Большая расплата

Глава 17

— Oui, je comprends, — кивнул Оливье, хотя по его виду можно было сказать, что он совершенно ничего не понимает. — Ты уверен?

На другом конце телефонной линии, Арман Гамаш говорил быстро и тихо, не желая, чтобы его подслушали. Выйдя из своего кабинета в гостиную, он через окно увидел, что Желина и Рейн-Мари всё еще в садике за домом.

Потом обернулся и сквозь окно кабинета взглянул на бистро. За окнами бистро он уловил движение и подумал, не кадеты ли это.

Он так хотел, чтобы они оставались внутри. Оставались на месте, носа не высовывая из бистро.

— Хотел бы я, чтобы люди перестали всё время спрашивать меня, уверен ли я, — сказал он в трубку.

— Они перестанут, патрон, как только ты перестанешь принимать непостижимые для других решения, — Оливье, подражая Гамашу, тоже заговорил шепотом, понятия не имея, зачем.

— Постараюсь. Сможешь удержать кадетов там, Оливье? До тех пор, пока мы не уедем?

— По счастью, у меня имеется верёвка и стул. Не сомневайся.

— А я всегда думал, что это для Рут, — сказал Гамаш, Оливье на том конце провода тихо хохотнул, но тут же стал серьезным.

— В чём всё-таки дело, Арман? Кто-то им угрожает? — последовала пауза. — Или они чем-то угрожают нам?

— Я стараюсь предотвратить кое-что ужасное, — ответил Гамаш. Хотя кое-что ужасное уже случилось.

Привезя кадетов в Три Сосны, он старался предотвратить кое-что похуже.

— Окей, — вступил Оливье, остановившись перед их столиком. — Месье Гамаш только что позвонил и сообщил, что не сможет присоединиться к вам.

— Да охренеть! — выдал Жак, откинувшись на спинку стула. — Он притащил нас сюда, подальше от заварушки, и просто бросил тут? Чем он занят? Спит?

— Что с тобой не так? — поинтересовался Оливье. — Ты не любишь именно его или ведёшь себя так со всеми?

— Ты его не знаешь, — проговорил Жак. — Думаешь, что знаешь, а на самом деле — нет. Тебе знаком вежливый сосед. А его настоящего ты не знаешь.

— А ты, значит, знаешь?

— Его знал профессор ЛеДюк. И всё нам про Гамаша рассказал.

— Правда? И что же он рассказывал?

— Что он замешан в коррупционном скандале. Что подал в отставку, чтобы его не уволили. Что Гамаш трус. Он сбежал от бардака, который сотворил и теперь рушит Академию.

— Хватит!

Позади них старая поэтесса и владелица книжной лавки поднимались на ноги. Слово «хватит» выкрикнула не Рут, а Мирна.

— Всё нормально, дорогая, — успокоила её Рут. — Они не знают, о чём говорят.

Мирну позади неё трясло от гнева. Лицо исказилось от ярости до неузнаваемости.

Жак резко подскочил и стал с ней лицом к лицу.

— Вы его защищаете?! А знаете ли вы, сколько погибло агентов, пока он был шефом-инспектором? Знаете, что он убил собственного начальника? Думаете, мы не знаем, что это он убил профессора ЛеДюка? Конечно, он! Выстрелил в голову невооруженному человеку. Да у него на лбу написано, что он трус! В этом весь ваш Гамаш!

— Боже, ну ты и идиот! — только и могла ответить Мирна, пока Рут удерживала ее за руку. От открытой потасовки удержала, конечно, не сила Рут, но тепло её руки.

— Да ты!..- закричал Жак. Вскочила Хуэйфэнь и схватила его за руку, помешав произнести слова, которые все вокруг обязательно услышали бы. А слова прямо-таки рвались из него наружу — то, как он о ней думал, как её видел.

Здоровая толстая черномазая. Не женщина. Не личность. Просто чёрная. Хотя он бы использовать для неё слово похуже.

Мирна сделала шаг навстречу, Рут не отставала.

Жак Лорин уставился на дам, понуждая тех шагнуть ближе.

