От неожиданности она уронила и рыбу, и детей, ведь дом заходил ходуном и ухнул вниз. Дети запищали, Нико упал и покатился прямо к сосалу, вцепился в тычинки, чтоб удержаться. Не было времени заниматься семейством — стена содрогнулась, из неё выросли длинные жёлтые зубы и тут же пропали, оставляя рваную рану в лепестке. В дыру хлынула вода. Тенго поспешно протиснулась между лепестками и выпрыгнула в окно, точь в точь как прыгал ловкий охотник, зять Белрой, при виде форели. Только Тенго шла не охотиться, а сражаться. «Ящер напал», — с ужасом решила она, вываливаясь в ранее спасительную, а теперь опасную воду, опустилась к илистому дню.
Это был не ящер. Дом атаковала зверюга в два раза больше, чем она сама, даже больше, чем её дорогой супруг Нико. Зверь походил на Тенго широким хвостом, перепонками между пальцами и ловкостью в воде, но был куда сильнее. Он яростно кромсал кувшинку длинными зубами, которые по два выступали сверху и снизу в его пасти, с каждым укусом делая всё новые дыры в стенах. Вторая зверюга вцепилась в беззащитное тело дома, одним укусом отхватила цеплятельный корень и тут же вгрызлась в следующий. Они явно сталкивались с кувшинками раньше и знали, как их убивать! Тенго зажмурилась и пустила короткую волну, озираясь.
Она виновата — проморгала опасность. Дом отнесло к запруде, у которой жили эти звери. Перед стеной, сложенный из больших ветвей и поваленных стволов, вдоль берега темнели жадные рты нор, обнажившиеся, когда упала вода. Там сидели другие такие же звери, и даже детёныши. Целое поселение! Кажется, это была плотина-выход, которой община ограничила свою территорию, а плотину-вход повредило и размыло паводком. Звери яростно защищали свои норы. Неизвестно сколько ящеров к ним заползло после грозы, да и дикая кувшинка была вполне способна сожрать наивный молодняк, потому стражи и напали.
Мимо проплыла любопытная стайка мальков сорной рыбы. Тенго зажмурилась, посылая волну, и крикнула:
— Прекратите!
С Больным Братцем это когда-то сработало, ведь в нём тоже жили Хранители, которых Тенго непочтительно называла пиявкиным ядом, но не в этот раз. Изо рта вырвались пузырьки воздуха, а зверюга просто заметила нового врага. Она оставила кувшинку и поплыла очень быстро, ловкая в воде, почти как Тенго, едва успевшая увернуться.
— Мы не опасны! — уговаривала Тенго, пуская новую волну и усиленно думая о мирной жизни рыболовов и собирателей дакнусов.
Она пыталась нащупать разум зверя, но нашла только комок инстинктов и грубых эмоций: злость, страх, намерение сражаться. Они защищали свою общину и были совершенно глухими к волне…
— Мы не едим детёнышей!
Острые зубы клацнули рядом с её ухом, отхватив клок шерсти с виска. Тенго наотмашь ударила брачным шипом, попала в спину врагу и поспешно отплыла. Полупарализованный зверь замахал передними лапами, стараясь удержаться на плаву, но задняя часть тела отяжелела и повисла, он стал опускаться на дно. Зато кувшинка перестала тонуть и медленно всплывала — внутри остался воздух.
Тенго пустила новую волну и убедилась: община зверей, к сожалению, была велика, стоило ждать остальных.
Вдруг она почувствовала удар, рывок и острую боль. Вторая зверюга бросила терзать кувшинку и вцепилась ей в бок, тупая и яростная. Они не понимали её, не хотели слушать и совсем не владели волной. Несмотря на какое-то внешнее сходство, с ними не говорили Хранители крови, в них не развился ум — просто безмозглое зверьё. Она вскрикнула от боли и ударила в ту сторону шипом, но яд ушел в густую шерсть зверя и воду, окрашенную её собственной кровью. В отчаянии она изо всех сил укусила врага зубами, вцепилась в щеку и глаз, и тот отпустил, отплывая.
Воздух в лёгких кончался и Тенго всплыла сделать вдох. Избитый дом слабо качался на волне, поднятой подводной дракой, кренился на бок, полузатопленный, и медленно приближался к запруде. Стены покрывали дыры от зубов, из них сочилась пенистая слизь — кувшинка пыталась зарастить раны. А от берега, усеянного ртами нор, уже плыли новые зубатые головы с тупыми и яростными мордами, в которых Тенго ни зрением, ни волной не видела ничего хорошего для себя и своего семейства. Она подгребла к кувшинке — ох как медленно! Протиснулись вовнутрь, щедро поливая лепестки кровью из распоротого бока.
