Азовский штурм. Слава потешных и бутырцев


Пётр Алексеевич удивлял окружающих бодростью духа и оптимизмом молодости. Патрик Гордон оставил в те дни такую дневниковую запись:

«Я поехал к каланчам и обедал там у его величества, которого нашёл более склонным к штурму».

Самодержец не переставал обсуждать с генералами различные варианты штурма крепости. Было решено атаковать Азов, как и при первом приступе, со стороны реки. Пётр привёз своих корпусных начальников в лагерь к князю Долгорукому. Там они наблюдали, как солдаты тренировались с посадкой на речные суда. Однако они имели высокие борта с бойницами, расположенными выше отверстий для весел, и люди с трудом взбирались внутрь таких лодок и с трудом выбирались из них. Патрик Гордон на просьбу царя высказаться ответил ему:

— Ваше величество, если штурм крепости будет яростный и победный, то он не продлится более часа. Полки на лодках могут опоздать.

Своё слово вставил и донской атаман Фрол Минаев:

— Паша, ваше царское величество, совсем забоялся моих казаков. Как только они под крепость подойдут на лодках, так сразу их толпа янычар встречает в сожжённой слободе. Раньше такого не было. Вот и новый палисад у реки поста вили, и пушек там умножили.

Пётр сказал, размышляя:

— По диспозиции нападать на Азов со стороны Дона должны преображенцы и семёновцы с донскими казаками. Донцов паша помнит по первому штурму. Знать, посему число своих войск увеличил у реки.

Когда государь замолчал, генерал Гордон почтительно продолжил его мысль:

— В тот раз казаки высаживались с лодок. В городе готовы к такому ходу вашего величества. А что, если обмануть турок — пусть потешные пройдут по самому берегу и от реки начнут штурм. А господин атаман Минаев высадится с лодок и подсобит солдатам.

Мысль опытного и хитроумного шотландца сразу понравилась Петру Алексеевичу:

— Ваша милость, генерал, пусть будет по-твоему. На войне удивить врага — значит победить его.

Накануне штурма, 24 сентября, генерал Гордон был с царём на центральной батарее. Они слышали подземную работу турок, ведущих минную галерею под русские осадные сооружения. Над подземным ходом, который шёл от Азовской крепости, ночью незаметно был вырыт небольшой окоп. На дно его поставили большую чашу с водой. От того, что глубже окопа на два-три метра работали кирками и заступами, земля незримо для человека содрогалась. Но вода выдавала ход подземных работ — по воде в чаше расходились слегка заметные круги. Пётр I с изумлением наблюдал за ними:

— Известное дело. Ещё воевода и боярин Михаил Шеин таким способом выведывал подкопы поляков короля Сигизмунда, когда Смоленскую крепость защищал во время Смуты...

Гордон, умудрённый опытом обороны Чигиринской крепости, приказал подвести под вражеский подкоп свой, чтобы взрывом порохового заряда разрушить неприятельскую подземную галерею.

Последний военный совет перед вторым штурмом Азовской крепости вновь принял единодушное решение:

— Приступ! Только приступ!..

На той «консилии» осторожный шотландец, имевший опасения в победном исходе предстоящего дела, вновь высказал их. Разговор на военном совете для него, по всей видимости, принял неблагоприятный ход, поэтому Патрик Гордон записал в своём «Дневнике»:

«Несмотря на все мои доводы, в представлении других генералов потребность видеть город завоёванным взяла верх над всеми затруднениями, причём они не приводили достаточных оснований тому, что они говорили, и даже самое сомнение в победе или во взятии города было истолковано как нежелание, чтобы он был взят...»

Пётр своё последнее слово заключил предложением штурмовать Азов не 24 сентября, а на следующий день — 25-го, в среду, в день Святого Сергия. Посему этот святой стал считаться покровителем южного Донского края.

Пришлось на «консилии» сказать последнее слово и генералу Петру Ивановичу Гордону. Ему хотелось сгладить своё предыдущее выступление. Шотландец довольно хорошо познал за долгие годы проживания в Московии особенности русского характера и потому предложил:

— Ваше величество, господа генералы и полковники, надо назначить общий пост перед штурмом. Пусть ваши воины целый день постятся, не утруждая себя обильной пищей и питьём.

Такое предложение было встречено общим одобрением. Пётр Алексеевич расцеловал своего наставника, сказав:

— Ну, ваша милость! Совсем обрусел ты, Пётр Иванович, на царской службе. Пора тебе, как другие кукуйцы, переходить в православие.

