Готический шрифт на минималках простой. Знай себе, рисуй ровные палки вертикали с горизонталью, острые углы наклона косых линий и не забывай приделывать эдакие хвостики кончикам букв. Ба, всё получилось?! Ты просто талант, мать-перемать, да-да.
Мы не задумывались о смысле слов и словосочетаний, почему-то желаемых на плечи. Надписи, чаще всего, шли именно там, хотя порой переползали на грудак.
Каждому — своё, С Нами Бог и прочее римско-тевтонско-колючее теснилось на смуглой, бледной, красной, прыщавой и грязной коже молодых пацанов. Партаки закрывали душу, выставляя напоказ немалую дозу дурости и юности, желающих быть увековеченными машинкой, гелем из ручки и парой-тройкой часов времени. Время находилось в сутки без караула, выгрызаемое у командиров, совершенно не стремившихся радоваться татуировкам своего стада, ещё не ставшего стаей.
Gott mit Uns перешло на пряжки парней Вермахта с оружия, доспехов и клича псов-рыцарей, временами перевших не северо-запад нашей огромной родины. Частенько там же, в чащобах, речных разливах и болотах, германцы и прочий европейский сброд всё же находили желанную землю. В основном, конечно, в виде жальников, могилок и прочего кладбищенского уюта. Порой, и это не странно, именно они костыляли нашим до последней черты. Как бывшие октябрята с пионерами, в обязательном порядке читавшие в детстве красные тонкие книжицы о Вале Котике с прочими пионерами-героями, не говоря о «Сыне полка», добровольно желали нанести на себя эдакое убожище? И не сказать, правда глаза не колола, девяностые выхолостили нашу мораль, не дав ничего взамен.
Jedem das seine пришло в латынь, как водится, из Земли Обетованной, пусть и не со стороны мудрого многожёнца Соломона, любившего прятать джиннов по бутылям, красавиц по спальням, а врагов по неплодородной земелице аки удобрение. На кольце Сулеймана Ибн-Дауда красовалось не менее мудрое «Всё проходит и это пройдёт», что никак не отменяет интеллектуальную составляющую «Каждому — своё».
— Художник, а если волчью голову под надписью, норм? Чё означает?
Что ты, дружок, пафосный дурачок, не иначе, а ещё двоешник, а ещё класть тебе на прошлое страны, но кто я такой, чтобы тебя учить, верно? То-то же, что именно так, а сигареты они и есть сигареты, что в Африке, что в Даге девяносто восьмого и армии.
Каждому своё, это правда. Ридли Скотт только-только начал заниматься фильмом «Гладиатор», не то красоваться каждому третьему плечу моих товарищей, служивших в имперских штурмовиках, той самой аббревиатуре, содранной Максимусом в людусе.
Людус, мон шер ами, это гладиаторская школа русским языком. А сокращение со смыслом, пусть в случае с татухой бывшего генерала легионов армии Север, это не совсем так, раскрывалось просто. SPQR — Senatus Populus Quritus Romanus, всё по делу, чёткое обоснование — кому служили легионы и легионеры. Наверняка, среди солдат-срочников нашлись бы индивидуумы, сумевшие приплести давно забытые слова к спецназу, войне или ещё чему эпичному, даже не сомневаюсь, но не сложилось. И слава яйцам, честное слово.
— Откуда, товарищ рядовой, у старшего лейтенанта Чернеги взялись картинки, один в один похожие на твои демонические малевания, а? Не состояли ли вы с ним в секте, э, сынок?
Старлей Чернега, здоровущий, конопатый, с рыжиной, настоящий маленький буйвол, имел вздорный характер и тёмное наполнение своей странной души. Мы с Лёхой, кольщиком КМБ, провели в его комнатушке учебного центра неделю. На лопатке старлея поселилась Смерть, вписанная в восьмёрку ленты Мёбиуса, бесконечности цикла жизни, угасания, возрождения. На второй… На второй ничего не имелось. А на плече, перекрывая что-то некрасивое, угнездилась Jedem das seine. Само-собой готическим шрифтом.
Товарищ старший лейтенант уехал на выезд, что-то там натворил, вернулся в Крас и как-то утром не проснулся. Почему спустя несколько месяцев всплыло это дерьмо? Потому что некоторые боевые товарищи из старослужащих-таки залетели под ясны очи санинструкторов, наплевав на советы не ссать на тряпку, прикладывая поверх свежего портака вместо простейшего крема после бритья. Отцы-командиры расследование провели быренько, выявив подрывающий элемент в виде меня и явив мою тушку под свои, не менее ясные, чем у санинструктора, очи. Обозревали они, к слову, с явным желанием применить насилие и явно едва сдерживались.
— Попадёшься, боец, пожалеешь. Всосал?
— Так точно.
— Иди, не задерживаем.
Больше не попадалось. Жаль, конечно, никто не стал применять против желания дуроломов, украсивших себя надписью с ремней Вермахта, наждак. Хотя, конечно, никто и не заставлял меня же любимого, эти самые гадости по ним и писать. Так что…