Кукушка

С неё виднелась вся застава «Первомайское», такая, какой ей выпало быть в год 1998-ой от РХ, спустя пару лет после первой чеченской войны и нёсшая, также неказисто и надёжно, как её люди, свою службу. Кукушкой называли пост на самой верхотуре остатков коровьей фермы.

Нам, стоявшим там летом 98-го — зимой 99-го и вернувшимся на границу с Ичкерией через пару месяцев порой стоит задуматься о праздниках. Ну, день ВВ днём ВВ, а вот на границе нам выпало не только стоять, но и воевать. Не всем из зелёных фуражек с беретами такое выпало.

Но мы скромные и так обойдёмся.

«Кукушку» собирали как нормальный русский скворешник — из чего нашлось да что скоммуниздили. Ничем иным невозможно объяснить странность и пестроту её архитектурного ансамбля, где одинаковыми были лишь две боковины, прикрытые профилированным листом. Остальное закрывалось-обшивалось как вышло, радуя отсутствием шифера на крыше, сляпанной из железных листов.

В общем, «кукушка» — отражение всего бардака, творившегося в российской армии девяностых, святых, лихих, голодных и каких угодно, включая заслуженное «кровавые».

С неё застава лежала как на ладони, хотя и было-то той заставы всего ничего. Ну, скелет коровника, несколько вагончиков, собранных с бору по сосенке на пятачке между бетонным остовом и кухней-складом. Кольцо траншей и ходы сообщения, неровные, не по циркулю, с желтеющими пятнами выгоревшего дёрна, никак не маскирующего посты. Сами посты, торчащие мохнатыми горбами крыш, чуть выдающиеся вперёд из земляного вала, густо убранного колючкой. Сама колючка, и обычная, всем знакомая по тюремной романтике, и серо-алюминиевая остро-бритвенная «егоза», она же спираль Бруно, полосующая неосторожных установщиков только в путь. Ветер мотал ржавые консервные банки, развешенные по стальной проволоке и начинающие курино тарахтеть, если проволоку задевали.

Сами палатки под ногами, прячущие пацанов, старшин, прапорщиков и с десяток офицеров разных подразделений. Дымки из труб, торчащих с каждой большой палатки в двух местах. Свист, стук и треск обычного развлечения личного состава Первомайки — пилки, колки и рубки кривых сучковатых брёвен, матюгами, неправлеными пилами и остатками топоров превращаемых в живое тепло для стальных кое-как сваренных печек.

Дневальные лопатами скрипели по бетону у распалаг, сгребая вездесущую дагестанскую грязь прежде, чем пройтись метлой у грибков-постов.

Несло чем-то совершенно невкусным и, одновременно, такой вот мазохизм, так и тянущим её навестить, со столовой. Хотя, само собой, кому на духанке не хотелось не просто есть, а жрать?! То-то и оно, что всем.

Ветер выл в дыры плит, старательно добираясь через ношеный бушлат, к телу. Ветер тут вообще казался неугомонным, то сырым, то сухим, то колким от небольшого, но весьма ощутимого мороза. Ветер жил с нами первые два месяца, успокоившись только к Новому Году. Ему на смену пришла стылая ледяная жесть зимы и неизвестно — что было хуже.

На «кукушку» вела лестница, сколоченная из соснового штакетника. Такой же, вот-вот, три года назад, мы с братом выгружали из Камаза-сцепки дедовскому родственнику, потратив весь день, кучу нервов и угандошенные футболки. Лестница скрипела под ногами и гудела где-то с середины, когда ты пёр по ней вверх. Порой оно оказывалось вовремя, особенно в эпидемию «спиздить-магазин-и-свинтить». Как-то раз мне жутко желалось шарахнуть вслед двум утыркам, скрывшимся у палаток АЗДН и третьего БОНа, сваливших сразу, как я высунулся в проём, щёлкнув предохранителем РПК.

Но главное на «кукушке» оказалось другим. Тут, в скворечнике, откуда наблюдалось только днём, ведь по ночам требовался ночник, а ни НСПУ, ни ПНВ у нас не работали. Потому ночью, оставаясь сам на сам со спящими заставой, ОМОНовским блокпостом, селом Первомайским и кое-где вспыхивающими искрами в горах, думалось. Думалось о многом, многих и будущем. Будущее, как правило, недалекое, ведь что-то там мечтать о гражданке, отслужив неполные пять месяцев — дурость дурацкая, не больше.

Там, на верхотуре, завелась привычка чиркать в блокноте, выжившем со мной первые полгода с небольшим и благополучно уведенным кем-то из поклонников рисованного ручкой трэшака, включающего обязательные сиськи, драконов, варваров с мечами и варварш с сиськами, топоры и многое другое, порой прерываемое пейзажами Первомайки и её населением.

Жаль этого блокнота, в нём остались неплохие воспоминания и странноватый мир, открывающийся с «кукушки».

Загрузка...