На что Гордон с поклоном ответил:

— Спасибо, ваше величество, за ласковое слово. О вере же — в моём роду Гордонов из горной Шотландии все исповедовали веру отцов-католиков...

Утро 25 сентября было занято последними приготовлениями к штурму. Было условлено, что к двум часам после обеда всё будет готово. Генерал Патрик Гордон должен был, получив извещение о том, что другие осадные корпуса готовы, дать три выстрела из пушки, что будет сигналом к взрыву подземных мин, подведённых к крепостным сооружениям.

Перед приступом царь лично осмотрел устройство минных галерей и убедился, что турки ещё не подкопались под них. Заряды мин состояли из 95 пудов пороха и артиллерийских бомб. В один подкоп вложили 16 крупных бомб, в другой — 30, но меньшего калибра.

В полках, назначенных идти на штурм, целые сутки готовились к атаке. Проверялось оружие и амуниция, прошли богослужения, офицеры последний раз инструктировали подчинённых. Говорилось, что взятие Азова будет означать конец не только Азовского похода, но и всей войне с Турцией:

— Султан туркский устрашится Азова падением, а потому поспешит заключить мир с царём-батюшкой. Тогда земли степные будут наши, как и торговые здесь пути...

«С утра ещё, — пишет Пётр Иванович Гордон, — я велел развести огонь перед галереей, или сапой, которая вела к минам, чтобы отвлечь этим внимание неприятелей и не дать им заметить, когда взорвётся мина. Вскоре после обеда я приказал людям, назначенным идти на штурм, двинуться в апроши. Прибыв туда сам, я принял все необходимые меры и обратился к офицерам и солдатам с краткими словами увещания, чтобы они вели себя мужественно».

Около трёх часов генерал Гордон получил последнее сообщение с флангов осадной линии о готовности войск к приступу. После трёх пушечных выстрелов было приказано зажечь фитили к минам. Но сработала только одна из них, проделавшая брешь почти в 20 сажен в валу бастиона, расположенного напротив центра русской позиции. Под остальные мины турки сумели с высоким инженерным искусством подвести свои контрмины. Кроме того, взрывную волну заметно ослабил палисад во рву, сделанный из толстых стволов деревьев.

Взрыв подземных пороховых зарядов и на сей раз причинил немалый ущерб осаждавшим. Часть брёвен взорванного палисада, земля и камни полетели в сторону русских окопов и траншей, обрушившись и на редуты. Отдельные горящие брёвна забрасывало даже на середину русского лагеря. Около 100 солдат и несколько офицеров было ранено, задавлено и убито. Шотландец оставил по поводу последнего огорчительную дневниковую запись:

«...А троих или четверых стрельцов убило — хотя им и было приказано кому укрыться в апрошах, а кому — отступить подальше».

Генерал Гордон отдал приказ окружавшим его полковникам вести своих людей на штурм:

— Господа! Брешь перед вами. Идите и берите город. Бог вам в помощь!

Момент оказался удачным для атакующих — «происшедший от взрыва мины шум причинил туркам такой страх, что все они убежали с вала». Оставив вал незащищённым, азовские сидельцы укрылись перед началом приступа во внутренних крепостных укреплениях, ожидая появления русских на покинутом бастионе.

Воспользовавшись этим, бутырцы и стрельцы, преодолев наполовину заваленный землёй от взрыва мины ров, взобрались на вал без штурмовых лестниц, цепляясь за траву на его склонах. Едва русские взошли на вал бастиона и стали закрепляться там, как из крепости вылетела толпа контратакующих турок и сбросила гордоновских солдат и стрельцов в ров. Однако те не ушли назад из рва, полузасыпанного землёй от взрыва, и продолжали биться. Выстрелы у бреши звучали всё реже и реже — противники бились холодным оружием.

Нападавшими предводительствовало «какое-то знатное лицо в красной одежде, которое их не только воодушевляло, но и побуждало с саблею в руке к исполнению обязанности». Это был сам Муртаза-паша, который бесстрашно вёл в рукопашный бой дико кричащих янычар. Османы стреляли сверху из ружей и луков, бросали ручные гранаты и копья. В дело шли и камни, комья ссохшейся за лето земли, вывороченной подземным взрывом.

Скоро рукопашные схватки велись только у пролома в валу бастиона. Солдаты и московские стрельцы пытались через брешь вновь ворваться на бастион, турки же яростно защищали её. Постепенно атакующие стали отступать. Бой длился около полутора часов, и восседавшему на коне Гордону всё же пришлось приказать барабанщикам бить отбой. Но в суматохе рукопашных схваток штурмующие услышали его не везде и не сразу.

