Девочка-Царцаха

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

С тех пор как Эрле уехал, Капитолина думала только о Клавдии и о нем. Эрле погладил ее по голове и, взяв за плечи, повернул к себе... Эрле так грустно сказал: «Я — человек занятый». 3начит, не просто занят, а, к сожалению, занят. Значит, если бы он был свободен, она, может быть, сейчас уже была бы хозяйкой в его доме... Эрле! Вольдемар!.. Вспоминая его близость, она чувствовала незнакомое до сих пор волнение и неудержимую тягу к нему.

«Могла же я ему понравиться один раз. Почему это не может повториться? Клавдия теперь уже не имеет на него таких прав какие появились у меня... Они и не так уж давно знакомы; Клавдия говорила сама, что причина частых посещений Эрле стала ей понятна только в последнее время... Был ли он в Сонринге после того, как уехал от меня? И если был, сказал ли Клавдии? И что она?.. А если не был... Тогда я сама расскажу ей все и посмотрю, что из этого выйдет!»

Так думала Капитолина, удаляясь на сонринговской подводе, довольная, что командированная оказалась какой-то невзрачной девчонкой, от которой она отделалась одним махом.

Клавдия Сергеевна удивилась ее раннему появлению.

— Оказалась попутная подвода,— объясняла Капитолина, глядя куда-то через плечо подруги.

— Тебе придется посидеть в одиночестве, у меня ведь уроки. А ты не занималась сегодня?

— Был один урок. Потом наверстаю.

Капитолина развязала платок и расстегнула пальто.

— Ты какая-то странная... С тобой ничего не случилось?

— Ничего. Я просто хотела тебя повидать. Соскучилась... Как живешь?

— Как всегда... Нет, у тебя прямо лихорадочный вид, глаза блестят, щеки красные. Ты не простудилась?

— Да нет же, я здорова. Почему странная?— Капитолина подошла к туалету и посмотрела в зеркало. Взгляд ее упал на фотографию Эрле.— Давно у тебя был Эрле?—как бы невзначай спросила она подругу, поправляя прическу.

— На обратном пути он ко мне не заехал; вероятно, помешала погода. Я слышала, что он заезжал к тебе.

— Да, был... — Капитолина, наконец, повернулась и почти враждебно смотрела на Клавдию.

— Он очень хороший собеседник, и ты, наверно, недурно провела время.

— Да. Я думала, что ты уже все знаешь.

— Что я должна знать? Что-нибудь случилось? У тебя такой... вид, и ты говоришь так, будто у тебя с ним какие-то особые дела... Уж не сделал ли он и тебе предложение?— пошутила Клавдия Сергеевна.

—А что если так? Разве я хуже тебя? Ты почти угадала: он не только сделал мне предложение, но мы... сошлись!

—Ты из-за этого и приехала?—тихо спросила Клавдия Сергеевна после большой паузы, во время которой она не спускала прищуренных глаз с Капитолины.

—Конечно. Мне кажется, ты должна узнать об этом раньше других.

— Это все?— Клавдия Сергеевна посмотрела на часы.

— Да... Нет... Я хотела знать еще...— Капитолине вдруг стало неловко смотреть на Клавдию, и она смахнула со стола какую-то крошку.— Ты после этого согласишься выйти за него замуж?

— Ты только что сказала, что он сделал тебе предложение... Какое же значение имеет мое согласие? И... он — не вещь, чтобы из-за него торговаться. Если все, что ты сказала — правда, мы с ним и поговорим, а теперь мне нужно идти на урок.

Капитолина никогда не видела такого выражения лица подруги: глаза ее, обычно излучавшие мягкий синий свет, сейчас казались острыми и холодными, губы были не то -насмешливо, не то брезгливо сжаты, но щеки пылали.

Капитолина молча вышла в коридор. Клавдия Сергеевна заперла комнату и позвала детей. Они пробежали в класс, постепенно угомонились, и Клавдия Сергеевна начала урок таким уверенным и спокойным голосом, как будто ничего не случилось.

Капитолина, только выйдя из школы, вспомнила, что обратный путь ей придется проделать пешком: ямщик не может делать два рейса в сутки.

При объезде своего участка верст за двенадцать от Сонринга, Нимгир встретил Капитолину и придержал коня.

—Здравствуй, багша. Куда идешь?

— Домой.

— А где был?

— В Сонринге.

— Когда домой придешь, ночь будет. Разве ты не знаешь, кругом осадный положенье? Зачем один на степь пешком ходишь?

— Тебе-то что!—-огрызнулась она и быстро зашагала дальше. Ей и без этого напоминания было жутковато.

— Вот дурацкий голова!—сказал ей вслед Нимгир.— Почему ушел? Всегда у Клавдии ночевал. Пешком тоже никогда домой не ходил... И зачем сердился! Разве я ему плохо сказал?

Вернувшись в аймак, Нимгир пошел в свою дежурку; она помещалась в том же доме, где аймачный исполком. Там он вымылся, надел свежую гимнастерку и причесался.

Увидев в окно, что Клавдия Сергеевна провожает ребят, Нимгир начал собирать учебники и тетради. По субботам он занимался с учительницей днем; к вечеру всегда приезжал «этот». Так называл Нимгир про себя Эрле, а вслух говорил «булг-айстинский агроном».

Хотя Эрле никогда не делал ему никаких неприятностей, приветливо заговаривал с ним, спрашивал, как его дела и здоровье Нимгиру постоянно казалось, что Эрле, застав его у Клавдии Сергеевны, ждет, когда он выйдет.

