Дневник метаморфа

Глава 25. Первошаман

Такой виток разговора мне совершенно не понравился. Едва я обрадовался, что встретил пресловутого шамана, как получил неприятный подвох: новую угрозу вместо долгожданной помощи, да ещё от такого милахи с глазками-пуговками. Он оказался кровожадным! Не успел я открыть рот, как крошка-шаман, круто наловчившийся копаться в моих мозгах, тут же покачал головой:

— Я не хороший и не плохой, не добрый и не жестокий. Я целесообразный. И делаю то, что должен, пу-усть с точки зрения твоей морали или личной пользы эти вещи неправильны. И в мозгах не копаюсь, как ты подумал, просто автоматически считываю твои электромагнитные импульсы и радиоволны, которые меняются в зависимости от эмоциональной окраски мыслительного процесса. Твоя слу-учайная жена умеет делать то же, пусть и в меньшей степени.

Что-то привлекло моё внимание и я обернулся. Крохотная губка проснулась вместе с хозяином убежища и ползала теперь по стене, слизывая слизь, а цефалот выражал удовольствие флюорисценцией.

— Можно не по сути вопрос? — спросил я. — Каким образом прионы обусловили знание языка? Ответь, или я умру от любопытства.

— Не знание, а понимание, — поправил первошаман. — А через него осознание су-ути слов. Это у вас, у-у-у, сначала было слово, но у нас слова рождаются для обозначения су-ути. Ты ведь тоже теперь чувствуешь волну и импульс. Иначе говоря — мы слышим эхо общения Первотворцов. И не мы с тобой говорим сейчас, это Творения через нас говорят друг с другом. Считай, ты выиграл бесплатный электронный переводчик, как в мобильном телефоне или наручном компьютере. Только он у-у тебя в голове.

— Раз я его выиграл, меня надо убить? — с горькой досадой спросил я, пытаясь оттянуть время и подыскать подходящий ответ. — Сам же сказал, что мы получили прионы от Первомужа.

Хоть бы Тенго проснулась — думал. Она бы смогла уболтать соплеменника и спасти мою жизнь! Куда там — милая сладко посапывала.

— Не всё так просто, Николай, — шаман покачал головой. — Есть воля Первосупру-угов, есть Первосупру-ужий рок — непредвиденная необратимость, а есть случайные прихоти, которые мы можем и вправе корректировать. Я тут, если честно, даже поду-умывал человечество уничтожить.

— За что?! — вот теперь я реально поразился, хотя, скорее всего, малыш преувеличивал.

Даже самый крутой шаман не сможет в одиночку стереть нашу развитую цивилизацию, — мелькнуло в мыслях, и мой странный собеседник немедленно ответил с детской непосредственностью:

— Но попробовать-то можно!

— И как бы ты это сделал? — не без сарказма спросил я.

Губка доползла до пола, уткнулась в шишку с растением и пошла на второй круг, бессмысленная и беспощадная. Малыш задумался, возведя горе свои хорошенькие очи.

— Я бы воззвал к Хранителям Почвы, — сказал он наконец своим нежным детским голосом, — они бы породили киллера из Малых, на прионной основе, с высокой степенью проникновения в ткани, с резистентностью ко всем известным антибиотикам и антисептикам, с невозможностью выделить антиген, ослабить и сделать вакцину.

У меня всё внутри похолодело. Теперь малыш пугал меня до одури.

— Я поместил бы в рыбу этого киллера из Малых, — продолжал первошаман, — её бы съела другая рыба, которую поймали бы люди. Я бы дал ему-у маскировку от ваших лимфоцитов — под обычную клетку крови, и длинный инку-убационный период, во время которого носитель разбрызгивал бы Малых с выделениями. Они бы попали в канализацию, водопровод, возду-ух. Вас бы выкосило за год, у-у-у!

— На протяжении своей истории человечество не раз сталкивалось с эпидемиями, — возразил я, — и мы выживали.

— Холеру-у, чуму, малярию, туберкулёз, эболу, ВИЧ, испанку, японку и корону я у-учёл, — заверил меня первошаман, лишая всех надежд.

— Но ты передумал?

— Да.

— Почему?

Шаман закатил глазки-пуговки и вся его детская мордочка приняла умильное и экстатическое выражение.

— Пломбир, — ответил он.

