Дневник метаморфа

Глава 19. Жуже

Баю-баюшки, бай-бай,

Спи, зверёнок, засыпай.

Придёт вкусный дурачок,

Сунет в пасть твою бочок.

Сунет в пасть твою бочок

И нажмёт на кадычок…

Баю, баю, не боюсь,

Зубки остренькие — кусь!

В бок я лапками упрусь -

Рёбрышко парное — хрусь!

Баю-баюшки, бай-бай,

Потихонечку глотай.

Не спеша грызи, зверёк,

Есть ещё окорочок.

Баю-баюшки, баю,

Дурачок уже в раю,

Потому что в твою пасть

Посчастливилось попасть.

А-а-а-у-у-у…

В колдовство, привороты и сглаз Женька не верил, зато верила его мама. Женьке казалось, что для человека с высшим образованием, пусть и лингвистическим, предрассудки такого рода неприличны, потому что на поверку у любой потусторонней и необъяснимой магической хрени находились простые и естественные причины, кроме, пожалуй, двух загадок.

Первая: как Наташа Сурикова могла сойтись с этим чмошником из фиксиков, то есть, инженеров технического отдела, а не с ним, Женькой, который весь из себя красавец и герой?! Мама считала, что это приворот, потому что лучше Жени парня не сыскать. Он фыркал и отмахивался — техники не по этим делам, в плане магии они способны разве что микросхему припаять да принтер заговорить. Однако это было очень странно. Соперник едва до плеча Женьке дотягивал ростом, носил толстые очки и был ебланом: другие фиксики выяснили, что он тырит домашнее хрючево из лотков в холодильнике, словно не было синтезатора прямо рядышком и бесплатной кухни-фуршета в цокольном этаже. А уж там — всё вкусное, поваров сразу двое плюс один сушист, жри от пуза. Нет, чудилу тянуло к чужой, принесённой с собою хавке, то пирожок у народа пропадет, то котлета, однажды, блядь, гороховую кашу выжрал! И действовал скрытно. Не из жадности, а от несправедливости пропаж фиксики взъярились и кругом натыкали скрытых камер, но вор был хитёр, явно имел навыки и ни разу не попался. Тогда Семёныч, предпенсионного возраста фиксик, попросил жену нажарить ему куриных отбивных, густо пропитал их «Каролинским жнецом», поставил в холодильник и стал ждать. По диким воплям, неукротимой рвоте и последующему коллапсу злодея и вычислили. Даже не били — и так досталось как следует, а уж прославился на всю контору, кличку получил — Гороховый вор. И вдруг предмет давних Женькиных симпатий, Наташа, начинает встречаться с Гороховым вором! Мистика, не иначе.

Вторая: почему на их участке постоянно творится какая-то хрень, которой на чужих участках нет? Он пытался обсудить это с Жулем, но у того, как и в случае с первой загадкой, было неприятное объяснение. По мнению напарника хрень творилась там, где появлялся сам Женька, она была особенностью восприятия личной Женькиной реальности, отчего отображалась в общей действительности, подобно кипе у еврея-ортодокса, которую тот всегда несёт на себе и с собой, куда бы не пошёл.

— Просто измени точку зрения, — советовал француз. — Сбрось свою шапочку.

Горохового фиксика он подозревал в наличии огромного члена, а чтоб проверить и убедиться, в этом ли дело, предлагал заманить его в сауну. Гороха с собой наварить, чтоб точно пошёл. Оба варианта Женька с негодованием отверг.

— Где Жуже? — спросила диспетчер Юки, просунув голову в дверь комнаты рейнджеров. — Шефиня зовёт.

Женька пошёл с четким ощущением грядущей «шапочки», и ничуть не обманулся.

— Повезёте группу безопасников на биостанцию, — сказала Татьяна Игоревна. — Там что-то дикое. Четвёртый отдел сперва сотрудницу потерял, затем четверых рейнджеров, и только следующая группа нашла кучу тел в разной степени сохранности и вызвала подкрепление, потому — максимальная готовность.

