Чёрный пёс

9

Тупик Уэй находился в самом центре муниципального квартала на северной окраине Мюрея. Дома там были построены все из того же серо-белого камня, как и остальные здания в деревне, с теми же наклонными крышами и огороженными лужайками перед домами, которые больше напоминали дорожную обочину, чем палисадники. Здесь стояло несколько бунгало, построенных специально для пожилых одиноких пенсионеров, которые были отгорожены от семейных жилых домов невысокой изгородью, не лишавшей детей возможности играть под окнами стариков.

Всего на участке стояло не больше тридцати домов, так что в большинстве других мест, включая и Идендейл, его не назвали бы даже микрорайоном, не говоря уже о полноценном районе города. Его решено было построить на верхнем поле одной из молочных ферм Мюрея. Когда это поле на городском плане было отведено под застройку, возросшая цена на землю оказалась непреодолимым искушением для фермеров, переживавших далеко не лучшие времена. В результате каждый из коттеджей или выходил прямо на пастбище, или смотрел своим фасадом поверх других крыш прямо на ферму. Некоторые из жителей микрорайона работали либо на небольших кустарных производствах, либо на заводе по переработке молока в десяти милях от этого места. А многие не работали вообще. В деревенской местности государство предоставляло жилье, но никак не работу.

Перед входом в дом № 12 по тупику Уэй стоял неприметный полицейский «Воксхолл», который начиная с вечера понедельника дожидался возвращения Ли Шерратта. И вот сегодня утром местные дети, которым нечего было делать из-за каникул в школе, придумали новую игру. Они вели себя как грабители, бандиты и убийцы: крались по улице, подозрительно оглядываясь, а потом, как бы случайно увидев на улице полицейскую машину, с криками скрывались за ближайшим поворотом. Констебль, сидевший в машине, уставал от этого все больше и больше. С него вполне было достаточно того, что машина уже разогрелась, как печка, под лучами солнца. Веселящиеся же дети сыграли роль последней соломинки, которая ломает спину верблюду.

На улицу въехал зеленый «Форд», который подкатил к двенадцатому дому. Когда старший инспектор Тэйлби вылез из машины и оглядел улицу, дети действительно испугались — скорее всего, его роста и серого костюма. Они скрылись за оградой социальных домов для стариков и стали следить за тем, что он будет делать дальше. Сначала Стюарт перешел улицу и переговорил с офицером в «Воксхолле», который выпрямился на своем месте и покачал головой. После этого он прошел к двери дома и постучал.

— Опять вы! — произнесла крупная женщина, которая открыла дверь. На ней были сандалии, потертые джинсы и объемное розовое одеяние, приобрести которое можно было только в магазине для будущих мам. Ее волосы были высоко заколоты, но тем не менее отдельные пряди падали ей на морщинистую шею, и от нее за версту несло табачным дымом. Тэйлби решил, что ей должно быть около сорока.

— Хотелось бы задать вам несколько вопросов, миссис Шерратт, — начал он.

— Он не вернулся, — тут же ответила хозяйка дома.

— Знаю. Не связывался ли он с вами?

— Нет.

— Мне надо спросить вас кое о чем…

— Тогда, ради всех святых, заходите в дом! — проворчала Молли Шерратт, посмотрев на кучку толкавшихся на дороге детей.

Стюарту пришлось пригнуться, чтобы пройти в дверь, после чего он оказался в прихожей, забитой обувью, одеждой и велосипедами. Хозяйка провела его на крохотную кухню, оборудованную мебелью под тик и абсолютно новой мойкой для посуды. На столе стояли недоеденные остатки чьего-то завтрака — открытая пачка хлопьев, полпакета молока, нож, измазанный в масле, и тостер, окруженный пережаренными крошками хлеба.

— Я только начала уборку, — с ходу заявила миссис Шерратт, увидев, как детектив осматривает ее кухню.

— Продолжайте, — сказал он ей. — Не обращайте на меня внимания.

— Как же я могу не обращать…

— Я не задержу вас надолго, — вежливо произнес Тэйлби.

Женщина открыла воду и стала лить моющую жидкость в синий пластиковый резервуар, пока пена не скрыла все, что в нем находилось. Старший инспектор заметил, что дверца стиральной машины была слегка приоткрыта, а бак ее был забит грязной одеждой. По-видимому, у Молли был сегодня день еженедельной стирки.

— Я уже все рассказала вам, ребята, — сказала она.

— Для того чтобы найти Ли, нам надо как можно больше узнать о нем. Именно поэтому, боюсь, мы и вынуждены задавать все эти вопросы. Нам очень важно найти его.

— Для того, чтобы исключить его из списка подозреваемых. Так, кажется, сказал один из ваших.

— Именно так, миссис Шерратт.

Женщина прижала бутылку с моющим средством к груди, забыв при этом завинтить крышку. Капля зеленой липкой жидкости упала на ее розовый халат, но она этого даже не заметила.

— Ли не сделал ничего дурного, — сказала Молли.

— Он работал у Вернонов, — напомнил ей Тэйлби, — и знал Лауру Вернон. А так как сейчас его местонахождение неизвестно…

— Знаю, знаю. Все это мне говорили уже много раз. Но это ничегошеньки не значит. Он часто исчезает на день-два. Этот Ли — настоящий дьяволенок, когда дело идет о ничегонеделании. Но ведь это же не значит, что он мог совершить преступление, ведь правда?

