Фотографии места преступления были разложены перед следователями на длинном столе для заседаний. Шеф-инспектор Лакост посвятила Гамаша и Желину в курс дела.
— Большинство профессоров и студентов опрошено.
— Что-нибудь выяснилось? — поинтересовался заместитель комиссара Желина.
— Не особенно много. ЛеДюк был очень скрытен, практически маниакально. Из того, что мы выяснили, следует, что вчера был обычный день, как и всегда. Серж ЛеДюк провёл занятия, потом без перерыва работал в своем офисе до обеда, вечером поужинал за профессорским столом. Вы там тоже присутствовали.
Гамаш кивнул.
— Прибыл профессор Годбут, шеф-инспектор, — сообщила заглянувшая в зал агент.
— Хорошо, — Лакост обратилась к Гамашу. — Думаю, вам захочется присутствовать при беседе с ним.
— Merci, — поблагодарил Гамаш, добавив в интонацию лишь толику сарказма.
— Проводите его сюда, пожалуйста, — попросила шеф-инспектор Лакост.
В зал вошел здоровяк. Когда-то, возможно, он был крепким, но сейчас телеса его тряслись и покачивались при ходьбе.
— Марсель Годбут, — представился он, затем сел на предложенный стул. — Ужасно. Я просто не могу поверить.
— Согласно вашему личному делу, вы в Академии пять с половиной лет, — уточнила шеф-инспектор Лакост.
— Oui. — Годбут посмотрел на Лакост, как дядюшка на симпатичную племянницу. — Перед этим я служил старшим инспектором в отделении в Абитиби.
— В отделении Сюртэ? — уточнил заместитель комиссара Желина.
— Естественно, — сказал Годбут, посмотрев на офицера КККП с неприязнью.
— Вы преподаете криминалистику? — спросил Желина, сверяясь с записями. — Но не исследования ДНК. Вы учите кадетов отслеживать документацию, финансы. Выискивать мошенничество, рэкет. Бумажные улики, а не биологические.
— Oui. Не особенно сексуально, зато эффективно. Не всем же ловить убийц.
— У вас важная работа, — согласился Гамаш, наблюдая за Годбутом сквозь прищуренные веки.
Годбут был тем, кто еще до появления Гамаша в Академии патрулировал коридоры, вынюхивая, кто из студентов немного опоздал на занятия, у кого слегка помята форма, или волосы чуть длиннее нормы.
Нарушителям приходилось расплачиваться.
Студентов он унижал и подавлял. Рукоприкладством он не занимался, но делал так, чтобы кадеты сами себя изводили, выполняя его задания на полигонах, зимой, в нижнем белье. Годбут заставлял их бегать по лестницам, задавал почти невыполнимое количество отжиманий и приседаний. А когда те не выполнялись, добавлял ещё.
Мишель Годбут играл с кадетами, как кошка с мышкой — толкал к краю, потом тянул обратно — известная на протяжении веков форма пытки. Некоторые называли это тренировками. Помучить, отступить. Помучить, отступить.
Эти кадеты стали примером, остальные быстро и с энтузиазмом подчинились. А некоторые к третьему курсу присоединились к практикующим унижение. Эти считались успешными учениками и в Сюртэ быстро продвигались по службе.
И если ЛеДюк был архитектором, то Годбут стал строителем. Брал в руки добрый материал и планомерно превращал его в гниль.
Когда Гамаш стал коммандером, ему сделалось дурно от обнаруженного. От степени и глубины злоупотреблений. Мишель Годбут был ещё не самым худшим. Худших Гамаш без лишних слов уволил. Одного отдал под арест. Но на Годбута не собрал достаточно улик. Анекдотичная ситуация — профессор Годбут, мастер по отслеживанию криминального следа, был очень осторожен, и постарался не оставить своего собственного криминального следа.
Коммандер Гамаш пристально следил за ним и сделал всё, чтобы Годбут об этом узнал. Пытки прекратились.
Но накопилось столько желчи, что она готова была выплеснуться.
Не взорвался ли Мишель Годбут прошлой ночью и не он ли совершил нападение на ЛеДюка?
Однако не хватало мотива. Недостаточно было просто сказать, что Годбут взорвался. Должна быть причина. Должен быть толчок, каким бы тривиальным он не казался со стороны.