— Опять… грибок? — спросил Женька.

— Повреждения для «грибка» нехарактерные, — ответила шефиня, сарказмом выделив грибок. — Этот объект представляет опасность для экосистемы и людей, он должен быть уничтожен.

Она включила и показала им видео, от которого Женька прихуел, да и Жуль, кажется, не меньше. В лесу и заповеднике они повидали всякое зверьё, только к вурдалаку их жизнь не готовила. Что ж, придётся подготовиться…

— Мальчики! — окликнула Татьяна Игоревна, и оба обернулись. — Вы уж там поосторожнее.

В отделе фиксиков, как назло, сидел один Гороховый вор, рылся в наручном компе и жевал фруктово-злаковые хлебцы.

— Где все? — спросил Женька.

— Вася на больничном, у Семёныча отгул, а где Толик с Махновским я не знаю, — буркнул Гороховый.

Женя замялся. Иметь с ним общих дел не хотелось, но время поджимало, и он быстренько расставил приоритеты.

— У тебя 5-д принтер свободен? — спросил он.

— А что? — осторожно спросил фиксик.

— Напечатай мне серебряную пулю! — выпалил Женька. — За магарыч, естественно, — добавил он.

Нормальный человек спросил бы — а зачем, с какой надобностью, откуда пережитки средневековья? Но только не фиксик, у тех мозги устроены иначе.

— Тебе только пулю или сразу весь патрон напечатать? — спросил, оживляясь, Гороховый. — Можно сразу с порохом и капсюлем, только серебра у меня нет.

Женька немедленно проникся к нему глубоким уважением.

— С меня бутылка!

— Не пью.

— Гороха наварю тебе, ха-ха!

Серебро нашлось у него — увесистая цепочка с крестиком, подарок мамы. Конечно же освящённые. Из техотдела он вышел с пригоршней патронов, каждый из которых венчала идеальная остроносая автоматная пуля из чистого серебра.

Женька уже работал с ручейными безопасниками. Крутые ребята, обученные разным спецслужбовским фокусам, техникам боёв, захватов и освобождений, приезжали на вызов и решали вопросы чётко и по делу: они легко переложили мордами в землю банду черных копателей, они поймали беглых зеков-людоедов. Все, словно на подбор — здоровенные, ушлые, с циничными лицами и шутками, презирающие их с Жулем работу. Татуировки безопасники себе били «со смыслом», демонстрируя собственную избранность, их руки и торсы украшали руны, языческие звери и СБ-шная символика. У одного Женька заметил стилизированного оскаленного мозгоеда, что его особо взбесило. Какое право имеешь набивать такую тварь? Ты их в живую и не видел! Впрочем, длину собственных стволов они с Жулем тоже показали в тех заварушках вместе с меткостью, и между рейнджерами и безопасниками установилось доброжелательно-враждебное согласие. С собой они привезли экзоскелеты, фантастическую снарягу: особые, новой разработки бронекостюмы, массивные, с электроприводами, придающими ускорение и силу.

— Стандартную защиту он порвал как паутинку, — пояснил Женьке с Жулем главный, с пошлой кличкой Питон, Женька был без понятия, в каком он чине. — В этом горбу на спине — мотор мощнее, чем в ракете, он всё движет. Ошую вмонтирован пулемёт, одесную — гранатомёт. У вон того броника, — он кивнул на одного из своих парней, влезавшего во внутрь бронеробота, — огнемёт и электропила, он везде пробьёт дорогу, в любых джунглях. Просто надеваешь этот обруч на башку, сынок, и будь хоть трижды тупой, броник сам всё сделает.

— А нам? — спросил Женька, преисполнившись желания примерять.

— А вы пойдёте за нашими спинами, — ответил ублюдок. — В безопасности.

