Разъезды крымской конницы круглые сутки маячили по пути на вершинах степных холмов. Порой они съезжались в немалые отряды и угрожающе выдвигались вперёд. Ожидавшихся сшибок верхоконных всё не было. Стороны стереглись друг друга, чего-то выжидая. Двигаясь с бережением вперёд, русский отряд беспрепятственно перешёл уже пересохшее русло степной речушки Батай.
Когда подошли к левому протоку Дона реке Койсуг, Гордон выбрал место для устройства пристани, где могли бы разгружаться идущие с верховьев Дона суда с артиллерией и припасами. Её намечалось соорудить близ устья одного из рукавов Койсуга, которое носило название речки Митищевой. Это название получила и пристань.
Шотландец приказал промерить речное дно у берега. После этого он оставил часть стрельцов для устройства пристани и складов, приказав их полковнику перво-наперво соорудить полевую крепостицу и установить на её валу пушечную батарею. Теперь можно было не опасаться нападения татарской конницы.
27 июля русский отряд дошёл до цепи холмов вблизи Азова и расположил свой лагерь на самом большом из них — Скопиной Кровле. Отсюда открывался вид на турецкую крепость и два его форта — каланчи. Командир отряда приказал дать три выстрела из пушки. Турки незамедлительно ответили залпом из крепости. Это было объявлением военных действий друг другу. После этого османы стали жечь дома в предместьях города, чтобы лишить русских укрытий на случай приступа.
Стоя на вершине Скопиной Кровли, генерал Патрик Гордон смотрел, как к холмам подтягивался его отряд. Погода стояла ясная — в дали безветренного залива просматривались высокобортные многопушечные турецкие корабли с упавшими парусами. Ветер со стороны Азова доносил запах гари.
На холме стали собираться полковые командиры, офицеры из числа иностранцев. Рассматривая в подзорную трубу городские предместья, шотландец сказал окружающим:
— Господа офицеры! Смотрите — так и в Европе начинаются все войны. А теперь нам надо укрепиться в лагере. У султанского паши сил и дерзости, должно быть, немало...
Договорить ему не удалось. С тысяч до десяти или немногим более ханских конников пошло в атаку на русских со стороны крепости. На ходу они разворачивались в полумесяц. Атакующая конница двигалась всё быстрее, поднимая клубы пыли. В пехотных колоннах раздались крики:
— Татары!.. Берегись!..
Солдаты и стрельцы выстраивались в неровные четырёхугольники — каре. Пушкари успели развернуть свои заряженные картечью пушки и дать нестройный залп по набегавшей лаве. Густо полетели стрелы. На левом фланге крымчаки с визгом вынеслись прямо к походной колонне, но здесь с ними схватились донские казаки. Началась сеча.
Генерал всё время боя простоял верхом на лошади на вершине холма. Не одна стрела с недолётом упала рядом с ним. Генерал был в начищенной стальной кирасе, которая поблескивала на ещё неярком весеннем солнце. Подзорная труба была упёрта в бок. В шуме схватки слышался его голос:
— Вперёд! Вперёд! Смелее!..
Когда ещё раз ударили пушки, то нападавшие, развернувшись, повернули обратно частью к крепости, частью ушли в степь. Всё поле боя было утыкано пернатыми стрелами. То там, то здесь валялись убитые люди, били копытами раненные картечинами лошади. В тот день нападений ханской конницы больше не случилось.
Патрик Гордон, строя полевой лагерь, применил все свои инженерные познания. Солдаты-бутырцы и стрельцы трудились над возведением полевых укреплений не покладая рук. Донские казаки раскинули свой стан позади лагеря. Руководя земляными работами, генерал стал ожидать прибытия под Азов остальных войск во главе с царём Петром Алексеевичем. Без них предпринимать что-либо против неприятельской крепости было неразумно.
Главные силы русской армии двинулись из Москвы в конце апреля. Полки с артиллерией и всем необходимым разместились на стругах и по Москве-реке, Оке и Волге доплыли до города Камышина. Оттуда сухим путём добрались до Дона, где вновь сели на речные суда. Старательно вёлся путевой журнал — «Юрнал в путном шествии».
Гребцы менялись днём и ночью. К берегу приставали не часто. Царский караван длинной, растянувшейся на много вёрст вереницей проплывал мимо казачьих городков-станиц — Голубые, Пять Изб, Верхний Чир, Нижний Чир, Кобылкин, Есаулов, Зимовейки...
Пётр торопился на свою первую войну, если не считать потешной, кожуховской. Он всё чаще стал прохаживаться по царской галере, крича гребцам-преображенцам:
— Греби! Греби!..
Вёсла на галере гнулись после таких слов дугой. Солдаты гребли, опустив вёсла. По вечерам даже немалая чашка вина и сытный ужин не снимали с людей усталость. По спинам гребцов всё чаще стали гулять палки унтер-офицеров.