В кувшинке было по колено воды из пробоин, дом не успевал поглощать её сосалом и выплёвывать. Драгоценный супруг и господин с ужасом таращился на Тенго, растерянно сжимая в лапах взволнованных и слишком громких детей. Тенго заметила, что они подросли, скоро глазки откроются. Откроются ли?..
— Ты ранена, — пробормотал Нико. — Надо перевязать…
— Потом! — крикнула Тенго.
Она встряхнулась, застонав от боли, разбрызгивая вокруг себя воду и кровь, попыталась распушиться, чтоб вытянуть из воздуха искру, но ничего не вышло — мокрая шерсть слиплась в комки и висюльки. Она пустила волну — неведомые звери окружили дом, скоро они всем скопом вцепятся в него и утопят, а под водой раздерут на части и кувшинку, и её обитателей…
— Хранители, помогите! — в сердцах крикнула она и зажмурилась, вспоминая Первоприютский сон.
Что делал мокрый искритель? Прикладывал лапу к пасти, словно посылая знак любви… Она приложила лапу подобным образом, разумеется, совершенно без толку.
— Не время для воздушных поцелуев! — закричал супруг. — Шибани их током!
— Не могу собрать искру! — едва не плача ответила Тенго.
— Сейчас бобры полезут!!! — Нико бросился к своему рюкзаку, вытряхнул его содержимое в колыбель, сунул в мешок пищащих детей и закинул за спину.
— Кто?!
— Бобры это! Гигантские реликтовые курвабобры!
Дом содрогнулся сразу от нескольких новых ударов, стенка жалобно скрипнула и порвалась, в дыре показалась усатая яростная морда.
— Получай! — крикнул Нико, выплёскивая прямо в оскал РЕ АК ТИВ.
Бобр взвизгнул и с плеском нырнул, но в дыру тут же сунулась новая мокрая морда, как две капли воды похожая на прежнюю. Кувшинка тряслась и ходила ходуном — её кромсали и грызли, на неё со всех сторон лезли обезумившие звери.
— Н-на, курва!!! — Нико ткнул в агрессивный нос ШО КЕ РОМ.
Затрещала искра, морда отвалилась от дырки, булькнула. И тут Тенго осенило.
— Не их бей! — крикнула она.
— А?! — удивился муж.
— Бей МЕНЯ!!!
Какое-то время Нико колебался, но затем приставил шокер к шее Тенго и пустил искру. Раздался треск и вонь горелой шерсти, дыхание мгновенно спёрло, как тогда, когда её схватил Умелец, живот и лапы сковало, словно реку крови стянуло льдом, сердце затрепетало в груди и погасло, мир перед глазами поплыл, погружаясь в ночь. Тенго утонула вместе с ним.
Несколько мгновений она висела во тьме, наслаждаясь внезапным покоем и тишиной, забывая о разочаровании, боли и страхе, но вдруг вспомнила о семействе, зажмурилась и пустила волну. Так и есть — иногда глаза обманывали Тенго, но внутреннее зрение не лгало никогда. Вдали теплилась искра — светил слабый жёлтый переменчивый огонёк, к нему Тенго и поплыла, отчаянно работая лапами и хвостом. Вскоре она увидела свет — с каждым гребком вокруг становилось всё ярче, и вот тьма расступилась: она оказалась в уже знакомом заветном месте, полным искры Мироздания.
— Умелец! — во всё горло крикнула Тенго. — Мне срочно нужна помощь!
Никто не ответил. Возможно, Умелец и в самом деле только приснился, вернее, его образ, сотканный из памяти Первоприюта, но место было настоящим. «Ну что же, попробуем сами, — решила Тенго. — Ведь, если не пробовать — никогда не узнаешь, можешь что-либо сделать, или нет…»
Она протянула лапу к ближайшей ветвистой блескавке и попыталась её схватить, но лапа прошла сквозь искру, даже в пальцах не закололо. Тенго сердито нахмурилась и схватила пустоту ещё раз — блескавка не давалась.
— Хранители! — завопила она в ярости. — Почему не получается?! Что я делаю не так?!
Она зажмурилась, пуская новую волну, которую муж называл УЛЬТРА ЗВУКОМ, и удивилась. Каждая блескавка ветвилась в ином месте, глазами Тенго видела только их отражение, но волна выявила и показала истинное расположение искрящихся нитей. Так вот в чём дело! С закрытыми по-прежнему глазами она протянула вперёд лапу, и пальцы сомкнулись на обжигающе горячей ветке. Та ускользала, текучая и гибкая, но Тенго обмотала её вокруг лапы и перехватила, удобно фиксируя.
— Волна с искрой всегда вместе, — пробормотала Тенго, хватая блескавку. — Сперва волна — следом искра…
Она зажмурилась так крепко, что из носа хлынула кровь, и пустила самую тонкую и самую длинную волну, на какую только была способна, затем раскрутила блескавку и хлестнула вслед ультразвуковой волне.
И грянул взрыв.