— Хуй тебе за воротник, — грамотно ответил Жуль, и Женька был с ним полностью согласен.

Они вдвоём устроились в собственном джипе-амфибии, как ездили обычно. Раньше Женька думал, что это зверь-машина, а теперь, глядя на безопасников в экзоскелетах, приуныл. Двинулись по той же старой тропе рогачей, которой уже возили «на грибок» народ на колыбу. Кто видал рогача, тот знает — тропа у них широкая, хоть в две машины едь. По бокам её стоял густой подлесок, переходивший в гиблый лес из вековых секвой и сосен, густой и тёмный, бугрящийся корнями, лохматящийся хвойными лианами.

Их путь снова лежал до вырубки, но после — в другую сторону, на биостанцию. Роботизированная группа споро двигалась по бокам и следом, один, со сканером проверки местности — впереди. Экзоскелеты жужжали собственными приводами и топали, словно стадо несущихся от лесного пожара рогачей — не дай бог на пути попасться. Вся процессия создавала несвойственный этому месту шум, распугавший, должно быть, всё зверьё в округе. Женьке казалось, что есть в этом шуме что-то святотатственное, как в ночных пьяных воплях под окном спальни — они тревожили величественный покой леса.

— Да ну нафиг, — сказал он Жулю. — Так по лесу не походишь.

Напарник возвёл очи горе и кивнул.

— Так все чёрные копатели и браконьеры заранее разбегутся и попрячутся, — продолжал Женька, — а фирмачи за километр будут слышать, что мы идём, и сверхлицензионку спрячут.

— Говно безпонтовое, — ответил Жуль.

Тряхнуло на выемке, Женька стал всматриваться лучше. Они замолчали. Небо хмурилось, собирался дождь, и это было скверно — грозы в иномирье случались жуткие, молнии били до земли, адские порывы ветра ломали лес, а вода смывала всё живое на своём пути. Ближе к западу, в горах, ещё сходили сели — убийственные потоки из жидкой грязи и валежника, слава богу, в этой проекции небо гневалось потише, к тому же у них был мощный джип-амфибия, тем не менее Женька надеялся, что ветер разгонит тучи.

— А дай любому наш комбез да усыпитель — он и дня в лесу не проживёт, — сказал он затем. — Ну, максимум, день.

— Факт, — согласился Жуль. — Кажется, дождик собирается.

— Восемнадцать объектов на двенадцать часов! — вдруг закричал сбэшник впереди. — Быстро приближаются.

Женька заглушил мотор и высунул голову. Все встали. Сперва он просто слушал тишину, затем почувствовал дрожание земли, и лишь потом услышал далёкий пока топот десятков огромных ног.

— В лес расходись! — закричал он, выпрыгивая из джипа и хватая оружие. — Рогачи несутся! Что-то напугало стадо.

Стоило только вспомнить рогачей, бегущих от пожара, как на тебе! Неужели это сам Женька опять «принёс с собой хрень, как хасид — кипу»?!

Они с Жулем споро похватали снарягу и отступили с дороги в подлесок, но никто из спецов не двинулся с места.

— Коридор им! — крикнул Жуль, и его голос потонул в нарастающем топоте. — Вас сметут!

— Успокойся, сынок, — ответил Питон и гигантской рукой экзоскелета подал знак разойтись.

Его парни растянулись вдоль тропы, расступаясь.

И вот, наконец, на дрожащей тропе показался клуб пыли, а в нем — первые огромные туши, коричневые, бурые и чёрные, несущиеся с бешеной скоростью.

