Девочка-Царцаха

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

В то лето на урочище Аршан трава выросла выше пояса. Здесь, сменяя друг друга, цветут и дикий лен, и белый и желтый подмаренник, донник, золотоголовая пижма и нежно-розовые звездочки иммортелей. На аршанской земле хорошо уживаются и табак, и .картофель, и арбузы, и дыни. Булг-айстинские жители возлагают много надежд на аршанские посевы: они кормят их в долгую зиму, когда сообщение с Астраханью становится нерегулярным, а иногда и прерывается. А сколько трудов потрачено на запруду речушки Дууч-Усн, на рытье оросительных каналов! И уступить Аршан саранче?

Булг-Айстинцы побросали работы и пошли на Аршан. Селькор Мушкин тоже здесь, ему никак нельзя не быть: он должен написать статью о том, как Булг-Айсту спасали от саранчи.

— Она приедет и привезет газы, чтобы задушить саранчу,— говорит Мушкин группе мужчин.

— Газы? Нешто можно газами душить саранчу?—спрашивает один.

— А как же! Вон Арашиев про это на заседании исполкома говорил.

— А мы слыхали, она на Шарголе не газами саранчу глушила, а ядовитый порошок в воде мешала и после на саранчу прыскала,—говорит другой.— Для того нам, наверное, и велели ведра и кастрюли нести. Газ в них ведь не нальешь.

— Какой тебе порошок, когда газы! Сам я видел: пятнадцать бочек пригнали месяца два назад ив Астрахани. Бочки деревянные, и на каждой —череп с двумя костями нарисован. Это газ обозначает, не спорь! Мушкин — парень дошлый, он знает!

— А мы, товарищ Мушкин, еще когда на германском фронте были, газы эти видели в металлических баллонах, а не в деревянных. Да и как с газами на саранчу идти? Упаси господь, ветер переменится, газ на нас самих хлынет! Не верю я, что с газами.

— Эй! Кто там едет?—доносится из темноты.

— Газы привезли?—спрашивают сразу несколько голосов.

«Откуда они выдумали газы!» — хмурится Ксения, но отвечает спокойно и отчетливо:

— Тот, кто вам сказал про газы, ошибся, товарищи. Газом с саранчой не борются. Мы будем пугать ее шумом, грохотом, чтобы она не села на поля. Больше ничего мы сделать не можем.

Ксения спешилась и отошла в сторону. Ночная свежесть пронизывала ее с ног до головы. Заметив в стороне костер, она пошла туда.

Кто-то по-отечески ласково спросил:

— Замерзли? А вы поближе к огоньку подбирайтесь. Здравствуйте, гражданочка! Не узнаете?

На нее глядел старый Говоров.

— Как не узнаю?—протягивая ему руку, сказала Ксения — Не ожидала, что и вы тут окажетесь.

А то как же? На саранчу всем велели выйти, не менее чем по одному человеку с каждого двора... Вот я и пошел. И не токмо я, а даже Федор здесь!—он показал на дряхлого человека, сидевшего напротив.— Глухонемой, а раньше всех пришел.

— А что же ты дочку не послал вместо себя? Она, чай, помоложе,— спросил сосед.

— Не до саранчи ей... Пироги печет.

— Гостей ждете?

— Да... может придет кто...— как-то нехотя ответил Говоров.— Именинница она завтра,— и он тут же с поспешностью обратился к одной из подошедших женщин:—Давай-ка попоем!

— Что ж, петь так петь,— ответила та, присаживаясь к костру, и затянула тонким вибрирующим голосом:

Ах ты, степь, ты степь...

— Степь широкая!—

подхватили сидевшие.

Не успели они закончить первый куплет, как из темноты к ним стали подходить новые люди, окружая костер тесным кольцом.

Озаренные отблесками пламени, старые и молодые лица были задумчивы. Многие из них, наверное, не знали друг друга, но в песне, произнося одни и те же слова и даже вдыхая и выдыхая вместе, они все казались Ксении добрыми и крепкими друзьями. И она незаметно для себя самой запела с ними.

А черная степная ночь вторила им сверчками.

Приближалась заря. Через густой туман, обволакивавший степь, просвечивали причудливые силуэты трав, облепленных саранчой. Казалось, что за одну эту ночь степь поросла кактусами. Стоило прикоснуться к такому кусту, и он рассыпался на множество мелких кусочков, а на его месте торчали оголенные стебли.

Саранча сидела оцепеневшая от ночного холода и была мокра и тяжела от росы, но она не спала, нет! Как только исчез туман, она разом распахнула крылья и замерла. Степь вспыхнула мириадами самоцветов — саранча сушила крылья — она трепетала ими, сбрасывая с них алмазы, рубины, изумруды, сапфиры, аметисты и топазы, и от этого степь наполнялась мягким рокотом, напоминающим отдаленный звук самолета.