Мирне Ландерс был хорошо знаком этот взгляд. Она ловила подобные взгляды на себе, когда ей выписывали дорожные штрафы. Когда она шла в марше за гражданские права в Монреале. Она встречала такие взгляды в сообщениях о беспорядках и полицейских перестрелках. Она видела их в палитре цветов, в черном и белом. В последних новостях и старых хрониках. В архивных фотографиях с дремучего Юга и просвещенного Севера.

И вот встретила этот взгляд здесь, в Трех Соснах.

Она не просто была ему противна. Он отвергал её, как недочеловека.

А всего через несколько месяцев, как ей было известно, этот парень получит пистолет и дубинку, и разрешение на их использование. На ком пожелает.

— Что ж, — сказал Оливье. — Эта небольшая размолвка сильно осложняет нам дальнейшее.

— Что?

— Месье Гамаш дал кое-какие распоряжения по вашему расселению.

— А мы разве не остановимся в B&B? — удивилась Хуэйфэнь.

— У нас? Все четверо? — сказа ей Оливье. — Сильно сомневаюсь.

— Где тогда нам остановиться?

Амелия посмотрела на Рут Зардо.

«Пожалуйста, пусть я останусь с ней».

Рут чихнула и вытерла нос о кафтан Мирны.

«Пожалуйста, поселите меня где-нибудь в другом месте».

— Кадет Хуэйфэнь Клотье расквартирована у нас, в B&B.

Хуэйфэнь улыбнулась и посмотрела на товарищей, которые не удосужились даже претвориться, что счастливы за нее.

— Кадет Амелия Шоке…

«У Рут. Только не у Рут. Пожалуйста, пусть это будет не Рут, не Рут. Пожалуйста, пусть будет Рут».

— …у Клары Морроу.

Амелия взглянула на Рут. Ей кажется, что старая поэтесса удивлена? Или даже немножко расстроена?

Рут нахмурилась и показала ей средний палец.

Показалось.

— Кадет Натэниел Смит остановится у Рут Зардо.

— Вот дерьмо! — ругнулись оба в один голос.

— Теперь. Кадет Лорин, — Оливье повернулся к Жаку. — Используй все свои превосходные навыки, чтобы отгадать, где расквартировал тебя коммандер Гамаш.

Жак молча смотрел на Оливье, за спиной которого Мирна широко распахнула глаза от ужаса.

— Он не мог, — вымолвила она, однако Оливье кивнул ей.

— Кадет Лорин остановится у Мирны Ландерс.

— Не стану я, — сказал на это Жак.

— Либо к Мирне, либо туда, — Оливье указал на скамейки деревенского луга, мокрые от талого снега.

— Я вообще могу уехать. Мы не обязаны тут оставаться.

— Совершенно точно, — сказал Оливье. — Не представляю, у кого возникнет желание удерживать вас тут. Но до Сент-Альфонса идти далеко.

— Ну и кто тут трус? — сказала Мирна. Ужас ее моментально обернулся внезапным удовлетворением.

Жак расправил плечи.

— Я не боюсь, — Он обернулся к Хуэйфэнь и шепнул: — Давай поменяемся?

Хуэйфэнь отрицательно покачала головой.

— Мило, — добавила Мирна.

— Ага, будто бы вы не обменяли бы меня с радостью на любого другого.

— Для тебя я подготовила кое-что получше.

— А мне зачем этот? — вопросила Рут, тыкая кривым пальцем в Натэниела. — Он же как дырка в комнате.

— Эй! — возмутился Натэниел. — Я гость что надо!

— Точно. Это в случае, если я захочу играть в бесконечные прятки. Вылезай, где ты там прячешься.

— И что это должно означать? — потребовал ответа Натэниел.

— Ой, иди ты в ж…

Теперь настал черед Мирны успокаивать Рут.

— Кто из них Клара Морроу? — тихо спросила Амелия.

— Художница, — ответила Хуэйфэнь, и попыталась изобразить на своей голове растрепанную прическу Клары. — Она нас привезла. Кажется, она милая.

Оливье — что было гораздо полезнее — указал за окно, где Клара прогуливала своего нового щенка, хотя издалека смотрелось, словно она тянет сквозь тонкий слой снега на деревенском лугу пустой поводок.

Амелия вздохнула. Милая. В её мире это слово значило «тупоголовая».

Арман Гамаш поманил Клару, та подхватила щенка и пошла навстречу.

— Это кто? — спросил Желина. — Кого-то она мне напоминает.

