Чёрный полдень (СИ)

xxvii

— Ты крутая, — с восхищением шептал Дезире. — Я даже не думал!..

— Тссс.

Я сидела в зале ожидания вокзала Старого Бица, а сумка с головой стояла прямо рядом со мной. Шубу и верхний платок я свалила на соседнее сидение, на плечи набросила серый шарф, а ещё — развернула газету так, чтобы проходящим мимо людям не было видно моего лица. Со всем этим я чувствовала себя шпионкой, тайной воительницей из Волчьей Службы, выслеживающей ни много ни мало — Крысиного Короля.

По правде, у меня немного тряслись колени. Я никогда не была здесь, в зале поездов дальнего следования, как никогда не выезжала за пределы провинции, как никогда не ехала дольше нескольких часов и никогда не составляла маршрутов с пересадками. От всего этого немного пьянило предвкушением, а внизу живота свернулся нервный комок.

Подруга Дезире жила в Огице, — по крайней мере, так он сам думал на основе того калейдоскопа бессвязных кадров, который составлял теперь его память. Её звали Юта, и Дезире рассказывал про неё бессмыслицы: что она якобы преподаёт в школе с самого её основания, что у неё всегда всё «чётко» и что она наверняка смогла бы построить в Марпери лучший горнолыжный курорт.

— Мы едем не ради курорта, — строго сказала я.

— Но можно поговорить и про…

— Говори про что хочешь.

Дезире от этого резко посмурнел.

Вообще-то, я с ним не разговаривала. Так я заявила ещё в поезде к Бицу: Дезире засыпал меня тревожными вопросами, удивлениями и новыми идеями, а я запихала его поглубже под скамью и шипела, чтобы заткнулся, пока меня не арестовали. Ведь вывезти из провинции мраморную голову — это, наверное, контрабанда? А если эта голова ещё и чья-то…

— Ерунда, — горячечно возражал Дезире, — я ведь лунный! Если что, мы во всём разберёмся.

— Всё ещё с тобой не разговариваю.

— Олта, но я же объяснял, что…

— Не разговариваю!

Огиц от Марпери — дальше некуда. Кланы на картах изображают похожими на что-то вроде очень кривого треугольника: северный и восточный рубежи ограничены горами лунных и пятнами неисследованных земель, юго-западный — Колдовским морем, а столица стоит почти в самом центре Леса. Северное Подножье расположено относительно неё на одиннадцати часах, у гор, которые в центральных провинциях называют дальними, а Огиц лежит далеко на юго-востоке. И был он, как назло, не слишком популярным транспортным узлом.

— Мы можем доехать до Керда, — я приспустила газету и смотрела поверх неё на расписание поездов, которое несколько раз в минуту щёлкало окошками и меняло «прибытие» на «отправление». — И оттуда по каналу и речным пароходом. Или они не ходят в январе, как думаешь? Здесь, наверное, нет расписания…

— Если и ходят, то, наверное, реже? И вообще, чего в реке интересного. Давай лучше через столицу! Там есть внутренняя крепость и катакомбы, туда водят экскурсии. И капище! Можно до Ламреки на побережье. Сейчас, конечно, не сезон, но можно погулять по оранжереям и летним дворцам, и это лучший в Кланах базар с тряпками. Потом вдоль берега до Порт-Южного, морепродукты — ммм, пальчики оближешь. Дальше магистраль к друзе южного жреца, но можно выйти, не доезжая, и электричкой…

— Брр, я запуталась.

— …электричкой до самого Огица. Вот и всё!

Для лунного, который морочки знают сколько спал беспробудным сном, а о прошлой своей жизни ничего не помнил, Дезире как-то уж слишком хорошо разбирался в географии. Он знал, кажется, все дороги, какими только можно было добраться до Огица, и с гордостью отмечал: это не какой-то там посёлок, а крупный центр, наукоград, заложенный с умом и вниманием, выстроенный по грандиозному генеральному плану, и огицевская школа — практически лучшая в мире. Потрясающее место, граничащее с землями всех трёх наций!.. Свободный дух!.. Живописные меандры Змеицы, потрясающие виды!.. А общий индекс цитирования работающих в школе учёных…

Я помотала головой, вытряхивая из неё ворох непонятных слов.

— Ну… хорошо?..

Хотя я согласилась на этот чудовищный по своей сложности маршрут, в Керде мы всё-таки посетили речной порт под предлогом «просто посмотреть», — и так я с сожалением узнала, что с ноября по апрель по каналам осуществлялось только грузовое судоходство. Пахло затхлостью, машинным маслом и чужими берегами, гремели машины, свистела сирена крана, и пассажирский пункт был на фоне этой мощи совсем крошечным и к тому же закрытым; всё это так странно и страшно напоминало подъёмник в Марпери, что у меня снова заболело внутри.