«Куда готовится ринуться эта красавица-сила, эта миллионная эскадрилья, обуреваемая жаждой странствий и уничтожения? И не она ли в течение многих веков поражала ум человека? Не она ли привела его к мысли о создании самолета?» — думала Ксения.

Все теплей и теплей становилось в степи, и постепенно гасли самоцветы. Саранча готовилась к взлету — отдельные насекомые уже начинали кружиться над стаей.

Ксения распорядилась строиться в шеренгу.

—- Сорок пять годов я на свете прожила, а еще не доводилось такую красоту видеть!—сказала какая-то женщина, положив руку на плечо Ксении.— И думаю я, гражданочка, у саранчи тоже свои начальники есть! Как это она вся разом затрепыхалась? А эти, что взлетывают... Они, я вам окажу, неспроста взлетывают! Видать сразу, что они своих оповещают, что скоро в путь-дорогу, не иначе!

Шеренга развернулась версты на полторы и, держа наготове свои инструменты — кастрюли и ведра, сковородки, тазы и простые куски железа, ждала сигнала. Ксения выбежала вперед, повернулась лицом к своему оркестру, взмахнула сачком, и шеренга загремела и закричала...

Саранча поднялась не сразу. Люди выгоняли запоздавших насекомых из травы. Когда вся саранча была в воздухе, стало видно, какая гигантская сила дремала этой ночью под Булг-Айстой.

Люди уже не шли, а бежали со всех ног и едва поспевали за саранчой.

Вот саранча миновала аршанские плантации. Группа рабочих Эрле с криком и гиком присоединилась к бегущим.

— Ура! Спасай Булг-Айсту!

Саранча несется уже над огородами, над садами. Вот она летит над ставкой и рощей и наконец над селом. И вдогонку ей несется несмолкаемый шум. Лязгающая, визжащая тьма окутала село, и слышен звон колоколов, звуки выстрелов, плач детей, лай собак, тревожное мычание коров и блеянье овец. Солнце исчезло...

Ксения мчится со всех ног, размахивая сачком и декламируя во все горло:

А саранча их обгоняла

И дня сиянье заслоняла,

Уничтожая на пути

Все, что осмелилось расти!

Вот так три сотни лет назад

Погиб союз Дербен-Ойрат!

Но булг-айстинцы отстоят!

Но булг-айстинцы отстоят

Все огороды, лес и сад!

Исчезни враг и темнота!

Тебя спасем мы, Булг-Айста!

И будет снова свет и мир —

Ширр-шерр-цвишир! Ширр-шерр-цвишир!

Пробегая мимо флигеля, Ксения останавливается напиться и хочет что-то сказать Маше, но... она прокричала весь голос! Залпом опорожнив стакан, она хватает сачок и мчится за народом дальше, за Булг-Айсту.

Десять верст преследовали булг-айстинцы саранчу и только в сумерки вернулись в село. Саранча улетела, а где остановится, кто знает? Может быть, завтра вернется?

Елена Васильевна застала Ксению за лечением исцарапанных ног.

— Что это за страшные узоры?

— Саранча забилась в терновник, и я ее оттуда выгоняла,— просипела Ксения.— Дай кусочек хлебца!

— А почему у тебя голос, как у пропойцы?

— На саранчу весь день орала... У меня ведь ни кастрюльки, ни сковородки... Дай есть, говорю, а то при тебе лягу и помру!

Елена Васильевна принесла ей молока и хлеба.

— Нож возьми, дикарь!—воскликнула она, когда Ксения откусила прямо от краюхи.-— Ну на кого ты похожа! Вся изодранная, исцарапанная, смотреть тошно! Верно про тебя Капитолина говорит!

Ксения перестала жевать.

— А что она говорит?

— Ведет себя, как мальчишка, и копается во всякой грязи. Ксения захохотала:

— Моя грязь отмывается... Скажи лучше, Эрле рад, что плантации уцелели?

— Еще бы не рад! Он ведь в Астрахани был. Его туда в срочном порядке насчет ветеринаров и овец рамбулье направили. А Капитолину в три счета уволили! Эрле узнал по телефону про саранчовый налет и примчался к шапочному разбору! Ну? Поела немножко? Теперь ложись.

Елена Васильевна закутала Ксению одеялом и наклонилась, чтобы поцеловать.

— Спи! Отдыхай хорошенько!

Ксения притянула ее к себе.

— А у тебя есть какие-нибудь новости?

— Нет...

— Так-таки и не разговаривали?

— Позавчера вечером в коридоре сказал, что ему нужно объясниться. Я заволновалась и говорю: «Не надо. Самое главное знаю, а подробности мне неинтересны». Пожелала ему спокойной ночи, вернулась к себе и заперлась.

— Ох! Это ты зря, Леля... Надо было послушать...

— Не могу... Не могу... — Елена Васильевна резко выпрямилась и ушла.