Дневник метаморфа

Глава 40. Рost scriptum, Же

В тот день специальная комиссия собрала и увезла все до единого трупы мозгоедов и остатки съеденного монстра: клочья серебряной шерсти, когти и зубы. Безопасники допросили браконьера и несовершеннолетнюю дочку фермерши в присутствии мамы. В протоколе написали, что опасный для человека и окружающей среды объект был уничтожен стаей мозгоедов. Молодцы, мозгоеды, получите дополнительный ручейный грант, молоко за вредность и благодарственную грамоту в янтарной рамочке от обосравшегося министерства обороны, которое ни сном ни духом, ни задом ни передом к метаморфу было непричастно. Да, так Женька и поверил. Он-то знал правду, которую выложил дезориентированный и одуревший поначалу, побитый, одичалый и босой, до глаз заросший бородищей браконьер, руками жрущий творог на пищеблоке фермы — от тушеного мяса и котлет он с омерзением отказался. И про военных в неслабых чинах, и про «консервы» рассказал, и про то, как «адский зверь» распочковался подобно бактерии, поделился надвое, и одна его часть сбежала от «ангельской трубы», в то время как вторую заело зверьё.

— Не выдумывай, — строго сказала фермерша.

Она функционировала быстро и слаженно: одновременно готовила станционную медкапсулу, латать пробоины и травмы в этом чудом уцелевшем человеке, и торопилась к раненым зверям, которым по протоколу лечения грела натуральное козье молоко.

— Что за бред? Капелька видала одного. Просто признайся, что почкование тебе примерещилось от страха. Это не стыдно и совсем не удивительно. Укладывайся, голову сюда. Вытяни руки. Плед принести?

— Спасибо, не надо, здесь тепло… — обронил браконьер с видом мученика, и Женька вспомнил, что эти двое прекрасно знакомы…

И вот, день спустя, на допросе, мутантов стало меньше на одного! Женьке дали прочесть протокол и расписаться о неразглашении. Плюясь и мысленно костеря высшее руководство, он подписал. Чёрт с ним со всем, он давно уверился в отсутствии на свете правды и справедливости. Однако прекрасно помнил изначальный рассказ и, что самое главное — верил в вероятность почкования, потому что с проклятым метаморфом всё казалось возможным и необратимым.

Он снова сунулся на ферму, к браконьеру, которому ручейники запретили выход в мир, а предложили на выбор: закрытое учреждение — либо остаться по месту. Тот и остался. Особо не горевал, что-то помогал по хозяйству: гвоздь забить, дверь починить, говно за стаей убрать в защитном комбезе, облитом мочой хозяйки. Фермерша ему выделила флигель: комнату с кухней и, кажется, даже платила минималку из жалости. «Абы дома не без хуя» — говаривала Женькина мама о чужих бесполезных мужчинах. Про отца так никогда не говорила, наоборот, отзывалась с большим уважением.

Браконьер оказался тем ещё упрямцем, он твёрдо держался ложных показаний: метаморф был один, второй померещился. На тумбочке Женька заметил толстую библию, старый завет в совокупности с новым, кажется, у мужика от пережитого кукуха тронулась. Он не добился ровным счётом ничего, кроме пары-тройки заковыристых матюков, которые в браконьере вполне мирно уживались вместе с библией и ложью.

Женька стал искать серебряного монстра в одиночестве, колеся по тропинкам на скутере. Искал с дронами и с коптером, а поскольку коптера ему никто давать не хотел — ведь дело закрыто — взял его самостоятельно, за что получил выговор и лишился премии. Именно тогда шефиня и согласилась на его перевод в другое отделение, хотя поначалу и слышать не желала.

— Куда ты хочешь? — с сочувствием глядя на него, спросила шефиня. — В какую локацию? Выбирай, я напишу ходатайство.

Кажется, она решила, что после смерти напарника Женьку хватанул жестокий нервный срыв. Порой и такое случалось — взять того же браконьера. Раньше чел, по слухам, делами ворочал, а теперь ворочает метлой и радуется койке с пищевым синтезатором.

