Беда пришла откуда не ждали. Беда просочилась с водой труб, торчавших из стен части. Лето не спешило заканчиваться, жарило люто, Краснодар нагревался за полтора утренних часа, а наша бетонно-кирпичная часть не успевала и остыть.
В распалаге вроде стоял бак с водой, но нас гоняли на свежем воздухе. У труб выстраивались очереди на водопой, мы хлестали чуть ржавую воду, ровно как верблюды при остановке каравана в оазисе. Никто не напрягался, мы, предпоследние дети СССР, всё свое детство привыкли пить именно так, на ходу, на бегу, в спортшколах и детсадах, вечерами гоняя там футбик да в минус пять.
Последствия начались в течение трех-четырех дней, и почему нельзя было просчитать их заранее — Бог весть. Кто-то из командиров пытался нас гонять, кто-то не обращал внимания, дедам, чаще всего торчавших на четвертом этаже, на нас хотелось лишь плевать.
Меня скрутило раза три, меня тут же заподозрили в самой страшной хвори армии девяностых.
В «косарстве».
— Чё, клуб, косить собрался?
Воздух знатно пах свежими и горячими, мне плохело, лицо становилось зеленовато-белым, пот пёр градом, но тут явился Чола.
— Чё тут? — спросил рыжеватый армянский блондин. — А?
Дембеля рассказали о своих подозрениях и, решительно-безвозвратно, желали начать профилактику в виде то ли кача, то накидать мне руками-ногами. Чола возмутился:
— Я технарь почти закончил, на повара, вы чё! Тебе плохо, кровь есть? Пошли в сортир.
После посещения данной культурной достопримечательности, почти на пинках, меня доставили в роту, за рыльно-мыльными и в санчасть. Чола, гордый своей проницательностью и возможностью заработать очки перед командиром роты, немедленно доложил о наблюдениях, рапортовал про свои подозрения на дизентерию и убыл. А меня…
А меня снова отправили показывать копро-кино, только теперь медбрату.
— Третий, — сказал тот, подойдя к посту с красавицей в белом халате, карими очами и третьим размером. — Хорошо, таблетку задержали.
— Сука, — сказала красавица в звании ефрейтора, — началось.
В таблетке, «полковой „скорой помощи“», меня ждал саранский Илюха с моего взвода КМБ и неизвестная мрачная личность с длинным носом.
— Сидим, засранцы? — поинтересовалась давешняя красота, переодевшаяся в форму. — Ну-ну, мать вашу. Поехали в инфекционку.
Уже потом, вернувшись через две с небольшим недели, узнал всё самое интересное, сраную мякотку творившегося в полку. Узнал и порадовался неожиданной удаче, свалившейся на нас троих и Маугли со спецназа, привезенного в краевую инфекционку следующим утром. Нам повезло, мы лежали в боксах на четыре человека, с ванной и прочим необходимым. Нас кормили, пусть скудновато, но даже вкусно. У нас имелся гражданский медперсонал, а сигареты и книги у нас появились совсем вскоре.
Полк, почти убивший боевую составляющую через чью-то халатность, пережил эпидемию дизентерии куда хуже. Пацанов складировали в спортзале, в какой-то момент превратив его в склад двухярусных коек, под завязку забитый нашими страдающими товарищами. Нам повезло.
Уже потом, когда всё улеглось, нам наконец-то раздали фляги в чехлах, выпустив приказ — воду брать только там-то, вместо чая поить личный состав подслащенным настоем из коры дуба и вообще — следить за чистотой, гигиеной и, собственно, духами.
Фляги стали нашими спутниками надолго, укатив в оба Дагестана и прослужив Чечню. Во второй командировке машина с водой атаковалась нами сразу по приезду, пока не добрались командиры. Просто вода стала дефицитом и её набирали как могли, ведь потом она разливалась хлорированной, а кто пробовал такую, обработанную химиками, никогда не забудет этой гадости. Если не хлорка, то в ход шла какая-то местная колючка, делавшая воду тупо горькой и обеззараженной.
В общем, до всего правильно мы добирались всем полком через набитые шишки, если не сказать хуже. Ну, сами понимаете, как оно случается при дизентерии в месте тесного скопления народа, чаще всего не мывшего руки перед едой. И не потому, что мы склонялись к чуханству, а потому как умывальники не работали, бывает же такое.
Но всё это случилось потом. А пока…
А пока, неожиданно, нас окунули в почти гражданскую жизнь, пусть и разрешив выходить из бокса только на крыльцо. На первые два дня нам хватило этого по уши, вставать с коек не хотелось, да и опасно было.
Третий зольдат нашей компании оказался моим почти земляком, призыва осени 1997 и с самой Самары. Мы бледнели на койках, смотрели на медсестер с врачами как на ангелов Господних и ждали — когда оно прекратится?! Когда, когда, Отец-Вседержитель, мы сможем не думать о близости самого обычного толчка?!
В общем — лежали, страдали и гасились. Персонал относился к нам как к обычным больным, жалеть солдатиков уже переставало быть модным, а сотрудники инфекционок, по уровню цинизма, склонности к черному юмору и прочим милым вещам всего на пару пунктов отстают от патологоанатомов.
И тут нам подселили нового больного.
Такого же как мы, в пижаме, коротко стриженного и смотревшего на нас как Каа на бандерлогов:
— Духи?
— Духи.
— А я дембель. Да и похер, я с ментбата, здорово, пацаны. Есть чего курить?