Чёрный пёс

19

Фрай переключала каналы телевизора в своей комнате до тех пор, пока не наткнулась на новостную программу. Она посмотрела сюжет о скандале на сексуальной почве с одним из министров правительства, послушала о прорыве в переговорах по Северной Ирландии и узнала новости о бесконечной войне в одной из африканских стран, где в неразрешимом племенном конфликте погибли уже тысячи людей. Все это было вполне ожидаемо.

Девушка лежала раскинувшись на жесткой гостиничной кровати и потихоньку откусывала от бесплатного печенья, которое нашла в целлофановой упаковке на прикроватной тумбочке. Она сбросила обувь и сняла свою пропитавшуюся потом одежду, и теперь была одета только в черное шелковое кимоно, наброшенное на нижнее белье. Огорчало ее то, что она не успела заскочить в «Скиптон» и купить шоколад.

На экране появился лесной пейзаж в окрестностях Мюрея. Казалось, что камера расположена как раз в том месте на Вороньем склоне, где сидел орнитолог-любитель Гэри Эдвардс. Объектив смотрел прямо на то место, где было найдено тело Лауры Вернон и где теперь была видна только синяя полицейская лента. Потом появился репортер с микрофоном, который вкратце осветил ход расследования, после чего зрителям показали зал в штаб-квартире полицейского управления Идендейла, наполненный людьми, камерами, микрофонами и осветительными приборами. За столом сидели старший инспектор Тэйлби и пресс-атташе полиции, а также Грэм и Шарлотта Верноны. Начинался показ телеобращения, записанного этим утром.

Несколько минут было потрачено на описание поисков преступника. Фрай знала, что нынче массмедиа интересуют только убийства, жертвами которых стали или дети, или девочки-тинейджеры, или, на худой конец, молодые мамы. Правда, это в какой-то степени зависело от места происшествия. Почему-то самое большое впечатление на представителей среднего класса производили убийства, совершенные именно в сельской местности. Если б Лаура была убита где-то на пустыре в Лондоне или Бирмингеме, на это мало кто обратил бы внимание. Но убийство произошло в пасторальном, сонном Мюрее, и поэтому таблоиды муссировали его вот уже целую неделю. Там, откуда приехала Диана Фрай, убийства происходили каждый день, но большинство из них не становилось сенсацией даже для местной прессы. Кроме убийств, существовали и другие преступления, которые тоже не удостаивались упоминания в прессе — например, изнасилования.

После того как Тэйлби произнес несколько вступительных слов, очередь говорить перешла к Грэму Вернону. Фрай знала, что запись этого обращения будет тщательно изучаться специалистами в Идендейле — они станут выискивать самые крохотные запинки в выступлении Вернонов, несоответствия между тем, что супруги говорят на камеру, и той информацией, которую они сообщили полиции.

Предложение родственникам обратиться к населению в свете софитов было общепринятой практикой — ведь в этом случае их слова могли услышать миллионы телезрителей. Это оказывало на них дополнительное психологическое давление, которое с некоторых пор нельзя было законно применять в уединении комнаты для допросов.

Но Вернон выглядел так, как будто он полностью контролирует ситуацию. К телезрителям бизнесмен обратился твердым голосом и призвал тех, кто видел Лауру в ночь убийства, или тех, кому было что-то известно о нем, обратиться в полицию. Он попросил зрителей заново оценить, не заметили ли они каких-то странностей в поведении своих мужей, братьев, сыновей или знакомых. Любая мелочь, какой бы тривиальной она ни выглядела, может помочь полиции, сказал он, и все это прозвучало так, будто бы текст выступления ему написал сам Тэйлби. А потом Грэм заговорил более медленным и интимным голосом и стал рассказывать о Лауре. Он называл ее «наша малышка» и говорил о ней как об умной, подающей надежды девочке-тинейджере, впереди у которой была вся жизнь, которую так жестоко оборвали. Он рассказал, как хорошо она училась, как страстно любила музыку, как увлекалась лошадьми… Миллионы телезрителей узнали, что именно сегодня Лаура должна была участвовать в конно-спортивном шоу. И вот теперь ее конь Пэдди стоит в стойле и не может понять, что же случилось с его хозяйкой. Вернон оказался второсортным актером, но многие из зрителей на его месте вели бы себя точно так же.