Генерал Патрик Гордон ещё дважды посылал своих воинов на приступ вражеского бастиона, принуждая их возобновить штурм увещеваниями и угрозами воинской кары за невыполнение приказа начальника:

— Воины царя Петра! Вперёд! Бог с вами, христиане! Помни присягу! Идите на штурм! Азов-город — ваша добыча!..

Каждый раз османы встречали атакующих ружейной и пушечной стрельбой в упор и с флангов. На головы русских летели ручные гранаты и камни. Сверху летели и большие бомбы, которые янычары привязывали к верёвкам и старались метнуть с вала как можно дальше. С присвистом летели оперённые стрелы.

Последний приступ был начат по приказанию царя. В это время Преображенский и Семёновский пехотные полки с тысячью донских казаков под командованием окольничего Петра Матвеевича Апраксина овладели частью вала в прибрежной части крепости и завязали рукопашные схватки среди домов азовского пригорода. Потешные штыками и казаки саблями да пиками бились отчаянно, но помощь им всё не подходила. Азовский паша, видя здесь большую угрозу, усилил отряды защитников крепости на речном берегу.

Гордон, видя с батарейного холма успех на берегу Дона, послал на подмогу потешным и донцам два своих солдатских батальона тамбовцев. С точки зрения военного искусства, такой тактический ход заслуживал самой высокой похвалы. «Но люди шли в бой уже не с таким бодрым духом, как вначале», — констатирует шотландец в своих мемуарах.

Гордоновским полкам пришлось отступить и после третьего приступа. Бутырский полк понёс в тот день самые большие потери, и едва ли не половина его смогла живыми уйти из пролома. Стрельцы после захвата вала вперёд так и не пошли. Лефортовские и отчасти головинские войска, дойдя до крепостного рва, пятились назад, и никакими увещеваниями и угрозами их нельзя было послать на приступ.

Когда стало смеркаться, командование поняло, что и второй генеральный штурм Азова потерпел неудачу. Был дан приказ штурмовым отрядам вернуться в осадный лагерь. Барабаны ударили отбой. Бутырцы и потешные отходили, посылая в турок последние ружейные заряды, грозя кулаками и палашами:

— Не больно-то радуйтесь! Мы к вам ещё придём с атакой. Погоди, дай время...

Турецкий гарнизон, который оказался намного многочисленнее, чем показали лазутчики, держался мужественно и отчаянно. Турки выбили из города ворвавшихся туда через брешь в валу русских солдат. Атаковавшие не без успеха со стороны Дона преображенцы и семёновцы, донские казаки были вынуждены отойти из «нижнего города», поскольку их наступательный порыв не поддержали в других местах.

Патрик Гордон оставил в «Дневнике» за 25 сентября следующую запись — собственноручный рассказ о втором штурме крепости Азов:

«Состоявшийся утром военный совет постановил всем назначенным к штурму в 3 ч. быть наготове в ближних траншеях; по сигналу трёх орудий надлежит поджечь мины.

Как только закончили подготовку и надёжно защитили лагеря от неприятеля со стороны поля, прозвучал сигнал. Заминированы были небольшая часть куртины, весь фланг и с 2 сажени лицевой стороны больверка, всего около 20 саженей. Но из-за частокола (палисада) за бруствером и сильного южного ветра масса земли, камней и мусора полетела назад на осаждающих, нескольких обожгло и ранило... Однако турки оказались так напуганы взрывом, что покинули стену, так что христиане с помощью лестниц перебрались через ров, очень отлогий, старый и поросший травой.

Христиане, что были в средней колонне, ворвались на стену и заняли часть её против своей колонны — то есть угловой и средний больверки и куртину между ними. Но шедшие в других колоннах не бросились захватывать стены на своих участках. Поэтому турки не понесли урона, собрали резервы со всех позиций, во множестве кинулись на стену, снова сбросили с неё солдат и стрельцов и немедленно заняли стену ещё большим числом. Всё же солдаты средней колонны не прекратили приступа и держались с наружной стороны стены, во рву и ближайших траншеях. При поддержке с левого фланга они вновь пошли вперёд. Нескольким даже удалось забраться на стену, но, невзирая на их доблесть и отчаянное сопротивление, турки опять взяли верх.