Женьке было плевать, куда переводиться, лишь бы подальше из этой проекции, где всё напоминало о неудаче, невозможности отомстить за Жуля и ликвидировать по-прежнему реальную опасность. Он подошёл к голографической карте, не глядя ткнул в неё пальцем и попал в большое пресноводное озеро вниз по реке. Шефиня созвонилась с местным ручейником и выяснила, что нужен рейнджер в рыбнадзор, прежний сотрудник от чего-то оглох и теперь лечился в закрытом санатории. В один день Женька сдал амуницию и перевёлся по приказу.

Новая работа оказалась спокойной и даже скучной. Как объяснил ему шеф «Виталий, просто Виталий» — рыбацкая артель получила разрешение на открытие собственной нулевой точки и вылов, однако регулярно превышала лимит добычи. За этим полагалось следить, штрафовать, и требовать, чтобы по весне закупали и запускали малька. Малька проверяли специальным сканером, нет ли сорного, дешёвого, вроде толстолоба, эти могли и обмануть. Если артель дарила подарок в виде вязанки вяленой рыбы — следовало нести на работу. В пятницу с этой рыбой всем отделом пили пиво, на которое скидывались сообща. Незамужних девчонок в отделе не было, только бухгалтер Настасья Михайловна и диспетчер Татьяна Петровна, предпенсионного возраста дамы.

Женьке местная рыба не нравилась — слишком жирная, он плебейски предпочитал синтезированное мясо, впрочем, мог поклевать икры. Надеялся хотя бы браконьеров погонять, принципиально не принимая взяток ни деньгами, ни добычей, но этой публики на озере не водилось, как, соответственно, и взяток. Даже напарника ему не дали, зачем? По штату не полагается. Фиксик тоже был один, Степаныч. И Женька со светлой грустью вспоминал прежний молодой коллектив и Жуля. В общем, что-то делал, ведь жизнь продолжалась, по уверениям мамы…

Однажды позвонила Наташа Сурикова, чем сильно удивила. Неужели с фиксиком разошлась и вспомнила про отставного ухажёра? Оказалось, что нет, даже думали расписаться. И зачем тогда звонить, скажите пожалуйста?

— Переводись ко мне, — пошутил Женька. — Тут красота кругом и безопасно. Я тебя на зверь-катере покатаю, да с ветерком! Ай хорошо!

— Прокати меня Женя на ка-атере, по родной Гнилопять прокати-и! — пропела Наташа на мотив «Прощания славянки» и оба рассмеялись. — Нет, перевестись не могу, как я Лизку брошу?

Закадычная её подруга Лиза работала диспетчером в их старом отделе, Сурикова даже выступила свидетельницей у неё на свадьбе пару лет назад.

— А что с ней? — удивился Женька.

— Ты что-о-о?! — поразилась Наташа. — У неё серебряный монстр и мужа, и любовника в один день убил! Забыл? И Стаса, и Антоху!

Настроение сразу испортилось. Не потому, что Сурикова, давно и безнадёжно загнавшая Женьку во френдзону, призывала его сочувствовать морально нечистоплотной своей приятельнице, а потому, что напомнила о сбежавшем и не найденном мутанте, о серебряных пулях, которые Женька глупо и по-тёмному всадил в него собственной рукой, о мёртвом напарнике…

— Ладно, мне отчёт писать, до связи, — проворчал он и дал отбой.

— Какие у неё подружки — такая и сама, — говорила позже мама, от которой личных секретов Женька не держал. — Хорошо, что вы встречаться не стали! Рога — плохое украшение…

В итоге он почти смирился с тем, что не узнает, куда подевался метаморф, перестал ли представлять опасность для природы и человека. Многое осталось невыясненным, до конца картинка не складывалась, не хватало пазлов.

Зато рыбнадзорный катер и в самом деле оказался зверем. Новый, мощный, со всех сторон закрытый и защищённый, с пуленепробиваемым стеклом, которое можно было лихачески откинуть, чтобы ветер бил в лицо на полной скорости. На нём Женька с удовольствием рассекал по озеру. Под сидением он спрятал электронный альбом-рисовалку, если время позволяло и бумажной работы не накапливалось, дрейфовал и рисовал закаты, рассветы, рыбацкую шхуну, водопад и кремниевую скалу с одинокой хилой сосенкой, торчащую посреди озера… Рисовать почти разучился, пришлось заново вспоминать утерянные навыки и набивать руку.

