Четырех царей слуга

Поездка на русский Север

Пётр I в беседах не только со своим наставником-шотландцем высказывал желание посмотреть своим оком Архангел-город, его порт, иностранные суда, совершить плавание по Белому морю и посетить самый знаменитый на русском Севере Соловецкий монастырь:

— Слышь, ваша милость, от архангельского воеводы грамота пришла. Сказывает, что Двина ото льда очистилась и скоро море Белое судоходным станет. Придут суда на Север и голландские, и англицкие, и датские...

— Тех судов купеческих я давно жду, мой государь. Ещё зимой мною заказаны в Лондоне инструменты астрономические, глобус большой, новые книги по фортификации.

— Хочу побывать с потешными в Архангелгороде. Не всё нам на Плещеевом озере под парусами ходить. И тебя, ваша милость, возьму с собой. На карбасах по Северной Двине пойдём. На Соловки сходим.

— Премного благодарен за такое предложение, ваше царское величество. Сочту за великую честь.

— Не забывай, мой любезный Пётр Иванович, ты у меня в царстве чин имеешь генерала и адмирала. Толмачей из Посольского приказа брать не стану. Сам с иноземными купцами говорить буду или через тебя с ними побеседую при необходимости...

Летом 1694 года Патрик Гордон сопровождает Петра Алексеевича во время его второго путешествия в северный портовый город Архангельск — единственные морские ворота России того времени. В городе Вологде для «царского поезда» было приготовлено 22 карбаса — больших речных судна. Гребцы менялись через каждые 15 вёрст. «Великий шкипер» — государь — плыл на одиннадцатом карбасе. Гордон путешествовал на контр-адмиральском судне, которое замыкало лодочную флотилию.

Из Сухоны корабли вышли на Северную Двину и споро дошли до Архангельска. Здесь государь на специально построенной для него мореходной яхте «Святой Пётр» совершил плавание по неспокойному Белому морю на уединённые Соловецкие острова, в одноимённый монастырь, в котором поклонился святыням. После этого морского похода яхта была передана Патрику Гордону в качестве контр-адмиральского корабля.

Пётр I, во многом желавший знать мнение своего наставника, спросил его и про Соловки:

— Как тебе русский Соловецкий монастырь смотрится, Пётр Иванович? Вижу, что он тебя немало поразил.

— Ещё бы не поразить, ваше величество. Настоящая крепость, да ещё из какого дикого камня! Одни валуны!

— То монахи православные своими руками строили. Да мореходы-поморы из числа монастырских мужиков им помогали.

— Но всё же Соловецкий монастырь больше напоминает морскую крепость. И пушки в нём есть. Что замышляли, когда его возводили на островах?

— Надо было беречь русский Север от недругов. От норвежцев, от шведов. Вот и поставили на Соловках монастырь за крепкой каменной стеной с башнями. Морской путь через ледовитые моря берегли, Белое море, Мурман...

Прибывшая из Москвы царская свита во главе с Петром I посетила архангельскую верфь, присутствовала при спуске корабля на воду, посещала иностранные торговые суда — английские и голландские, прибывшие в Архангельск за русскими товарами.

Генералу и адмиралу Петру Ивановичу Гордону всё же довелось совершить в своей жизни, а было ему уже под шестьдесят, настоящий морской поход, стоя на капитанском мостике. В первых числах августа царь задумал выйти в плавание в Белое море во главе российских судов. Их уже было три, и они составляли маленькую военную флотилию: многопушечные корабли «Апостол Павел» и «Святое пророчество», яхта «Святой Пётр».

В Белое море из Архангельска было решено выходить в следующем порядке: впереди вице-адмирал Иван Иванович Бутурлин на корабле «Апостол Павел», за ним четыре голландских судна, возвращавшихся домой, в центре — адмирал князь Фёдор Юрьевич Ромодановский с царём на корабле «Святое пророчество», за ним четыре возвращавшихся в Британию английских купеческих судна и наконец гордоновская контр-адмиральская яхта «Святой Пётр».

Однако из-за безветрия выход в море задержался на несколько дней. На царский корабль приезжал на своей шняве[18] архиепископ Афанасий благословить Петра I перед морским путешествием в воды Северного Ледовитого океана. Церковный иерарх Русского Севера преподнёс государю подношение: хлеб, рыбу и иные припасы «про государский обиход». Часть их была даром соловецких монахов. Напутствуя государеву флотилию, архиепископ Афанасий сказал: — Да хранит вас Господь Бог и православные святые в холодных морях, как хранит наших мореходов-поморов, хаживающих на Грумант, Новую Землю и на восход солнца, за Мангазею златокипящую...

