В комнатах Академии, где останавливался коммандер Гамаш, теперь весело горел камин и освещал гостиную.
Обычно вечером он возвращался домой, в Три Сосны. Всего час езды, эта поездка всегда доставляла ему удовольствие. Но сегодня по прогнозу обещали метель, и Арман решил остаться на ночь в Академии. К нему приехала Рейн-Мари, прихватив с собой коробку с собственными бумагами и пакет в коричневой обертке.
— Новый стул? — Гамаш указал на пакет.
— Да ты детектив! — восхитилась Рейн-Мари. — Вообще-то это пони.
— Эх! — Гамаш разочарованно дернул сжатой в кулак рукой. — Это я и собирался сказать.
Жена засмеялась и проследила взглядом, как он шел по коридору, чтобы начать новый трудовой день.
Рейн-Мари проводила время за разбором архивных документов, пока Арман преподавал или занимался накопившимися административными делами. Бывший коммандер игнорировал бумажную работу, а у Сержа ЛеДюка, бывшего зама, была собственная повестка дня, по-видимому, не включавшая в себя нужды Академии.
Но сильнее всего Гамаш был занят работой с личным составом — оставшимися преподавателями и кадетами-старшекурсниками. Сказать, что они сопротивлялись нововведениям, было бы грубым преуменьшением.
Даже те, кто был счастлив увидеть старую гвардию, были поражены масштабами перемен.
— Может, стоит делать это помедленнее? — старался помочь Жан-Ги.
— Non, — ответил ему профессор Шарпантье. — Скоро сообщай дурные вести, и мало-помалу — добрые. Макиавелли.
Шарпантье был одним из приглашенных Гамашем профессоров и преподавал тактику, для него «Государь» Макиавелли являлась настольной книгой. По сути, это был не столько курс тактики, сколько курс манипуляции.
Бовуар взглянул на мальчишеского вида профессора с изрядной долей сомнения.
Шарпантье обильно потел, словно каждое слово вырывали у него силой. Юный, хрупкий и субтильный она часто колесил вокруг на кресле-каталке.
— Мы внесем изменения разом, быстро, — решил коммандер Гамаш, и назначил собрание для сотрудников, чтобы объявить о своем решении.
Так начался семестр, так началась борьба.
Прошла неделя, и пока все не вошло в ритм и ежедневную рутину, его авторитет подвергался сомнению ежедневно и ежечасно. Коммандера Гамаша воспринимали не как глоток свежего воздуха, а как своенравное и неразумное дитя, ломающее здание из кубиков, даже те, кто сознавал, насколько эти «кубики» прогнили.
— Дадим им время, — говорил Гамаш Жану-Ги в конце особенно трудного дня.
— Время, патрон, — Бовуар засовывал книги в сумку, — как раз то, чего у нас нет.
Это правда, подумал Гамаш. А Жану-Ги и половины правды не известно.
Но в тот вечер, в конце первой недели, надо было как-то разрядить напряженную атмосферу. Хотя бы попытаться.
Вернувшись в свои апартаменты, Арман сменил костюм на брюки, оксфордскую рубашку с открытым горлом и джемпер. Рейн-Мари была в кашемировом свитере с шелковым шарфом и в юбке чуть ниже колена.
Сидя на эймсовском стуле и отставив в сторону кружку с чаем, Арман потянулся за коричневым пакетом.
— Знаешь, что внутри?
— Нет, — ответила Рейн-Мари. — Оливье вручил мне его сегодня утром перед нашим отъездом. Сказал, что для тебя. Пожалуйста, не тряси.
Он всегда встряхивал посылки, по причине, которую она никак не могла понять. Конечно, не для того чтобы убедиться в отсутствии бомбы — в этом случае тряска не спасла бы, даже наоборот.
Он потряс пакет, прислушиваясь к нему. Понюхал его. Все исключительно для того, чтобы подразнить Рейн-Мари.
— Это не пони, — заключил он с сожалением.
— Твоим студентам и невдомек, насколько мощного интеллекта человек взялся за их обучение.
— Полагаю, они начали догадываться.
Открыв пакет, он на мгновение замер.
— Что там? — нетерпеливо спросила она.
Гамаш развернул содержимое, и она улыбнулась:
— Боже милостивый, вот это да!
— Oui, — Арман был с ней согласен.
Пред ними предстала старая странная карта, найденная в стенах бистро. Оливье поместил ее в рамку. К заднику прилагалась открытка, гласившая:
«Чтобы ты всегда находил путь домой».
Открытку подписали Оливье, Габри, Клара и Мирна. А Рут приписала каракулями: «На случай, если ты облажаешься снова».
Арман заулыбался, и глубоко вздохнув, извлек себя из уютного кресла, и, оставив карту на краю стола, подошел к огромному окну.
Апартаменты Гамашей располагались на верхнем этаже Академии, из панорамных окон открывался захватывающий дух вид. Точнее, он был бы захватывающим, если бы не ночь и метель.