Особенно полюбилась Жене тихая затока с юго-восточной стороны, с открытым песчаным берегом. Там смастерили небольшой причал, к которому крепился катер. С причала Женька по тропинке уходил на нулевую точку, а оттуда — в отдел. Тишь да гладь, да Божья благодать, да мелкие цефалоты в воде за камышами. Эти красивые, похожие на цветы хищные создания размером с мяч ловко охотились на стрекоз и даже мелких пташек. Хап! И нет больше воробья, переваривается. Кувшинки цефалотов с их яркими, тёмно-розовыми створками, Женька тоже рисовал, свесив с причала ноги, да поглядывая, не плывёт ли щетинозуб, огромный сом или крокодил. Что удивительно, рептилий в озере не водилось. Не только их, ни единого крупного хищника поблизости он ни разу не встречал. Порою сканер фиксировал большую рыбу и зверей наподобие ксенобобра, но бобровых колоний Женька тоже не наблюдал, а если бы нашёл, то поставил бы охранные метки — Ручей следил за экологией и балансом.

Чудесное место! Оставалось надеяться, что Женька не приволок с собою неприятности, как еврей — кипу…

Сохраняя бдительность, он поднял голову и осмотрелся. Портрет получился хуже пейзажа, может потому, что рисовал Женька Наташу, всё-таки очень она ему нравилась. Пахла, что-ли, по-особому, хуй её знает.

«Хуй, да не твой» — всплыла фразочка Жуля, и он с досадой отложил электронный альбом.

— Пс, — негромко сказала кочка за ближайшим растопыренным цефалотом с арбуз размером.

Хорошо, что Женька положил рисовалку, иначе уронил бы с причала в воду как пить дать, вместе с готовыми пейзажами и непохожей Наташей. От неожиданности он поджал ноги и вытаращился, как идиот.

— Евген, hey, how you doing? — гнусаво сказала кочка, подвигала пышными белыми усами и превратилась в звериную голову с короткими ушками и чёрным кожаным носом.

Женька вскочил, в прыжке выхватывая парализатор, но в воде ничего больше не было. И никого. Впрочем, круги расходились, значит, ему не померещилось! Он стал рассматривать озеро в прицел, руки подрагивали. Нервы стали совсем ни к чёрту из-за суеты последнего времени, хотя на серебряного монстра голова не походила — морда была короткой и круглой, как у выдры. Может, это их фиксировал сканер?

— Ты как психолога прошёл? — негромко раздалось из-под причала, снизу. — Всякий раз оружие хватаешь, когда слышишь «как дела»?

— Ты кто такой? Ты что такое?! — гаркнул Женька так, что уши заложило.

Он пытался высмотреть зверя, но не видел в дрожащей тёмной воде.

— Опять крича-ат, — заныл голос, — кругом эти крики…

— Покажись!

— Дай слово, что не выстрелишь…

Оно было общительным, это животное. На безумно жестокого и жадного до плоти мутанта не походило, но до сих пор казалось сложной комплексной галлюцинацией. Опуская и пряча в кобуру парализатор, Женька ответил:

— Ладно. Не выстрелю.

Крупная тень с широким хвостом скользнула под водой и вынырнула поодаль, на прежнем месте, за цефалотом. Усатая и бородатая голова уставилась на него глазами-пуговками. Женька молчал, в недоумении рассматривая невиданного прежде зверя. В нём не было ничего антропоморфного, больше всего животное напоминало выдру, если бывают говорящие выдры.

— Ну что, узнал? — спросило оно.

— Нет, чёрт побери! — воскликнул Женька. — Более того, я думаю, что слишком мало ходил к психологу, нужно взять дополнительные сеансы!

— Ой, блядь, — морда саркастически скривилась, — начинается…

Женька где-то слышал этот шутливый тон, причём не раз…

— Ладно, — он выставил вперёд обе руки, демонстрируя безоружность и благие намерения. — Докажи, что ты не глюк.

Говорящее животное задумалось.

— Помнишь, как ты возил ручейную группу на зачистку колыбы? — наконец произнесло оно.

