ДМБ-2000 (66-ой - 1)

Ветер с моря дул Звезду по имени Солнце

— Ветер с моря дул, ветер с моря дул…

Нормальным пацанским мафоном девяностых были обычные двухкассетники из страны с дивным именем Киталия. Некоторые делались честными и чаще всего назывались «Интернешнл», оказываясь тупо чёрно-пластиковым и едва выделяющимися кнопками.

Некоторые пытались скрывать собственное урождённое дворянство, и как шкура молодого дермантина любит прикидываться эрзацем а-ля «эко-кожа», так и произведения сингапурско-гонконгских дворовых мастерских любили звучные названия.

Все эти ваши Funaiwa, Panascanic и прочие Tojib-ы аккурат родились в эдаких гаджетоводящихся местах. И удивляться наличию эдакой бандуры в палатке второй роты не приходило в голову. А как ещё-то, если честно?

— Нагонял беду, нагонял беду…

Пухлощёкую милашку-барби с пергидролевой блондинистой головой запомнил за год-полтора перед армией. «Ветер с моря» орал из каждого утюга несколько месяцев, наконец-то сдавшись ближе к девяносто седьмому. И каким чудным образом она всплыла в нашей ротной палатке, и как было избавиться от навязчивости этой песенки — оставалось неясным.

Неизвестно, чем певческое произведение искусства формата два притопа — два прихлопа так взяло за душу наших братцев-сержантов, но взяло оно крепко. Натали включалась сразу после развода, не умолкая до самой ночи и спастись выходило только свинтив из палатки.

Оно же и правильно, если разбираться. Воздух свежий — раз, на глаза никому лишнему лишний раз не попадёшься — два, ну и, если совсем разбираться, так хотя бы не будешь слушать эту дурость, включаемую снова и снова — три:

— И сказал ты мне, и сказал ты мне…

— Пацаны, есть курить? Оставишь, Федь? Задрочил старшина, снова иди крась каптёрку…

— У меня дома «волжана», двадцать четвёртая, батёк её сам делает, движок с места — раз и полетели, чуть притопил и хоть девятину, хоть форда уделает. Дай прикурить, Закир.

— Задрочил Бес, в рот-компот, хули доёбывается, гондон, блядь, сука конченая, пиздец.

— А чего ему от тебя надо?

— Хорош маму терять, Священник, ты в армии или как? Чё не хочу, чё, бля, не хочу? Хули ты мне трёшь, охуярок? Тебе сказали иди говно в сортире лопатой убирай, иди убирай!

— Наш кэп в первую Чечню ночью уходил с ножом и приходил с отрезанными ушами на шнурке, как в «Универсальном солдате», прикинь! Кто пиздит? Слышь, за базар ответишь? Чё, блядь, слышь, сюда иди, тебе говорю, пошли выйдем, ёпта.

— Прямо напротив нас стоят два Т-72У, пацаны. Ну, как напротив? В каком-то Очко-Вартане, в душе не ебу, как правильно. Такая херня.

— Художник, ты куда собрался?

— Больше не приду, больше не приду…

Иногда накатывало и хотелось уйти, куда глаза глядят. Натали пела дальше, про морскую черепашку по имени Наташка, с очками из Китая, так вот…

Когда кассета доходила до истинно еретической версии Цоевской «звезды по имени Солнце», деваться становилось вообще некуда. Беда, прямо, знал бы Цой, знал бы… Даже если бы не про выверт Натали, а о том, сколько под переборы наших так себе балалаешников, не в так не в лад, заводилось:

Никто и никогда не носил группу крови на рукаве. Нашивки «А(II) Rh-» нашивали поверх нагрудных карманов. Группу крови гравировали на жетонах, вписывали вместе с личными данными на бумажки «смертников» в разных карманах, или, нарушая Устав, кололи вместе с разорванным патроном и колючкой по грудаку.

Цой собирал слова своих странных песен странновато легко, как умелая мастерица плетёт бисерные феньки. Его песни, порой непонятные, порой глубокие, лаконичные и поэтичные, кажется будут с нами вечно. Мы, дети своего времени, росли с ними и слышали их постоянно, пели вживую, даже не умея петь.

Двадцать пять процентов репертуара ребятишек с гитарами, котами воющих по ночам во дворах и детских садах, двадцать пять процентов точно состояли из «Кино». Остальные оказывались разными, мешая между собой шансон и русские-народные-блатные-хороводные, армейские «Ковыляй потихонечку» и «Сбивая черным сапогом с травы прозрачную росу», временами разбавляя их «Ангельской пылью» с зоновской как-бы романтикой.

Но двадцать пять процентов точно принадлежали именно Цою. И потому Виктор Цой на есть настоящий герой русской музыки. Многие ли вспомнят Талькова, Башлачева или Янку? А сколько точно знает, чем продолжить:

— Дом стоит, свет горит…

А вот Натали, надо же, спела про Звезду по имени Солнце. А до юбилейного концерта памяти Виктора оставалось столько же, сколько до дембеля, вот ведь.