ДМБ-2000 (66-ой - 1)

Сочинцы

Сочинцы — ни разу не жители города Сочи, где темные ночи. Это солдаты, решившие прервать срочную службу в армии с помощью простой штуки. Самовольного оставления части, СОЧа. Вот потому и сочинцы.

Не знаю, как в нулевых или в десятых, но, думаю, бегунки были, есть и будут, даже когда армия вдруг станет контрактно-профессиональной. В девяностых парни, решившие намыстырить лыжи выскакивали каждые полтора месяца, а то и чаще. И это уже в части, после присяги и полугода службы. Что тут говорить о КМБ?

— Строиться! — ворчал недовольный Стёпа и ходил как на шарнирах.

Взвод строился, сержант Григораш где-то проеб… потерялся и Стёпа злился еще больше. Наконец наш курносый и смуглый, как блондин-негритенок, Григор, появился.

— Залет, товарищ сержант, — Стёпа сплюнул, — вечером поговорим.

Вторая учебная рота строилась взводами, офицеры начали появляться из штаба как муравьи из муравейника — сразу и живо. Наш взводный, весь красный из-за солнца и собственной бледной кожи, катился к нам колобком.

— Так, воины! — невысокий и рыжий, он мог басить как самый настоящий буйвол. — Выходим в сторону сопки и идем, не расходясь, в сторону станицы.

— Соч? — поинтересовался Стёпа.

— Да. — буркнул взводный. — Ищем одинокого солдата, бойцы. Точнее — ищем все, что он мог скинуть. Ну, или, мало ли, вдруг сидит и ждет, пока его найдут?

Мы, уже почти не запахи, гордые таким доверием, ничего не думали и прост пошли в указанную сторону.

— Попал дурачок, — поплевывал Медведь, — найдут и кабзда. В штрафбат отправят, а там ему конец. Опустят или еще чего.

— Чего еще чего? — странно посмотрел на него Славка. — Чего тут может быть хуже?

— Э, расслабились, воины! — Григор, взъерошенный после перекура со Стёпой в сторонке, носился вдоль взвода как ужаленный. — Бегом на сопку не хотим, а?

Бегом никому не хотелось, все заткнулись и молча пыхтели в горку. Идти пришлось недолго, гнать на самую макушку никто не собирался. Туда отправили, заодно и тренироваться, спецвзвод.

— А почему именно сюда? — поинтересовался Яша.

— Видели его, когда через забор отправился. — Взводный остановился. — Оправиться, перекурить и вперед, бойцы, время не ждет.

Наши молодые лёгкие справлялись с подъемом, пересеченной местностью и «примой», пихаемой в них. Мы дымили, сержанты что-то обсуждали в сторонке, а взводный просто стоял и смотрел, заложив руки за спину.

Нашего взводного сержант Плакущий как-то обозвал «маленьким рыжим буйволом». Буйволиного, кроме сурового баса, прорывающегося временами, не наблюдалось. Это потом стало ясно, что старлей на самом деле минометчик и умеет тягать железо — куда там бойцам. И вынослив, как тот самый буйвол.

Нас пока было ровно тридцать самарских и мордовских пацанов. У нас никто не сбегал и вроде не собирался. За неполный месяц с каждого стекло сколько-то килограммов и мы, вне разницы в росте, смотрелись одинаково: не худые, а тощие, уши торчат из-под желтых кепок, на пока новых комках — почему-то красные пехотные шевроны дизайна Советской армии. Ну, да, фляжки еще, командование без них передвигаться не разрешало: Кубань, лето, жара, вдруг с кем тепловой удар случится?

Тепловых ударов не случалось, хотя предпосылки имелись. Недавно, почти сразу после обеда, весь учебный полк, все четыре роты центра, выстроили на плацу. Мы торчали там с часа и до трех, с часа до трех лютого кубанского солнца. В обморок, под конец, грохнулось не меньше пятерых. Я сам едва выстоял, удивляясь метаморфозам комка Медведя, стоявшего впереди. Темные пятна на нем, как-то неожиданно, становились красным, а зелень желтела.

Потом, когда все же распустили, половина отправилась блевать к сортиру, сержанты-слоны от нас таких не отходили, а деды, куря в стороне, матюгали все командование: от полкового до дивизионного, из приезда которого нас и выгнали.

— Отдохнули? — взводный повернулся к нам. — Пошли.

Мы шли цепью, иногда останавливаясь у густых кустов. Сбоку шел первый взвод, с левой стороны, вдалеке, шастала вся первая рота.

Кубань сладко пахла летом, стремительно рвущимся к своему экватору, июлю и присяге через недельку. Солнце припекало, в траве трещали то ли кузнечики, то ли южные цикады, а в небе, раскаленно-белом, осоловело нарезал круги какой-то упорный крылатый любитель грызунов.

Когда взвод добрался до садов, стало ясно — никого мы не найдем. Но приказ есть приказ, мы шли дальше, пока не уперлись в грунтовку, за которой уже виднелась Ахтырская.

— Трщ стршй лейтенант, дальше пойдем? — поинтересовался Стёпа, явно заманавшийся искать какого-то мамкиного идиота, решившего свинтить от выполнения воинского долга. — Станица уже.

— Нет. — взводный оглянулся. — Назад, на ужин нужно успеть. Три часа искали засранца, а толку?

Толку не наблюдалось, да и вряд ли он бы был. Сочинца потом поймают краснодарские менты, почти у самого вокзала и, на вопрос:

— Родной, ты чего к пассажирским поездам, вместо товарных полез?

Он ничего не ответит. Его будут держать на гарнизонной киче, находящейся у нас, а потом отправят в суд. Что там будет дальше — знает он сам, военная прокуратура и давно закончившиеся нулевые.

Мы, возвращаясь в центр, ничего такого даже не предполагали. Ноги гудели, голова тоже, сдавшись большим градусам и общей усталости. Где-то впереди, за посадками, фырчал трактор, явно катящийся со стороны все более близких виноградников.

Трактор, «Беларусь» с прицепом, выкатился перед нами и вдруг остановился. Тракторист, высунувшись наружу, кивнул взводному:

— Закиньте двоих-троих в прицеп, наберите, сколько съедите, но чтоб нормально.

Взводный так и поступил. Про жителей Кубани порой говорят много разного, не всегда хорошего, но у меня со службы так и осталось свое мнение. И из-за тракториста тоже.

Не знаю, какой виноград поспевает уже в конце июня. Знаю, что он был с косточками, светло-розовый и сладкий. Мы не обнаглели и взяли сколько в кепку уместится. Потом, конечно, их пришлось стирать. Строем мы пошли только перед учебным центром, не желая подводить нашего взводного. Да и сержантов, само собой. Строем и с песней, про «Ковыляй потихонечку…»