Зато Дезире был в полном восторге. Он уговорил меня прорезать в сумке дырки, чтобы можно было глядеть по сторонам; не знаю, много ли он оттуда видел — лунный предлагал мне сунуть голову в сумку и посмотреть самой, но я отказалась, — но всё увиденное неизбежно приводило его в восторг.

Он радовался флюгеру со стрелами и другому флюгеру, с проржавевшим петухом, и красно-белому ветроуказателю, развевающемуся над массивным конструктивистским зданием с крошечными окнами. Он восхитился смешной машине с щётками, сгребающей с дороги смешанный с грязью снег, и трёхцветной кошке, спящей на подоконнике. Он высмотрел маленькую пекарню на два столика, где подавали только очень невкусный чай и традиционную западную выпечку, сладкое тесто, выпеченное над огнём на промасленной форме-вертеле, — в получившийся конус клали затем сыр, бекон, травы и толчёные орехи, а сверху посыпали сахаром.

Ещё Дезире уговорил меня покататься на трамвае, сфотографироваться с обезьянкой на видовой площадке и залезть на бронзовую лошадь у моста, после чего пришлось, хихикая, удирать узкими улочками от недовольного патрульного.

— Чтобы… ещё… хоть раз, — пыхтела я, тяжело уперев руки в колени и пытаясь поймать дыхание.

Не так-то это просто: бегать в шубе и валенках, с чемоданом и сумкой на колёсиках, в которой лежит мраморная голова!

— А знаешь, — глаза лукаво блестели из дырок в ткани, — можно ведь ехать в столицу не одним поездом. Это почти двое суток в пути, тяжело! Зато если остановиться в Брале… и в Городищах… в Лугу, где цветные поля, десяток ветряных мельниц и даже зимой бывает радуга!

Я отряхнулась от снега, сбила грязь с валенок. И сказала с сомнением:

— Вообще-то, я с тобой не разговариваю.

Дезире тяжело вздохнул. Но тут мимо нас с визгом пронеслась белая машина скорой, меня окатило жидкой грязью с ног до головы, а один ком очень удачно попал лунному прямо в глаз, — и мы оба засмеялись, да так, что меня согнуло хохотом, и брызнули слёзы.

— В Браль, — заулыбалась я, вытирая варежкой мраморное лицо, — только если ты обещаешь радугу.

— Радугу, — согласился Дезире, — или что-нибудь лучше!

Его глаза светились теплом.

Это была, наверное, очень странная поездка, — мне казалось так даже несмотря на то, что не с чем было сравнить. Деньги, которые дал мне Гай, были слишком велики, чтобы я могла толком считать их в уме; они жгли руки неожиданной свободой, и я без особых размышлений купила себе ярко-розовый леденец с блёстками, фигурку мельницы из можжевельника и крупные бусы из цветного стекла. Дорога до столицы заняла у нас неделю вместо двух дней: я брала билет на небольшую часть пути, мы выходили в новом городе, подолгу гуляли и глазели на ерунду, ночевали в гостинице из тех, что подешевле, а наутро отправлялись дальше.

Я знала, — мы выглядим смешно и глупо, девушка в дрянной шубе, с чемоданом и сумкой на колёсиках, и выглядывающая из неё мраморная голова. Эта мысль приходила в голову изредка, когда я ловила на себе очередной взгляд или видела, как кто-нибудь, принюхавшись, щурился или отсаживался в сторону. Мысль приходила — и уходила.

Потому что назавтра мы уезжали, и в веренице сменяющих друг друга картинок не было ничего верного и ничего долгосрочного.

У них, у всех вокруг, была какая-то своя жизнь. Свои цели, свои планы, свои трудности и свои трагедии. Вот только я — выпала совсем из этой накатанной колеи чего-то нормального, выскользнула в оглушительную пустоту, в прозрачное ненастоящее. Вокруг — открыточные виды и дружелюбные города, которым я непременно чужая, и потому меня как будто бы нет; рядом — спутник, с которым хорошо болтать о ерунде и ничуть не хуже молчать о серьёзном.

Но молчать мне тогда совсем не хотелось. В Брале не было радуги, а цветочные поля белели нетронутым снегом, зато на пруду в центре города расчистили каток. Я примерно сто раз упала с коньков, а Дезире смотрел на меня со скамейки и потом ещё долго дразнил. В Суженске не было вообще ничего интересного, — крошечный унылый городок, выросший вокруг стекольного завода, — но как раз тогда поднялась такая метель, что гулять не очень-то и хотелось, и мы сидели вдвоём в маленьком номере и смотрели на то, как кружится за окном снег.

— Мне кажется, раньше я не любил зиму, — задумчиво сказал Дезире.

Каждый раз, когда лунный пытался о чём-нибудь вспомнить, на него нападала вдруг меланхолия. Зато всё остальное время он был неизменно бодр и сыпал дурацкими предложениями, и, наверное, поэтому в такие моменты у меня остро щемило сердце.

— Смотри, как красиво.

Я погладила его по мраморным волосам. И Дезире согласился:

— Красиво.