— Да, сложно перепутать Клару Морроу с кем-то еще.

— Клара Морроу? Художница? Та, что пишет портреты? Это же она написала старую и покинутую всеми Деву Марию? Великолепная работа! Я едва смог взглянуть на портрет, а потом не смог оторвать от него взгляд. Хотя самыми любимыми у меня стали «Три Грации». Я был на ее вернисаже в Музее современного искусства.

— Она живет вон там, — Гамаш показал на маленький домик на противоположном краю луга.

Они направились Кларе навстречу. Та опустила щенка и представилась Полю Желине, который казался воодушевлён знакомством.

— Ты уже знаком с Лео? — спросила Клара Армана.

— Non. Bonjour, Лео, — сказал Арман, присев на корточки.

Лео, надо сказать, оказался чуть ли не самым очаровательным щенком, какого он когда-либо видел. Светло-коричневая, почти золотистая шерстка и круглые, словно войлочные, ушки, направленные строго вперед. Вертя хвостом, на лапках он стоял уверенно и твердо. Картину завершали нетерпеливые, сияющие глаза.

Он был похож на маленького льва.

Могло так случиться, что Клара заимела льва, а они — хорька?

Но нет, Лео определенно был собакой. Неопределенной породы, но точно собакой.

— Как там Грейси? — поинтересовалась Клара, и Арман стал искать на ее лице намёк на сарказм.

И быстро обнаружил, что дама, мягко говоря, забавляется.

Он выпрямился, а Желина присел на корточки поиграть с Лео.

— Она прекрасна, — ответил Арман.

— Правда?

— Ну, она повсюду делает лужи. Но, опять же, так было и с Даниэлем, и с Анни, когда мы впервые принесли их домой. Ладно, мы хотя бы были уверены, что они люди. С Грейси не всё так ясно.

— А это важно? — спросила Клара.

— Для тебя, очевидно, нет, — сказал Арман. — Они правда из одного помёта?

Он посмотрел на маленького красавчика Лео.

— Ну, всех их нашли в одном мусорном баке. Вполне возможно, что к ним приполз крошка-енотик. Или крошка-скунс.

— Точно, — сказал Арман. — И почему, интересно, Грейси досталась именно нам? Она осталась последней, кого не взяли?

— Совсем нет. Рейн-Мари получила право первой порыться в помойке — думаю, это потому что Билли Уильямс запал на неё — и она выбрала Грейси.

Кто бы сомневался, подумал Гамаш. Выбрала самую убогую, последыша. Он бы сделал то же самое.

— Как ее принял Анри? — спросила Клара.

— Он смотрит на нее, как на hors d’oeuvre, оброненную на пол.

Клара скорчила рожицу и отвернувшись, чтобы уйти, бросила напоследок:

— Что ж, всего хорошего.

— И тебе всего хорошего.

Что-то в его тоне заставило Клару обернуться.

— Что ты еще натворил, Арман?

— Увидишь.

Клара нахмурилась.

Позади неё, в окне бистро, Гамаш увидел четверку кадетов, так же хмуро смотрящих на него.

Выводок кадетов. Кто же из них лев, а кто последыш?

Гамаш вёз Желину обратно в Академию, тот знакомился с досье на Сержа ЛеДюка.

Они обсудили вехи карьеры покойника — о чём знали в обществе, о чём — нет.

Обсудили его личную жизнь, о которой мало что было известно.

— Родители умерли. Утром я говорил с его сестрой, — рассказывал Гамаш. — Она живёт в Чикутими. С братом они не были близки. Она, конечно, в шоке, но, подозреваю, смерть ЛеДюка не пробьёт дыру в ее жизни.

— Нет друзей среди других профессоров?

— Я таких не знаю. Серж ЛеДюк придерживался иерархических взглядов. У него и в мыслях не было якшаться с низами. Такое нечасто встречается в закрытых сообществах, где статус — власть — приобретает почти мистическое качество.

— И поэтому вы?..

Гамаш улыбнулся и промолчал, предпочтя не попадать в расставленную ловушку.

— Какие-то особые студенты? — спросил Желина.

— Под «особыми» вы подразумеваете тех, с кем у ЛеДюка мог быть секс? Надеюсь, что таких нет, но, правда в том, что я не знаю наверняка. Я воспользовался возможность, и, кроме всего прочего, попытался прекратить практику, когда кадеты-новички приносят профессорам еду в комнаты. Это усиливает власть профессора над студентом и может привести к злоупотреблениям.

