Дневник метаморфа

Глава 8. Дорогой дневник

Дорогой дневник, это пиздец, как смешно моя милая ест, зажимая пищу обеими перепончатыми лапками, как долго и тщательно жуёт каждый кусочек, морща носик и закатывая глазки. Кормил бы и кормил. Звала она себя Тенго и была разговорчивой и шумной, как трещотка.

С большим трудом, отдыхая каждые десять минут, потому что ноги (или лапы уже?) до сих пор едва держали, а руки были слабы, я синтезировал тушку лосося, хотя она уверяла и даже настаивала, что для перекуса подойдут и черви, и лягушки, и личинки с гусенью. Что найдём, даже молодые побеги водорослей. Прости, дорогая, таких опций в синтезаторе не предусмотрено, кроме ламинарии, разве что. Зато в опциях был лосось, она недоверчиво ждала, приплясывая, затем получила и вцепились намертво.

— Кто добывал? — спрашивает. — Кто ещё живёт в доме? Родня?

— Машина сделала, — отвечаю, указывая на синтезатор. — Из белковой смеси и воздуха.

Я показал, как кладётся био-смесь, как запускается машина, и обрисовал, что рыба рождается и зреет внутри, словно в яйце. Как с ребёнком мелким разговаривал. Тенго не верила, смотрела глазками-пуговками, нюхала подолгу машину и рыбу, искала подвох. Я все думал, как подойти к главной нашей теме, но не хотел травмировать дикарскую душу, ждал, пока Тенго обгрызёт рыбий хвост и прекратит шнырять по пищеблоку с рыбой в лапах.

— Ешь! — вдруг опомнившись, подскочила ко мне дикарка, ткнула в лицо остатком рыбьей тушки.

Разумеется, сырой.

— Зачем? — отвёл её лапку.

— Для яиц надо! — она тревожилась и в нетерпении прижимала рыбу к груди. — И утьи яйца, или черепашьи, сразу с кожурой!

— Понимаешь, я могу их не выносить, — наконец осторожно решился я.

— Почему? — она сморщила шёлковый серо-коричневый лобик и насторожила ушки.

— Мы с тобой разных видов, — сказал я. — Они останутся неоплодотворёнными. Разный код ДНК.

— Ерунда, — отмахнулась Тенго. — Много слов, не понимаю. Пусти волну, они живые.

Я уже знал, что волной она называла свой электроимпульс, которым владела подобно утконосу или слепой акуле — она болтала без умолку и выкладывала всё подряд о своём народце, об их подобии биологической цивилизации, шаманизме и родовом строе, не забывая открывать шкафы и проверять содержимое. Над электронными дверцами подолгу зависала и нюхала лампочки, трогала пальцем, лизала языком и была шокирована. Эдакая водоплавающая кроманьонка янтарного мира.

— Я могу и умею сам пускать ультразвук, — сказал я, — но не головой, а машиной, такой же, как та, что делает пищу. Надо пойти в медотсек, лечь в аппарат.

— Как скажешь, господин мой Нико, — легко согласилась Тенго. — Вставай! Пошли пускать волну.

Внезапно меня взбесила её легкомысленность и покладистость, словно больше не было бед, а беспокойство в жизнь принёс не Паркинсон, а лишь она. Очень раздражала.

— Почему ты ко мне так обращаешься? — резко спросил.

— А как надо? — удивилась. — Ты — мой муж и господин, ты греешь наши яйца и вынашиваешь детей. Мой долг — тебе служить и помогать переносить тяготы яйценосца!

— Почему ты бесконечно болтаешь?! — вдруг крикнул я.

Вместо того, чтоб успокоить, эта тирада меня окончательно вывела. Честное слово, захотелось её пинками выгнать с базы.

— Молчу, мой господин, ой, Нико… — Тенго с виноватым видом опять подставила плечо.

Я был сердит и не хотел её помощи, но, срань Господня, как чудесно пахла её шубка! И я положил руку на пушистую спинку. Может и хорошо, что она решила, что замужем, будет относительно послушной. Может, не гнать её, а застроить, надрессировать под себя?