Да и место преступления было слишком аккуратным. Оно выглядело как место казни -продуманно, до горечи хладнокровно.
— Расскажите нам о контрактах на строительство этой школы, — попросил Гамаш.
Годбут медленно развернулся на стуле и уставился на коммандера.
— Об этом я ничего не знаю.
— Вы преподаете методы борьбы с мошенничеством. Вы учите студентов, как выявлять мошенничество, а сами не заметили его, когда оно произошло у вас под носом?
— Да ну?! Это для меня новость. Я всего лишь преподаватель. И, как вы дали понять, когда стали коммандером, преподаватель не самый лучший.
— Разве я хоть раз так говорил? Я считаю вас очень хорошим в деле, каким вы занимаетесь, — сообщил Гамаш. — Вопрос в том, чем же именно вы занимались? Какова была ваша реальная работа здесь?
— Имеется в виду, что..?
— Что Серж ЛеДюк брал взятки, — сказал Поль Желина. — Это здание построено на деньги от подкупа и на откаты. Кто-то для ЛеДюка делал бумажную работу. Кто-то, кто не только умел это делать, но и знал, как не быть пойманным.
— Надеюсь, у вас есть доказательства, комиссар. Это серьезное обвинение.
— Не обвинение. Версия, — улыбнулся Желина. — Когда в последний раз вы видели ЛеДюка?
— Вчера на ужине. Мы обсуждали тактические занятия, как вы знаете, коммандер. А потом мы с профессором ЛеДюком обсуждали «Монреаль Канадиенс».
Это был камень в огород Гамаша. Его учебный план не был важнее игры в хоккей.
— А после ужина? — спросил Гамаш, не обращая внимания на колкость.
— Я вернулся к себе и проверял ошибки в работах и курсовые. Как и любой хороший преподаватель.
— Вы виделись с кем-нибудь? Говорили по телефону? — спросила Изабель Лакост.
— Никаких звонков. Никаких посетителей. То был тихий домашний вечерок. Проснулся я от крика того бедного кадета.
— Вы знали профессора ЛеДюка не хуже, чем любого другого, — сказала Лакост. — Как вы полагаете, что случилось?
— Думаю, вы отчасти правы, — ответил Годбут. — Думаю, его смерть связана с этим зданием. Только не с внутренними делами. Я бы, на вашем месте, поискал снаружи.
Жестом он показал за окно, на возвышающиеся над спортивными площадками шпили церкви.
— Вы имеете в виду город? — уточнила Лакост.
— Думаете, Серж ЛеДюк был убит сообщником? Или врагом? — спросил Годбут. — Этот город полон теми, кто ненавидел ЛеДюка.
В зал заседаний проскользнул Жан-Ги Бовуар. Он с Годбутом поприветствовали друг друга кивками, правда, довольно холодно.
Профессор Годбут поднялся и некоторое время молча смотрел в окно. Солнце заходило, и небеса сменили цвет с голубого на розовый.
На их фоне сияли огни Сент-Альфонса.
— Но один человек ненавидел ЛеДюка сильнее других, — продолжил Годбут, отвернувшись от окна. — Вот откуда бы я начал. Хотя, я же не особенно хорош в своем деле, не так ли?
Если он ожидал, что коммандер Гамаш станет его разуверять, то был разочарован. Гамаш промолчал, и, в конце концов, профессор Годбут, кивнув, покинул зал.
— Да, парень тот еще персонаж, — заметила Лакост.
— То еще дерьмо, — поправил её Бовуар, и Желина рядом с ним хохотнул в знак согласия.
— Но он может быть прав, — сказала Лакост. — Сегодня уже не в первый раз упоминается ненависть города к Академии.
— А в чём дело? — спросил Желина, повернувшись к Гамашу. — Что произошло? В досье, что вы мне дали, упоминается об этом, но только в связи с последующими контрактами, и ни слова о том, что к этому привело.
— Город хотел построить на этом месте центр отдыха, — объяснил Гамаш. — ЛеДюк обещал оказать помощь в получении этой территории, если город поможет найти на окраине место для строительства Академии. Город был в восторге от перспективы соседства с Академией, понимая, как это поддержит экономику. Мэр полностью доверился ЛеДюку. Три месяца спустя анонсировали место строительства Академии.