А сейчас Арман мог видеть лишь свое отражение. Снежный шторм проглотил город Сент-Альфонс, его огни и всё остальное.
Сент-Альфон несколько веков назад одним из первых был заселен французами, потому что в этих местах преобладала плодородная равнина. Но все, что придавало лету прелесть, зимой оборачивалось против человека.
Абсолютно ничто здесь не противостояло снегу и ветру, рвущимся с гор вдоль берегов рек прямо к долине. Единственным, что в конечном итоге остановило их, стал город Сен-Альфонс, встретивший стихию лицом к лицу.
Из темноты в толстое стекло окна ударил белый кулак снега, словно напоминая Гамашу, что шторм всё ещё там. И не очень доволен.
Гамаш не вздрогнул, но определенно прочувствовал, насколько им посчастливилось находиться сейчас внутри, а не снаружи.
Раздался стук в дверь и вошел Жан-Ги.
— С каких это пор ты стал стучать, mon beau? — осведомилась Рейн-Мари, поднимаясь, чтобы поприветствовать зятя.
— Это на случай, если к вам уже кто-то пришел, — объяснил Жан-Ги, окидывая взглядом комнату.
Он догадывался, что остальной преподавательский состав в курсе их родственной связи, но студенты пока не знают. Он не желал демонстрировать перед кем-либо дружбу и тем более родство с Гамашами.
Бовуар внимательно осмотрел комнату, в любую минуту готовый отразить нападение, будь то бандит или открытая книга стихов.
Эти апартаменты в корне отличались от любого из домов, где когда либо жили Гамаши.
Это пространство выглядело стильным. Стиль середины века, модерн, определил Бовуар. Кресла странных очертаний — никаких тебе La-Z-Boy — на вид совершенно неудобные. Сначала он предположил, что квартира меблирована кем-то другим, но потом узнал, что обстановку выбирали Гамаши на свой собственный вкус.
Жан-Ги не их вкус не разделял.
Пройдя по толстому шерстяному ковру, Бовуар погрел руки у камина, потом взял со стола с напитками кока-колу.
Снова раздался стук в дверь — начали прибывать первые гости. Через двадцать минут комната наполнилась группками тщательно выбранных кадетов и столь же тщательно выбранными профессорами.
Все выпивали, закусывали и переговаривались.
Первоначально натянутая атмосфера смягчилась благодаря веселому теплу камина, непогоде за окном, выпивке и дружеской простоте хозяев — коммандера и мадам Гамаш.
Амелию Шоке не проведешь.
Она стояла в углу, сжавшись между книжными полками и панорамным окном, сквозь ткань рукава чувствуя холод стекла. Время от времени снаружи раздавалось царапанье — порывами ветра в окно бросало снежные клочья, и те сползали по стеклу.
Из своего укрытия Амелия изучала окружающих.
Окружающие изучали ее в ответ. Когда одна пара глаз прекращала на нее пялиться, на смену ей приходила другая. Было похоже на командную игру в гляделки. Или на бой без правил.
Идя сюда, Амелия ожидала чего-то совершенно иного. И уж точно не коктейльную вечеринку.
Мадам Гамаш приветствовала ее у входа и проводила к столу с напитками, где Амелия выбрала для себя виски Canadian Club с имбирем.
В мягком свитере и шарфике, пахнущая мылом и розами, жена коммандера смотрелась для Амелии инопланетянкой. Сама же девушка выглядела инопланетянкой для остальной компании.
Это было очень заметно. Она либо раздражала, либо пугала, либо возбуждала любопытство у других кадетов. Преподаватели же просто ее игнорировали.
Все, кроме одного. Средних лет, невысокий и коренастый, но не толстый. Амелия прямо чувствовала напряжение мышц под простым свитером и подумала, не принимает ли он стероиды.
Мужчина продолжал рассматривать ее, но смотрел без осуждения. Сначала бросил на нее быстрый взгляд, потом посмотрел внимательнее. Она заинтересовала его. Не в сексуальном плане, она могла заявить это уверенно — у нее на этот счет был очень чувствительный радар.
Тут было что-то иное. Он оценивал ее.
Остальные, насколько она могла судить, составляли странное сборище. Она сначала подумала, что пригласили самых многообещающих, самых умных, врожденных лидеров. Хотя это не объясняло, почему пригласили ее.
А сейчас, рассмотрев пристальнее всю компанию, Амелия поняла, что все не так просто. Тут были мужчины и женщины, одни определенно англо, другие франкофоны. Большинство белые, одна азиатка и один чернокожий. Был даже гость в инвалидном кресле, она не смогла определить, студент он или преподаватель.
Ничего выдающегося.
Азиатка подошла к Амелии.
— Хуэйфэнь.
— Чего?
— Так меня зовут. Я на третьем курсе. А ты новенькая?
Она выжидательно уставилась на Амелию. У этой женщины, решила Амелия, совсем нет инстинкта самосохранения.
— Что? — переспросила Амелия.
— Ты кто?
— Не твое собачье дело.