Государь, казалось, не замечал такого обхождения с гребцами-солдатами. Немало времени он проводил в каюте генерала Франца Лефорта. За застольем обсуждались походные дела. Не первый день монарх говорил своему фавориту:
— Скоро услышим пушки генерала Гордона...
Получая от вестников-казаков сведения о движении гордоновского отряда, государь писал Петру Ивановичу с пути о выборе места для устройства пристани, удобной для выгрузки людей, и особенно артиллерийских орудий:
«Моё Сердце Генерал (на немецком). Вчерашнего дня уведомеся мы о переправе вашей через Дон от казаков, из Черкаского на Голубые коньми, а з Голубых на Паншин водою едущих, где и встретеся с нами оное сказали. И того ради господин наш генерал приказал мне писать к вашей чесности, чтобы изволили, осмотря место, паче же пристань удобнейшею, где бы лутче и безопасней людей, паче же артиллерии, которой о величестве сам ведаешь, для которого дело удобное есть, дабы оное описаф и с нарочетым человекам встречу нам прислать дабы через письмо, такожде и через слова посланного удобней ы том деле выразумеф, поступать могли. А мы едем Доном с великим поспешением днём и ночью. Пётр (на немецком — Питер). Июня в 21 день».
Это письмо Патрик Гордон получил через четыре дня. Соединение главных сил с авангардом петровской армии состоялось 29 июня. Боевых действий к тому времени стороны ещё не вели.
Царский караван пришвартовался к «удобнейшей пристани», устроенной Гордоном. Петра I встречали залпом всех пушек гордоновского отряда. Тот остался доволен и пристанью, и полевыми укреплениями, и встречей. К тому времени начальник авангарда через разведку донских казаков имел уже достаточно полное представление о турецкой крепости.
Встреча государя со своим наставником-шотландцем состоялась более чем радушная, под пушечную и ружейную стрельбу с берега и судового каравана. Генерал Патрик Гордон, приветствуя бомбардира Петра Алексеева, сказал:
— Ваше величество! Азов перед вами. Гарнизон и паша его нам известны, фортификации тоже. Остальное будет по воле Божьей и по воле моего государя.
— Ваша милость, Пётр Иванович! Рад видеть моего генерала. Хвалю тебя за пристань удобнейшую на Койсуге, за дела лазутчиков, за доброго языка...
В своём «Дневнике» служилый иноземец оставил довольно подробное описание встречи царя Петра под Азовской крепостью:
«29 июня я велел поспешить с подвозом снарядов и припасов. Затем послал к его величеству с просьбой о распоряжениях. В 8 часов пришло несколько лёгких судов; на одном из них находился князь Я. Ф. Долгорукий, который привёз весть, что его величество будет вскоре, почему я велел приготовить обед и ожидал его величество, послав пригласить его моего зятя; он вернулся с ответом, что его величество будет.
Около 10 часов прибыл его величество и отправился в походную церковь, устроенную на берегу, чтобы присутствовать на богослужении, продолжавшемся два часа. Между тем я был в ожидании. Однако его величеству не угодно было притти к обеду, но он обещал притти к ужину, и, действительно, вечером он пришёл с обоими генералами. При его прибытии я велел выстрелить из всех пушек, и прежде всего из 12, которые стояли перед палатками, а затем по всему лагерю, начиная справа, с Бутырского полка. Наконец, стреляли из мушкетов в том же порядке. После того как его величество поужинал, был военный совет...»
Первый военный совет Первого Азовского похода состоялся в гордоновском шатре. На нём присутствовало четыре человека: сам Пётр I и весь его походный генералитет из людей ближних — Патрик Гордон, Автолом Михайлович Головин и Франц Лефорт. Царь, успевший уже освоиться на новом месте, в отличие от Кожуховских манёвров, взял на себя роль главнокомандующего:
— Вам, господа генералы Автоном Михайлович и Франц Яковлевич, разгружать суда на пристани как можно расторопнее. Все грузы, артиллерию — под доброй охраной переправлять в лагерь.
Бомбардир Пётр Алексеев показал пальцем на срисованной для него Гордоном схеме пристани и лагеря, как должны идти полки, высаженные с речных судов, где размещать припасы. Шотландцу приказал следующее:
— Ваша милость, с Азовом вы уже малость пообвыклись. Пока прибывшие войска приводят себя в порядок и разгружаются, следовать вам из лагеря с отрядом вперёд, ближе к крепости. Идти с бережением.
На вопрос генерала Гордона о том, что будет приказано пока подчинённому ему донскому казачеству, Пётр I ответил:
— Передашь атаману Минаеву Фролу, что я им доволен. Пусть пошлёт отряд на разведку. О чём будет известно — сразу ко мне.
Закрывая застольный военный совет, царь сказал:
— Господа генералы, прошу вас пойти к полкам. Я буду пока при отряде Франца Яковлевича. Все вести посылать туда...