Конечно, Нимгир понимал, что «этот» — образованный человек, очень важный работник. Разве ему интересно разговаривать с простым милиционером. Кроме того, «этот» нравился Клавдии Сергеевне. Его карточка у нее на столе. Раз так —надо угодить Клавдии. При появлении Эрле он тотчас складывал учебники и уходил восвояси... Нимгир сам поил и кормил лошадь «этого», который приезжал в Сонринг без ямщика. А когда Эрле благодарил его, Нимгир про себя думал: «Не для тебя это, а для Клавдии Сергеевны я делал».

Клавдия Сергеевна однажды спросила, нравится ли ему агроном.

—Если тебе нравится, значит и мне. Только голова у него пустой.

—Как пустой? Почему?— Клавдия Сергеевна никак не ожидала такой характеристики.

— Очень много смеется.

— Так это же хорошо, когда человек веселый.

— Веселый—это хорошо,—согласился Нимгир.—Только он очень громко всегда смеется и все зубы показывает.

Три недели назад он заметил на руке Клавдии Сергеевны золотое кольцо. Точь-в-точь такое же он увидел и на руке «этого».

Когда ребятишки подарили Клавдии Сергеевне картинку с двумя птичками, она сама показала ее Нимгиру, а про кольцо ничего не сказала. Сам Нимгир не спрашивал. Раз не говорит — зачем? Но о кольце он тоже немножко думал. «Наверное, булг-айстинский агроном не знает, что красиво. Почему не купил для Клавдии кольцо с глазком, какие носят другие люди? Кольцо с зеленым или красным глазком сделало бы руку Клавдии Сергеевны гораздо наряднее, чем это».

За последнее время Нимгира беспокоило настроение Клавдии Сергеевны. Оно испортилось после того, как «этот» проехал мимо Сонринга. Конечно, Нимгир знал немножко больше, чем рассказал ей. Харгункиновский участковый, который тогда заглядывал в окно багши, сказал Нимгиру, что видел, как сильно пьяный булг-айстинский агроном целовал руки этой багши. Но разве можно это говорить Клавдии! Нимгир не такой человек, чтобы рассказывать о том, чего сам не видел. И потом, наверное, руки целовать не стыдно, ведь целует же «этот» их у Клавдии, не стесняясь Нимгира. Но, когда Нимгир видит это, ему почему-то становится неприятно.

«Уж скорее бы приехал!—думал Нимгир.—А то Клавдия Сергеевна очень скучный сидит».

Клавдия Сергеевна закончила уроки и, вернувшись к себе в комнату, села за стол и задумалась. В памяти возникло лицо Капитолины — такое жадное, злое, гадкое. «Разве я хуже тебя?» — она бросила ей эти слова, как обвинение... Но разве Клавдия Сергеевна когда-нибудь и чем-нибудь намекнула ей на то, что считает себя лучше ее? Ей до сих пор и в голову не приходило сравнивать себя с нею да и вообще с другими, и если она и делала что-либо хорошее, то не для того, чтобы показать себя лучше кого-нибудь, а только потому, что так ей подсказывала совесть.

И разве она не была нужной той же Капитолине? Иначе зачем бы Капитолина приезжала к ней каждое воскресенье?..

А может быть, она солгала про связь с Эрле? Нет. Она ведь была жалка, когда спросила, согласится ли Клавдия теперь выйти за него замуж... Очень жалка! И глупа, до чего же глупа! И, конечно, она не любит его. О любимом человеке не торгуются. Она даже не уважает его... Да-да... Для Капитолины Эрле—лакомый кусок, который она вырвала... нет, не вырвала, а украла у подруги. У какой подруги? Не подруга ей Капитолина и даже не товарищ... Просто — соседка.

Мысли Клавдии Сергеевны спутались, и она сжала виски.

«Как же это? Она его не любит. Он ее, конечно, тоже не любит... Меня он тоже не любит. Он же говорит, что люди придумали любовь, как и бога... Ну а я? Люблю ли я его?»

Она еще сидела, сжав виски, когда Нимгир пришел на урок и в нерешительности остановился.

— Проходи, проходи, Нимгир, садись!

Она как будто обрадовалась, сразу взяла его тетрадь и начала проверять домашнюю работу.

«Нет, он не плакал,—думал Нимгир,—глаза совсем сухой».

— Ну, расскажи мне что-нибудь на вольную тему,— сказала Клавдия Сергеевна, отложив тетрадь в сторону.

Нимгир удивился: на вольную тему он говорил всегда в конце урока. Почему же сегодня она изменила порядок?

— О чем задумался? Я жду тебя, Нимгир.

«Все-таки он очень грустный... Все равно, что-то есть у него,— продолжал размышлять Нимгир.— Как-то надо его немножко веселить».

Взгляд его, блуждавший по комнате, задержался на карточке «этого», поднялся к бумажным розам.

— Бумажный цветы никакой красивость нет!— выпалил Нимгир и спохватился: зачем он это сказал? Он ведь только подумал что нужно их заменить.

Клавдия Сергеевна не заметила его замешательства.

— Красоты, а не красивости. В бумажных цветах нет никакой красоты. Повтори. Да что с тобой сегодня, Нимгир? Ты какой-то невнимательный, смотришь по сторонам...—Сказав это, Клавдия Сергеевна подумала, что и сама она сегодня не лучше. Мысли ее все еще волновались, и вообще она чувствовала необходимость побыть одной.

— Знаешь, Нимгир, давай отложим урок,— сказала она наконец,— ты, я вижу, устал, я тоже. Отдохнем сегодня, хорошо?

— А ты не больной?

— Нет, я только устала.

Солнце было еще высоко. Нимгир постоял на школьном крыльце, поцокал языком, отнес домой учебники, а потом... Такой уж выдался день, что все делалось не по порядку: вместо отдыха перед дежурством Нимгир оседлал коня и поехал по тропе в северную часть аймака.