Он слышал голос, что звучал в голове, но там всегда и всё звучало, слишком много, он слышал и не слушал — пускай. Больно, скука, о-о-о! И как здесь сыр-ро, в логове. Зачем? Он тут — зачем? Тянуло в сырость. Раз плохо, др-рожь. Устало тело, не его, устало, спать. Как холодно, как сводит брюхо, нет запахов, есть звер-ри, ходят, дышат, в тех мало важного, того, что надо, нужны незвери. Где все? Во сне не больно и бывает сыт, и даже помнит имя.
— Встань! — голос снова.
Где он? Где?! Р-рвать, жрать, заткнуть! Мешает, как овод гудит, как укус. Р-раздражал.
— Сюда! — звал голос.
Куда бежать? Не видит его глаз тела, не слышит его нос плоти, а ухо — стука сердца. Нет никого, но голос есть — бьёт его током, требует подняться, он увечит, больно, боль! Р-р-рвать…
Чу? Плоть?
Жена Стаса работала диспетчером у них же в отделении, там и познакомились. За Лизой, смешливой, изящной и такой общительной, ухаживали все рейнджеры по очереди, но Стас ухитрился оттереть коллег, хоть и потратился. Те, олухи, просто грубо подкатывали, а он на кривой козе подъехал с умом — цветы, конфеты, на все праздники подарки, причём нехилые. То часы подгонит на восьмое марта, то на Пасху торт в два этажа, на именины купил супервизор, это всё и решило, Лиза согласилась на свидание.
Дальше было просто: Стас пел и танцевал, как павлин в брачный период, может, голос и нехорош, зато хвост каков! Всего себя показывал с лучших сторон, тщательно прятал плохие, ту же ревность, а других рейнджеров отделения обрисовывал скверно. Словно случайно обмолвился пару раз: Мойша, дескать, пьёт, частенько с будуна приходит и работает через силу; Антон — гуляка, бабник, уже в разводе и алименты платит; Томаш норм пацан, только в тотализатор поигрывает, отчего всегда без денег. Один лишь Стас в отряде пуп земли и сладкий приз, мечта любого диспетчера.
В любви все средства хороши. Сработало, стали встречаться, потом с родителями перезнакомились и весь официоз прошёл терпимо, те приняли выбор сына и дочери. Сотрудникам-молодожёнам Ручей давал льготы: месячный оплачиваемый отпуск, жильё вне очереди, минимальные платежи по ипотеке без первого взноса, плюс хорошие подъёмные новой семье. Прикинули вдвоём — по деньгам получалось весьма прилично.
— Поженимся? — спросил Стас словно в шутку, но всерьёз.
Лиза ничего не ответила, только губы надула — плохо позвал, некошерно, нарушил все каноны. Как скажешь, моя королева, всё ради тебя. Он купил янтарное колечко, к нему же в тон — браслет, запасся букетом огромных разлапистых ромашек с вкраплениями деликатных васильков, и повторил всё заново, теперь — в кафе, под аплодисменты других посетителей. Встал на одно колено, протягивая коробочку, а Лиза заплакала и согласилась.
На свадьбу не тратились, скромно расписались в присутствии ближайшей родни и свидетелей с работы, наелись шашлыков и суши в ресторации да укатили на моря. Они были счастливы самым обычным образом, как и все молодые семьи в Ойкумене: ссорились и мирились, что-то выясняли, в чём-то уступали, притирались друг к другу, обучаясь управлять моторным катером быта. Лишь одно обстоятельство Стасово счастье омрачало: однажды он увидел товарища, Антона, выходящим из его подъезда. Того самого, разведённого, с маркером «ходок».
— К кому забегал? — спросил Стас.
Антон замялся, отвёл глаза и что-то промямлил, вышло неловко. Получается, ходил к нему? Пока его дома не было? Лиза всё отрицала, но Стас уже держал ухо востро, и на работе, в управлении, подметил, что Антон к её столу подходит чаще, чем следовало, и не всегда по делу.
С тех пор Стас жизни не имел и мучился адски. Одна его часть желала выяснить начистоту, насколько он рогат, чтобы понять, пан или пропал. Спала с Антоном Лизка, или ему мерещится? С другой стороны, пока Стас ничего не знает, то этого «ничего» вроде как и нет. Насколько надо это знать? Он купил и поставил скрытые камеры в спальной и гостевой комнате, одна ютилась в глазу игрушечного медведя, вторая притворялась лампочкой в системе климат-контроля. Но, судя по записям, дома никого не было в рабочее время, а если в графиках случался разнобой — жена занималась своими делами. Казалось бы — успокойся, всё путём, но нет, Стасу мерещилось, что его хитро обманывают, может, на кухне вакханалии устраивают или прямо в прихожей.