Османская крепость Азов располагалась на левом берегу Дона, на 15 вёрст выше впадения его в Азовское море. Город вёл родословную от знаменитой древнегреческой колонии Танаис, которая затем перешла к генуэзцам, а в конце XV века попала в руки турок. Османы, после того как в 1637 году в результате лихой атаки донских казаков на пять лет потеряли Азов, долго и основательно его укрепляли.
Крепость представляла собой каменный четырёхугольник с бастионами и каменным замком внутри. Кроме каменной стены, Азов был обнесён ещё высоким земляным валом и глубоким рвом с палисадом — частоколом из заострённых брёвен на дне рва. В полуверсте от этих основных оборонительных сооружений находились ещё два земляных вала со рвами. Это были остатки осадных линий прежних обложений Азовской крепости.
Выше Азова, вёрстах в трёх от него, на обоих берегах Дона были построены две каменные башни, так называемые каланчи, вооружённые малокалиберными пушками. Будучи соединены протянутыми через донское русло тремя толстыми железными цепями, они преграждали выход в море для плывущих по Дону сверху судов. Часть речного русла перегораживал частокол из заострённых брёвен. Донских казаков таким образом лишили возможности выходить в Азовское море.
На северном рукаве Дона, так называемом Мёртвом Донце, устроен был ещё каменный форт Лютик с четырьмя башнями и жилыми помещениями внутри. Башни были восьмиугольные, ворота форта обиты железом. Лютик со стороны суши защищался ещё валом и нешироким рвом, заполненным водой. Каланчи и форт были построены в 1663 году ханом Махмет-Гиреем по приказанию султана Магомета IV, обеспокоенного морскими набегами донского казачества на турецкие берега.
...Только 2 июля гордоновский отряд двинулся из своего полевого городка на берегу Койсуга к Азову, будучи усилен тремя полками пехоты полковников Борисова, Головцына и Батурина. Последним предстояло конвоировать назад к пристани лошадей и разгруженные повозки. Во время этого короткого марша бутырцам и стрельцам пришлось отбивать «оживлённое» нападение крымской конницы и турок.
Из конной лавы, которая нахлынула на походную колонну из степи, роились сотни стрел, разя людей. Батальонный командир бутырцев Карл Кауфман успел развернуть своих солдат в линию и дать оглушительный залп из фузей. Нападавшие сразу же стали разворачивать коней, оставив на месте с десяток сражённых пулями, где рядом с криками рубились с османами донские казаки Фрола Минаева. Блестели сабли, хлопали пистолетные выстрелы, противники метали в друг друга пики.
Генерал Патрик Гордон, размахивая обнажённой шпагой, надрывно кричал орудийным расчётам, которые суматошливо разворачивали пушки, с трудом сдерживая испуганных шумом лошадей:
— Живее, о мой Бог. Рубите постромки, лошадей в тыл! Ближней картечью! Не целься — пали!..
Гордон не выдержал и на коне подскочил к ближайшей пушке. Спрыгнув на землю, выхватил из рук канонира, в плече которого торчала оперённая татарская стрела, пальник. Пушка, подскочив на жухлой траве, грохнула картечным выстрелом. Рядом прозвучали ещё выстрелы. Кругом стоял треск ружейной пальбы...
После первой стычки с неприятелем многие стрелецкие полковники и состоявшие при Гордоне московские дворяне пали духом, впервые побывав в кровавом деле. Они стали наперебой советовать отрядному начальнику остановиться и окопаться. Однако старый генерал отвечал:
— Идти вперёд! Царский солдат и офицер должен быть храбр. Только вперёд. Такова воля его величества...
Гордон, смело перейдя по пути через два старых, давно обвалившихся вала, подошёл к крепости на расстояние 100 сажен и приступил к осадным работам. Казаки стали станом у самого речного берега — им было приказано «стеречь воду» для питья.
Через три дня, 5 июля, к Азову подошли остальные войска. В своём «Дневнике» Патрик Гордон записал:
«Около 4 ч. дня подошли две остальные армии, почти не встретив в пути противодействия. Генерал (Гордон) выехал на милю из лагеря встретить их и указать другим генералам удобное место для лагеря. Но его совет принят не был — генерал Лефорт разбил лагерь на левом фланге между старой и новой стенами слишком далеко от соседней армии, а генерал Головин расположился позади обеих стен на ещё большем удалении (правда, надо учесть, что Его Величество оставался в этой армии), тогда как генерал Гордон наметил гораздо более подходящие и не такие опасные позиции.
Вечером в палатке генерала Гордона состоялся военный совет, на котором инженеров из других армий не удалось убедить начать земляные работы той же ночью, хотя никто и не возражал.
Этой ночью генерал Гордон наметил два места, где предстояло подготовить позиции для мортир. Траншеи углубили, расширили и к полудню довели до такого совершенства, что уже можно стало разместить 8 мортир. Они открыли стрельбу по городу и метали бомбы с большим успехом...»