что значит терять кого-то из них до тех пор, пока потери не превысят силы. До тех пор, пока сердце не разобьется на сотни кусочков, и его не придется склеивать вновь. Когда наступил такой момент, Гамаш приехал сюда. Чтобы обрести покой.

Но месье Гамаш пожертвовал собственным спокойствием в угоду безопасности студентов. Он покинул это мирное место, чтобы очистить Академию, чтобы следующие поколения молодых полицейских дожили бы до седин. И выйдя однажды в отставку, обрели их собственный покой и порадовались их собственным внукам.

Жан-Ги Бовуар наблюдал, как приближается Арман Гамаш, и почувствовал всепоглощающую потребность защитить и его.

Он тут же опустил глаза, и, уставившись на свои ботинки, постарался совладать с эмоциями.

Гормоны, решил он. Это все треклятая беременность.

* * *

По пути домой Желина и Гамаш немного поговорили, потом разговор сошёл на нет, и оба погрузились в собственные мысли.

Поль Желина не знал, чем занята голова Гамаша, к тому же сам он был озабочен недавно открывшимися обстоятельствами. И тем, что они могли означать. И тем, как это всё можно использовать.

Вторую половину дня Желина провёл за изучением прошлого Мишеля Бребёфа и Армана Гамаша. Было очень похоже на археологические раскопки — он тщательно копал и перелопатил уйму грязи. А в итоге обнаружил черепки, осколки.

Сначала он думал, что Бребёф с Гамашем впервые встретились в Академии, как соседи по комнате, но вскоре понял, что ошибался. Их дружба началась ещё в детстве, на улицах Монреаля. Они были соседями. Ходили в один детский сад, играли за одни команды, устраивали двойные свидания и вместе бегали на танцы. Полгода гоняли по Европе перед поступлением в Академию. Тоже вместе.

Единственным промежутком времени, когда они действительно были порознь, стал период обучения Гамаша истории в Кэмбридже. Вот откуда у него такой английский. Бребёф тогда остался в Канаде и поступил в университет Лаваля.

Они были друг у друга шаферами на свадьбах, стояли рядом на крестинах.

Мишель Бребёф отличился в Сюртэ, быстро взойдя по карьерной лестнице до звания суперинтенданта. Впереди маячила должность шефа-суперинтенданта.

Арман Гамаш очень быстро стал главой убойного отдела, и превратил его в один из лучших в стране.

На этой должности он и застрял, наблюдая за карьерой своего лучшего друга.

Однако не было и намека на зависть. Вне работы они оставались ближайшими друзьями, на работе — хорошо ладящими коллегами.

Их жизни были тесно переплетены. Пока интересы, личные и профессиональные, не вошли в конфликт. Тогда всё очень быстро понеслось под откос.

Арман Гамаш стал замечать, что что-то не так в Сюртэ. Нет, скандалы случались и раньше. Случались злоупотребления властью. Но в прошлом их как-то быстро решали старшие офицеры, в том числе и Бребёф.

Теперь же всё изменилось. Изменения были настолько грандиозны, что сделались почти незаметными, их масштаб невозможно было оценить.

Сначала Гамаш не обращал внимания на слухи, потому что те поступали по обходным каналам, от людей, имеющих причины очернить Сюртэ.

Но слухи не прекращались, и Гамаш начал неофициальное расследование.

Всё началось на северных территориях, в племенах Кри и Инуитов. В удаленных районах, куда почти невозможно проникнуть. И к лучшему, решил для себя Гамаш.

Стараясь изо всех сил, он пытался не верить слухам.

Пока в один из дней не повстречал старейшину Кри на скамейке возле Шато-Фронтенак в Квебек-Сити. Её племя почти год копило деньги, чтобы отправить старейшину на юг, для беседы с лидерами. Чтобы рассказать им об избиениях и убийствах. О пропавших без вести. Положение индейцев стало настолько отчаянным, что они рискнули довериться белым властям.