— Если б вы помогли нам найти его, мы очень скоро смогли бы установить его невиновность, не так ли?

— В любом случае он там больше не работает. Я имею в виду в этом доме. Они, эти Верноны, вышвырнули его на улицу в прошлый четверг. И это было нечестно с их стороны.

— А он возмущался тем, что его уволили?

— Еще бы! Ведь уволили его несправедливо. Он же ничего такого не сделал.

По опыту Тэйлби знал, что дети никогда не делают «ничего такого». Все они как один — сущие ангелы, чистые, как рождественский снег. Послушать родителей, так непонятно, откуда берутся преступники.

— Мистер Вернон утверждает, что Ли приставал к его дочери, — заявил он стоящей перед ним женщине.

— Полная ерунда! У Ли была постоянная подружка. Они даже подумывали о женитьбе.

— Вы это серьезно?

— Именно поэтому он и пошел на работу. Чтобы немного подзаработать. Вы же сами знаете, у нас молодому человеку трудно найти приличное место. Видит бог, Верноны были не очень щедры, но это хоть какой-то заработок.

— Уверен, что все, что вы говорите, — правда. Но ведь это не могло помешать ему увлечься Лаурой Вернон?

— Если уж хотите начистоту, то она была не в его вкусе! — фыркнула миссис Шерратт. — Не хочу говорить плохо о мертвых и все такое, но он никогда не любил этих выпендрежных девиц с правильным акцентом и в джодпурах[58]. Скорее, все было наоборот. Наверное, она сама в него втюрилась. Мой Ли, он парень что надо. Могу поспорить, что все именно так и произошло. А мистеру Хойти-Тойти[59] Вернону это не понравилось. Еще бы — его дочь и влюбилась в наемного рабочего!

— А если все так и было, то как вы думаете, Ли мог бы ответить ей взаимностью? — продолжил расспросы полицейский.

— Нет. Как я уже сказала, она была не в его вкусе.

— А он часто говорил о Лауре Вернон?

— Вообще не говорил. Он вообще о них почти не говорил. Потому что редко видел как девочку, так и ее отца. Разве что только во время каникул. А дело он чаще всего имел с этой.

— Вы имеете в виду миссис Вернон?

— Именно. Сама-то она ничего не делала, а вот указывала, наверное, направо и налево. Эти Верноны, знаете ли, редко общались с нами, с деревенскими. Считали себя лучше других просто потому, что у них были лишние деньги, чтобы тратить их на большие дома и дорогие машины. А это вовсе не так. Деньги еще не делают человека достойным уважения, правда ведь? И нравственности у богачей ничуть не больше, чем у нас. Из нас многие тоже хорошо понимают, что такое хорошо, а что такое плохо. И если хотите знать, скорее всего Верноны, со всеми их деньгами, давно забыли об этом.

Тэйлби слушал невнимательно. Его взгляд перешел на кухонное окно, за которым виднелся огородик, где какие-то овощи старались пробиться сквозь стену сорняков. Под крышей хилой садовой беседки свила свои гнезда стайка ласточек — сейчас все они дружно мыли свои крылья в пыли перед крыльцом. На заднем дворе низкая изгородь отделяла огород от поля. Для любого, кто решил бы подойти к дому со стороны поля, а не со стороны дороги, она не представляла никакой проблемы.

— Итак, вы считаете, что между вашим сыном и Лаурой Вернон не было никакой связи, кроме того факта, что она была дочерью его работодателя? Он что, так прямо вам и сказал?

— Да. Да, я уверена, что все так и было. Он называл ее заносчивой соплячкой или что-то в этом роде.

— А почему именно так? У него что, были на это какие-то причины?

Миссис Шерратт скорчила гримасу, что, по мнению Стюарта, свидетельствовало о напряженном мыслительном процессе.

— Первый раз он ее так назвал вскоре после того, как начал там работать. Кажется, он с нею сцепился.

— Мы сейчас говорим о Лауре, правильно?

— А я так и сказала, разве нет? Однажды днем она не пошла в школу. То ли каникулы, то ли еще что-то. Точно не знаю. Он сказал только, что она была в саду и пыталась оценить его, задавая всякие вопросы. Ли сказал, что отпустил какую-то шутку, а она разозлилась. Посоветовала ему держать свои комментарии про себя и все такое. Когда он это все рассказывал, то был слегка ошарашен, и после этого она перестала ему нравиться.

— А как вы думаете, это не может быть как-то связано с его увольнением?

— Не знаю. Вы хотите сказать, что она разозлилась на него и пожаловалась папаше? Не знаю. Знаю только, что ничего плохого он не сделал, — уверенно заявила Молли.

— А вы не думаете, что Ли мог попытаться встретиться с Лаурой, после того как ее отец выгнал его?

— Нет, не думаю. Думаю, что, наоборот, он был рад избавиться от нее. Он до нее вообще не хотел касаться, ни в каком смысле.

— Миссис Шерратт, а куда Ли обычно направляется, когда исчезает на день-два?

— Не знаю, — ответила женщина. — Он мне не докладывает.