Потом микрофон перешел к Шарлотте Вернон. У нее были такие сухие и блестящие глаза, что Фрай подумала, не находится ли она все еще под влиянием каких-то лекарств. Говорила она немного, но зато искренне.

— Мы умоляем всех — помогите полиции найти того, кто это совершил, — произнесла эта худая и убитая горем женщина, глядя прямо в объектив камеры, в то время как муж обнимал ее за плечи, чтобы успокоить. Было очевидно, что этот кадр появится во всех завтрашних газетах.

Новостная программа плавно перешла к прогнозу погоды: обещали яркое солнце и безоблачное небо. Фрай задумалась о последних двух часах, которые были посвящены долгим и нудным опросам группы туристов, которые один за другим нехотя появлялись в крохотном офисе туристического лагеря недалеко от Малхэма. Ни один из них ничего не видел — и, по мнению Дианы, этот факт легко могла установить и пара местных патрульных из Северного Йоркшира.

Она никак не могла понять, кому могла прийти в голову идея отправить их с Полом из Дербишира, да еще организовать все так, что им пришлось остановиться на ночь в крохотной гостинице в Скиптоне. Для этого кто-то должен был быть уверен, что туристы что-то видели — или они сами должны были сообщить об этом. И с какой стати в командировку отправился инспектор, которому больше подошло бы координировать действия одной из оперативных групп? Было бы вполне достаточно сержанта или даже двух констеблей.

Естественно, это была идея самого Пола Хитченса. Диана оставила его в баре, поглощающим виски напополам с пивом и наслаждающимся тем, что до офиса так далеко. Он явно расстроился, когда она удовлетворилась бокалом белого вина и отказалась от всех других напитков. Ночные возлияния в йоркширском пабе совсем не входили в ее планы.

А тем временем расследование продвигалось вперед, даже в ее отсутствие в Идендейле. Интересно, а что сейчас делает Бен Купер? Наверное, бурлит от гениальных озарений и внезапных инстинктивных догадок… Как вчера вечером. Фрай никогда не слышала о большем идиотизме, чем путешествие по ночному лесу и арест подозреваемого без всякой группы поддержки. Даже не позвонив и не сообщив на базу, где ты находишься. Если это называется озарением и интуицией, то тогда она может вполне обойтись и без них. Диана никак не могла забыть тот момент, когда увидела в руках у Шерратта ружье. Тогда заработали уже ее инстинкты. Правда, они относились к другому типу — физическая реакция, необходимый защитный механизм, отточенный месяцами тренировок.

Хотя девушка знала, что действовала не только в целях самообороны: ее реакция была вызвана тошнотворным страхом перед тем, что Бена Купера сейчас ранят. Диана понимала, что второй, совершенно ненужный удар она нанесла только из-за этого чувства ужаса. После того как она разоружила Шерратта, его можно было легко арестовать, но страх и злоба заставили ее ударить еще раз. Ее бывший инструктор был бы вне себя от ярости — ведь это явное отсутствие дисциплины…

Потом Диана задумалась, достаточно ли она извинилась перед Купером за свой комментарий о его отце? После этого он выглядел каким-то печальным и отстраненным. Может быть, эскапада в ночном лесу была нужна ему, чтобы что-то доказать? А если это так, то нет ли здесь частично и ее вины? В изнеможении вздохнув, девушка прогнала эти мысли. Все становится слишком сложным, когда у людей появляются чувства. Почему они не могут просто заниматься своей работой?

