Девочка-Царцаха

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Известие о женитьбе Эрле не произвело на Клавдию Сергеевну особенного впечатления: союз с Капитолиной Эрле заключил раньше, чем заявил об этом обществу.

Она пережила это событие в полном одиночестве и всеми силами старалась, чтобы ни одна душа не заметила горечи, какою пропиталась ее жизнь. Она боялась этой горечи и с головой ушла в работу. И как же она ей помогла, эта работа! Только закончив борьбу с саранчой, Клавдия Сергеевна поняла это. Все происшедшее отодвинулось так далеко, что даже воспоминания не причиняли ей боли. Да и стоило ли оно воспоминаний? Ведь все совершившееся не обжигало больше сознания!

Закончив борьбу с саранчой, Клавдия Сергеевна принялась готовиться к экзаменам в педагогический институт.

Когда в конце лета ее вызвали в Булг-Айсту на заседание исполкома, где ей предстояло делать содоклад, она предупредила начальство о своем предстоящем увольнении.

— Прямо какая-то эпидемия!— огорченно воскликнул заведующий.— Все мчатся учиться и учиться! Кто же работать будет? Вот и Харузин Виктор Антонович тоже—два года проработал, в агрономию влюбился и крыльями захлопал. Оба наших лучших учителя удирают. А мы-то, думали вас нынче в Булг-Айсту перевести. Может быть, раздумаете, а?

— Нет, не раздумаю,— мягко сказала Клавдия Сергеевна.— К вам нынче пришлют замену, а я у вас не в долгу: вместо двух лет я три отработала после окончания курсов.

— Да, это верно. Но все же...

— Но вернусь к вам и никуда больше. Для меня в работе необходимо сознавать, что я нужна. Я знаю, что я здесь нужна. Вы думаете, мне самой не жалко расставаться с Сонрингом?

Со своим бывшим женихом Клавдия Сергеевна встретилась вечером, перед заседанием, в коридоре исполкома. Эрле остановился в замешательстве и покраснел до корней волос, не зная, следует ли ему поздороваться с Клавдией. По его мнению, Клавдия вполне могла не ответить на его приветствие, а это не осталось бы незаметным для окружающих, которые в таком маленьком местечке больше, чем где-либо, склонны интересоваться чужими делами. «Уж лучше остаться невежей в глазах одного человека, чем осрамиться перед всеми»,— подумал он.

— Здравствуй, Вольдемар!— просто оказала Клавдия, поравнявшись с ним.

— Здравствуй, Клава!

Ему стало немножко стыдно перед собой, и он почти с благодарностью взял ее за руку.

— Я слышала о перемене в твоей жизни. Поздравляю. Надеюсь, что ты счастлив. Я всегда этого желала.

— О да!— выдохнул Эрле, еще раз покраснев.— Я счастлив вполне. Жена моя — прекрасная хозяйка и в своем роде замечательная женщина.

— Вот и хорошо,— сказала Клавдия.— Я думала, что вы подойдете друг к другу.— И она прошла в зал заседаний.

Во время ее выступления Эрле не спускал с нее глаз. Никогда до сих пор Клавдия, в строгом синем платье с белым воротничком, не казалась ему такой прекрасной, как в этот вечер! И чем больше он смотрел на нее, тем ниже опускалась его голова. Только теперь он понял, что обстоятельства всегда оказывались сильнее, чем он.

«А что если бы я в тот день не сослался на дождь? А что если бы я не увиливал от прямого признания? Может быть, Клавдия простила бы мне. Но жизнь не машина, и дать ей задний ход, увы, невозможно!»

На другое утро, уходя от Ксении после ночевки, Клавдия Сергеевна встретилась в коридоре флигеля с Капитолиной. Клавдия Сергеевна прошла, как бы совсем не заметив ее. Капитолина бросилась к Маше Бондаревой. Когда она узнала, что Клавдия Сергеевна ночевала у Ксении, возмущению ее не было границ, и, как

только Эрле пришел домой обедать, она с места в карьер пошла в атаку.

Вот как!—кричала она.— Оказывается, ты здесь совсем не хозяин! Каждая девчонка устраивает в твоем флигеле постоялый двор, даже не спрашивая твоего разрешения! А впрочем, что я? Может быть, ты и дал такое разрешение! До какого я дожила позора! Старые любовницы моего мужа ищут с ним свидания у меня на глазах!

Эрле слушал ее хладнокровно. Он привык уже обедать под такой аккомпанемент! Но когда Капитолина упомянула имя «старой любовницы», он взбесился.

—Ни слова больше о Клавдии!—взревел он.— Слышишь, ни слова! Если ты еще раз осмелишься произнести это имя, если ты осмелишься даже думать о ней своими грязными мозгами, я выкину тебя прочь! Не воображай, что, расписавшись со мною в загсе, ты закабалила меня на всю жизнь!

Эрле хотел на другой же день уехать в Астрахань, но на станцию нагрянула рабоче-крестьянская инспекция.