— Но не к своей девушке?

— Сомневаюсь. Ну, да вы сами можете у нее все узнать, ведь правда? Я ведь сообщила вашим людям ее имя и адрес!

— Да, я знаю, — вздохнул Тэйлби.

Они уже допросили и эту девушку, и несколько других, имена которых были сообщены им собутыльниками Ли. Даже если он всерьез собирался жениться, это не заставило его отказаться от окучивания доброй половины женского населения долины. Но ни одна из них не призналась, что знает, куда Ли исчезает во время своих отсутствий. Полиция уже успела произвести обыск в его доме в тупике, перетрясти его комнату и буквально по доскам разобрать беседку в саду.

— И вот еще что! — произнесла Молли, как будто неожиданно вспомнив что-то важное. — Ведь этой девице из «Вершины», ей ведь было всего пятнадцать, правильно?

— Вы правы, миссис Шерратт.

— Так о чем же может идти речь?

Выйдя из дома, Тэйлби вновь подошел к «Воксхоллу».

— Подождите несколько минут, а потом вновь проверьте эту беседку на заднем дворе, — приказал он. — Только не слишком шумите. Никогда не знаешь, а вдруг этот «святой Ли» сумел вернуться каким-нибудь мистическим способом…

Хелен Милнер нашла своего деда сидящим на валуне, который валялся на тропинке, ведущей к Вороньему склону. Место легко было определить по висящим над ним клубам дыма. Старик сидел, расставив колени и выпрямив спину, как будто под ним был не валун, а один из домашних стульев с твердыми спинками. У его ног грызла ветку Джесс. Она уже успела разорвать в клочья кору и теперь занималась мягкой сердцевиной, куски которой сыпались на землю, как конфетти. Собака осторожно взглянула на подошедшую девушку и возвратилась к своему занятию. Ее острые зубы, вгрызающиеся в древесину, ярко сверкали.

Эта тропинка не была частью обычного утреннего маршрута Гарри, но стоило заглянуть за гребень холма — и все вставало на свои места. На самом краю поля стоял прицеп судмедэкспертов, который притащил туда «Лендровер». Это было крайней точкой, до которой мог добраться такой прицеп — дальше начинался лес, и склон, спускавшийся к дну долины, становился слишком крутым и каменистым. За «Лендровером» были припаркованы еще три внедорожника, а дальше по склону в подлеске медленно двигались фигуры в белых комбинезонах и капюшонах. Передвигались они в широком круге, где почти вся растительность была вырублена. Еще дальше в лесу тоже виднелись фигуры мужчин и женщин. Некоторые из них даже вставали на колени, как будто просили какого-то таинственного лесного бога помочь им в поисках. Деревья опутывала синяя полиэтиленовая лента, которая трепетала и блестела на солнце, обозначая место, где лежало тело Лауры Вернон.

— Если б погода не была такой сухой, они бы никогда не дотащили прицеп до этого места, — сказал Гарри, после того как его внучка примостилась рядом с ним.

— А что у них там? — спросила она.

— По мне, так они готовят в нем еду и используют его для обжиманий.

Хелен могла разглядеть констебля в рубашке с короткими рукавами, который стоял между прицепом и каменной стеной, глядя вверх по склону. Время от времени он прикрывал рукой глаза от солнца. Наблюдал этот человек, без сомнения, за Гарри.

— Они знают, что ты здесь, — заметила мисс Милнер.

— И им я не нравлюсь, но они ни черта не могут со мною поделать. Это общественная собственность, и я очень далеко от их драгоценной ленты.

— Они с тобой говорили?

— Да, они послали сюда какого-то гада с полчаса назад. Он хотел знать, кто я таков и что здесь делаю. Спросил, как меня зовут, и аккуратно записал имя в тетрадочку. Так ему стало известно, кто я такой, и мне показалось, что он хочет взять у меня автограф. В жизни не чувствовал себя таким знаменитым. Как будто я какая-то телезвезда.

— А полицейский не просил тебя уйти?

— Еще как просил!

— И что ты ему ответил?

Глаза Гарри засияли от удовольствия.

— Ох, деда!.. — вздохнула Хелен. — Тебе не стоит так себя вести. И не стоит их злить почем зря.

— К черту все это! Должны же они перед кем-то стоять на цырлах!

Глядя на деда, девушка никак не могла решить, правильно ли сделала, что пришла. С утра она была на совещании, посвященном началу учебного года, но начальница рано отпустила ее, и она решила воспользоваться этим и по-быстрому навестить бабушку с дедушкой. Гвен внучка нашла подавленной, но спокойной, а вот Гарри дома не было. Теперь же, когда она нашла его, он совсем не был похож на того дедушку Гарри, которого она знала всю свою жизнь. Сегодня он еще больше, чем вчера, производил впечатление человека, который наслаждается тем, что происходит вокруг него. Но Хелен знала, что ее дед не был ни жестоким, ни черствым, и смерть молоденькой девушки не могла доставить ему радость. Однако он почему-то воспринимал эту смерть как вызов, брошенный лично ему. Может быть, ей вообще не надо было приезжать? Ей совсем не хотелось вступать в спор с дедом.

— Ты уже читала газеты? — спросил Дикинсон.