Начинался еще один старый фильм — какая-то романтическая комедия 50-х годов с Джеймсом Стюартом[92]. Фрай выключила телевизор и вернулась на кровать. Какое-то время она прислушивалась к шагам в коридоре и звукам маленькой гостиницы. Интересно, заявится ли Пол Хитченс к ней в комнату?

— Заснули…

Бен Купер только вышел из спальни своих племянниц. Мэтт и Кейт смотрели телевизор, устроившись на софе рядом друг с другом. Образцовая картина семейной идиллии. Несмотря ни на что, жизнь продолжалась.

Но Купера эта картина почему-то не успокоила. Настроение только еще больше испортилось. Начиная с понедельника ему было трудно ходить по лестнице в доме, каждый раз вспоминая о том, что он видел.

Они с Мэттом провели в больнице целый час, хотя их мать все это время крепко спала. Их предупредили, что она будет находиться под влиянием сильных седативных средств в течение двух дней, так что не проснется до завтрашнего дня и не сможет поговорить с ними. Однако братья все равно захотели посидеть возле ее кровати, наблюдая за нею и негромко обсуждая свои страхи и надежды на будущее. Мэтт рассказал, что эти два дня в доме постоянно находились другие их близкие, а телефон разрывался от вопросов о здоровье их матери. Звонили родственники, которые хотели знать, как чувствует себя Изабель и не могут ли они чем-то помочь. Семья Куперов была большой и сплоченной, и лучше всего это проявлялось во время различного рода кризисов. То же самое произошло два года назад, когда братьев и их сестру Клэр ни на минуту не оставляли одних после того, как был убит их отец.

Смерть отца оказалась для них неожиданным и сокрушительным ударом, а вот болезнь матери была началом медленной и длительной пытки. Бен вновь задумался о тех временах, когда все члены их семьи были живы и здоровы. И было-то это всего лишь два года назад, но теперь ему казалось, что прошла целая вечность. Вот что значит постоянно меняющиеся обстоятельства.

Правда, на этот раз он не мог найти успокоение в присутствии родных, и это было ему непонятно. Сейчас их близость давила на детектива грузом дополнительных ожиданий, которые он уже боялся не оправдать. Все считали его умным, популярным полицейским и никогда не сомневались в том, что впереди его ждут великие дела. И это была та ноша, с которой он больше не мог справляться.

Неожиданно ему показалось, что абсолютно все в его жизни идет наперекосяк. Те надежные опоры, на которые он всегда опирался, были выбиты у него из-под ног, а все надежды, одна за другой, оказались безжалостно растоптаны. Почему кризис с его матерью произошел именно в тот момент, когда в Идендейле появилась Диана Фрай? Бен никак не мог избавиться от мысли, что эти два события связаны между собою. Это было двойное нападение на его жизнь, как частную, так и профессиональную, и он не знал, как ему бороться с тем влиянием, которое оно оказало на его чувства, настроение и способность рационально мыслить.

Он вынужден был признать, что совершил ошибку, когда, намереваясь арестовать Ли Шерратта, решил не соблюдать стандартные процедуры, что чуть не привело к катастрофе. В то же время Купер постоянно говорил себе, что, если б с ним не было Фрай, он сделал бы все совсем по-другому. А потом детектив неожиданно понял, что думает о Хелен Милнер. Причем думает о ней уже с понедельника, с того самого дня, когда они вновь встретились в доме ее деда и бабушки после многолетней разлуки.

Именно после этой встречи Бен стал подумывать о том, что, может быть, ему удастся найти кого-то, с кем у него будет достаточно много общего, чтобы задуматься о совместной жизни где-то за пределами семьи. Он представил себе, как знакомит Хелен с матерью, которая — он был в этом уверен — одобрит его выбор. Это была одна из двух вещей, о которых она мечтала: первая — женитьба Бена, вторая — чтобы он стал сержантом, как и его отец. И ведь только сегодня утром у него была возможность возобновить взаимоотношения с Хелен! Но он не воспользовался ею из-за своей работы.