— Но вы полагаете, он все же имел с кем-то интрижку?

— А он продолжал эксплуатировать студентов, несмотря на мой запрет. И это не обязательно была интрижка, — заметил Гамаш. — Интрижка предполагает обоюдное согласие.

— Ну, в конце концов, обе стороны старше шестнадцати.

— Вы и вправду думаете, что у новичков был выбор — иметь или не иметь секс с Сержем ЛеДюком? Будь он в другом положении, они и не подумали бы ему подчиниться. Да и не должны были. Нет. Если у кого-то из них был с ним секс — хотя вернее было бы сказать, у него с ними — то тут присутствовало насилие. Они действовали под бременем собственного страха и неуверенности. Соблазненные его посулами и боящиеся того, что последует в случае их отказа.

— Мотив для убийства, — заметил Желина.

— Возможно.

— То есть, вы полагаете, что это мог совершить студент?

— Они уже не дети. И, извините, даже ребенок может выстрелить из пистолета. А уж молодые мужчины и женщины способны и на большее.

— Одно дело применить оружие, — возразил Желина. — Офицер полиции должен быть способен на это. Но убийство? Будем надеяться, что нет.

Гамаш ничего не ответил и Желина вернулся к чтению досье, затем подняв глаза, закрыл папку, оставил её лежать у себя на коленях. Перед тем, как снова заговорить, он секунду помедлил.

— Почему вы не использовали это против него? Тут ведь обвинения на любой сорт. Скрытые банковские счета, подложные контракты. Запугивание.

— Обвинения. Почти без доказательств, — ответил Гамаш. — Для того чтобы возбудить против ЛеДюка дело, мне необходимы были твердые улики против него.

Желина посмотрел на досье.

— Я даже не предполагал, что все так плохо. Я был в Париже, когда разразился скандал в правительстве Квебека и в Сюртэ. Конечно, я следил за событиями. Слухи об Академии тоже просачивались. Но я не был уверен — правда это или преувеличение. — Он покачал головой. — Ещё один скандал.

— Non. Не ещё один. Это часть того же самого скандала. Откуда приходят коррумпированные агенты? Почему шеф-суперинтендант Франкёр перевел ЛеДюка в Академию? Франкёр, как глава Сюртэ, был режиссером всего, что пошло не так. У него была причина отправить ЛеДюка в Академию. Всё, что произошло в школе, не было отдельным скандалом, а было необходимым первым шагом ко всему, случившемуся потом.

— И вы обо всем этом знали, когда вступили в должность?

— У меня были подозрения. Плохо подготовленные, дерзкие молодые агенты появлялись на нижних должностях Сюртэ, и продвигались по службе. Один или два в потоке — еще норма, но таких было слишком много. Академия превратилась в ясли, завод, тренировочный полигон и перевалочный пункт для жестокой грубой силы. Это создало и подпитывало среду, в которой подобное поведение стало нормой, где оно должным образом оценивалось и вознаграждалось.

— Сержем ЛеДюком?

Гамаш кивнул.

— Он был для них образцом для подражания. Каким должен стать агент Сюртэ. Знаете, у него было прозвище. Дюк.

— Неоригинально. ЛеДюк. Дюк.

— Зато оно точное, — сказал Гамаш. — Претендент на трон, тиран.

— Потом появились вы, заменили большинство профессоров своими собственными, провели существенные реформы. Но вы не тронули ЛеДюка, зная, что он корень всех проблем. Он был в курсе, что у вас на него есть компромат?

— Oui. Я показывал ему досье.

— Что?! Зачем?

— Чтобы припугнуть его.

Желина попытался осмыслить услышанное.

— И это сработало?

Гамаш молчал некоторое время, потом спросил:

— Насколько внимательно вы читали досье?

— Я пробежал по верхам, но этого достаточно, чтобы понять, что ЛеДюк брал взятки.

— Прочтите внимательнее, а потом поговорим.

— Да вы просто скажите?

— Нет. Не хочу навязывать вам свои мысли. Хочу посмотреть, придёте вы к такому же заключению, как и я. Вдруг я ошибаюсь.