— Какие-то — да, — кивнула его внучка.

— Они печатают слишком много ерунды, — пожаловался ее дед. — А в двух из них неправильно напечатали мое имя.

— Думаю, что в местных газетах материалов будет гораздо больше.

— Но они выйдут только к концу недели. А к тому времени все может закончиться.

— Ты действительно так думаешь, а, дедушка?

Гарри засунул трубку к себе в рот, и его челюсти заняли привычное положение. Хелен ничего не могла прочесть на его лице. Она никак не могла сообразить, куда же делось их взаимопонимание и ее способность знать, о чем думает дед, даже когда он ничего не говорил. Казалось, что эта способность навсегда исчезла еще вчера.

— Вполне возможно, — ответил старик. Он выпустил изо рта клуб дыма, как будто еще раз обдумывал вопрос. — Если полицейским повезет. Или не повезет. В сущности, все может все равно закончиться.

— В газетах пишут, что полиция пытается напасть на след этого мальчишки Шерратта.

— Много они от него узнают! — фыркнул Гарри.

— Но он исчез. И мне кажется, что это подозрительно.

— Он бы все равно там долго не проработал, — заявил Дикинсон. — Только не он. Не могу понять, почему они вообще его наняли.

— Папа говорит, что Грэм Вернон хотел дать ему шанс…

— Да уж, этот Грэм… — пожал плечами старик. — Он готов дать шанс кому или чему угодно. Даже дьяволу спеть в церковном хоре.

— Боюсь, что на этот раз он ошибся.

Гарри вынул трубку изо рта и постучал ею о валун.

— Вот что я скажу тебе, девочка. Он действительно ошибся. Как ошибается всю свою жизнь.

— Я знаю, что он тебе не нравится…

— Нравится! Если б это зависело от меня…

— Знаю. Все знаю. Давай не будем больше об этом.

— Да, ты совершенно права. Не стоит опять об одном и том же.

На несколько минут дед и внучка замолчали. Раньше Хелен никогда не чувствовала себя неловко, когда они сидели в тишине, но сейчас все было по-другому. Она просто не знала, о чем думает Гарри. Девушка пошевелила плечами и слегка ослабила бретельки лифчика в тех местах, где у нее накануне слегка подгорела кожа.

— Думаю, что прогуляюсь с Джесс чуть дальше, — сказал Дикинсон. — Пусть у этого парня отдохнут глаза.

— Дедуль, только не попади в неприятности, обещаешь? — попросила его Милнер.

Старик выпрямился и с достоинством взглянул на внучку.

— Я? Ты что, плохо меня знаешь, детка? Ни один из них мне и в подметки не годится.

Хелен посмотрела, как он потянул Джесс за поводок, распрямил онемевшие ноги и поправил куртку. Его ботинки блестели так ярко, что чуть не ослепили ее. На мгновение девушка увидела в них свое темное и искривленное отражение. Она никогда в жизни не встречала никого, кто отличался бы таким чувством собственного достоинства и самообладанием. И если ее дед когда-либо говорил что-то, шокирующее людей, то это происходило только потому, что он верил, что человек имеет право свободно говорить то, что думает, и потому что мнение других людей мало его волновало. Его собственная гордость заставляла ее тоже гордиться им, и Хелен почувствовала, как ее глаза наполнились слезами.

— Увидимся, — сказала она, следя за тем, как он уходит.

— Обязательно.

Бросив последний взгляд на деятельность полиции, Хелен вернулась в дом, чтобы поговорить с бабушкой. К своему удивлению, в прихожей она увидела отца, замершего в дверном проеме между парадной и задней комнатами. Впечатление было такое, как будто он забыл, в которую из них собирался войти. Одет Эндрю был в темный офисный костюм в мелкую полосочку, белоснежную рубашку и галстук с красными и серыми диагональными полосами.

— Папа? — позвала его девушка.

— Привет, милая, — улыбнулся он ей. — Был здесь неподалеку и решил заглянуть, посмотреть, как у Гвен и Гарри дела после вчерашнего. Надо внимательнее присматривать за ними после такого шока, правда?

— Ты прав. Это был настоящий шок, — сказала Гвен. Она сидела в своем кресле в задней комнате и пыталась вязать. Вязание уже принимало форму ярко-розового кардигана, и Хелен с ужасом подумала, что догадывается, для кого он предназначен. Правда, в данный конкретный момент спицы двигались вхолостую, как будто бабушке просто надо было чем-то занять руки.

— Дед гуляет с Джесс и наблюдает за полицией, — сказала мисс Милнер.

— Ему так лучше, — заметила Гвен. — По крайней мере, он уверен, что в этом случае я на него не давлю.

— А что делает полиция? Они что, опять приходили? — насторожился Эндрю. — Они что, копали… или что-то в этом роде?

— Копали? — Хелен с удивлением посмотрела на отца. Интересно, почему он не проходит в комнату? На лбу у него виднелись капли пота. Дочь с улыбкой воспринимала его старомодное правило появляться на людях только в костюме, даже по такой жаре. — Зачем им что-то копать, папа?

— Ну, не знаю… Обычно они именно этим и занимаются. Перерывают сады людей и все такое… — неуверенно забормотал гость.