Ну и, естественно, этот унизительный провал с компостной кучей на ферме Торпа. Купер мог только догадываться, что о нем теперь говорили в управлении. А через несколько часов это станет достоянием всех и каждого в их районе, а может быть, и во всем графстве. И теперь гора, на которую ему надо забраться, чтобы встать вровень со своим отцом, стала еще выше. Она уже напоминала Эверест.

— Ты пропустил обращение Вернонов, — сказал Мэтт.

— Правда? Ну и как вам?

— Слишком наигранно, — ответила Кейт.

Бен кивнул. Он плюхнулся в кресло и уставился на экран, не видя его. В голове у него крутился целый вихрь различных тревог и опасений. Как он завтра появится на работе? Как придет в больницу после обеда — он уже отпросился на это время, — чтобы навестить свою мать, которая к тому времени отойдет от лекарств? Какое-то время полицейский даже не обращал внимания на то, что невестка что-то ему говорит.

— Прости, что ты сказала? — переспросил он, вернувшись в реальность.

— С тобой всё в порядке, Бен? — нахмурилась женщина.

— Да. Все хорошо.

— Я спрашивала, будешь ли ты сегодня еще выходить? Если нет, то я приготовлю ужин.

Детектив не мог не признаться себе в том, что время, проведенное им в семейном доме на ферме, было для него невыносимым. Его постоянно тянуло подняться по ступенькам и открыть дверь в комнату матери, хотя он понимал, что никого там не найдет. А еще появилось непреодолимое желание как-то облегчить ей самые тяжелые моменты болезни, как будто это была какая-то епитимья, которую он должен был принести ей в дар.

— Знаешь, наверное, не надо, — ответил Бен. — Я собираюсь пойти куда-нибудь выпить. Как насчет тебя, Мэтт?

От него не укрылось то, как Кейт быстро сжала руку мужа, чего оказалось для Мэтта вполне достаточно.

— Да нет, Бен, спасибо, — покачал он головой. — Посижу лучше дома. Завтра рано вставать — хочу перестрелять кроликов на южном поле. Может быть, завтра вечером…

— Отлично, — не стал настаивать его брат.

Сев в машину, полицейский на автомате двинулся в сторону Идендейла. В городе было несколько пабов, которые он посещал достаточно регулярно, но, почти добравшись до цели и увидев в полутьме перед собой знакомый пейзаж из шиферных крыш и каменных стен, он передумал и, свернув на боковую дорогу, отправился через перевал в Мюрей.

Деревня вновь выглядела вполне мирно. Туристов на улице не было, а активность полиции поутихла, так что вдоль дороги стояли только зеленые мусорные ящики на колесиках. Жители уже убрались за двери своих домов, крепко храня свои личные секреты.

Бен притормозил в нескольких ярдах от дома Дикинсонов и замер, наблюдая за входом. Может быть, свою роль сыграла зыбкая полутьма наступающего вечера, или стрессы прошедшего дня, или его тайные надежды, но ему почудилось, что он опять видит Хелен Милнер, выходящую из дверей коттеджа. Точно так же он увидел ее утром — теплое, живое свечение на фоне темноты холла. Полицейский вспомнил мимолетное выражение разочарования на ее лице, когда она поняла, что пришел он вовсе не к ней. И вспомнил слова Гвен Дикинсон: «А ты знаешь, она часто о тебе говорит…» Может ли это быть правдой? Думает ли Хелен о нем так же, как он думает о ней?

Купер повторил про себя последние фразы, которыми они обменялись накануне.

— А разве ты бываешь когда-нибудь не полицейским? И какой ты, когда ты просто Бен Купер?

— Ну, когда-нибудь тебе придется самой это выяснить.

— Может быть, я так и сделаю…

Он снова и снова мысленно повторял эти слова, стараясь оценить тон, которым Хелен их произнесла, и вспомнить точное выражение ее лица и движение головы, когда она от него отвернулась. Во всем этом детектив пытался найти какой-то тайный смысл. Такой день обязательно настанет, пообещал он сам себе. Тот, в котором он не будет полицейским. Но еще не сейчас.