Желина снова открыл папку, а Гамаш продолжил вести машину, следя за дорогой. Снег всё шел, расса была покрыта тонким слоем, под которым наверняка был лёд.

Наконец Желина оторвался от досье ЛеДюка. Повисла тишина, офицер КККП размышлял.

— Тут об этом не говорится, — начал он, аккуратно выбирая слова. — Но не думаю, что Серж ЛеДюк смог всё это провернуть самостоятельно, при помощи лишь сообщников из низших эшелонов. Должен быть кто-то ещё. Кто-то умнее. Кто-то из верхушки. Может быть, кто-то извне. Это то, о чем вы думали?

Гамаш был мрачен, совсем не радуясь тому, что заместитель комиссара Желина пришёл к аналогичному выводу.

— Кто-то из уволенных, — продолжил предполагать Желина, — кто не боится быть пойманным, потому что на него никто и не подумает.

Гамаш кивнул. Именно об этом он и думал, хотя доказательств не имел.

— Судя по прочитанному, — Желина посмотрел на паку. — ЛеДюк никто иной как аферист. Он должен был понимать, что, как только в Сюртэ наведут порядок, всё внимание обратят на Академию. На него, — он посмотрел на Гамаша. — И если вы это ему показали, то возможно ли, что убили не того человека?

— Думаете, там должен был лежать я? — спросил Гамаш.

— Разве нет? Если всё, что вы говорите, правда, то вы им угрожаете. Человек, арестовавший и убивший почти всех, кто в это вовлечен. Я слышал, участники скандала в Сюртэ были не просто взяточниками. Они безнаказанно разбойничали и убивали. Вы — явная угроза ЛеДюку и его сообщникам. Их ждет крах, тюрьма.

Он вгляделся в профиль Гамаша, ведущего автомобиль.

— И если они бесчинствовали и убивали раньше, почему остановились на вас?

— Они ослабели. Большинство агентов, на кого они могли положиться, от кого имели бы поддержку, были выкинуты из Сюртэ. Нет, мне ничего никогда не угрожало. Моё убийство привело бы к тому, что всё внимание обратилось бы прямиком на них.

— И тогда вы показали ЛеДюку всё, что нарыли на него, — заключил Желина, постучав по папке с досье. — Чтобы спугнуть. Сработало?

— Возможно, лучше, чем я надеялся, — ответил Гамаш.

— Думаете, сообщник убил ЛеДюка? Потому что вы подобрались к нему близко?

— Это вполне возможно. Кто бы ни был сообщник, он мог опасаться того, что арестованный, ЛеДюк пойдет на сделку с правосудием.

— И застелил его. И кто же он? Этот кто-то должен быть сейчас в Академии. Один из преподавателей? Если предположить на секунду, что это не вы…

— На секунду?

— Есть кое-кто, подходящий. Мишель Бребёф.

Гамаш молча смотрел на дорогу. Потом коротко кивнул.

Желина наблюдал за Гамашем, до него постепенно доходило.

— Вы вернули Бребёфа. Вы соединили этих двоих в Академии. И раз уж ЛеДюк звался Дюком, Бребёфа назовем Королём. Вы всё это отлично знали…

— Только подозревал.

— И все равно так поступили. О чём вы только думали?! Это же безумие!

— Может быть.

— Какие доказательства вам еще нужны?! — Желина почти орал, потом немного остудил пыл. — В Академии Сюртэ совершено убийство. Потому что вы объединили двух преступников и доверили им управлять …

— Не правда.

— Очень близко к правде. И вам просто повезло, что никого из студентов не убили и не покалечили.

Автомобиль повернул на парковку, Гамаш выключил зажигание, Желина остался сидеть.

— Почему вы покинули Академию, коммандер Гамаш?

— Вчера? Я не покидал ее. Обычно я уезжаю домой, но вчера остался из-за поздних встреч.

— Нет, сегодня. Один из ваших профессоров убит, другой под подозрением. Вместо того, чтобы остаться и гарантировать всем безопасность, вы, образно говоря, покинули корабль.

— Думаете, я бросил всё на произвол?

— Меня удивляет, что в такой ответственный момент человек, которому доверены сотни юных жизней, оставляет их запертыми наедине с убийцей, и отправляется домой, где наслаждается сэндвичами на собственной кухне. Что происходит?