Ох и с тяжёлым характером муженёк ей попался, повезло так повезло. Во-первых — молчун, каких поискать, слова не вытянешь, хуже Белроя. Каждое объяснение любой непонятной штуки или слова Тенго когтями вырывать приходилось. Во-вторых — вспыльчивый и нервный. Ты скажи спокойно, чего тебе надо: камней собрать мелких, рыбы словить, червяков накопать, Тенго всё сделает. Ну, рыбу в МА ШИНЕ, пожалуй, пока не высидит, потому что сколько ни смотрела — понять не смогла, как МА ШИНА делает рыбу из пакетика вонючей жижи, которая и едой-то не пахла. Чудилось Тенго в этих делах что-то высшее, хорошо, что муж ей достался — кожаный шаман, и умеет недоступное прочим. Как и все дакнусы, она верила в Высших Яйценосцев: Первомужа, в собственной мошонке греющего целую вселенную со множеством Мировых яиц, а в них-то леса, реки, озёра и горы, со всей птицей, рыбой и зверем, а отложила те яйца Первожена, теперь она кормит Первомужа, греет тёплым дневным светом, баюкает тёмной ночной шубой. То же делать должна и Тенго.
Она оставила Нико в МЕД ОТ СЕКЕ, а сама выбралась наружу, посмотреть, что в округе сгодится на корм, кроме сухопутных зверей, которых попробуй ещё поймай. Плохо на суше! В воде она куда ловчее. Затем Тенго вспомнила, как, ловкая, ухитрилась ошибиться. По сути её даже трижды ошибиться угораздило: попасть в садок, попасть под пиявку, внезапно выйти замуж не за дакнуса. Теперь имеем, что имеем, с тем жить и приходится.
Она выкопала и опробовала съедобные коренья — с зубами можно есть и без камней, главное песок сплёвывать, вот это неприятно, как на зубах скрипит. Тенго пустила волну, учуяла в старом пне скопище личинок, расковыряла лапой и съела парочку, остальных оставила для мужа — отличные питательные соки, жаль, количество ограничено. Если МА ШИНА сдохнет, Тенго придётся целыми днями искать еду, чтоб прокормить своего господина. Главное найти шамана, который вытащит детей, иначе самец и самочка съедят его самого, как случалось у древних дакнусов, которые не умели забирать детей у отцов вовремя, или как случилось у сестры зятя Белроя, слишком поздно приплывшей с обрыбления, а муж уже и мёртвый. От первого яйца умер, ай, нехорошо! А хорошо было бы добраться к своим, там тебе и помощь сродников, и рыбы много, и шаманка, мамаша Сьё. Хорошо, что теперь есть зубы, она сможет без камней жевать детям жирные рыбьи животы.
Тенго сорвала большой лист и стала собирать туда личинок на ужин.
Да, неплохо было бы вооружиться всеми ядами шаманской комнаты, пиявками, сонными перьями, и срочно пускаться в путь, чтобы вовремя добраться к воде и родить детей в безопасном доме. А здесь кругом подстерегали засухи, бури, чужие кожаные и хищники — иногда она слышала отголоски голодных и грубых голосов из леса, тогда посылала волну и видела чудовищ хуже Больного Братца, крупнее и опаснее. От гнезда лес отделяла ВЫ РУБ КА и крепкий садок, внутри которого Тенго и ходила, раздумывая, захочет ли муж в её прекрасное озеро? А если нет, то как уговорить?
Следовало также учитывать то, что муженёк ей достался беспомощный как младенец: шипов не имел, защитить себя и яйца не мог, соответственно, и защита падала на Тенго. «Если захочет — будем сидеть в этом гнезде», — думала Тенго. Главное, чтоб МА ШИНА была жива-здорова и шаман под боком, тогда они с детьми и сами справятся. Зато! Муженёк попался — красавец! Огромный, больше чем она сама раза в два, с прекрасной жировой прослойкой и очень тёплый на ощупь. Ещё б шипы — идеальный яйценосец, в такого не два, а пять яиц отложить можно!
Тенго представила морду сестрицы Исы при виде пятерых племянников и загудела смехом, довольная. Большой — значит хороший, чем больше господин — тем лучше, надо хорошо его кормить и служить-стараться всё яйценоство.
Личинки расползались по листу, и она собирала их в кучу пальцами, когда Нико вышел из гнезда. Она с радостью бросилась к нему.
— Ешь! — предложила, протягивая личинок. — Они все живые!
Но тот снова стал сердиться и есть не захотел. Как можно не хотеть красивых, белых, толстеньких и кольчатых личинок?! Пришлось есть самой.
Личинками Тенго так увлеклась, что забыла пустить волну. Она не услышала, как из лесу вышли чужие кожаные. Много, много кожаных. Каждый — бешеный, как Больной Братец, и каждый злой, готовый напасть. Она ела и не видела их до самого конца, пока в живот господина её, Нико, не воткнулась пиявка.