ДМБ-2000 (66-ой - 1)

КМБ

Армия без мата — как солдат без автомата. Мата хватало в жизни, а вот получить автомат было не так просто без присяги. А присягу давали и принимали где? Верно, на КМБ.

О, курс молодого бойца девяностых, незабываемо и непередаваемо. Это случалось с каждым, наверное, четвертым, не сумевшим отмазаться, откосить, поступить или, такое возможно, просто отправившимся служить в армейку.

— Раз, раз, раз-два-три, счет!

Вы помните, да? Прижаться к товарищу справа, сцепиться мизинцами и…

— Ииии…раз!

Кремлевские бойцы, после своей строевой, ноги закидывают выше головы, куда там ансамблю песни и пляски Игоря Моисеева. Нас, на КМБ 1–8, весеннего призыва 1998 года, до такого не доводили. Просто гоняли, стараясь превратить самое натуральное стадо во что-то приличное. По армейским меркам само собой, кому из нас на гражданке сдалось ходить строем даже в столовую, да еще с песнями?

— Ковыляй потихонечку, а меня ты забудь!!!

Мы, дети восьмидесятых, даже побыв пионерами, ни хрена не ходили в строю дружины и не пели всякие там речевки и «Взвейтесь кострами, синие ночи!». И когда Стёпа, идя сбоку выбирал самого голосистого, кто-то даже орал что было мочи. Ему и доставалось начинать про «А вы прислушайтесь — летят, гудят, БТРы в тишине ночной…». Или про это самое ковылять. Подхватывали уже все:

— Отрастут твои ноженьки, проживешь как-нибудь!

Грустная историю про изменщицу пользовалась популярностью, а героический дембель возвращался на своих двоих. И слава яйцам, честное слово.

66 полк входил в состав 2 ДОН, дивизии оперативного назначения, наши дембеля вовсю тащили караулы в Дагестане, по границе с независимой Чечней, а мы топали строем и выполняли все указания командира учебного центра. И, вот ведь, они никак не готовили нас даже к возможности воевать.

Учебный центр прятался за станицей Ахтырской, с одной стороны прикрывшись длинными лохматыми сопками, а с другой — огибаемый холодной быстрой Абинкой. Вокруг колосились и зеленели поля, посадки, сады и виноградники, где всегда найдется место для дармовой рабочей силы. Чеченская война, закончившаяся два года назад, ни хрена не стучала в сердце командира КМБ, как пепел Клааса у Уленшпигеля. Нашему подполковнику куда интереснее хотя бы ТП ВВ, тактической подготовки внутренних войск, были лесоповал, аренда пополнения сельхозхозяйствам и помощь местному батюшке, строящему церковь.

Все утренние построения заканчивались одинаково — обязательным распределением всех по нарядам, чуть ли не в духе «Приключений Шурика». Другое дело, что никто добровольно никуда не рвался. И уж, совершенно точно, никто не рвался на чертов лесоповал, но туда, черт знает почему, всегда отправляли взвода первой роты.

Мы, запахи, ворчали, матерились и делали вид, что все хорошо. Душу отводили только в сортире на перекурах, делясь мыслями. Молодость частенько видит и делит всё на черное с белым и никто из нас не понимал — как было бы, окажись мы вместо просторов Кубани где-то в городе, верно?

Уже потом, перед и после первой командировки, после второго Дагестана, стало ясно — ППД, пункт постоянной дислокации, Краснодар, улица 1-го мая 230, так себе место расположения. Тереться в нескольких кирпичных зданиях бывшего технаря удовольствие ниже среднего, если уж честно. И потому наш учебный центр, наверное, остался в памяти чуть лучшим, чем был на самом деле.

А на самом деле…

Звездели, что раньше вместо центра тут имелось что-то типа зоны-больнички, где собирали всех чебурахнутых на голову зэчек с Юга. Мол, вон та двухэтажная халабуда у сортира это ваще изолятор. А все остальное — корпуса, где держали этих бедных баб.

Изолятор пользовался популярностью у спецназа по двум причинам.

Первая оказалась насквозь прозаичной. В отличие от нас, ганцев, спецы тренировались постоянно и жестко, являясь лицом полка и вообще. На краснокирпичном здании они отрабатывали штурмовые спуски, съезжая с крыши на канате и лихо паля в окна холостыми.

Вторая была смешнее и жутче, проходя по спискам давно забытых в детстве Черной руки, Красной простыни и остальной детской коллекции трэшака. Мол, в этом здании какой-то зэчке как-то и кто-то отрезал к чертям собачьим голову. И, сами понимаете, с тех пор душа ее, не знающая покоя, ходит и ходит по пустым комнатам, лестницам и подвалу, держа в руках ту самую голову, леденяще смотревшую вокруг мертвыми бельмами, ищущими живых. Все, конечно, происходило ночью и спецвзвод типа, даже забивался на сигареты — кто просидит там до утра.

Имелось ли такое или нет — хрен его маму знает, никто из нас не наблюдал поседевших и мужественных будущих разведчиков, выходивших с первыми петухами из мрачного, овеянного дурной славой, корпуса.

— Счет! — Снова командовал Стёпа и мы шли, и шли, и шли по плацу, нарезая по нему квадраты. Именно квадраты, какого черта нам ходить строем кругами?

Нам выдали новые комки, продержавшиеся аж до Дагестана и возвращения оттуда. А наши кепки-афганки, говорившие про все наше состояние «душья», светили остальным военным покруче красного цвета светофора. Или, вернее, зеленого?

До присяги оставалось около пары недель и нас вовсю пользовали на дежурства по столовой, на помощь по стрельбищу, на тумбочки дневальных и на все остальное. Остальное, само собой, включало те самые шахер-махер командования, имевшие совершенно меркантильную основу и доведшие кого-то до цугундера.

Мы топтали асфальт плаца, дико охреневая от кубанского солнышка с летом, учились обуваться на утреннюю зарядку с портянками парашютом, жрали сечку, пустые щи и, да-да, снова да снова, ту самую подгнивавшую капусту с просроченной консервированной макрелью «Сан-Хосе». И все чаще замечали некоторых из наших, в курилке вооружавшихся иголками и на троих тянувших самый чинарик от примины. В общем, было весело.

Но самое веселое ждало нас впереди. Присяга, превращавшая нас в духов и начало стодневки практически совпадали.