— И что же они могут искать? — удивилась его дочь.

— Ни малейшего представления.

— Лучше б они не пытались сделать такое с моим садом, — вновь подала голос старая хозяйка. — Я слишком долго там все выращивала.

— Не волнуйся бабушка, они ничего с ним не сделают, — заверила ее внучка.

— Конечно, не сделают, — подтвердил Эндрю. — Не знаю, почему это пришло мне в голову. Мне просто интересно, чем они там занимаются, вот и всё.

Хелен вдруг поняла, что в проеме он стоит для того, чтобы иметь возможность наблюдать через окно за улицей перед домом, как будто там происходит что-то такое, чего никак нельзя пропустить. Он выглядел суетливым и взволнованным, и девушка вспомнила, что смерть Лауры наверняка как-то отразится на работе офиса Вернона.

— Грэма Вернона сегодня на работе наверняка не было, а, папа? — спросила она.

— Нет, нет. Он позвонил и сказал, что его не будет несколько дней, пока Шарлотта не придет в себя. И что мы можем звонить ему в случае необходимости, — рассказал Милнер. — Я же должен продолжать работать как ни в чем не бывало и взять на себя все его встречи и совещания.

Произнеся это, Эндрю посмотрел на часы, продемонстрировав при этом белоснежный манжет рубашки с золотой запонкой, которые подарила ему Хелен.

— Не могу задерживаться надолго, — сказал он. — В двенадцать у меня ланч в Шеффилде.

— Мне тоже скоро надо будет ехать, бабушка, — предупредила девушка.

Гвен опустила на колени вязание и взяла ее за руку.

— Я не решаюсь выходить на улицу, Хелен. Ты не купишь мне хлеба и чая, прежде чем уедешь?

— А почему ты не решаешься выходить, бабушка?

— Почему? А ты можешь себе представить, что сейчас люди говорят о нас? Они таращатся на меня, даже когда я подхожу к окну. Именно поэтому я задернула все шторы, — вздохнула старушка.

— Не обращай внимания, ба. Они все скоро забудут.

Сама Хелен тоже заметила бурную деятельность на улицах Мюрея. На них было гораздо больше, чем обычно, пешеходов, даже принимая во внимание туристический сезон. Многие из них не были одеты для прогулок, но останавливались и заглядывали в окна коттеджей, мимо которых проходили. Стоянка перед «Пастухом» была забита машинами, и вдоль обочин тоже были припаркованы автомобили с блестевшими на солнце крышами. Две из них даже стояли на придорожной площадке, где обычно дважды в день останавливался автобус на Халли. Водитель автобуса будет явно недоволен…

Бросив еще один взгляд из окна на улицу, Эндрю промокнул лоб белоснежным платком.

— Так что, полиция так и не возвращалась, Гвен? — спросил он тещу. — Это же здорово, правда?

Судя по ее виду, старая женщина, искавшая в этот момент деньги в потертом кошельке, совсем не была в этом уверена.

— Наверное, — кивнула она и посмотрела на внучку. — И еще пинту молока, Хелен.

— Тогда если у вас все в порядке, то я, пожалуй, поеду, Гвен, — сказал Милнер. — Берегите себя, и вы, и Гарри, договорились? Пока, Хелен.

Девушка попрощалась и проследила, как ее отец вышел из передней двери. Интересно, подумала она, откуда он мог возвращаться, если только сейчас направляется в Шеффилд…

Выйдя из дома, мисс Милнер остановилась на улице. Она узнала мужчину, который вышел из одного из коттеджей, расположенных выше по дороге, рядом с местным клубом. Бен Купер был с той женщиной-полицейским, которая приходила со старшими офицерами, когда они допрашивали Гарри. Сейчас у нее в руках был планшет с зажимом для бумаг, и она выглядела очень деловой и серьезной.

Хелен заколебалась, неуверенная, что хочет заговорить с ними, и не зная, захочет ли Бен признать ее в присутствии своей коллеги.

— Я просто не могу поверить, — говорила в это время Фрай, — в то, как некоторые из жителей деревни с вами разговаривают, Бен. За кого они вас принимают? За Иисуса Христа?

Купер пожал плечами. Он вспомнил, как впервые ощутил на себе гостеприимность Мюрея вчера днем, когда мужчина с газонокосилкой следил за ним с большим подозрением, а женщина, поливавшая клумбы, вообще отказалась с ним разговаривать. Конечно, они не знали, кто он такой. Не знали даже, что он офицер полиции. Для них Бен был обыкновенным незнакомцем в пропитанной потом одежде, бегущим по жаре как ненормальный. Естественно, его поведение выглядело странным, а намерения — подозрительными. Но он совсем не хотел, чтобы полный чужак, каковым была Диана Фрай, узнал именно такую деревню. В действительности жители местечек, подобных Мюрею, глубоко в душе были совершенно другими.

— Просто некоторые из них меня знают, — объяснил детектив. — Или, по крайней мере, слышали обо мне. И в этом вся разница. Все дело в том, что жители здесь не очень жалуют чужаков.

— Думаю, если б я ходила здесь одна, то они отказались бы сказать мне, который сейчас час.

— Да нет, скорее всего, сказали бы, — ответил Купер. — Но это было бы время в Папуа — Новая Гвинея.