Ладно, Стас спросит Антона напрямую. Подойдёт и в лицо задаст вопрос: ты с ней спишь? А дальше станет действовать по обстоятельствам. Убивать обоих и в тюрьму садиться он не собирался, но к драке морально приготовился, хотя частенько приходило в голову, что попросту придумал всё и накрутил ненужного и лишнего от ревности, такое уже бывало в его с бывшей девушкой отношениях. а на деле-то и нет ничего, мало ли к кому Антон мог забегать? В доме жило с десяток общих коллег, комплекс-то ручейный…
Шеф вызвал рейнджеров внеурочно, когда ребята уже готовились сдавать смену.
— Пропала наша сотрудница, — сказал он, — не вернулась из-за Ручья. Должна была забрать контейнер с препаратом и отнести на биостанцию. Ферму мозгоедов она покинула в восемь сорок.
— Локатор, что ли? — спросил Мойша. — Я вижу — нет Алинки, хотя с утра мелькала.
— Тем временем лаборатория не отвечает на телефонные вызовы со вчерашнего дня, — продолжил устало шеф. — Возможно слетела связь, а возможна и внештатная ситуация. Идите туда, проверьте, всё ли хорошо, в чём проблема, что случилось, о результатах сообщите диспетчеру. И Алину ищем, — шеф вздохнул, — безусловно.
— Кто за старшего? — спросил Томаш.
— Стас, — подумав, ответил шеф. — Как самый благонадежный.
Стаса повышение не обрадовало, он переглянулся с ребятами. При лучших раскладах такое задание означало, что домой он вернётся только к ночи. Не выдержал, бросил взгляд на Антона, но курносое и губастое лицо товарища ничего не выражало. Что же, задание получено — надо приступать к исполнению.
Снарядились рейнджеры как обычно: парализаторы, седативы, электрошокеры, разумеется, огнестрел с разрывными пулями. Надели армированные комбезы и отбыли через нулевую точку управления на общую станцию, стоящую как раз между фермой и лабораторией.
Ещё в лесу Стас понял — что-то не так. Птицы перекликались слишком тихо, словно осторожничали, зверья даже мелкого было не видать. А на половине дороги наткнулись на труп оленя, вернее то, что от него осталось. Огромный самец, церва, с ветвистыми рогами, лежал посреди тропы, изуродованный так, что сомнений у группы не возникло: работал крупный хищник. Голова была расколота как орех, мозгов и глаз не наблюдалось. Над трупом уже вовсю трудились жуки-могильщики, твари с ладонь размером, и миниберы, хищные грызуны, но видно было — свежий. Хмурый Мойша нашёл более-менее целый участок туши с видимым укусом и замерил расстояние между клыками. Немало.
— Ну что? — спросил хмуро Стас.
— Пантера, возможно, — с сомнением сказал тот, — либо очень крупный ксеноволк…
— Те мозги не выедают, — возразил Антон.
— Мозгоеды их тоже не выедают, — раздражённо фыркнул Стас, — но почему-то их так назвали.
— Чего ты бычишься? — неприятным тоном бросил Антон. — Поставили старшим, так со старта взял?
Стас бы ему ответил как следует, но в личных вопросах лучше разобраться вне работы, сейчас требовалось выполнить задание, к тому же — в округе разгуливал хищник, не до ссор. Сделали фото туши, сняли ружья с предохранителей и дальше пошли настороже. Из лесу, к окружённой ксенозабором лаборатории, выходили тихо.
Первым волосатую зверюгу с человека ростом заметил Мойша и сделал знак рукой: есть опасность. Зверюга на двух ногах разгуливала по двору лаборатории, каким-то неведомым образом проникнув через барьер, и была она… одета?
«Стреляй усыпителем», — молча показал Стас. Ни шага лишнего, ни звука, ни движения. Мойша прицелился и аккуратно снял зверюгу в один шприц. Чпок! И та легла. Тогда уже отряд подошёл и обесточил вполне рабочую решётку.
В помещение Стас «зашёл, увидел, обалдел». Сразу вспомнил, как в кулуарах управления поговаривали о пирушке мозгоедов. Теперь и сам сподобился увидеть подобное: безголовые тела, разорванные на куски тела, кровь и адский запах разлагающейся плоти, скопище жужжащих мух повсюду, кроме пищеблока и медотсека. Они даже не сразу смогли подсчитать количество погибших сотрудников, потом оказалось, что двоих не хватает. Не было и следов Локатора.
— Это что, всё он сделал? — спросил бледный как глист Томаш, его стошнило в третий уже раз.
Они вернулись к усыплённой зверюге, увязали сперва фиксаторами, затем как младенца спеленали пищевой плёнкой. Кто же знал, что понадобится машина с электроклеткой или боксом? Хорошо, что взять живьём удалось, пускай биологи теперь разбираются, что это такое, какого роду-племени зверь. Или, всё-таки, сотрудник? Какие эксперименты они тут проводили?! Мойша снял с компьютеров видеозаписи и собрал системники. Стас вызвал подкрепление и, с огнестрелом на изготовку, остался сторожить пленника до прихода помощи. Потом к нему вышел Томаш, стояли, трепались ни о чём. А потом пришёл зверь.