Тем временем казаки на правом фланге стали вновь подступать к городу. Так как успех казался тут возможным, командовавший ими дворянин призвал на помощь наступавших по соседству; после чего полковник Чамберс двинулся вперёд с батальоном Преображенского полка. Не встретив особого противодействия, он вошёл в город у реки и занял позицию среди развалин домов. Но из укрепления сверху вёлся шквальный огонь, полковника ранило, и ещё несколько людей ранило и убило. Увидев, что помощь не подходит, они отступили. Посланные же на подмогу 2 батальона из дивизии генерала Гордона пробиться не смогли, так как турки, поняв, сколь слабы усилия остальных колонн, ринулись сюда во множестве. Третий приступ предприняли солдаты средней и левой колонн, но тщетно — только потеряли людей.

К тому времени уже наступил вечер, и генералы подали сигнал к отступлению. Солдаты направились к лагерям, оставив дозорных, впрочем, числом больше обычного...»

Потери русских войск при втором штурме Азовской крепости неизвестны. Трофеев оказалось мало. На следующий день после штурма двое солдат-бутырцев в изодранных зелёных кафтанах представили своему полковому командиру отбитое у турок на бастионе знамя, а четверо стрельцов принесли железную пушку старого образца, захваченную ими на крепостном валу.

Патрик Гордон приказал выставить захваченные трофеи на виду у своего лагеря. Солдат и стрельцов похвалил:

— Молодцы! Видел, как бились вы, храбро. Хвалю вас от всего сердца воина, повоевавшего за московского царя немало. Ещё раз — молодцы.

За каждый из этих трофеев генерал Патрик Гордон приказал выдать принёсшим крупную наградную сумму по 5 рублей из полковой казны. Писарь так и записал в расходной книге: «Дадено-де двум солдатам да четырём стрельцам по пяти рублей за взятые при приступе султанского войска знамя да пушку железную малую без зарядов».

В путевом дневнике Петра — «Юрнале», который вёлся каждодневно и достаточно обстоятельно, сохранилась краткая запись о «печальном» дне 25 сентября:

«Был приступ другой к городу Азову, и был бой жестокий, только отступили наши. День был северной; в ночи мороз».

В русском осадном лагере после неудачного приступа было необычно тихо. В передних апрошах не перекликались привычно часовые. Турки же трудились, выбиваясь из сил, всю ночь, торопясь заделать пробитые в их укреплениях бреши. Сильные дозоры, высланные в степь от бастионов, I стерегли ночное нападение русских. Его Муртаза-паша в те дни опасался больше всего.

Военный совет, состоявшийся у царя 26-го числа, не решил вопрос об отступлении, поскольку бомбардир Пётр I Алексеев желал взять хотя бы форт Лютик. На его рекогносцировку был послан отряд донских казаков и военный инженер Руэль из гордоновского отряда. Выслушав его после возвращения, генерал доложил царю:

— Форт силён. Так говорит инженер Руэль, ваше величество. Постройки новой. Сразу его не взять, и потери будут в людях немалые. Казаков с «Лютика» турки встретили залпом из многих больших пушек.

Помолчав и не глядя на генерала, Пётр сказал:

— Под форт людей не посылать больше, ваша милость. Пусть турок стоит на Мёртвом Донце до поры до времени...

Генерал Гордон настаивал на быстром отходе русской армии от Азова — погода ухудшалась с каждым днём, лили частые дожди и наступали холода. Войска тёплой одежды не имели, с топливом было крайне плохо. Больных в осадном лагере становилось всё больше. На складах кончались запасы провианта.

В московских стрелецких полках началось шатание. Нескольких стрельцов, говоривших товарищам, что-де пригнали их сюда, в донские степи, «русским мясом турецких ворон кормить», Пётр приказал повесить в обозе на вздёрнутых к небу оглоблях. Но даже такие меры не помогали — шатание не утихало и стрелецкие головы были бессильны что-либо сделать, не раз выслушивая гневные слова главы романовской династии.

Среди армейского командования усугубились разногласия, вызванные прежде всего неудачной осадой крепости. Австрийский дипломатический агент Плейер, присутствовавший при обложении Азова, отмечал, что генерал Патрик Гордон был крайне недоволен другим царским генералом — Францем Лефортом, который не позаботился об устройстве порученных ему коммуникационных линий, подвергавшихся постоянным налётам из степи крымской конницы.

В таких словесных стычках со швейцарцем в присутствии государя Гордон не отваживался сказать большее. Полки царского фаворита и собутыльника Франца Яковлевича Лефорта во время первой осады Азова показали никуда не годную боевую подготовку. Не говоря уже о генеральских способностях самого Лефорта.

На все упрёки последний, всегда в отбелённых кружевных манжетах и в кафтане с иголочки, отделанном золотыми галунами, отвечал убелённому сединами военачальнику односложно:

— Советоваться надо нам, господам генералам. А вы все сами за викторию воюете.

Загрузка...