— На участке для центра отдыха,- добавила Лакост.
— Мэр и горожане годами отстаивали строительство катка, бассейна, легкоатлетического и культурного центров. Это был не просто участок земли, не просто здание. Горожане Сент-Альфонса видели в нём жизненную необходимость для будущего общины. Особенно для детей. У мэра случился удар. Тот чудом не угодил в больницу.
Зал погрузился в тишину.
Людей убивали и за меньшее.
— Может он быть к этому причастен? — спросила Лакост.
Коммандер на секунду задумался.
— Не знаю.
Желина вскинул брови. Он не помнил, когда последний раз слышал из уст старшего офицера фразу «не знаю».
— Думаю, такое возможно, — размышлял Гамаш. — Но если мэр решился на убийство ЛеДюка, он бы совершил его еще несколько лет назад, когда и произошла вся история. Я его немного знаю. И он мне нравится. Он порядочный человек, старающийся изо всех сил делать свое дело.
Гамаш подумал и добавил:
— Но он не зацикливается. Не копит обиду в себе. И будем честны — то был сокрушительный удар по его доверию. Потребовалось много времени и сил, чтобы убедить его на встречу со мной. Наконец я убедил его позволить общине пользоваться благами Академии.
— Вы пошли на это? — спросил Желина.
— Это казалось справедливым, хотя даже не приблизилось к размерам компенсации за причиненный вред. Но это только начало. Мы разрабатываем программу, согласно которой кадеты станут опекать и тренировать некоторых детей. И тут происходит убийство.
— Могло ли ваше с мэром сближение вскрыть старые раны? — спросил Поль Желина. — Нечаянно, конечно.
— Всё может быть. С одной стороны, мэр порядочен до степени непреклонности. Высоконравственный человек. Почти фанатично готов защищать свой город и свои взгляды на то, что правильно и неправильно.
— Думаю, убийство у него в категории неправильных, — заметила Лакост.
— Верно. Но, с другой стороны, он мог счесть это актом возмездия. Большинство убийц оправдывают себя. Они не понимают неправильности в своих действиях.
— Жертва получает то, что заслужила, — согласился Желина.
— Зачастую именно так.
— А в нашем случае, коммандер? Думаете, убийца руководствовался понятиями справедливости?
Гамаш взглянул на фотографии с места преступления.
— Может быть.
— А может и не быть? — уточнила Лакост.
— Вы опрашивали преподавателей и студентов, — сказал Гамаш, и она кивнула. — Любой из преподавателей это высококвалифицированный офицер Сюртэ. И всем студентам преподается умение вести следствие.
— Не пытаетесь ли вы сказать, что тут школа по подготовке убийц? — спросил Желина. — Что вы учите студентов, как ловить преступников, но тем самым, учите их, как быть преступниками и не попасться?
Гамаш кивнул.
— В частности, преподаватели. Они точно знают, что мы будем искать.
— И имеют возможность инсценировать место преступления, — продолжила за него Лакост. Сделать его таким, каким оно не являлось изначально.
— Одиночный выстрел в висок, — сказал Гамаш. — Большинство убийц хотя бы попытались обставить это как самоубийство. Без натяжки. И трактовка очевидна: Серж ЛеДюк знал, что я у него на хвосте, поэтому покончил с жизнью прежде чем окажется за решеткой.
— Такой убийца оставил бы пистолет с правильной стороны тела, — сказала Лакост.
— А этот не оставил, — сказал Желина, рассматривая фотографии. — Он поступил наоборот. Зачем?
— Он хотел дать нам понять, что это не самоубийство, — заключила Лакост.
— Но почему? — спросил Желина. — Зачем убеждать нас в том, что это убийство? Чтобы мы знали, сто справедливость восторжествовала?
Он снова уставился на фотографии. На некоторых фото Серж ЛеДюк, казалось, спал. На некоторых был неузнаваем.
Зависело от перспективы.
— Ты до неприличия молчалив, — Гамаш обратился к Бовуару и застал на его лице знакомое выражение. — Что тебе известно?
— Прошлой ночью охранная система была отключена.
Все, как один — шеф-инспектор Лакост, заместитель комиссара Желина и коммандер Гамаш — потянулись к нему.
— Как такое возможно? — спросил Гамаш. — Она интегрирована, компьютеризирована. Охрана бы заметила. Зажглась бы панель.