Слышит, близко. Спешит подлеском. Ветки хватают, цепляют, бьют, он бьёт в ответ, ломает, бег. Ближе, кр-репче пахнут, о-о!
Вернулся туда, где плохо, больно, др-рожь. Вдруг вспомнил — был как эти, давно, тогда, теперь не так. Всех выел. Нет, ещё пришли! Спасти, помочь, облегчить боль! Огр-ромный рот, пасть? Не слушался, горло хотело песни, брюхо пр-росило пищи. Зудели когти. Язык едва вор-рочался. Пока ещё помнил слова, так мог сказать. Кто звал его? Они? Боятся.
Глядя в бледные лица благоухающих страхом рейнджеров, зверь, когда-то бывший Максом по кличке Паркинсон, членораздельно произнёс:
— Я здесь.
Стас выстрелил навскидку, не сводя цель с мушкой, и промазал — чудовище отпрянуло, откуда только прыть взялась в этой туше, и повисло на заборе, который они, идиоты, сами и обесточили. Вдруг бросился на них.
— Стреляй! — гаркнул, падая, и уворачиваясь от удара когтистой лапы. Вскочил уже с парализатором, одновременно с Томашем всадил заряд в зловонное, покрытое грязью тело. Зверь дёрнулся от двойного заряда, взвыл, но не свалился обездвиженный, как кто угодно упал бы, хоть рогач, хоть носорог шерстистый, а прыгнул на Томаша и подмял его под себя. Стас слышал, как захрустели, ломаясь его кости. Он отбросил бесполезный парализатор, вскинул винтовку и дважды выстрелил почти в упор, теперь уже попал как надо. Зверя развернуло от ударов пуль, от встрепенулся, заворчал, словно жалуясь и, как бессмертный, прыгнул на него, с силой оттолкнувшись длинными лапами. Стас упал, перекатился в попытке увернуться, но зверь схватил его за ногу и рванул к себе, впиваясь когтями-кинжалами. Армированная ткань разошлась как марля и Стас заорал от боли — вместе с комбезом когти вспороли живое тело.
— Томаш, пли! — не своим голосом выкрикнул он.
Он пытался здоровой ногой лягнуть зверя в морду и не попадал, но рукой нащупал нож и вытащил. Томаш не ответил и не пошевелился, так и лежал, сложившись под странным, неестественным углом, отстрелял своё пацанчик. Зато загремели выстрелы с порога биостанции — Антон с Мишкой услышали пальбу и пришли на помощь. От каждой пули, ложащейся прямо в цель, зверь дёргался и взрыкивал, но не падал. Вдруг, басовито и яростно взревев, отшвырнул Стаса с такой силой, что тот кубарем покатился в сторону. Дыханье спёрло от удара о землю, хрустнуло в ноге. Хватая воздух ртом, он смотрел, как зверь скачками мчится к его парням, невредимый, словно рейнджеры палили холостыми. «У нас же разрывные пули! — с ужасом подумал. — Здесь нужен танк!» Он попытался подняться и не смог — вторая нога оказалась сломана в щиколотке. Тем временем чудовище достигло биостанции и ворвалось внутрь, преследуя отступающих парней. На четвереньках, судорожно стискивая зубы, чтоб не стонать от боли в раненых, разорванных ногах, Стас пополз к забору под дикие крики со станции, под выстрелы, грохот падающей мебели и яростный низкий рёв. Затем просто под крики, но вскоре стихли и они, и Стас полз в тишине, почему-то не выпуская бесполезного ножа.
У края леса росла секвойя, по ней спускалась хвойная лиана. Надо добраться до лианы, уцепиться. Тогда он сможет, подтягиваясь на руках, залезть повыше, пока монстр похрустывал внутри биостанции, и Стас прекрасно знал, чем он там хрустел. Он полз и думал, что должен спастись ради Лизки, ради следующей группы, послать сигнал, предупредить своих… Но вдруг услышал трупное зловоние, сначала лёгкое, затем удушливое, оглянулся и застыл на месте. С шерстью, слипшейся от свежей и ссохшейся крови, с лаково-блестящей в тёплом закатном свете длинной мордой, зверь бесшумно и неторопливо шёл за ним следом, прихрамывая и припадая на левую лапу. Он ранен? Значит, можно и убить. Стас покрепче сжал нож в кулаке.
— Куда. Собрался? — медленно произнёс зверь, будто слова давались ему с трудом и с дьявольской силой ударил его лапой в грудь.
Во рту стало солоно. Стас жалостно всхлипнул, захлёбываясь собственной кровью, и умер.