Но слушать их никто не стал. Более того, её даже не пустили на порог.

И вот она сидела на скамье. Измученная, голодная, без денег и без надежды.

И тогда к ней на скамейку присел крупный мужчина с приветливым взглядом. Он спросил, нужна ли ей помощь.

Она рассказала ему всё. Буквально всё. Не зная, кто он. Ей нечего было терять. Он стал для неё последним прибежищем, единственным внемлющим ухом, последней надеждой.

Он выслушал. Он поверил ей.

Так началась битва, затянувшаяся на годы и закончившаяся у двери того самого человека, которому Гамаш верил больше всего.

Мишелю Бребёфу.

Гниль проникла глубже, чем предполагалось, и привела к катастрофе. Масштаб катастрофы был бы грандиозней, не вмешайся Гамаш.

Бребёфа уволили, а Гамаш подал в отставку, расставшись с работой и почти расставшись с жизнью.

Но Желина знал, что на этом всё не закончилось.

Сюртэ очистили, но оставалась еще Академия — тренировочный полигон для жестокости и коррупции.

Скандал в Сюртэ и последующие события были хорошо известны широкой общественности. Средства массовой информации подали всё с точки зрения своей собственной жестокости.

Всё, что сейчас интересовало Желину, так это то, что осталось за рамками известного. Личная жизнь людей.

Он копал и копал всю вторую половину дня. Пока не отделил всю грязь.

При всей коррумпированности, Мишель Бребёф имел на удивление обыкновенную биографию. Он был женат. Имел трех детей. Числился членом различных клубов.

Бребёф был примерным мужем, отцом и дедом. Но его личная жизнь рухнула, когда обнаружилась степень его профессиональной продажности. Его оставила жена, отношения с детьми разрушились, да так и не восстановились.

Но грязь, которую искал и нашел офицер КККП, была из иного источника.

Не от Бребёфа. От Гамаша.

Желина обнаружил её, копнув глубже в личной жизни Гамаша и найдя несколько строчек в давнем полузабытом документе. Слова были перевёрнуты и переставлены, и шагнули из прошлого, со страниц документа в настоящее. Прямо в страждущие руки человека, призванного обеспечить справедливое расследование.

* * *

— «Шруднесс обезьян»*(* shrewdness (проницательность) of apes), — вычитала Мирна из справочника, улыбнулась и покачала головой, прежде чем поднять глаза и увидеть приближение Армана и остальных.

Рейн-Мари поднялась поприветствовать мужа.

— Мы тут в игру играем, — объяснила она. — Называем группы животных.

— Начали мы с попытки подобрать имя для группы студентов Сюртэ, — сказала Мирна, показав на четверых курсантов.

— Я думаю, это «Мрачность кадетов», — проговорила Рут.

Поль Желина почесал лоб и усмехнулся. В бистро он попал впервые, и сперва слегка ошалел от великолепия балок, каминов и широченных досок пола. И от старухи с уткой.

Затем его взгляд переместился на кадетов.

Амелию Шоке трудно пропустить или с кем-то спутать.

Желина рассматривал её. Она тоже смотрела. Мимо него. Раскрыла рот достаточно, чтобы он заметил серьгу в проколотом языке.

Он обернулся, чтобы понять, кто так впечатлил девушку-гота.

Изабель Лакост. Полная противоположность Амелии Шоке.

— А потом перекинулись на группы животных, — продолжала объяснять Мирна.

— «Слут медведей»[12], — предложил Желина, вступая в беседу. — Так?

— Именно, — одобрила Клара. — Вы молодец. Будете в моей команде.

— А мы по командам? — удивился Габри, отодвинувшись от Рут.

— Ты кто? — Рут с прищуром посмотрела на Желину.

Гамаш представил заместителя комиссара из КККП.

— Bonjour, — поздоровался он и протянул руку Рут.