— А? — только и произнёс я.

— Мороженное в вафельном стаканчике, и ещё в брикете, такое, как было когда-то за малую какашку ценой, а стало дорогое. Я видел твой экстаз, я словно сам его испытывал! И хочу попробовать когда-нибудь, пока к Хранителям не у-уйду. Ещё на ядерный взрыв посмотрел бы, а то из ужасов кувшинка только древних ящеров показывает. Кстати, ваша система товаро-денежных отношений — настоящий у-ужас, редкая гадость, именно она человечество техногенным раком и сделала. Нет, чтоб испражняться друг у-у друга, а мороженое бесплатное для всех.

— Почему-же раком?! — обиделся я. — Чем мы так ужасны?

— Вы сделали трещины в Скорлу-упе! — строго сказал малыш. — Наше Мировое яйцо лежит в мошонке Первомужа рядом с вашим. Вы запустили коллайдер, и наши Скорлупки треснули! И что вы делаете, вместо того, чтоб залечить трещины? Крадёте искру-у! Качаете энергию, чтобы в ваших неживых домах стало светло и тепло! И пока вы забираете электроны, псевдопротоны скапливаются здесь и провоцируют изменения климата! Отсюда все эти бу-ури, отсюда изменения и гибель целых экосистем! Вам плевать на всех Больших и Малых кроме вас. В то время как всякий нормальный вид у-убивает только для жизни, еды и защиты. Но даже между собой вы в ладу не живёте и бесконечно истребляете друг друга. Я не понимаю, как вы могли придумать мороженое!

— То есть, нас надо истребить из-за бури и гроз?!

— Из-за трещин в скорлупе, — глядя на меня, как на дебила, терпеливо пояснил первошаман. — Трещин становится всё больше, вы открываете всё новые нулевые точки. Однажды это приведёт к тому, что яйца лопну-ут и миры родятся точь в точь как твои детишки.

— И что тогда случится?

— Первосупругам известно, — вздохнул малыш. — Одно я знаю точно: так, как было издавна, больше не будет ни для вас, ни для нас. Насту-упит апо-кали-псец! — он с трудом произнёс сложное слово, присмотренное в моём собственном словаре.

Да уж, радости было мало, впрочем, передо мной забрезжила слабая надежда выжить как минимум в ближайшей перспективе. Чем больше первошаман болтал, тем лучше я понимал его мотивы и подчинённую природным силам личность.

— Ты так говоришь, словно это я запустил коллайдер и качаю энергию, — обиженно заметил я. — Обычный доктор.

— Э нет, не совсем, — первошаман покачал пальцем. — Ты у-унизил Хранителей Крови. Ты неправильно искал, и… — он покрутил лапкой, подбирая слово. — Изнасиловал их!

— Что за чушь?! — фальшиво поразился я.

— Да! — настаивал малыш с неожиданной страстью. — Они сказали тебе, что хотят в центрифу-угу? Нет. Но ты их не спросил и насильно выделил в сыроватку-у. Ты и виноват во всём, что случилось затем. Такое неуважение! И это человек, который ел пломбир!

Вся его мордочка выразила крайнюю степень возму-у-ущения и непонимания. Я вспомнил индейское божество, персонажа Нила Геймана, простившего бледнолицым геноцид индейцев за Budweiser, и чуть подумал.

— Даже если я виноват в том, что делал свою работу и хотел принести пользу людям, — сказал затем, — казнить меня за это неправильно.

Шаман только фыркнул и лапкой махнул.

— Нецелесообразно, — уточнил я. — От того, что я умру, ничего не изменится, тем временем оскорбление Хранителям Крови нанесено и не заглажено. Я взял с собой центрифугу и реактивы, чтобы вымолить у них прощение…

— Почему ты со мной говоришь в таком тоне, словно я ту-упой дикарь? — малыш уставился на меня, клянусь, с неприязнью. — Вымолить прощение новым насилием над Творением? Своими действиями ты только больше оскорбишь Хранителей. Тебя не должно быть.

— И что? Нашлёшь на меня инфекцию? — осторожно спросил я, лихорадочно придумывая выход — в голове словно калейдоскоп крутился, цветные стёклышки метались и складывались в немыслимые и бесполезные узоры.

Научить их грамоте? Так им не надо, у них память поколений. Ввести календарь? Придумать колесо? На черта им колесо?!