Бен завел «Тойоту», проехал еще сто ярдов по дороге и припарковался на вымощенной булыжником стоянке возле «У пастуха». Для вечера среды в пабе было достаточно много народа, и известная всем троица — Гарри Дикинсон, Уилфорд Каттс и Сэм Били — сидели в своем обычном углу. Когда Купер вошел, их головы повернулись в его сторону, и они глазами проводили его до стойки. Ожидая, пока ему подадут его заказ, полицейский услышал, как какое-то замечание одного из стариков заставило всех троих рассмеяться хриплым смехом. Он почувствовал, как челюсти у него сжались и кровь прилила к щекам. Только с большим трудом Бен смог сдержаться.

Хозяин, Кенни Ли, попытался заговорить с ним, но, фыркнув, отошел в сторону, увидев, что его игнорируют. Заплатив за свою пинту «Робинсона», Купер прошел к столику в углу. Три старика следили за ним в ожидании, но при этом молчали. А потом Гарри приподнялся со стула.

— Меня ищешь? — поинтересовался он.

— Да не совсем — отозвался Бен. — Просто зашел выпить.

Ему показалось, что Дикинсон расстроился и вновь опустился на свое место. Купер оглянулся по сторонам, и его взгляд упал на старый, потертый стул. Чувствуя на себе их пристальные взгляды, он притянул стул к столу, уселся на него и сделал долгий глоток пива.

— Неплохая вещь, — заметил детектив. — Я так и думал. Но попробовать на дежурстве не мог.

Старики настороженно кивнули. Сэм закашлялся и предложил Бену сигарету, от которой тот вежливо отказался.

— Сегодня здесь не так много туристов, а? — начал он беседу с тройкой приятелей.

— Среда, — пожал плечами Били.

Полицейский заметил, как его собеседники обменялись между собой каким-то сигналом — это было видно по движениям их глаз и постукиванию по столу их костлявых пальцев. Они напоминали группу игроков в покер, которые собирались полностью раздеть случайно залетевшего в город простофилю. Но Купера не интересовало то, что они ему скажут. По крайней мере, не сейчас.

Он позволил тишине сгуститься, ожидая пока кто-то из стариков не заговорит. В обычной ситуации они, наверное, могли часами молча сидеть за этим столом, если им не было что сказать друг другу. Но полицейский был здесь гостем, а они — хозяевами. Так что Купер поставил на их гостеприимство.

— Ну и как там все развивается? — не выдержал наконец Уилфорд.

— О чем вы? — повернулся к нему детектив.

— Да ты сам знаешь, приятель. Я об этом убийстве.

— Да все так же, — ответил за Бена Сэм и поднес стакан к губам.

— Что? — не понял его Бен.

— У вас же появились подозреваемые, — развил свою мысль Били. — Теперь вы их будете допрашивать. Яркие лампы, хороший и плохой полицейские… Попытаетесь вымотать их своими вопросами.

— По нынешним временам это невозможно, — покачал головой Купер. — Правила изменились. У подозреваемых теперь появились права.

— Права?

— Если у нас нет достаточных оснований для задержания, нам приходится их отпускать.

— А у вас нет? Ну, этих самых оснований? — уточнил Уилфорд.

— Их недостаточно, — вздохнул полицейский. — Если говорить о чем-то серьезном.

— Стыдно… — протянул Каттс.

— Это очень расхолаживает, — признался Бен. — Иногда появляется желание послать все к черту.

В течение этого разговора Гарри сидел молча. Он не отрывал глаз от лица Купера, когда тот говорил, следя за движениями его губ и стараясь уловить в его словах скрытый смысл.

— Мы с этими свиньями не виноваты, парень, — оправдывался тем временем Уилфорд.

— Да знаю я, — кивнул детектив.

— У тебя что, проблемы из-за этого? — спросил Каттс.