— Ха-ха.

— Это просто шутка.

— Я так и поняла. Вы похожи на человека, который пересказывает заранее выученную роль. Но больше всего меня поражает, что они постоянно повторяют имя вашего отца, как будто произносят мантру[60]. Сержант Купер то, сержант Купер се… Если вы для них Иисус, то тогда кто же он?

— Просто старомодный полицейский.

— Можно подумать, что он был членом их семьи… А на вас они смотрят как на давно потерявшегося родственника.

Фрай первая увидела Хелен Милнер. Их взгляды встретились, и Хелен отвернулась, как будто решила не заговаривать с ними.

— А вот и еще одна, — негромко произнесла Диана.

Тогда и Купер заметил свою бывшую одноклассницу. Его напарница сердито нахмурилась, увидев, что он улыбнулся этой девушке.

— Ты что, не хочешь с нами разговаривать, Хелен? — спросил Бен.

— Да нет, всё в порядке… — замялась та. — Ну, может быть, только поздороваться… Как ваши дела? Подобрались уже к поимке человека, который вам нужен?

— Мы же простые исполнители, сама понимаешь. И общую картину расследования узнаём только тогда, когда большие начальники решают представить ее нам.

— Ах, вот как… — Милнер выглядела слегка разочарованной.

— Правда, судя по тому, как развивается это дело, — заметила Фрай, — на этот раз все будет наоборот. Мы все будем сидеть, как доктора Ватсоны, и ждать, пока Бен снизойдет до нас и даст ответы на все вопросы.

Хелен нахмурилась, озадаченная тоном этого замечания.

— Я, пожалуй, не буду вас больше задерживать, — пробормотала она. — Вижу, что вы заняты.

— Нет, подожди, — остановил ее Купер. — Как мистер Дикинсон?

Сегодня он выглядит совсем по-другому, подумала Милнер. Кажется менее официальным и более расслабленным, после того как они возобновили свое знакомство. Ведь вчера она была для него незнакомкой, к которой надо относиться как к одной из жительниц деревни. Хотя, может быть, «расслабленный» — это не то слово. Просто теперь он выглядел менее сосредоточенным и не таким смущенным. Его волосы были такими же взъерошенными, как и у того мальчишки Бена, которого Хелен хорошо помнила со школьных времен. И Гвен права — глаза у него такого глубокого карего цвета…

— С ним всё в порядке, — ответила она. — Правда, дедушка немного…

— Слушаю тебя. Он что, расстроен? — уточнил Купер. — Но это вполне понятно.

— Я хотела сказать, что он немного притих…

— А как бабушка?

— Для нее все это чересчур.

— Думаю, что на нее это произвело большее впечатление, чем на дедушку. Люди их поколения…

— Не дай бог, дед услышит, как ты это говоришь!..

— Мисс Милнер, а вы знали Лауру Вернон? — вмешалась в разговор Диана.

— Ну, я встречалась с ней однажды, — кивнула девушка.

— И когда это было?

— Пару месяцев назад. Верноны устраивали прием. Они называют это событие «Прием на переломе лета». Да, это было в июне…

— И что вы о ней знаете?

— Абсолютно ничего. Я и родителей-то ее едва знаю.

— А как же вас пригласили на прием?

— Мой отец работает на Грэма Вернона. Так что это был скорее жест вежливости.

— Понятно. Но Лауру вы на этом приеме видели? — продолжала настойчиво расспрашивать Диана.

— Конечно.

— И как вам она?

— Лаура? Она была очень хорошенькой. Большие темные глаза. И физически очень развита для своего возраста…

— И?.. — произнесла Фрай после короткого молчания.

— Я просто не знаю, что еще сказать, — пожала плечами Хелен.

— То, как она выглядела, мало что говорит нам о ее личности, мисс Милнер.

— Но я уже сказала, что совсем ее не знаю.

— А я уверена, что вы наблюдательный человек. Кстати, чем вы занимаетесь в жизни?

— Я учительница.

— Ну вот видите! Значит, умеете разбираться в детях. Так что же вы думаете о Лауре Вернон?

Хелен опустила глаза, чтобы избежать прямого взгляда сотрудницы полиции.

— Тогда она показалась мне не по годам развитой. Немного дерзкой, немного развязной. Даже, я бы сказала, заносчивой.

— Заносчивой?

— Понимаете, она произвела на меня впечатление ребенка, которому так часто говорили, что он самый лучший и самый умный, что он начал в это искренне верить и теперь ждет, что все вокруг него будут вести себя соответствующим образом. Такие дети иногда встречаются в школах. Они могут быть очень пробивными.

— Спасибо. Вы мне здорово помогли, — кивнула Диана.

Пока Хелен отвечала на ее вопросы, Купер следил за ней, склонив голову набок. Его бывшая однокашница подумала, что он наверняка заметил, насколько она обескуражена этим бесцеремонным допросом.

— Вы закончили? — спросил он у своей коллеги.

— Мы можем двигаться дальше, — заверила его та.

— Если хочешь, я могу иногда заглядывать к твоим, проверять, как у них дела, — предложил Бен мисс Милнер на прощание.