— Что ж, угадайте, на чём ЛеДюк сэкономил? — сказал Бовуар. — По всей видимости, охрана знала, что сигнализация — дрянь. И жаловались прежнему коммандеру, за что и огребли от ЛеДюка. Вы пришли — они вам ничего не сказали.
— Что ты подразумеваешь под «дрянью»? — уточнила Лакост.
— Сигнализация — дешевка…
Гамаш усмехнулся и несогласно покачал головой.
— За сигнализацию заплачено несколько сотен тысяч.
— Ну, если верить охране, в «Канадских шинах» можно купить и получше.
Гамаш застонал и помассировал голову, пытаясь избавиться от подступающей головной боли.
— У нас тут арсенал, полный оружия. И никакой охранной системы. Это уже не просто откаты, это тупость высшего порядка.
— На завтрашнее утро я назначил встречу с главой охраны, — сообщил Бовуар, — проверка системы безопасности на повестке.
— Хорошо, — одобрил Гамаш.
— Но тот, кто отключил систему, всё равно должен был знать, как это делается, — напомнила Лакост.
— Верно, но эта система позволяет использовать более одного кода доступа, — сообщил Бовуар, и повернулся к Гамашу. — Один у вас…
— Я думал, он единственный.
— …И я подозреваю, у ЛеДюка был свой собственный.
— И сколько ещё вокруг с этими кодами, — посетовал Гамаш.
Бовуар кивнул, не решаясь посмотреть коммандеру в глаза.
— Предполагаете, ЛеДюк сам лично отключил сигнализацию? — спросил Желина. — Но зачем?
— Вот хоть убейте меня, не пойму. Но это одна из вероятностей, — пожал плечами Бовуар. — Кто-нибудь мог легко взломать и отключить систему.
— Так, чтобы не заметила охрана?
Бовуар покачал головой.
— Если бы даже они увидели, как загорается панель, они бы просто её отключили, так они сказали мне. Ложная тревога случалась десять раз на дню.
— А можно сделать это дистанционно? — спросил Гамаш. — Кому-то, кто вне стен Академии?
— Это гораздо сложнее, — ответил Бовуар, — Но да, такое возможно. Почему вы спрашиваете?
— Потому что вспомнил один разговор с мэром, состоявшийся несколько месяцев назад в его офисе. Оказывается, мэр Сент-Альфонса на рабочем месте не полный день. Он подрабатывает как консультант в фирме по разработке программного обеспечения.
— С мэром я назначу встречу, — сказала Лакост. — Далее. Мы нашли пулю. Она застряла в стене. Мы проведем анализ, конечно, но навскидку это пуля из орудия убийства.
— Я отправил е-мэйл фирме-производителю, — сообщил Бовуар. — Это в Англии. Но ЛеДюк мог приобрести оружие на черном рынке у перекупщиков.
— Я не видел пистолета, — заметил Желина. — Где он?
— Отправлен в лабораторию на экспертизу, но есть фото, — сказала ему Лакост.
Пока Желина рассматривал изображение пистолета, выражение его лица становилось всё более и более озадаченным.
— На какой высоте застряла пуля? — спросил Гамаш.
— Пять футов, восемь дюймов.
— Он стоял, когда в него выстрелили. Я думал, может он стоял на коленях.
— Просил пощады? — спросил Бовуар.
— Или убийца работал в стиле палача, — сказал Гамаш.
— Нет, — сказала Лакост. — Он просто стоял там.
— Хм.., — хмыкнул Гамаш.
Все были с ним согласны.
Хм... Зачем кому-то просто стоять и ожидать, когда его убьют, даже не пытаясь сопротивляться? Особенно, если этот кто-то Серж ЛеДюк.
Желина отложил фотографии и посмотрел на Изабель Лакост.
— Это револьвер. И он с глушителем?
— Oui, — сказал Боавуар. — Специально изготовленный. Вот почему никто не слышал выстрела.
— Он что, коллекционировал оружие?
— Non, — сказал Гамаш.
— Тогда зачем он хранил допотопный образец револьвера? — спросил Желина и получил в ответ только молчаливые взгляды. Желина отодвинул фото и покачал головой.
— Что-то очень странное происходит в вашей школе, месье.