— Какое-то время я буду не самым популярным полицейским в участке, — пожал плечами Купер.

— Мы в этом не виноваты, — эхом отозвался Сэм. — Мы же говорили тебе о крови и костях.

— Если они не слишком большие, то вполне могут сгнить в компостной куче. А иначе приходится платить за то, что их у тебя заберут, — добавил Уилфорд.

— А зачем платить, если можно избавиться от них естественным способом? — продолжил его мысль Били.

— Наверное, вы еще не успели откормить их на убой, — заметил Бен.

— Нет, нет, и близко не было. Продать их было невозможно.

— Удивительное дело с этими свиньями, — сказал Каттс. — Их кожа здорово похожа на нашу.

— Эти твои полицейские дружки здорово напряглись, — отметил Сэм, стараясь улыбнуться.

— Подумали, что нашли новый труп. Или два, — согласился Купер. — На какое-то время.

— Черт, та докторша была не очень довольна, когда добралась до нас, — все-таки выдавил из себя улыбку Били.

— Патологоанатом, — поправил его полицейский. — Не надо было ее вообще вызывать.

— Никогда не слышал, чтобы так ругались, — произнес Уилфорд.

— Особенно врачи, — поддержал его Сэм.

— Особенно женщины, — усмехнулся Бен.

— А ты знаешь, что они могут обгорать на солнце, как и мы? — спросил Каттс. — Я имею в виду свиней. Их нельзя оставлять на солнце. И эти две все время находились в загоне, а не на солнце. Поэтому и кожа у них была такая чистая.

— И белая, — поддакнул Били.

— Ну да. Они же были из породы средних белых. Некоторые предпочитают старые породы, но средние белые быстрее набирают вес.

Купер закрыл глаза и почувствовал, что потерял нить разговора. Он почему-то вспомнил о скользкой рыбе, которую в детстве пытался руками поймать в ручьях вокруг Идендейла. Бен знал, что рыба в них есть — она стояла в тенистых заводях, — и иногда ему почти удавалось схватить ее руками. Но всего несколько движений — и рыба каждый раз выскакивала из его пальцев. Бен внезапно ощутил себя совершенно опустошенным и задался вопросом: чего вообще он хотел достичь, появившись здесь сегодня вечером? Он явно попал не туда. Но в то же время полицейский не знал, где ему надо быть в это время.

Допив кружку, он устало поднялся.

— Уже уходишь? — спросил Сэм. — Наша компания тебе не подходит?

— Я просто теряю с вами время, — ответил Бен, направляясь к двери.

На улице стоял теплый, ясный вечер. На мгновение детектив остановился, вдыхая неподвижный воздух и глядя на Вороний склон, нависший над деревней. И тут он вспомнил, что есть одно место, где он всегда чувствует себя как дома.

Дверь паба была открыта для вентиляции. Купер не услышал, как кто-то подошел и встал у него за спиной, но узнал медленный голос, зазвучавший у него в ушах:

— Если ты будешь задавать правильные вопросы, то сможешь узнать то, что тебе нужно.

— Неужели? А я вот в этом совсем не уверен, мистер Дикинсон. В настоящий момент все мои усилия выглядят тщетными, — ответил полицейский.

— Сыт по горло? — внезапно с пониманием посмотрел на него Гарри.

— Можно и так сказать.

— Понятно. Боюсь, что тебя укусил черный пес, паренек.

— Что?

— Мы так обычно говорили детям, когда они дулись или злились. «Тебя укусил черный пес», — говорили мы. Мне кажется, что с тобой происходит именно это.

Дулись? Бена целую вечность никто не обвинял в том, что он дуется. Как будто он был каким-то неуравновешенным подростком!

— Да, я где-то это уже слышал, спасибо, — кивнул он.

— Да не за что, парень.