Рогачи ходили стадами, могучие самки да неполовозрелые детёныши. Взрослых самцов, слишком буйных и беспокойных, из стада изгоняли, и они бродили в одиночестве от случки до случки, порой встречаясь, тогда мерились рогами и норовом, устраивая дикие бои и ломая лес в округе. Самки же в спокойствии растили молодняк, объедая травяные пастбища и молодые побеги подлеска. Постоять за себя стадо могло и умело, в случае опасности взрослые занимали круговую оборону, сгоняя молодняк за собственные спины, однажды Жуль видел, как рогачихи превратили огромный экскаватор в груду искореженного металла и разнесли в щепки дома старателей, когда паводок выгнал стадо на прииски. Из-за одних размеров этих шерстистых гигантов любые хищники, одинокие и стайные, избегали нападать. Стадо не было добычей ни для кого, и вот они бегут… От чего? Или от кого?

Грохот, топот и вонь огромных тел обрушились на него. Старая сосна, высоко торчащая из подлеска, за стволом которой он прятался, задрожала как прутик и затрещала как щепка, Женька испугался, что она рухнет, придавив их с Жулем.

— Нихуя себе, — сказал в наушниках кто-то из группы.

— Всё людям, — бойко ответил Жуль.

Женька чуть отступил и схватился за хвойную лиану, напряжённо вглядываясь в несущуюся по тропе мощь. И вот она иссякла. Топот стихал вдали, пыль садилась. Безопасники, к счастью невредимые в своих костюмах, потрясённо смотрели вслед рогачам. Джип был развёрнут и крепко помят, теперь он кренился, как бухой мужик, которого спалило начальство, но он ещё держится, стараясь казаться трезвым. Переднее колесо осело и сплющилось. Придется идти пешком, либо возвращаться…

— Ещё один зверь, — сказал спец с локатором.

Самка не бежала, а плелась из последних сил. Кровь струилась по морде с тупым широким носом, могучий лоб покрывали глубокие раны, от одной из них шкура свисала лоскутом, прикрывая глаз, рог был оторван. Она громко дышала, постанывая на каждом выдохе.

— О чёрт, — сказал Жуль.

Женька потрясённо молчал. Кажется, это была старшая самка стада, предводительница, могучая и неуязвимая. Такого он ещё не видал и теперь растерялся. Самка встала против группы, словно прося о помощи. Затем басовито крикнула что-то вслед стаду, прощалась? Огромная туша развернулась к лесу и упала, сперва на колени, будто в последний раз поклониться хотела вскормившему её янтарному миру, а затем навзничь.

— Жуль, ты не должен промахнуться, — сказал Женька тихо, глядя на труп изувеченного прекрасного зверя вместе с пораженными спецами.

— Ага, — ответил напарник.

На землю упали первые капли дождя и Женя опомнился.

— Возвращаемся, сейчас польёт, — сказал он.

— Не успеем, — ответил командир группы. — Затем — у нас задание. Ты что, не видишь, что творится?

Он ткнул рукой в мёртвую рогачиху. Женька видел и понимал.

Идти до биостанции оставалось километров семь, а его собственный комбез был нов, нигде не протекал, он уже попадал в нём под дождь и просто пережидал. «Не сахарный, не растаю, — подумал он. — Главное — вурдалака утилизировать»…

Они оставили труп рогачихи и пошли вперёд по тропе. Скоро капли превратились в струйки воды, а те — в небесные потоки, видимость стала скверной, и группа остановилась.

— Подолгу тут не льёт, — сказал всем Жуль. — Просто переждём.

Женька ждал, глядя в серую стену ливня и сквозь эту стену, слушал грохот воды у себя в ушах и в лесу, впитывавшем дождь, как огромная губка.

— Сканер глючит, — сказал в наушниках спец. — Показывает, что нас одиннадцать, а не десять.

Зверь проявился в стене дождя, как фотография в реактиве. Он стоял на задних лапах, а передние свисали ниже колен. Он был покрыт старыми и свежими шрамами. По косматой шерсти стекала вода, и была она красной от крови. Женька ахнул, сердце забилось. Рывком схватил ствол и дослал в патронник патрон с серебром, но Жуль успел первым. Он резко вскинул винтовку к плечу и выстрелил в длинное косматое тело, выросшее из воды перед ними.