Девочка-Царцаха

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Начальник вытащил из груды бумаг, лежавших на его столе, газету и протянул Ксении.

— А это вам известно?

Она с любопытством начала читать обведенную красным карандашом статью «Лицом ли к деревне?».

Прочитав первый абзац, она посмотрела на начальника.

— Оказывается, это про меня...— и, сдвинув брови, погрузилась в чтение.

— Ну что?

— И скучно, и глупо... Немного напоминает кривые зеркала в Таврическом саду Ленинграда. Но там хоть смотришь и улыбаешься, а здесь и улыбаться не хочется.

— Ну, а дальше? О содержании...

— Вы хотите, чтобы я оправдывалась в том, что не существовало?

— Я не сказал, чтобы оправдывались.

— Какая-то «Заноза» сообщает, что я имела прислугу, носившую «предметы моего потребления — сачок и портфель»... На инструктора я мало похожа... С исполкомом контакта не имею... И даже, что на саранчовых работах меня не видно! Что же я должна сказать? Нужно спросить прислугу, сотрудников исполкома, рабочих, но уж во всяком случае не меня.

— Ну хорошо... А где ваш портфель?

— У меня его вообще никогда не было. Там я носила папку, вот эту самую.— Она протянула начальнику потертую картонную папку с черными тесемками.—В нее я закладывала во время экскурсий травы, а сейчас в ней лежат все материалы по работе.

— Возьмите это сокровище и сейчас же идите в прокуратуру, — сказал начальник, помахав папкой.

— Но я в таком виде...— запротестовала Ксения.— Разрешите, я сначала приведу себя в порядок.

— Не разрешаю. Это очень хорошо, что вы в таком виде. Из прокуратуры нам уже звонили два раза насчет этой статьи. Там вас хотят видеть. Сходите туда, а потом можете идти по своим делам. Когда все закончите, придете сюда. Я намерен сегодня же послушать ваш устный отчет о работе.

Пыльная, обгорелая, в выцветшем рваном мужском костюме, низко опустив голову, шла Ксения по шумной Астрахани, делая вид, что не замечает, как за нею бежит гурьба мальчишек и удивленно оглядываются прохожие.

— Вам что?—спросил прокурор, не без любопытства оглядев ее.

— Я только сейчас приехала из Булг-Айсты, и меня срочно прислали к вам. Вот здесь написано про меня.— Она положила перед прокурором газету.

— Помню,— сказал он, взглянув на заголовок статьи.— Что вы скажете? Правильно?

— Как можно меня спрашивать обо мне?

— А кого же, по-вашему, нужно спросить?

— Ну хотя бы эту девочку, ее родителей, салькын-халуновского председателя... Потом... здесь должны быть два сотрудника РКП. Они недавно проверяли работу в улусе, и мою тоже. Уж они-то вам скажут правду.

— Хорошо... А почему все же вы сами не носили портфель и этот, как называется...

— Сачок! Портфеля у меня не было. Это художественное преувеличение. Была эта папка. Эта девочка, которую произвели в прислуги, очень любила ловить насекомых, собирать гербарий и весной постоянно ходила со мной. Особенно же она любила бегать с сачком. Но это любят решительно все дети. Автор статьи, вероятно, плохо знает ребят...

Прокурор пристально смотрел на Ксению.

— ...Вы меня не помните?

Ксения и сама приглядывалась к нему.

— Да. Лицо ваше помню... Даже очень хорошо помню, но где? Неужели в Булг-Айсте?.. Нет! Минуточку! Вспомнила! Ведь это же вы весной, в столовой, отговаривали меня от поездки на Шар-гол!

— Но вас трудненько узнать... Вы точно вылиты из бронзы. И так повзрослели! Впрочем! Впрочем,— улыбнулся он,— вы еще и тогда считали себя старушкой... А как у вас с философией?

— Какая у вас хорошая память! В моей философии...—она задумалась,— я еще себя не проверяла... Но, во всяком случае, я не допущу в нее скептицизма! А ведь его могут породить явления, вроде таких заметок.

— От души рад видеть вас здоровой и невредимой! Значит экзамен на невзгоды вы выдержали! Да, кстати, с бандитами вы не встречались?

— Нет. Они боялись меня. Я отравляла кругом траву, а это было опасно для их лошадей. Вот они и не отваживались заглядывать на территорию моих работ.

— Верно! В этом для них большой риск... Ну что ж! По вашему делу я наведу дополнительные справки, и если будет нужно, вызову вас. Кое-что мне уже известно.

Заехав на вокзал за багажом, Ксения отправилась в гостиницу. На душе у нее вдруг стало нехорошо: она скрыла от прокурора свои встречи с бандитами, умолчала о встречах с Озуном в кибитке и около кургана. И, самое главное, про стрихнин... Но какое это может иметь значение?

«Ты просто решила увильнуть от того, над чем сама так часто думаешь... А какое ему дело до того, что я думаю?»— и она виляла перед собой и брала себя за шиворот, и смотрела самой себе в глаза, пока не доехала до гостиницы. Потом было не до самоанализа; она объездила все гостиницы и везде получала один и тот же ответ: свободных номеров нет.

Наконец извозчик подвез ее к какому-то деревянному крылечку на узкой улочке и сказал:

— Это последняя.

Ксения энергично взбежала по лестнице. В коридоре за столиком дремала дежурная. На вопрос Ксении о номерах, она пробормотала что-то непонятное и куда-то пошла.

Наконец из глубины коридора выплыла жирная белобрысая женщина в пестром капоте. Прищурившись, она остановилась перед Ксенией.

— Номеров у нас нет.

— Ну хоть уголок какой-нибудь у вас найдется?—оказала с отчаянием Ксения.— Я просто не знаю, куда мне деваться! Я только что из степи... Мне даже переодеться негде!

Все еще щурясь, женщина оказала:

— Есть один номер... Только он без окон.

— Ах пожалуйста, дайте мне его!

— А у вас... документы... есть?—спросила женщина.

— А как же!—'Ксения торопливо полезла в сумку.— Вот паспорт, а это — служебное!..

Женщина долго читала ее удостоверение.

— Луша,—сказала она наконец дежурной,— проведи инструктора облземуправления в шестнадцатый номер. А вы... завтра утром сдайте паспорт на прописку...— И она уплыла в глубь коридора.

— Пожалуйте!—Луша распахнула перед Ксенией дверь.

— Но здесь целых два окна...— недоумевая, сказала Ксения.

— Шестнадцатый номер, изволите видеть сами,— улыбнулась Луша.— А если я вам понадоблюсь, вот звонок.

— А я и не знала, с чего начинать,— пробормотала Ксения.— «Безобразие! Бумажкам верят гораздо больше, чем человеку! Но... Подожди ругаться! А разве в Давсте ты сама не попросила бумажку о том, что председатель отказывается от работы?.. Но там я действовала по инстинкту самосохранения, а здесь что?»

Она подошла к зеркалу; на нее глянула худая, бронзовая, пыльная и несколько заносчивая фигура. Одежда рыжая и рваная.

— Да-а... у нее тоже был инстинкт самосохранения... Без бумажки я, честное слово, хулиган с большой дороги!

Ксения скинула рюкзак и, раскрыв чемодан, достала умывальные принадлежности, чистое белье и направилась к умывальнику, но внимание ее привлек шум улицы.

Она подошла к раскрытому окну. На улице, вместо привычных лягушек, урчали автомобили.