Меньше всего на свете Женька рассчитывал услышать это и теперь офигел страшным фигом. Зверь не только его имя знал…

— Ещё рогач напал на грузовик, — продолжило животное. — Вы с напарником его грохнули. А потом, в колыбе, ты возмущался, что пишется нечестный протокол.

— Помню… — пробормотал Женька. — Ещё бы, такое забыть…

Мысли в его голове лихорадочно метались, цепляясь за те или иные обрывочные идеи.

— Я попросил сфоткать меня на фоне рогача, — сказал зверь снисходительно. — И я писал протокол о заражении грибком. А ты орал, как праведная целка, дескать, не грибок людей убил, а мозгоеды.

Челюсть у Женьки отвисла.

— Коля? — еле выдавил он. — Ты же погиб в лаборатории?!

— А тело вы нашли? — с ухмылкой спросил зверь, подплывая к причалу и жмурясь.

— Что… Как… — промямлил Женька.

И вдруг понял, словно окатило — вакцину приняло двое сотрудников. Ни докторского трупа, ни его фрагментов так и не нашли, думали — заволок мутант куда-то, а вот он, доктор!

— Но почему ты такой, а уборщик был… другим?!..

— Ты всё узнаешь, — оглядываясь по сторонам, сказал бывший ручейный медик. — Даю слово. Однако мне нужна твоя помощь, кроме шуток. Я, вообще, зверски рад увидеть знакомую морду. Уже отчаялся, готов был к рыбакам идти, да ссал…

Вот они, те самые недостающие пазлы! У Женьки во рту стало сухо, а живот скрутило от предвкушения разгадки.

— Проси что хочешь, — сказал он, жалея лишь о том, что не является джином.

— Ты же в мир ходишь? Туда и обратно, как в хоббите, у-у-у…

— Ну, хожу. И что?

— Найди фирменный магазин от молокозавода, — строго сказал его странный собеседник, — купи натурального пломбира, именно пломбира, не сливочной мороженки, не фисташковой, упаси тебя прионы не крем брюле, без фруктов и орехов, желательно в стаканчике, не найдёшь в стакане — бери в рожке, но пару штук эскимо закинь тоже, пусть будут. Положи в портативный холодильник с полным зарядом и принеси сюда. Сможешь?

Из уст метаморфа это звучало максимально шизофренически, но Женька всё равно кивнул.

— На, держи авансом…

Из воды высунулась когтистая лапа с перепонками, она протягивала непроницаемый пакет на застёжке-молнии. Внутри лежал электронный блокнот. Женька взял пакет и повертел в руках так и эдак.

— Зарядка стандартная, но у меня нет розетки, сам зарядишь. Не запаролено. Здесь — всё.

— И что мне с этим делать? — спросил Женька, с жадностью рассматривая подарок. — Отнести начальству?

— Если понесёшь, сообщи: начнут строить козни — я их сразу разбужу…

— Кого?

— Спящих, — серьезно ответил метаморф и снова зажмурился, чуть приоткрыв пасть. — Ну, пока. Боюсь, как бы меня тут не застукали. По головке не погладят…

— А зачем тебе мороженое? — быстро спросил Женька, хотя ему хотелось задать совсем другие вопросы.

Спросить много, очень много всего. Даже, черт побери, уложить дока из парализатора, а потом уж расспросить с принуждением и под запись.

— Это не мне, — поморщился метаморф. — Я наверное, уже не захочу, тут people вообще молока не знает. Но надо одному младенцу занести, пока не поздно. Пока я без яиц и могу сходить. Так что купи всё завтра. Принесёшь?

— Но как ты узнаешь, что готово?

— У меня везде глаза, — хитро прищурившись, ответил метаморф. — Они по корням куда надо передают…

Нет, Женька положительно ни черта не понимал и нуждался в массе объяснений! Но док нырнул — и был таков.

Он простоял на пирсе дотемна, пока в камышах не затрещали цикады. Ушёл, только когда в ясное небо поднялся полный бледный месяц, а по озёрной глади, от берега до самой скалы, протянулась лунная дорожка, серебряная, как метаморф.

Больше книг на сайте — Knigoed.net