Теперь, когда Дикинсон объяснил ему значение поговорки, Купер вспомнил, что действительно слышал ее раньше. В голове у него раздались чуть слышные слова матери, которая распекала его за то, что его укусил черный пес. Это была одна из тех таинственных фраз, которые в детстве понимаешь только наполовину. Черный пес. Слова с пугающим значением, которые всегда влияли на воображение Бена. Теперь, оглядываясь назад, он вспомнил, как, услышав эти слова, молодой Бен Купер рисовал в своем воображении громадную страшную тварь, с налитыми кровью глазами и челюстями, с которых капает слюна, выскакивающую из пустоши. Правда, сейчас эти воспоминания перепутались со сказками, которые рассказывала ему бабушка Купер о легендарных Черном Шаке[93] и Баргесте[94] — ужасных существах с горящими глазами, которые подкарауливали несчастных путешественников на некоторых дорогах и волокли их прямиком в Ад.

Ему говорили: «Тебя укусил черный пес». Не самый приятный образ — и когда эта картинка запечатлелась в его воображении, то от нее не так просто было избавиться. Бен видел ее в своих ночных кошмарах и просыпался от клацающих челюстей и беспощадных глаз пса. Ребенком он был готов на все, чтобы только избежать укуса черного пса. Обычно мама могла ему в этом помочь. Ей всегда удавалось развеселить его и вывести из депрессии.

Но теперь, когда они поменялись местами, он был не в состоянии избавить от черного пса свою мать…

Гарри проницательно посмотрел на полицейского, удивленный возникшим молчанием. Купер встряхнулся и, в свою очередь, посмотрел на старика.

— Что ж, я, пожалуй, пойду, мистер Дикинсон. Может быть, еще встретимся.

— Не сомневаюсь в этом, парень.

Через несколько минут Бен уже сидел на Вороньем склоне и смотрел через погрузившуюся в сумерки долину в сторону Уин Лоу.

Детективу нравились названия холмов в этой части Скалистого Края: они напоминали ему о датских завоевателях, которые несколько десятков лет владели Дербиширом. В школе он узнал, что ворон, согласно датской мифологии, был символом Одина, главного бога викингов, и датчане были не единственными, кто наделял холмы сверхъестественными силами. В дальнем конце долины последние лучи заходящего солнца освещали красным светом восточную часть Ведьм, подчеркивая их мелодраматический объемный рельеф. Казалось, каменные колдуньи готовы были в любой момент взмыть в воздух на своих волшебных метлах. Неудивительно, что древние жители долины так их боялись. Вкрапления крупнозернистого песчаника даже в самый солнечный день казались зловещими и мрачными, а их контуры — темными и угрожающими, так что суеверные жители долины именно их винили во всех своих бедах и несчастьях.

Купер сидел близко к тому месту, с которого Гэри Эдвардс смотрел в свой бинокль в ту ночь, когда была убита Лаура Вернон. Вид отсюда простирался до самых огородов Мюрея в одну сторону и до крыши «Старой мельницы» в «Берлоге» в другую. Если смотреть вниз, то поверх покрытых лесом холмов можно было увидеть дорогу, петляющую по дну долины. А вот ручья в том месте, где было найдено тело Лауры, видно не было: его скрывали толстые стволы деревьев.

Последние лучи вечернего света играли в прятки на лесистых склонах, ломая тени и приглушая цвета до тех пор, пока зеленый и коричневый не превратились в один оттенок, с фиолетовыми проблесками в некоторых наиболее темных местах. Свет падал на холм почти вертикально, разрушая перспективу и превращая лес в двумерный пейзаж, в котором краски не играют никакой роли.

Купер еще раз взглянул на вершину Уин Лоу и на Ведьм. Между ними, по хребту, проходила древняя гужевая дорога, которая вилась в тени нависающих над нею скал. Но только настоящий смельчак мог решиться пройти по этой дороге в ночное время. Слишком легко было представить себе черных чудовищ из легенд, спрятавшихся за темным гребнем и готовых к атаке. А когда тебя укусят черные псы Ада, то считай, что ты пропал навеки.