От вида крови в коридоре Тенго даже не морщилась, просто поводила с неприязнью носом и чуть подёргивала хвостом.

— Больного Братца нет в гнезде, — поведала. — Волной смотрела. Он в лес ушёл, голодный. У него нет сока, дофа-мин…

Этого как раз и не хватало. Попробуй поймать Паркинсона в лесу!

— Ничего не трогай здесь, — велел в медотсеке. — Здесь всё очень важное. Модельки молекул не трогай. В шкаф не лезь, — добавил, ибо Тенго первым делом сунулась проверять фармацею, безошибочно найдя её по запаху.

— Яды? — уточнила.

— И травы с грибами.

— Это комната шаманки, — решила тут же. — А где шаманка?

— Я шаманка.

— Ты-ы-ы-ы?! — поразилась. — А так бывает?

Видели бы вы её глазки, я не удержался и погладил пальцем по маленькому, выпуклому лбу и круглым небольшим ушам. Также имелись густые белые усы и широкий безгубый рот с чёрным носом сверху. Очень милая фауна, если не считать странного способа размножения… Я сразу вспомнил, зачем пришёл.

Включил аппарат УЗИ, лёг на кушетку, смазался гелем и стал смотреть свой малый таз.

Оба яйца теснились в выемке, внутри яиц плавали две крохотные точки, их и зародышами назвать язык не поворачивался. Яйца следовало чем побыстрее удалить, но они сидели очень крепко, со всех сторон зажатые. Можно было только пальцем залезть и потрогать. Это неприятно огорчало. Впрочем, имелся старый-добрый варварский вариант со спицей, если целые яйца я удалить не придумаю как, то проткну их и пусть вытекают.

— Я не уверен, что это мои дети, — сказал я. — Ты могла где угодно забеременеть.

Челюсть у Тенго отвисла, обнажая ряд острых зубок, а глаза стали совершенно круглыми, даже белок за радужкой показался.

— Как это? — только и спросила.

— Если тебя трахнул какой-то дакнус, то я не буду вынашивать его яйца! — язвительно ответил я.

Не знаю почему, но эта мысль казалась неприятной и обидной. Растить чужое потомство и тратить на него ресурсы своего организма я никогда не собирался.

Несколько минут она смотрела, не понимая, потом начала гудеть без умолку низким глоточным гулом, прихлопывая лапами. Я испугался, что разозлил дикарку и сейчас она нападет с шипами, которые у неё сидели в специальных чехлах в основании лап, и с которыми я уже разок познакомился самым неприятным образом, затем понял — она смеётся.

— Как такое возможно? — закричала Тенго. — Самка откладывает, самец оплодотворяет и носит! Самка за это кормит его и служит! Если бы я отложила яйца в другого, мужем стал бы он! Зачем бы ты тогда был?!

Пришлось на пальцах ей объяснить, как размножаются люди, что у нас с тентаклем ходит самец и откладывает яйцо в самочку.

— Не верю! — заявила дикарка. — Если у тебя есть свой яйцеклад, то покажи!

— Не могу! — воскликнул я нервно. — Ты его яйцами привалила! Едва поссать могу!

— Ну так и не кричи, носи детей спокойно, — деловито решила она.

Подошла на задних лапах, балансируя хвостом, как ходила чаще всего, и посмотрела на экран.

— Это они, такие мальки? Плохая маши-ина, слабая волна. Там самец и самочка, брат с сестрой, а здесь не видно.

Я гневно промолчал.

— А-а-а, вот я глупая! — сказала Тенго затем. — Ты такой злой, потому что яйценосец. Белрой тоже на Ису кричал поначалу. Это от яиц нервы, тяжело. Тебя не тошнит?

И тут я понял, что меня в самом деле мерзко и подленько подташнивает. И хочется солёного огурца, скользкого во рту, хрустящего и кисло-сочного. И мела, которым пишут на доске. Можно было бы порезать огурец вдоль, покрошить сверху мела и схрумкать прекрасным бутербродом…

Дорогой дневник. Я подтянул ноги к животу, закрыл лицо руками и заплакал навзрыд.