— Нет, просто позволю твоим детям закончить начатое, — шаман пожал плечами. — Сейчас договорим, и я снова лягу-у сновидеть, а то прямо чу-увствую, как состарился, пока болтали. А вы оба забудете про меня, словно мы и не встречались. Дети проснутся и прогрызут выход в твою брюшную полость. Ты жирный, им надолго пищи хватит.

Жестокий мерзавец зевнул, словно в самом деле утомился и собирался вернуться в свою мокрую колыбель!

— Погоди-погоди, — забормотал я. — Если я умру, кто передаст информацию людям? Кто скажет, что нулевые точки разрушают скорлупу? Они ведь и не знают!

Меня сбивал с толку его юный вид, я не мог говорить с ним иначе, чем с ребёнком, пусть и умным, словно вундеркинд.

— У-увы, совет старейшин вашего мира, те люди, что имеют больше всех дерьма и наибольший почёт, ни за что не поверят тебе, Николай, — первошаман грустно покивал. — Они и собственных шаманов игнорируют. Эта причина не годится, скорее меня попробуют найти и у-убить для предотвращения пандемии, словно я один шаман на свете. Попробуй что-то ещё, мне пора спать.

Я подумал.

— Тенго стала искрителем, которых больше нет, — сказал я. — Наши дети родились с зубами и, возможно, собственной искрой. Ваш народ ослабел и выродился, ему нужны новые и сильные, сдобренные прионами гены — её и мои.

— У-уже лучше, — малыш сонно улыбнулся. — Только фишка в том, что Хранители Крови и без помощи Николая породят новых искрителей и шаманов в случае потребности. Они всегда так делают — усиливают нужные стороны, ослабляют бесполезные. Адаптируют, чтобы выжил весь народ. Сейчас искрителей мало лишь потому, что дакнусы живут сыто и в безопасности, а редкий ящер просто регулирует популяцию. Нет, не годится. Последняя попытка.

Его глазки медленно закрылись, кажется, он не лгал, и в самом деле собирался задремать.

— Я принесу тебе пломбир! — завопил в отчаянии я. — Эскимо, фисташковое мороженое, ванильное, клубничное, с кусочками ананаса и со вкусом дыни! Да целый холодильник мороженого притащу!

— А вот это совсем дру-угой разговор! — первошаман сразу оживился и встал на все четыре лапки. — Хранители, как же ты глу-уп, я уже ду-умал, не догадаешься.

И он снова запел, дорогой дневник. Теперь совсем другую песню — в ней не слышалось звуков моря. Эта песня звала, манила, обещала лучшую жизнь и лучший мир — царство божие здесь и сейчас. И была она такой сладкой, что я сам побежал бы на край света, чтоб попасть в дивное райское место, куда звал волшебный голос, только вот беда — физически лежал с расставленными ногами как овощ, не в силах пошевелиться. Тем временем малыш-первошаман зубами уцепился за свисающие из мошонки хвостики и вытащил обоих моих детей одним движением, без всякого сопротивления и боли. Словно кот, принёсший хозяину крыс, он положил мне на живот их тёплые короткошерстные тельца, и я автоматически прикрыл ладонью спящих крох, мягких и беззащитных, обманутых ложным обещанием рая на земле. Как никто другой я понимал, что рая не будет.

Первошаман зевнул во всю свою крохотную пасть и полез назад в шишку-колыбель. Ну уж нет, у меня осталось слишком много вопросов!

— Подожди, — взмолился я. — В чём целесообразность пломбира?!

— Не мешай, — вяло сказал шаман, закрывая глазки. — Сам поймёшь. И не забудь убраться за собою… Паркинсон… Баланс. Экосистемы…

Он затих и я молча ждал, пока удивительное существо в детском теле решит свои важные вопросы, чтоб добиться ответов на свои, не менее важные и по-прежнему нерешённые. Тишину цефалота нарушало только дыхание спящей Тенго да слабое шуршание губки, подобно живому пылесосу ползущей по стене.

— Шаман? — спросил я вскоре, поднимая голову. — Спишь?

Пленка срослась и сомкнулась над его головой. Шишка наполнилась жидкостью. Первошаман крепко спал, посасывая собственный палец и облизывая перепонку. Наверное ему снился пломбир.