Командованию эскадры пришлось коротать время на берегу в обществе английских морских офицеров. Гордон пообещал одному из них, капитану Блоа, царским повелением назвать его именем один из многочисленных, заросших лесом островов в устье Северной Двины. Обрадованный Блоа устроил большую попойку. Генерал записал в своём «Дневнике»: «После обеда мы отправились на берег и забавлялись в обществе генерала Лефорта и англичан игрой в кегли, причём выпито было так много ликёра, что стало очень весело».

Русская парусная эскадра, английские и голландские купеческие корабли вышли в Белое море, когда задул попутный ветер. Скоро его свежесть стала временами превращаться в настоящие шквалы. Морское путешествие несло в себе немало опасностей. Гордоновский «Дневник» рассказывает: «Имея в виду с правой стороны высокий берег, эскадра подошла вечером к мысу, который назывался Голубым или Серым углом. Как только мы его достигли, мы изменили курс и направились на северо-восток. Этот Голубой или Серый угол находился в 12 милях от устья Двины. Вечером от захода солнца до полуночи наступил штиль, так что корабли продвинулись только незначительно вперёд; с полуночи, однако, явилась возможность продолжать путь при свежем ветре. 15 августа, часов около 9 утра, поднялся туман; стали раздаваться пушечные выстрелы, барабанный бой и звуки труб — сигналы держаться всем вместе.

Из-за тумана яхта «Святой Пётр» чуть было не налетела на скалу у острова Сосновца возле Терского берега. В 2 часа пополудни, думая, что мы удалены на большое расстояние от берега, мы очутились прямо перед ним. Штурман ошибся местностью и восклицал, что компасы неверны. Мы повернули на восток и едва проплыли несколько минут, как из-за густого тумана увидели берег от нас на расстоянии брошенного камня».

Пришлось незамедлительно бросать якорь в воду, что и спасло яхту, которая остановилась перед скалой. Затем спустили на воду корабельную шлюпку, которая смогла отбуксировать «Святого Петра» подальше в открытое море от опасного места. Когда туман совсем развеялся, в отдалении стали видны другие корабли эскадры. Гордон приказал развернуть все паруса, чтобы догнать другие, шедшие на север, суда.

«Так, — заключает свой рассказ «генерал и адмирал» об этом происшествии, — избавило нас Божественное провидение от этой опасности. По милости Божией нас спасло то обстоятельство, что ветер был не очень силён, и то, что мы вовремя бросили якорь».

Эскадра вышла из Белого моря и обогнула восточную часть Кольского полуострова. У мыса Святой Нос русские распрощались с англичанами и голландцами и взяли обратный курс на Архангельск. Государь и царская свита в нём долго не задержались, вновь сев на речные карбасы. На вёслах пошли в обратный путь по полноводной даже летом Северной Двине.

Пётр возвращался в Москву с мыслями о морском будущем России. Он не раз повторял своим близким людям, коих взял с собой в поездку на русский Север:

— Быть России с морем! Будет у неё окно в Европу — мореходное, с портами, защищённое военным флотом и крепостями морскими. Всё это у России будет. Только дай нам срок...

Патрик Гордон не возражал юному царю и только одобрял его в государевых помыслах. Хотя не хуже его понимал, что до той Московии, которой он решил прослужить до последних дней своих бренных, ещё предстоит пройти немалый путь.

Возвратившись в составе царской свиты в Москву, генерал и адмирал Патрик Гордон с большим усердием сел за доселе неизвестную работу — он переводил на английский язык свод русских морских сигналов, которым пользовались капитаны кораблей на Плещееве озере и в Архангельске. Работал даже поздними вечерами при свечах.

Пётр был немало удивлён серьёзности отношения своего военного наставника к такому занятию. Первый раз застав за ним Петра Ивановича, уединившегося в своём домашнем рабочем кабинете, государь с немалым для себя любопытством спросил:

— Ваша милость, учёность для себя в книгах мы по всей Европе собираем, чтобы новый строй войск и флотов познать. А ты, никак, хочешь удивить адмиралов и капитанов морских иноземных нашим изобретением корабельных сигналов?

— Да, ваше царское величество, хочу не только удивить, но и поразить европейских мореходов.

— Но чем же ты их проймёшь, Пётр Петрович?

— А тем, что подобного свода морских сигналов нигде нет. Ни на одном флоте. Там, конечно, есть сигнальная наука для корабельных капитанов, но не такая, как у нас.

— А почему переводишь на английский, а не голландский или, скажем, шведский?

— А потому, мой государь, что монарх Британии и его Лондонский двор, а ещё больше английские адмиралы почитают себя владыками мировых океанов. Пусть же знают и про нас, про морскую науку, что зачинается в Русском царстве.

— Спасибо тебе на доброй похвале, ваша милость. Знать, не зря я дал тебе адмиральский чин к генеральскому.

— Что касается чина адмирала, ваше величество, то право на него мне ещё предстоит доказать.

— За тем, мой любезный Пётр Иванович, дело не станет. Скоро воевать будем. Но только не на Севере...