— Бабушка будет очень рада, — ответила Хелен. — Мне кажется, ты ей понравился и ее это подбодрит. Представляешь, она тебя все еще помнит!

— У нас еще остались необойденные места, — сказала начавшая терять терпение Диана. — Нам пора, Бен.

— Конечно.

— А твоя семья, Бен? — спросила Хелен, когда полицейский уже повернулся, чтобы уйти вместе со своей напарницей. — Как у них дела?

Ей показалось, что Купер не услышал этого вопроса, потому что прямиком направился к машине. Он не повернул голову, а только сделал какой-то неопределенный жест рукой, какой-то извиняющийся взмах. Вместо него обернулась Диана Фрай, которая шла вслед за ним.

Джулиана ван Дун, отвечая на вопрос, покачала головой, не отрывая глаз от лежащего перед нею на столе обнаженного тела.

— Она не подвергалась насилию. Половые органы не повреждены, и нет никаких следов семенной или каких-то других физиологических жидкостей. Так что — прошу прощения, старший инспектор.

— То есть никаких половых сношений, ни насильственных, ни добровольных? — уточнил Тэйлби. Он знал, что вопрос прозвучал так, будто он этим огорчен, но его мало интересовало, что о нем может подумать патологоанатом. Эта специалистка была достаточно опытной, чтобы понимать, что такие следы могут сильно облегчить его работу. После того как труп раздели, его сфотографировали со всех сторон и тщательно описали все внешние повреждения. Одежда Лауры лежала в стороне и ждала своего эксперта. Сейчас миссис ван Дун была готова приступить непосредственно к аутопсии — постепенному расчленению тела в поисках малейших улик и крупиц информации.

За все годы на службе Стюарт Тэйлби присутствовал на множестве вскрытий. Первые десять или двенадцать из них были источником настоящего унижения, потому что его желудок восставал против запаха вскрытого кишечника и влажных чавкающих звуков, которые издавали извлекаемые наружу органы. Его попытки потерять сознание или выйти из прозекторской, чтобы расстаться с завтраком, были источником бесконечных шуток в его самом первом Отделе уголовных расследований. И хотя он, как и все остальные, со временем научился скрывать свои ощущения и держать в узде желудок, в душе Стюарт так и не смог смириться с абсолютной необходимостью столь презрительного отношения к жертве и со всеми теми ужасами, которым она подвергалась уже после смерти. И то, что все эти деяния совершались во имя судебной медицины и, более того, во имя, как он предполагал, правосудия, было ему совершенно безразлично.

Появляясь в прозекторской, некоторые офицеры начинали безудержно и мрачно шутить, но Тэйлби был не таков. Вместо этого он прятался за барьером молчания и отстраненности, завернутых в тончайший флер профессионального жаргона и пустых, ничего не значащих фраз. Можно было сказать, что, физически присутствуя на вскрытии, он морально полностью отключался от этого процесса. Тэйлби знал, что среди коллег и младших офицеров он пользуется репутацией холодного и сурового человека, а некоторые говорили даже, что он надут и самовлюблен. Но это была невысокая цена за возможность держаться на расстоянии от тех событий реальностей жизни, которые слишком задевали его за душу.

— Но это не значит, что жертва не жила половой жизнью, — добавила миссис ван Дун. — Совсем, совсем не значит.

— Не значит? — переспросил Стюарт.

— Я бы сказала, что молодая леди была далеко не девочка, старший инспектор. Вы говорите, ей было пятнадцать? Некоторые молодые люди в наше время весьма неразборчивы в связях…

— Но ведь боязнь заразиться СПИДом должна была бы сдерживать их, как вы полагаете?

— Данный экземпляр это совсем не волновало.

Патологоанатом была одета в зеленую майку с короткими рукавами и в мешковатые зеленые штаны. На груди у нее болталась готовая к использованию защитная маска. Даже с сильно забранными назад волосами и без грамма краски, в резком свете бестеневых ламп, эта женщина выглядела потрясающе красивой. Наверное, это зависит от структуры лицевых костей, подумал Тэйлби. Да, от этого и от задумчивых серых глаз. Еще будучи молодым детективом, Стюарт тайно мечтал о Джулиане ван Дун, но те времена прошли и его восторги увяли. Он успел жениться, а потом развестись, и после этого все чувства в нем словно умерли.

Тэйлби хотел бы покинуть морг до того, как патологоанатом приступит к вскрытию тела и извлечению внутренних органов; до того, как она начнет использовать стальную пилу, чтобы распилить грудину, и электрический трепанатор, чтобы снять макушку поврежденного черепа девушки. Он уже убедил себя в том, что этот кровавый процесс мало что добавит к тому, что им уже известно, разве что информацию о том, что Лаура Вернон была абсолютно здорова в момент смерти.

— А кровоподтек на ее ноге? — вспомнил он внезапно.

— Этот? — показала на синяк Джулианна. — Да, это интересно. Хотя такое, на мой взгляд, встречается при убийствах, связанных с сексуальным насилием. Наверное, стоит задать себе вопрос, почему это единственный знак возможного насилия. Что, насильника что-то остановило? Очень интересно…

— Значит, это не кровоподтек от удара? Ее что, схватили за ногу? Но тогда на ноге должны быть по крайней мере два следа…

— Нет-нет-нет, — возразила ван Дун. — Вы не так меня поняли. Если вы присмотритесь, то заметите, что опухшая кожа повреждена в нескольких местах. А пальцы такой след оставить не могли. Мне кажется, что это следы от зубов, старший инспектор.