Разговор сосем не походил на беседы, подобающие на пенной коктейльной вечеринке, о каких Амелия читала в книгах.
Хуэйфэнь кивнула, словно Амелия поделилась с ней полезной информацией. Амелия приняла ее реакцию за смущение.
— Он тоже новенький, знаешь ли, — Хуэйфэнь кивнула в сторону коммандера Гамаша, стоящего с бокалом в окружении нескольких студентов и внимательно их слушающего.
— А выглядит как старенький, — отметила Амелия.
Хуэйфэнь засмеялась.
— А вот тот, — Хуэйфэнь указала на того самого профессора, что рассматривал Амелию — Профессор ЛеДюк. Мы зовем его Дюк. Раньше он тут всем заправлял.
Хуэйфэнь перевела взгляд с ЛеДюка обратно на Гамаша, склонилась к Амелии, которая тут же отпрянула назад, но успела расслышать шепот Хуэйфэнь:
— Держись от него подальше. Он тобой интересуется, я вижу. Избегай его.
Хуэйфэнь выпрямилась и рассмеялась, как будто одна из них сказала что-то остроумное.
Амелия посмотрела на ЛеДюка, потом на Гамаша, совсем не уверенная, кого именно имела в виду старшекурсница.
— Я все думаю, зачем он тут, — заговорила Хуэйфэнь, и стало очевидно, что она имеет в виду Гамаша. — Так или иначе, — девушка снова взглянула на Амелию, — это становится интересно.
Подняв брови и улыбнувшись, она на первый взгляд бесцельно поплыла по комнате. Но скоро Амелия разглядела её цель. После короткого фланирования, Хуэйфэнь остановилась возле ЛеДюка. Дюка.
Тот совершенно не выглядел дюком-герцогом — ничего царственного в его внешности не было. Он излучал грубую мощь и смотрелся чем-то примитивным в столь изысканном собрании.
Он одновременно отталкивал и притягивал, не в личностном смысле, а так, как притягивает открытая сила. И не только Амелия это чувствовала.
Вокруг него собралась довольно тесная кучка студентов.
Хуфа, или как там ее зовут, что-то ему сказала. Он медленно повернул голову и посмотрел на Амелию.
Это был второй раз, когда ЛеДюк на нее посмотрел. То был долгий, задумчивый, оценивающий взгляд. Такими глазами смотрят на кусочек головоломки — подойдет или нет? Полезная вещь или не очень?
Амелия подумала, не подходила ли Хуфа к ней по его просьбе. Тогда, что она рассказала ему про Амелию.
Миновала секунда, связь прервалась, и Амелию снова предоставили самой себе.
Отпивая свой виски с имбирем, она продолжила наблюдать за приливами и отливами вечеринки. Ее внимание привлек кое-кто, так же как она, пристально изучающий присутствующих.
Пожилой профессор. Он появился последним, когда все уже были в сборе. Амелия никогда не видела его раньше, ни в коридорах, ни в аудиториях, ни в столовой.
Он был здесь новеньким. И старым.
Он одиноко стоял у двери, элегантно удерживая стакан скотча и сканируя комнату. Его глаза встретились с глазами Амелии, и той на секунду показалось, что он улыбнется. Или того хуже, поманит ее, чтобы она составила ему компанию.
Но его колючий взгляд скользнул сквозь нее, потом за нее, мимо нее.
Кто он — старая гвардия или новый профессор, приглашенный Гамашем?
Скорее всего, старая гвардия. Он так и выглядел — старым и на страже.
Она некоторое время наблюдала за ним — достаточно, чтобы он почувствовал, что за ним наблюдают. Амелия делал это ради забавы, она любила ходить по краю лезвия, играть с острыми предметами.
Потом она сменила объект наблюдения. Теперь ими стали коммандер Гамаш и его жена. Гамаш улыбнулся, потом рассмеялся чему-то сказанному одним из кадетов. Они сидели у камина, и теплые отсветы играли на их лицах. В Гамаше было какое-то спокойствие. Оно было в том, как он говорил с мадам Гамаш, в том, как он слушал, не испытывая необходимости главенствовать.
Краем глаза Амелия заметила, как профессор ЛеДюк откололся от небольшой группы окружающих его и направился к только что пришедшему. Улыбаясь, пожал старику руку. Эти двое обменялись парой фраз, после чего Дюк бросил взгляд на коммандера.
Совершенно не дружеский взгляд.
Она тоже посмотрела на Гамаша: любой, кто вызывал в другом человеке столь явную ненависть, заслуживал ее внимания.
Н-да — подумала она, отпивая виски и слушая, как звенят кубики льда в бокале, как воет буря за окном — в Академии может и не весело, но эта азиаточка права — становится интересно.
О чем кадет Амелия Шоке не знала, не могла знать, о чем не догадывались остальные, так это о том, что не успеет снег растаять, как один из них будет убит. И совершит это тоже один из них.
И вряд ли то, что случится, можно будет описать словом «интересно».