В глазах Тэйлби появился интерес.

— Значит, ее кто-то укусил, — сказал он. — Сначала размозжил ей череп, а потом укусил за бедро.

— Возможно, — согласилась женщина. — Вам это интересно?

Детектив еще раз, уже внимательно, посмотрел на след. Для него это был простой кровоподтек.

— А вы уверены? — уточнил он на всякий случай.

— Ну, не совсем. Хотелось бы получить консультацию эксперта-одонтолога[61]. Я уже связалась с кафедрой стоматологии в Шеффилде. Мы можем отправить им фото и слепок зубов подозреваемого для сравнения. Правда, сначала вам надо найти этого подозреваемого.

— Странное место для укуса…

— Да. В таких случаях кусают чаще за грудь, а не за бедро. Кстати, не так давно мне попалась работа одного одонтолога. Она была полностью посвящена тому, как различаются укусы в зависимости от размера и формы груди, от степени ее отвисания и возраста жертвы.

— Как, черт возьми, он смог это сделать?! — Теперь Тэйлби был явно заинтригован.

— Сделал искусственную челюсть, а потом нашел двадцать добровольцев — правда, бог его знает где.

— Наверное, среди студенток, — с недовольством предположил Стюарт.

— Думаю, что укусы за бедро — не такая уж редкость при сексуальном насилии. А в отсутствии образцов ДНК, пригодных для анализа, это, старший инспектор, может стать вашей последней надеждой.

— Итак, что мы имеем? — Тэйлби посмотрел на патологоанатома. — Насильник бьет ее по голове два или три раза. Когда она падает, он стягивает с нее джинсы с трусиками и кусает ее за бедро. — Все это показалось полицейскому неубедительным, хотя он знал, что случается еще и не такое и некоторые извращенные убийцы совершали над телами своих жертв намного более страшные вещи.

— А, так вы хотите немного порассуждать, старший инспектор? — спросила женщина. — Тогда почему не рассмотреть другой вариант? Добровольный половой акт. А укус за бедро — это просто один из вариантов предварительных сексуальных ласк в понимании одного из участников.

— Возможно… А потом что-то пошло не так…

— Возможно, этот укус не понравился девочке…

— Да, и она отталкивает партнера. Ее настроение меняется… Они начинают спорить. Мужчина теряет терпение…

— Разочарование на сексуальной почве. Очень серьезная причина.

— Со всем этим я могу согласиться, — сказал Тэйлби. — Хотя по характеру укуса, я думаю, невозможно определить, что же произошло на самом деле.

— Ну-у-у… хороший одонтолог сможет определить угол, под которым сделан укус, и его глубину. Он также может высказать предположение о положении головы насильника в момент укуса.

Стюарт вновь посмотрел на обнаженные конечности мертвой девочки. Тело ее было шокирующего белого цвета, за исключением части спины и левой части грудной клетки, где под влиянием гравитации застоялась кровь, пока тело лежало в кустах папоротника на Целине.

След от укуса располагался высоко на внутренней стороне бедра, там, где кожа была самой нежной и мягкой. Картина, которую старший инспектор нарисовал себе после слов Джулианы ван Дун о наклоне головы, произвела на него большее впечатление, чем все, что он слышал до этого. Патологоанатом перекладывала свои блестящие, острые инструменты на столике — ей явно не терпелось приступить к процессу отделения от тела жертвы его отдельных частей. И в какой-то степени Тэйлби и его команда должны были сделать то же самое. В этом был весь смысл виктимологии — процесса, когда следователь постепенно узнает всю подноготную жертвы для того, чтобы таким образом выйти на ее убийцу.

— Если ваш сценарий верен, то нам будет гораздо легче найти убийцу — Лаура наверняка его знала, — сказал Стюарт.

— Скорее всего, старший инспектор, — согласилась Джулиана. — И это гораздо лучше, чем случайное нападение неизвестного на улице, правда?

— С нашей точки зрения — конечно.

— Надеюсь, что в этом случае я смогла вам помочь.

В этой стерильной атмосфере морга Тэйлби смог высказать те опасения, о которых никогда и никому не говорил, даже своим сотрудникам:

— Знаете, я всегда этого боюсь — преступления, которое висит нераскрытым месяцами, и только потому, что мы не можем выйти на подозреваемого. Это настоящий кошмар для любого детектива.

— Думаю, что вы имеете в виду последний случай…

— Да, ту девушку в Бакстоне. Между преступлениями есть некоторое сходство, так? Но пока расследование, которое ведется в управлении В, не дало никаких результатов, а ведь прошло уже больше месяца. Все говорит за то, что насильник выбрал свою жертву совершенно произвольно. И если это так, то появление второй жертвы было просто делом времени.

— Будет трагедией, — сказала миссис ван Дун, нацеливаясь скальпелем на грудь убитой, — если эта бедняжка так и останется Жертвой номер два.

— Еще большей трагедией будет, — заметил Тэйлби, — если дело дойдет до Жертвы номер три.